Любая наука как система научного знания, и юридические нау­ки не являются исключением, немыслима без деятельности ученых, направленной на получение новых знаний и развитие науки. Полу­ченное знание с помощью языковых средств выражается на матери­альных носителях, получает объективную форму, содержанием кото­рой являются результаты научных исследований. Фиксация данных результатов позволяет не только использовать научное знание, но и исследовать историю той или иной отрасли науки. Единство знания и научной деятельности обусловливает необходимость обращения при изучении истории развития какого-либо правового явления к истории развития научной мысли о данном явлении. Изучая исторические ас­пекты того или иного правового института, требуется не только ис­следовать различные документальные источники, но и провести ана­лиз взглядов ученых соответствующего периода.

Исследование российской науки гражданского права XIX - на­чала ХХ в. представляет особый интерес, поскольку именно в этот период она сформировалась как самостоятельная правовая наука1. Систематизация законодательства, находившегося ранее в хаотиче­ском состоянии, экономические и правовые реформы второй полови­ны XIX в., в первую очередь судебная реформа 1864 г.[1] [2], создание сис­темы юридического образования[3] явились причинами развития науч­ной юридической мысли в России. Результатом этого процесса и од­новременно условием его дальнейшего развития можно считать изда­ние специальных юридических журналов (Журнал Министерства Внутренних Дел (1829), Журнал Министерства Юстиции (1859), Юридический Вестник (1867), Журнал гражданского и торгового пра­ва (1871, с 1873 - Журнал гражданского и уголовного права), Вестник гражданского права (1913)).

Именно в этот период, благодаря трудам таких российских ци­вилистов, как К. Н. Анненков, К. И. Малышев, Д. И. Мейер, К. П. По­бедоносцев, В. И. Синайский, Г. Ф. Шершеневич и других ученых до­революционной России, были теоретически обоснованы многие ин­ституты гражданского права, в том числе институт пользовладения.

В конце ХК в., отмечая недостаточность законодательных по­ложений о правах на чужую вещь1, К. Н. Анненков указывал также на сравнительно слабую и недостаточную разработанность данных прав в научных трудах наших ученых[4] [5] [6]. Для оценки соответствия данного утверждения уровню состояния научных представлений об узуфрукте проанализируем работы отечественных правоведов XIX - начала ХХ в., акцентируя при этом внимание на определении понятия ука­занного правового явления.

Но прежде следует обратиться к используемой в то время тер­минологии. «Известно, - отмечал К. П. Победоносцев, - какие за­труднения представляет русская терминология юридическому писа­телю: для многих понятий невозможно и подыскать русские термины,

3

соответствующие иностранным» .

В научной литературе либо применялось латинское «узуфрукт», либо «ususfructus» заменяли русскими словами «срочное содержа­ние», «плодонаслаждение», «пользовладение», «пользование», «право пользования полное». Термин «плодонаслаждение» критиковали за юридическую неопределенность слова «наслаждение», неудобство термина «пользовладение» видели в том, что указанное словосочета­ние не отражает особенностей владения при узуфрукте[7].

В общероссийском законодательстве слово «узуфрукт» не упо­миналось, но в местном законодательстве это понятие использовалось (ст. 1199 Свода гражданских узаконений губерний остзейских (при­балтийских): под именем пользования (usus fructus) разумеется пре­доставленное кому-либо право на получение выгод от чужой вещи по­средством употребления ее и получения от нее плодов1).

При разработке проекта Гражданского уложения Российской империи было предложено назвать этот институт правом отдельного временного владения и пользования[8] [9]. Но Редакционная комиссия данное название отклонила по причине его сложности и неопреде­ленности и посчитала возможным ввести термин «пользовладение» как более удобный для употребления и уже использовавшийся при переводе на русский язык местных гражданских законов Привислен- ских губерний.

Следуя приведенному мнению Редакционной комиссии, в на­стоящем исследовании термины «узуфрукт» и «пользовладение» ис­пользуются как равнозначные.

Первая работа, посвященная систематическому изложению рус­ского гражданского права, автором которой является профессор Г. Терлаич, содержит краткие сведения о праве собственности, но в ней ничего не говорится об иных вещных правах[10]. В изданном позд­нее (1815) сочинении В. Г. Кукольника «Российское частное граждан­ское право» уже идет речь о правах, относящихся к вещным. Среди вещных прав («прав в вещи») им выделялись: обладание (имеется в виду право собственности), наследство, повинность (сервитуты) и за­кладное право[11]. Не выделяя отдельно узуфрукт как вещное право, В. Г. Кукольник разделяет право собственности (обладание) на полное и неполное. Последнее имеет место тогда, когда «право располагать сущностью вещи, или так называемая собственность принадлежит одному; право же владения со всею пользою, или по крайней мере с частью оной принадлежит другому лицу»1. В качестве обстоятельст­ва, при котором обладание становится неполным, автор приводит «дожизненное» владение, какое имели по древним правам вдовы в ро­довом и выслуженном имении, оставшемся после их мужей. Отметим, что именно пожизненное владение родовым имуществом является разновидностью пользовладения (узуфрукта) в русском праве. Таким образом, можно утверждать, что В. Г. Кукольник первым из отечест­венных цивилистов упоминает об отдельном от права собственности вещном праве владения и пользования чужим имуществом (фактиче­ски о пользовладении, с учетом указания им конкретного примера). Но при этом следует отметить, что право владения и пользования, от­деленное от права собственности, ученый не соотносил с личными сервитутами: в разделе о повинностях он пишет о разделении их на личные и вещные, но примеров личных повинностей не приводит, объясняя, что данный вид прав нашими действующими законами в точности не определен[12] [13].

До издания Свода законов Российской империи (1832, введен в действие с 1 января 1835 г.) в русской юриспруденции работы, по­священные русскому праву, практически отсутствуют[14]. Во второй по­ловине 30-х гг. XIX в. русская юридическая наука обращается к исто­рическим исследованиям. Вызвано это влиянием главы исторической школы Фридриха Карла фон Савиньи, у которого обучались многие будущие профессора российских университетов, составившие славу отечественного правоведения[15]. Результаты исследования представите­лями данного направления древнерусских памятников права, вещных прав и порядка наследования в их историческом развитии, касающие­ся предмета настоящей монографии, использованы в отдельной части данной работы, посвященной генезису пользовладения в отечествен­ном праве.

Однако среди исторических сочинений встречаются такие, кото­рые содержат разделы, посвященные действующему праву. Таковым является «Начертание российского гражданского права в историче­ском его развитии» А. И. Кранихфельда (1843). В данной работе к узуфрукту он относит право полного пользования, которое посто­роннее лицо приобретает по воле собственника и по которому это ли­цо получает право на все произведения и доходы имущества. Право неполного пользования дает право на получение части произведений и доходов, и рассматривается автором как узус1.

Во второй половине XIX в. появляются догматические труды в сфере гражданского права, среди которых следует отметить иссле­дование Н. В. Варадинова о вещественных правах по русскому зако­нодательству (1855). В данной работе автор рассматривает помимо права собственности право владения и право пользования. Хотя ис­следование посвящено русскому законодательству, ученый обращает также внимание на взгляды римских юристов, итальянских и немец­ких теоретиков права. Для настоящего исследования представляют интерес разделы, посвященные пользованию, отделенному от права собственности. Н. В. Варадинов определяет пользование по русскому праву следующим образом: «Самостоятельное или отдельное пользо­вание или право такого пользования есть власть извлекать выгоды из чужого имущества на точном основании Высочайшего повеления, до­говора, земской давности и закона»[16] [17] [18]. Следует отметить, что исследо­ватель выделяет отдельные виды пользования в отечественном зако­нодательстве по различным критериям; узуфрукту наиболее соответ­ствует пользование полное, под которым понимается извлечение из чужого имущества свойственных ему произведений и употребление как имущества, так и произведений и непременных доходов его в свою пользу. При этом ученый в отличие от римского узуфрукта ог­раничивает объем прав пользователя извлечением только свойствен­ных имуществу произведений и доходов, а не всех выгод, которые можно из него извлечь. Доходы, не свойственные имуществу, могут извлекаться пользователем только в том случае, если это предусмот-

3

рено актом, устанавливающим пользование .

В 1868 г. была издана первая часть «Курса гражданского пра­ва» - «Вотчинные права» - К. П. Победоносцева, составленная по лекциям, которые он читал в московском университете. К. П. Побе­доносцев рассматривает узуфрукт, который обозначает термином «право пользования полное», как полнейшее из личных прав на чу­жую вещь и определяет его как «право употреблять чужую вещь себе на пользу, без вреда и ущерба для экономической ее сущности»1. Экономическое значение этого права ученый видит в том, что пользо­вателю предоставляются все хозяйственные выгоды от вещи. Особен­ностью взглядов К. П. Победоносцева на узуфрукт является то, что в отличие от большинства исследователей он считает предметом дан­ного права не саму вещь, а пользование ею, в то время как сама вещь остается предметом права собственности - при «голой» собственно­сти собственник сохраняет право владеть вещью, право истребовать ее от третьих лиц, а также может передать право собственности.

К. Н. Анненков, уделявший большое внимание институту поль­зовладения в российском праве, также рассматривает узуфрукт в каче­стве права полного пользования чужим имуществом, определяя его «как право такого полного пользования чужим имуществом, в силу ко­торого пользователю должно принадлежать не только пользование са­мой чужой непотребляемой вещью, но и извлечение из нее плодов»[19] [20]. Личный характер этого права, по его мнению, проявляется в том, что пользовладелец не может выбыть из юридического отношения с собст­венником, передав право пользовладения третьему лицу.

Как и К. П. Победоносцев, он начинает анализ отношений поль­зовладения с описания узуфрукта в римском праве, ссылаясь при этом на Пандекты Ю. Барона. Говоря об узуфрукте по римскому праву, К. Н. Анненков подчеркивает его личный характер: «пользовладение или узуфрукт был относим к категории так называемых личных сер­витутов и был определяем как, хотя и вещное, но чисто личное полное право пользования и извлечения плодов из чужой непотребляемой вещи, без изменения ее существа»[21]. Подробно рассматриваются им положения об узуфрукте в современных автору итальянском и сак­сонском кодексах.

На основе анализа понятия узуфрукта в римском, итальянском и саксонском праве исследователь приходит к выводу, что отечествен­ное законодательство также содержит положения об узуфрукте (поль­зовладении), и предлагает следующее его определение: пользовладе­ние - это «такой личный сервитут, которым пользовладелец управо­мочивается лично пользоваться чужим имуществом и извлекать из не­го в свою пользу, как сказано в 536 ст. Х т., ,,все произведения имуще­ства и доходы с оного“, т. е. все плоды имущества, как естественные, так и гражданские, но с обязанностью сохранения находящегося в пользовании его имущества в целости и возвращения, затем, собст­веннику без изменения его существа»1.

Е. В. Васьковский называет пользовладением или узуфруктом пожизненное владение, которое считает видом права полного пользо- вания[22] [23]. При этом права отдельного владения и пользования он отно­сит к категории личных сервитутов, которые представляют собой вещные права на чужое имущество, принадлежащие индивидуально определенным лицам.

Личным сервитутом пользовладения именуется узуфрукт и в «Учебнике русского гражданского права» Г. Ф. Шершеневича, в котором положения о пользовладении содержатся в параграфе о сервитутах. Г. Ф. Шершеневич дает следующее определение данного сервитута: «Пользовладение есть обусловленное сроком или продол­жительностью жизни вещное право определенного лица пользоваться чужою вещью и извлекать плоды без изменения ее существа»[24].

Как видим, во многих из приведенных определений подчеркива­ется обширный объем предоставленных узуфруктуарию прав: «пол­нейшее из прав на чужую вещь», «извлечение из нее (вещи - А. С.) выгод на таких же началах, на каких извлекало бы из нее выгоды это другое лицо (собственник - А. С.)», «извлекать все произведения и доходы с чужого имущества», «полное право пользования».

В конце XIX в. вышел целый ряд работ, в которых обращается внимание на институт пользовладения. В монографии И. Гороновича «Исследование о сервитутах» (1883), посвященной сервитутам в рим­ском частном и русском гражданском праве, уделено внимание не только вещным, но и личным сервитутам. В своей работе автор дает общее определение сервитутов, под которыми понимает вещные (раз­личные по объему и содержанию) права на частное господство над вещью, установленные для пользы лица или другого имущества[25]. Рас­сматривая экономическую и юридическую стороны сервитутов,

И. Горонович определяет фактическое содержание узуфрукта как пользование, которое включает в себя употребление вещи и извлече­ние плодов, что свидетельствует о частичном господстве узуфруктуа­рия над вещью. Юридическое содержание узуфрукта заключается в том, что такое частичное господство дает право пользования только некоторыми сторонами ценности вещи (допускается употребление вещи без ее потребления).

Н. А. Полетаев и В. Умов провели сравнительный анализ поль­зовладения и найма имущества, первый по проекту Гражданского уложения Российской империи («Пользовладение и наем имущества в их взаимных отношениях» (1903)), второй - по римскому праву и французскому законодательству («Договор найма имуществ по рим­скому праву и новейшим иностранным законодательствам» (1872)).

В результате такого анализа Н. А. Полетаев приходит к выводу, что пользовладение есть, по сути, имущественный наем, так как ника­кими признаками от последнего не отличается1. Исследователь указы­вает на общность таких признаков, как срочность действия права, рав­ный объем правомочий, возможность возмездного и безвозмездного пользования, основания установления права, возможность передачи осуществления права при пользовладении, которая не отличается от передачи самого права. При этом ученый считает, что имущественный наем является вещным правом, и предлагает объединить два института в один под названием имущественный наем (пользовладение)[26] [27] [28].

В. Умов, напротив, утверждает, что, несмотря на сходство в со­держании, наем и узуфрукт различаются по своей экономической

3

сущности, что влечет много различий и в правовом регулировании . Наем позволяет собственнику извлекать доход от имущества, интере­сы нанимателя и собственника совпадают, в то время как узуфрукт лишает на время имущество производительной силы для собственни­ка, который никак не заинтересован в эффективности пользования вещью узуфруктуарием.

внимание отечественные правоведы уделяли изучению римского права. Положения о личных сервитутах содержатся в рабо­тах Д. Д. Гримма, Л. Б. Дорна, В. В. Ефимова, Б. П. Иванова,

С. А. Муромцева, И. А. Покровского, В. М. Хвостова1. Классическое определение римского юриста Павла («Ususfructus est ius alienis rebus utendi fruendi sаlva rerum substantia (D. 7.1.1). - Узуфрукт есть право пользоваться вещами и извлекать из них плоды с сохранением в цело­сти субстанции вещей»[29] [30]), данное им в третьей книге «Комментариев к Вителлию», приводится в трудах многих российских романистов.

На основании анализа данного определения Л. Б. Дорн форму­лирует понятие узуфрукта следующим образом: «Узуфрукт есть пра­во, доставляющее определенному лицу непосредственное господство над чужими телесными вещами, господство, направленное на пользо­вание этими вещами согласно с их назначением и на извлечение (получение) из них всевозможных произведений и доходов, с сохра­нением однако физического состава вещи»[31]. Узуфрукт имеет персо­нальный характер, который обусловлен целью его установления: дан­ное право основывается на желании одного лица доставить другому какие-нибудь определенные вещи с тем, чтобы дать ему пожизненный периодический доход, или сделать ему возможным удовлетворение какой-нибудь потребности, но без того, чтобы самая вещь перешла из рук хозяина в собственность пользователя[32].

В. В. Ефимов выделяет следующие признаки узуфрукта: это право 1) вещное, 2) пожизненное, 3) неотчуждаемое, 4) пользования и 5) извлечения плодов, 6) salva rei substantia[33].

Д. Д. Гримм в работе «Проблема вещных и личных прав в древне­римском праве» анализирует вопрос о том, составлял ли узуфрукт по римскому праву pars dominii или нет[34]. В процессе изучения соотноше­ния узуфрукта и права собственности ученый приходит к выводу о том, что узуфрукт римскими юристами рассматривался как часть собствен­ности, когда он облекался в форму фидуциарной собственности, и как самостоятельное вещное право, отличное от права собственности.

Помимо работ, посвященных непосредственно римскому праву, положения об узуфрукте в римском праве содержатся в трудах, ка­сающихся либо системы гражданского права вообще, либо вещных прав в частности. Авторы традиционно начинают описание того или иного института с того, как он понимался в римском праве, изучают, как советовал К. И. Малышев, «свой предмет сначала на римской поч- ве»1. Подобный прием встречается в упоминавшихся уже исследова­ниях К. Н. Анненкова, Н. В. Варадинова, который кроме общих поло­жений об узуфрукте достаточно подробно объясняет отличие ususfruc- tus causalis (пользование соединенное с собственностью; право собст­венности складывается из proprietas et ususfructus) от ususfructus for- malis (отдельное пользование, jus in re aliena), И. Гороновича, исполь­зовавшего при анализе личных сервитутов не только высказывания римских юристов, но и произведения таких зарубежных авторов, как Арндтс, Дернбург, Ортолан, Пухта, Рогрон, Шенеман.

Многие исследователи, описывая узуфрукт в римском праве, от­носят его к личным сервитутам (servitutes personarum). Вместе с тем в римском классическом праве узуфрукт к числу сервитутов не отно­сили; римское право «не знает общего абстрактного понятия сервиту­та, оно признает лишь типичные, точно определенные случаи серви­тута: в классическом праве термин servitutes или iura praediorum озна­чает только земельные сервитуты»[35] [36]. С. А. Муромцев, рассуждая о ви­дах сервитутов, предупреждал: «... что же касается отдельных видов сервитутного права, то следует остеречься от заблуждения видеть в римской системе сервитутов нечто строго законченное; сами римские юристы так на нее не смотрели. . Заметим также, что так как позе­мельные сервитуты тоже содержали в себе различные виды пользова­ния чужой вещью, то практика не провела строгой грани между сер­витутами личными и поземельными, и нередко первые назначались в чью-либо пользу в терминах, которые относились ко вторым»[37]. Позднее в римском праве стали выделять четыре вида личных серви­тутов: ususfructus, usus (право пользования без потребления плодов), habitatio (право пользования строением), орегае servorum et animalium (право пользования рабами и животными). По мнению Г. Ф. Пухты, два последних вида личных сервитутов возникли в результате упот­ребления завещателем вместо юридических терминов usus и ususfruc- tus обыденных выражений habitatio и орегае, и нежелания юристов применить к этим завещательным распоряжениям принципы первых двух сервитутов1. Habitatio, или право пожизненного проживания в чужом доме или его части, выделилось в качестве самостоятельного в праве Юстиниана: субъект этого права мог не только жить в чужом доме, но и отдавать его внаем, так, легатарий, получивший право на жилище, мог сдавать его в аренду за плату. В виде личных сервитутов устанавливались также servitutes personales irregulares (неправильные личные сервитуты), например, право арендатора черпать воду на со­седнем участке, право прогона скота, т. е. в этом случае такое право устанавливалось не в пользу господствующего участка, а в пользу конкретного лица.

На смешение в категории сервитутов разных прав обращает внимание и Л. Б. Дорн: «Другое затруднение при определении поня­тия сервитутов происходит от того, что у римлян под этим общим именем приводятся самые разнородные права пользования. В особен­ности трудным представляется подведение под одно общее понятие двух различных видов сервитутов - servitutes praediorum и servitutes personarum... »[38] [39].

Предположительно, разделить сервитуты на личные и земельные (предиальные) предложил Марциан: «Servitutes aut personarum sunt, ut usus et usus fructus, aut rerum, ut servitutes rusticorum praediorum et urbanorum (D. 8.1.1.). - Сервитуты суть или сервитуты личные, как то: пользование и узуфрукт, - или сервитуты вещные, как-то: сервитуты сельских и городских имений»[40]. Д. В. Дождев отмечает, что узуфрукт рассматривался как личный сервитут «только в структуре юстиниа- новской компиляции»[41]. На это указывают и И. А. Покровский: «Сер­витуты предиальные и личные на первых порах не сливались теоре­тически в одну категорию сервитутов; этот последний термин рес­публиканскими юристами прилагался только к сервитутам предиаль- ным.»1, и М. Бартошек: «Только юстиниановское право включает в понятие servitutes также ususfructus и родственные им права.»[42] [43].

Сущность земельных сервитутов заключается в том, что один земельный участок служит другому, при личном сервитуте чужая вещь служит определенному лицу, которое не является собственником вещи, для его установления не требуется наличие господствующей вещи. Соответственно, продолжительность личного сервитута зависит от продолжительности жизни того лица, в пользу которого он уста­новлен, и срок действия земельного сервитута может значительно превышать срок действия сервитута личного. Содержание личных сервитутов шире, чем предиальных. Л. Б. Дорн выделял два признака, по которым личные сервитуты отличались от вещных: «во 1) в субъ­ективном отношении тем, что личные сервитуты суть права нераз­дельно связанные с специально определенным физическим или юри­дическим лицом, между тем, как вещные сервитуты связаны с опре­деленным недвижимым имением (praedium dominans), так что по­следние могут быть осуществляемы не только определенным индиви­дуально лицом, но каждым законным владельцем господствующего имения. Во 2) в объективном отношении тем, что личные сервитуты могут быть установляемы в любой телесной вещи, движимой или не­движимой, между тем как объектом вещественных сервитутов могут быть только одни недвижимые имения (praedium serviens)»[44].

Однако в дореволюционном российском праве большинство ученых относили узуфрукт к сервитутам. К представителям данной точки зрения относятся: К. П. Победоносцев, отмечавший, что узуф­рукт является главным и самым существенным видом личных серви- тутов[45], К. Н. Анненков, чье исследование так и называется «Сервитут пользовладения», Е. В. Васьковский, И. Горонович, Г. Ф. Шершене- вич. Сам Л. Б. Дорн полагал, что для предиальных и личных сервиту­тов возможно общее определение, под которое подходили бы оба вида сервитутов. В подтверждение им приводятся следующие доводы: все сервитуты относятся к ограниченным вещным правам, оба вида сер­витутов неотчуждаемы, имеется сходство способов их установления, прекращения и защиты. Кроме того, личные и земельные сервитуты имеют меньший объем правомочий по сравнению с правом собствен­ности и не содержат положительных действий обязанного лица в пользу управомоченного. С. А. Муромцев называет поземельные сервитуты «образованиями того же рода», что и личные сервитуты1. Данный подход совпадал с определением сервитутов, которое было закреплено в Своде гражданских узаконений губерний остзейских (прибалтийских), действовавшем в губерниях Лифляндской, Эстлянд- ской и Курляндской с городом Нарвой. Ст. 1089 указанного Свода со­держала следующее понятие сервитута: «Под названием сервитута или повинности разумеется такое право на чужую вещь, которое под­вергает ее собственника известным в пользу другого лица, или друго­го имения, ограничениям в пользовании оною». В ст. 1090 устанавли­валось разграничение сервитутов на личные и вещные: «Сервитут, ус­тановленный в пользу определенного лица, физического, или юриди­ческого, именуется личным; установленный же в пользу имения, т. е. обращающийся в пользу того лица, в чьей собственности имение на­ходится, называется вещным или имущественным»[46] [47]. С. В. Пахман от­мечал, что в данном случае и понятие о сервитуте, и разделение сер­витутов на виды вполне соответствует римскому учению[48]. Главная особенность остзейского права состояла в том, что в нем много заим­ствований из римского права, канонического и общегерманского пра­ва. Профессор Новороссийского университета А. Ф. Федоров подчер­кивал, что с XII в. до половины XVI в. история развития остзейского права представляет собой только отрасль истории германского част­ного права[49]. Вместе с германским правом проникли в этот край и эле­менты римского и канонического права.

Противоположных взглядов, согласно которым узуфрукт являет­ся особым вещным правом, придерживался Н. В. Варадинов. Он пола­гал, что пользование (как он называет узуфрукт) не может рассматри­ваться как сервитут (сервитуты он называет угодьями), поскольку по­следний есть ограничение собственности, а узуфрукт есть отдельное и самостоятельное право1. Включение пользования в число сервиту­тов оценивается им как недостаток иностранных кодексов.

Подобное разделение мнений относительно принадлежности узуфрукта к сервитутам сохраняется и в настоящее время[50] [51] [52].

Одним из дискуссионных вопросов в отечественной науке граж­данского права относительно пользовладения являлся вопрос о том, относится ли данное право к вещным правам или обязательственным. Отметим, что проблема определения субъективного права как вещно­го до сих пор остается предметом научных дискуссий и привлекает

3

внимание ученых .

Большинство дореволюционных цивилистов - Н. В. Варадинов, И. Горонович, К. П. Победоносцев, Г. Ф. Шершеневич, - относили право пользования чужим имуществом вообще и право пожизненного владения в частности к категории вещных прав. Узуфрукт как вещное право обеспечивает господство лица над вещью, которая не находится в его собственности.

В научной литературе высказывались и другие мнения. Так, в отношении отдельного права владения и пользования чужим иму­ществом, каковым и является пользовладение, К. Н. Анненков прихо­дит к выводу о том, что это право имеет двойственный характер: в от­ношениях пользовладельца с третьими лицами выступает как право вещное, в отношениях с собственником - как право обязательствен- ное[53]. Пользовладение он рассматривает как вещно-обязательственное право владения и пользования чужим имуществом.

М. В. Шимановский в статье «К вопросу о пожизненном владе­нии» высказывает крайне категоричную точку зрения о том, что толь­ко право собственности может рассматриваться как вещное право, а права на чужие вещи - это обязательственные права1.

Таким образом, в отечественной правовой науке исследуемого периода преобладало мнение, что хотя узуфрукт и может возникать из договора между собственником и будущим узуфруктуарием, но при этом обязательственным правом не является. В результате ис­полнения собственником обязательства у узуфруктуария возникает вещное право, и его право не зависит от собственника вещи, яв­ляющейся предметом узуфрукта. После предоставления вещи в пользование узуфруктуария обязательство между ним и собствен­ником прекращается. Как справедливо отмечает Е. А. Манько, отно­сительность правоотношения, возникающего при реализации вещ­ного права, не говорит о том, что данное право следует считать обя­зательственным[54] [55]. То же самое можно сказать и в отношении воз­никновения вещного права: относительность правоотношения, в ре­зультате которого возникает вещное право, не дает оснований счи­тать последнее обязательственным правом[56] [57].

В связи с этим интересно высказывание К. Н. Анненкова о том, что узуфрукт, как и другие личные сервитуты, по римскому праву долгое время выступал в качестве «обязательственного правоотношения между пользовладельцем и собственником имущества, и только в позднейшем периоде его развития, порождаемому им правоотношению был придан характер вещного права на чужую вещь, в значении jus in re aliena, на­равне с сервитутами реальными, которые сперва только одни признава-

4

лись правом римским за права вещные» .

Е. А. Манько полагает, что дореволюционные цивилисты не до­пускали смешения понятий о вещных и обязательственных правах[58].

К. Д. Кавелин, говоря о сближении вещных и обязательственных прав, отмечал, что «между теми и другими навсегда останется существенное различие, которое состоит в том, что непосредственным предметом имущественных юридических отношений всегда будут реальные вещи или, по крайней мере, исключительное право их производить; а непо­средственным предметом юридических отношений по обязательствам всегда останутся действия лиц, хотя бы эти действия и имели значение имуществ в виде ценностей или заслонялись теми реальными предме­тами, которые ими доставляются»1. В то же время ученый отмечал, что в российском законодательстве нет четкого разграничения между пра­вами на чужое имущество и обязательственными правами[59] [60].

В современной науке этот вопрос также не нашел однозначного разрешения. Одни авторы обосновывают существование смешанных, вещно-обязательственных правоотношений[61]. Другие придерживаются теории строгого разделения прав на вещные и обязательственные. «Судьба каждого права, - пишет К. И. Скловский, - каждого спора изначально зависит от того, какое это право - вещное или обязатель­ственное. Нередко предпринимаемые с частными целями попытки примирения этих прав, устранения их дискретности приводят к труд­ностям, не сопоставимым с получаемым эффектом»[62]. О возможной замене вещных прав правами обязательственными в процессе разви­тия юридического быта упоминал еще Д. И. Мейер[63], но в отечествен­ной правовой системе наблюдается обратная тенденция - перечень вещных прав предполагается существенно расширить.

Следует согласиться с мнением И. В. Сиваракши о том, что при узуфрукте «основной механизм - отсутствие отношений обязательст­ва. . Идеальная стена разделяет юридически голого собственника и узуфруктуария в исполнении своих соответствующих прав без вза­имных обязательств. Голый собственник должен «терпеть» пользова­ние узуфруктуария. Узуфруктуарий не должен наносить вред сущности вещи. Обещание, даваемое при установлении узуфрукта, обязывает его также не злоупотреблять своим пользованием»1. Последнее утвержде­ние в приведенной цитате не может поставить под сомнение тезис об отсутствии обязательства после установления узуфрукта между поль­зовладельцем и собственником. Обосновать это можно следующим. В результате исполнения обязательства у узуфруктуария возникает вещное право, и он не зависит от собственника вещи, являющейся предметом узуфрукта. Обязанность узуфруктуария не причинять вреда предмету узуфрукта не что иное как «обязанность» каждого соблюдать права собственника, не причиняя вреда чужому имуществу. Говорить об обязанности возвратить вещь по истечении срока узуфрукта также некорректно: не обладая правом на вещь, субъект не имеет оснований удерживать вещь. Если узуфруктуарий не будет добровольно выпол­нять эти условия, то ему придется возместить собственнику причинен­ный вред или принудительно возвратить чужое имущество. Соблюде­ние условий пользования имуществом в данном случае обеспечивается наличием механизма защиты прав собственника, а не вытекает из принципа надлежащего исполнения обязательства.

Содержание узуфрукта (пользовладения) определялось отечест­венными учеными по-разному. По мнению Л. Б. Дорна, применитель­но к узуфрукту речь идет только о правомочии пользования, «так как и пользование само по себе предполагает в лице пользователя естест­венное владение вещью, а об этом естественном владении конечно тут только и может быть речь, так как известно что, по римскому праву по крайней мере, фруктуарий не получал юридического владения отно­сительно той вещи, которой он пользуется»[64] [65]. Д. И. Мейер, Е. В. Васьковский, помимо правомочия пользования, признавали за пользовладельцем и правомочие владения без права распоряжения.

Известную сложность представляет то обстоятельство, что тер­мин «владение» в русском законодательстве употреблялся для обозна­чения и права собственности, и пользования, и владения.

Во взглядах представителей юридической науки на то, признает­ся за пользовладельцем юридическое владение или нет, отразились два подхода к владению - римский и германский. Последний не делал различия между владением и держанием, предоставляя юридическую защиту фактическому обладателю вещи. Первоначально в науке и за­конодательстве преобладало римское понимание владения, но в нача­ле ХХ в. наблюдалась тенденция в пользу германского начала1.

На основании изложенного можно выделить следующие призна­ки, которые признавали принадлежащими узуфрукту большинство российских правоведов дореволюционного периода:

узуфрукт есть вещное право, относящееся к личным сервиту­там. Узуфруктуарию принадлежит хотя и ограниченная, но непосред­ственная власть над вещью. Он может воздействовать на вещь с уст­ранением всех третьих лиц, включая собственника, который не может ограничивать права пользовладельца. Как субъект вещного права пользовладелец не зависит от собственника;

узуфрукт - это право владения и пользования чужой непо­требляемой телесной вещью, движимой или недвижимой, включая право извлечения плодов из этой вещи (jus in re aliena);

узуфрукт есть право личное. Узуфрукт имеет строго персо­нальный характер, не может отчуждаться, переходить по наследству;

узуфрукт предполагает пользование с сохранением вещи, без изменения материального состава вещи и ее формы, в этом и заключа­ется сама сущность узуфрукта. Узуфруктуарий не вправе производить действия, имеющие целью изменение, порчу или уничтожение вещи;

узуфрукт есть право срочное, при этом срок действия права ограничен периодом жизни узуфруктуария.

Наличие личных сервитутов в гражданском законодательстве Российской империи отмечают в своих работах многие дореволюци­онные ученые. Л. Б. Дорн утверждает, что существование подобных личным сервитутам институтов в русском праве не подлежит сомне­нию, и в качестве таковых называет пожизненное владение, а также пользование в виде отделенного от собственности самостоятельного права[66] [67]. При этом пожизненное владение он называет «аналогическим явлением» в русском праве по отношению к узуфрукту[68].

В курсе «Русское гражданское право» Д. И. Мейера термины пользовладение, узуфрукт не используются. Вместе с тем в разделе о праве собственности говорится о предусмотренной законодательст­вом возможности выделения из права собственности права владения и права пользования. В результате такого выделения возникает вещное право. Таким правом, в частности, является право пожизненного вла­дения, которое включает в себя право владения и право пользования без права распоряжения. Представляется, что Д. И. Мейер рассматри­вал пожизненное владение именно как вещное право, а не в качестве ограничения права собственности, как считает М. В. Ксенофонтова1. Известный цивилист дает четкое разграничение вещного права на чу­жую вещь и ограничения права собственности: «Ограничения не со­ставляют права на чужую вещь, потому что право на чужую вещь есть уже выдел из права собственности, а ограничения составляют его предел: ограничения устанавливают для сторонних лиц только право на совершение известных действий, которые не считаются наруше­ниями права собственности»[69] [70]. Мера пользования пожизненного вла­дельца определяется не перечнем действий, а обязанностью сохране­ния существа вещи - salva rei substantia. То обстоятельство, что поло­жения о пожизненном владении излагаются в параграфе об ограниче­нии права собственности относительно каждой составной его части, не является определяющим при решении вопроса о том, как Д. И. Мейер рассматривал право пожизненного владения. Оконча­тельный вывод может быть сделан только из содержания данной час­ти его работы, в которой говорится, что право пожизненного владения нельзя отождествлять с правом собственности, ограниченным относи­тельно распоряжения[71]. По нашему мнению, учитывая взгляды Д. И. Мейера на ограничения права собственности, право пожизнен­ного владения определяется им как самостоятельное вещное право, отличное от права собственности.

К. П. Победоносцев утверждал, что в системе русских граждан­ских законов нет узуфрукта в виде отдельного и цельного учрежде- ния[72]. Очевидно, что основанием для подобного утверждения послу­жила недостаточность и бессистемность норм гражданского законо­дательства, не имеющего общих положений о пользовладении. Тем не менее известный русский цивилист относил к разряду узуфрукта по­жизненное или срочное владение, возникающее вследствие воли ча­стного лица, как правило, на основании завещания.

И. Горонович также полагал, что встречающиеся в русском зако­нодательстве и в жизни такие личные сервитуты, как право на жили­ще и узуфрукт в виде временного владения, «не представляют закон­ченного особого института с определенною юридическою формою, а нечто крайне неопределенное и случайное»1.

Г. Ф. Шершеневич в качестве норм общего характера признавал установленные законом от 27 февраля 1862 г. положения Свода зако­нов гражданских о пожизненном владении родовым имением, предос­тавленным одним супругом другому по духовному завещанию, кото­рые могут применяться по аналогии на другие случаи пользовладе­ния, когда данный личный сервитут устанавливается не супругом в пользу другого супруга, не на родовое имение[73] [74].

К. Н. Анненков при описании прав на чужую вещь по российско­му законодательству разделял эти права на личные, указывая, что со­гласно ст. 514 Свода законов гражданских собственник предоставляет права отдельного владения и пользования имуществом определенному лицу, и вещные, которые устанавливаются в пользу определенных име­ний (права угодий в чужом имуществе)[75]. Такие права, по его мнению, являются правами, соответствующими сервитутам по римскому праву. В качестве аналога римского узуфрукта ученый называл право пользо­вания полное, которое определял как хотя и вещное, но исключительно личное временное право полного пользования чужим имуществом, не­отделимое от лица, им управомоченного и не подлежащего передаче кому-либо другому, в силу которого данное лицо имеет право пользо­ваться как самой непотребляемой вещью, так и всеми приносимыми ею плодами и доходами, но с непременным сохранением ее существа и це­лости. Анализируя положения т. Х ч. 1 Свода законов, он пришел к вы­воду о том, что «предоставление другому лицу, отдельно от права собст­венности, права пользования имуществом, в виде полного права пользо­вания, указанного в 536 ст. Х т., и есть ничто иное, как предоставление пользовладения»[76]. При этом, в отличие от взглядов Г. Ф. Шершеневича, он считал общими правилами о пользовладении положения ст. 514, 535-536 Свода законов гражданских, а к специальным правилам отно­сил ст. 533-533° (о праве пожизненного владения родовым имущест­вом, предоставляемым одним из супругов другому по духовному заве­щанию). Кроме того, в категорию полного права пользования чужим имуществом К. Н. Анненков включал право владения залогодержателем переданным ему заложенным имением для пользования его доходами - денежными, хлебными и другими - вместо процентов по просроченной закладной с обязанностью сохранить его в том устройстве, в каком оно было принято, не вывозя в другие места скот, строения, лес и прочее, что принадлежит к целости имения, а не к заведенному годовому дохо­ду, и не повреждая никаких угодий и действующих хозяйственных за­ведений (ст. 615 т. XVI ч. 2 Законов о судопроизводстве гражданском). Указанное право он полагал подобным пользованию при пожизненном владении, т. е. относил его к разновидности пользовладения1. Отдель­ные разновидности узуфрукта находил К. Н. Анненков и в праве наслед­ственном: «Так, правилом 1011 ст. Х т. имения благоприобретенные доз­воляется вообще завещать во временное владение и пользование кому бы то ни было, а правилом 1070 ст. дозволяется завещать в пожизненное владение одним из супругов другому и имения родовые, а правилами 1141 и 1145 ст. предписывается еще, наконец, имущества и капиталы, оставшиеся после бездетно умерших детей, отдавать в пожизненное владение и пользование их родителям»[77] [78].

По мнению В. И. Синайского, к узуфрукту относятся вещные пра­ва пользования полного и неполного: «Пользование полное предполага­ет извлечение всех плодов и доходов чужой вещи без изменения ее су­щества, неполное же - лишь некоторых (ст. 536). Наше право не гово­рит о пользовании вещью без извлечения плодов, но нет оснований не признавать и такого неполного пользования чужим сервитутом. Тем бо­лее что ст. 514 предоставляет на волю собственника устанавливать «пространство» отдельного от собственности пользования (ст. 514)»[79]. И право пользования полное, и право пользования неполное В. И. Си­найский, не соглашаясь с К. П. Победоносцевым, считает узуфруктом.

В. И. Синайский, описывая право пожизненного владения, указы­вал, что это право является по своей сущности и содержанию пользов­ладением (узуфруктом)[80]. Существенной чертой пожизненного владения он считал не только временный характер владения, но и связанность с личностью владельца - право пожизненного владения не могло быть передано другим лицам и прекращалось со смертью владельца.

Таким образом, по мнению В. И. Синайского, узуфруктом явля­лись следующие права, предусмотренные гражданским законодатель­ством: право пожизненного владения, право пользования полное, пра­во пользования неполное. При этом два последних вещных права он рассматривает как сервитутные права, содержание которых ограничи­вается пользованием чужою вещью без изменения существа и назна­чения вещи. В данном случае наблюдается некоторое противоречие в том, что право пользования есть узуфрукт и относится к сервитутам, а пожизненное владение, которое тоже есть в сущности узуфрукт, к таковым не относится.

К. П. Победоносцев к правам, соответствующим узуфрукту, от­носил также право владения церковных причтов (священнослужите­лей и церковных причетников) церковной землей, на которой причт имеет двор, дом и пашню с угодьями. Однако данное право не отвеча­ет признакам узуфрукта, и совершенно справедливо возражение К. Н. Анненкова о том, что в данном случае имеет место не установ­ление права на чужую вещь, а осуществление права собственности

1

церковными учреждениями в лице служителей церкви .

Не может рассматриваться как разновидность узуфрукта посес­сионное владение. Посессионное владение есть вещное право условно­го и зависимого владения казенной землей и лесами, которые были от­ведены горнозаводчикам (приписаны к заводам), под условием посто­янного действия горных заводов2. К узуфрукту данное право не может быть отнесено по следующим причинам: данное право привязано к оп­ределенному имуществу - горному заводу, а не к определенному лицу, и, соответственно, при отчуждении данного имущества право посесси­онного владения переходило к другому лицу. В судебной практике по­сессионное право на частные горные заводы понималось как право ча­стной собственности, но не полное, ограниченное условиями, выте-

3

кающими из назначения горнозаводской деятельности .

Чиншевое право, существовавшее в некоторых местностях За­падного, Юго-Западного и Новороссийского края, также не является разновидностью узуфрукта. «Чиншевое право есть право «вечного», потомственного, с правом отчуждения, владения и пользования зем­лей за определенный в пользу собственника чинш, размер которого определен раз навсегда - и не может быть изменяем по произволу собственника, за исключением лишь случаев, предусмотренных в ус­тановивших чинш договорах и «привилегиях» владельца»[81]. Чиншевое право в отличие от пользовладения носит бессрочный, «вечный» ха­рактер.

В науке гражданского права XIX - начала ХХ в. в качестве раз­новидностей узуфрукта рассматривалось право пользования полного и неполного, а также пожизненного владения родовым имуществом, установленного одним супругом в пользу другого по духовному заве­щанию, пожизненного владения и пользования родителями имущест­вом и капиталами, оставшимися после бездетно умерших детей, по­жизненного или срочного владения благоприобретенным имущест­вом, которые входили в группу прав отдельного владения и пользова­ния, относившейся к категории прав на чужое имущество.

Кроме того, отдельные ученые включали в указанный перечень и другие права, в том числе не соответствующие по своим признакам и содержанию узуфрукту (например, право владения церковных при- чтов). Это свидетельствует о сложности определения соответствую­щих узуфрукту прав по российскому законодательству XIX в. Вызва­но это тем, что, во-первых, отсутствовали само понятие «пользовла­дение» в законодательстве и общие четко сформулированные поло­жения об этом праве; во-вторых, использовался многозначный термин «владение», который употреблялся и как синоним права собственно­сти, и как пользование, и как владение; в-третьих, законодательно не был закреплен перечень вещных прав, в связи с чем категория прав отдельного владения и пользования не исчерпывалась правами, ана­логичными узуфрукту, а включала в себя также и другие, отличаю­щиеся от узуфрукта, права, например, чиншевое владение, владение ленными имениями, право владения и пользования казенными име­ниями в губерниях Западных и Прибалтийских.

Анализ работ российских ученых дореволюционного периода опровергает распространенное мнение о том, что в юридической лите­ратуре не уделялось внимания данному институту. Начиная с 70-х гг. XIX в. узуфрукт выступал непосредственным предметом исследова­ния в трудах отечественных романистов и цивилистов. Несмотря на то, что среди отечественных научных работ не встречаются труды, подобные фундаментальному трактату французского ученого, декана факультета права в Дижоне, Ж.-Б.-В. Прудона об узуфрукте, узусе, праве проживания и суперфиции, опубликованному в течение 1823­1825 гг. в девяти томах[82], степень научной разработанности узуфрукта в российской юридической науке значительно превосходила уровень законодательного регулирования отношений пользовладения. В отли­чие от гражданского законодательства в правовой доктрине была вы­работана терминология, сформулированы общие положения о поль­зовладении, систематизированы правила о правах и обязанностях пользовладельца, основаниях возникновения и прекращения данного права. Обращение отечественной юриспруденции к проблемам прав на чужие вещи в указанный период имеет объективные причины: к этому времени российская наука гражданского права сформирова­лась как самостоятельная наука, соответственно, имелись подготов­ленные ученые и практики, готовые заниматься разработкой данных вопросов, в научной среде осознавалось неудовлетворительное со­стояние действующего гражданского законодательства, не соответст­вовавшего быстро развивающимся после отмены крепостного права экономическим отношениям. Итогом научной деятельности в этом направлении можно считать подробную регламентацию института пользовладения в проекте Гражданского уложения (разрабатывался в период с 1882 г. по 1905 г.), в котором пользовладению была посвя­щена глава четвертая раздела четвертого книги третьей (ст. 951-993).