Прозвище Платон обозначало «широкий» (его настоящее имя было Аристокл). Имя «Аристотель» переводится как «благое завер­шение». Эти имена очень им подходили, потому что Аристотель закончил обширнейшую работу, начатую Платоном. Аристотель 20 лет учился в Академии Платона и был очень хорошим учеником. Рассказывают, что однажды Платон читал очень трудную лекцию. Настолько трудную, что слушатели один за другим вставали и выхо­дили. Когда Платон закончил, перед ним сидел один Аристотель. Но чем дольше Аристотель учился у Платона, тем меньше он с ним соглашался. В последние десять лет жизни Аристотель основал собственную школу под названием Aukgiov (современное произ­ношение — Лицей). Аристотель читал свои лекции, прогуливаясь под навесом, поэтому его ученики заслужили прозвище «перипа­тетики» — прогуливающиеся философы.

Вот как пишет о радикальном отличии философии Аристотеля от философии Платона выдающийся русский филолог и фило­соф М. Л. Гаспаров: «Платону кажется, что Прекрасная, Вечная и Совершенная Идея Стола, “Стольность” — это что-то гораздо более яркое, прекрасное и совершенное, чем настоящий стол. А это неверно. Закройте глаза и представьте себе вот этот стол. Вы пред­ставите его во всех подробностях, с каждой царапинкой и зави­тушкой. А теперь представьте себе “стол вообще” — платоновскую идею “Стольности”. Сразу все подробности исчезнут, останется только доска, и под ней — то ли три, то ли четыре ножки. А теперь представьте себе “мебель вообще”! Вряд ли даже Платон сумел бы сделать это ярко и наглядно»[1].

Нет, чем выше идея, тем она бледнее и беднее. Мы создаем идеи сами. Повидав сто столов, тысячу стульев и кроватей, сто тысяч домов, кораблей и телег, мы замечаем, какие признаки у них общие, и говорим: вот этот вид предметов «стол», род предметов «мебель», класс предметов «изделие». Разложим все, что мы знаем, по этим полочкам видов и родов — и мир для нас сразу станет яснее.

У Платона мир похож на платоновское же идеальное госу­дарство (монархию): сверху сидит, как монарх, идея Стольности, а внизу ей покорно повинуются настоящие столы. У Аристотеля же мир похож на обычную греческую демократию: столы встреча­ются, выясняют, что в них есть общего и что разного, и совместно вырабатывают идею Стольности[2].

Если Платон чаще употреблял слово «идея» (греч. эйдос), то Аристотель в этом же смысле использовал термин «форма» (греч. морфе). В отличие от «идеи» Платона, «форма» Аристотеля обре­тает действительное бытие только в совокупности с материей. На этом положении, между прочим, базировался мусульманский

запрет на изображение людей и животных. «Вот ты нарисовал на этой стене рыбу, — говорили арабы. — Ты дал ей форму (“душу”), но не дал ей материю (“тело”). За это ты будешь наказан на Страш­ном суде».

Вернемся к европейскому влиянию на арабов. Когда в Европе формировалась христианская философия, она вынуждена была обратиться к античной философии, чтобы систематизировать соб­ственное учение. Крупнейший христианский мыслитель раннего Средневековья Августин Аврелий (354-430) определенно испытал на себе влияние Платона. В дальнейшем многие его идеи были усвоены исламской философией.

Вот основные положения онтологии Августина.

Все формы бытия изначально находятся в Боге. Бог — первый экземпляр действительности. До акта творения ничего не было, кроме Бога. Только в акте творения создано все, что есть в насто­ящем и будет в грядущем. Бог творит не только вещи, но и время. Бог — это не только создатель, но и держатель бытия (не только тво­рит мир, но и «подтваривает»). Если Бог отнимет у вещей и у людей производительную силу, то новые вещи возникать не будут, люди не будут рождаться, мир состарится и умрет. В человеке все хорошее (душа) — от Бога, а плохое (тело) — от других людей (от предков). Следовательно, тело — порочное начало и темница души. Все зло в мире происходит от телесного начала, от материи. Как мы видим, два последних положения очень напоминают мысли Платона.

Эти идеи вошли и в мусульманскую философию.

Христианство несло (и до сих пор несет) в себе одно неустра­нимое противоречие. С одной стороны, всемогущий и всезнающий Господь полностью управляет поступками человека, значит, все предопределено — каждый поступок человека и даже каждая его мысль. С другой стороны, человек обладает свободой воли. Если человек не следует воле Господа — грешит, то виноват в этом сам человек.

В христианстве давно уже обсуждается связанный с этим парадокс. Может ли Всемогущий Господь создать такой камень, который Сам не сможет создать? Если сможет создать, но не смо­жет поднять, значит, Господь не всемогущ. Ересь. Если Господь не сможет создать такой камень, то, значит, Он не всемогущ. Опять ересь. Говорят, что человек как раз и есть такой камень. Человек создан Господом, но наделен свободой воли. Господь не может управлять человеком.

Возможно, пророк Мухаммад чувствовал это противоречие и стал склоняться к абсолютному фатализму: все предопределено. «Даже волос с головы человека не упадет без воли Аллаха», — говорят мусульмане. Но тогда получается, что даже враждебные действия врагов мусульман происходят по воле Аллаха. После смерти пророка эту точку зрения разделяли далеко не все. Противо­речие, пришедшее в исламскую философию из христианства, так и осталось противоречием.

Ислам многолик, и исламская философия тоже многолика. Условно можно разделить исламскую философию на два типа: 1) умеренная, рационалистическая, ортодоксальная; 2) иррацио­нальная, мистическая, маргинальная. Первый тип нам удобнее рас­смотреть на примере знаменитой «Кабус-наме» («Книги Кавуса», или «Записок Кавуса»). Книга была написана персидским писате­лем Кей-Кавусом в 1082-1083 гг. в форме наставлений своему сыну Гиляншаху на таджикском диалекте персидского языка. Второй тип представлен учением суфиев.

Сначала мы обратимся к «Кабус-наме».

[1] См.: Гаспаров М. Л. Занимательная Греция: рассказы о древнегреческой культуре. М., 2000. С. 255.

[2] Там же. С. 256.