Наверное, на этом можно было бы закончить рассказ о русских промышленниках. Но речь же у нас не столько о них самих, сколько о деньгах, об отношении к ним русских людей: «Трудом праведным не наживешь палат каменных…» А также и «мерседесов» не наживешь, которые шуршат шинами у тебя под носом и так раздражают, просто бесят… Сложные отношения с деньгами у русского человека. Он вроде бы их любит и уж точно никогда от них не откажется. Но относится к ним презрительно. Они для него зло.

Почитайте Голсуорси, Бальзака, современного британского писателя Джулиана Феллоуза, знакомого русскому читателю не по книгам, а больше по фильмам, таким как «Госфорд‑парк», «Аббатство Даунтон». Прикасаясь к жизни Европы XIX‑XX веков, видишь совершенно иррациональное стремление знати делить деньги на «чистые» и «нечистые», наделение благородными качествами лишь «старых денег». Будто грязь и кровь, непременно сопровождавшие обретение денег, успели то ли стереться, то ли «отмыться», и нынешние наследники состояний чисты, в отличие от их современников, заработавших деньги здесь и сейчас. Это обычное сословное высокомерие, не более того, даже в последней трети XX века с ним боролась Тэтчер.

В России же относятся к любым деньгам как к мировому злу. То ли потому, что обывателю они приносили одни несчастья – даже небольшие деньги окончательно отвращали от работы, пока не пропивались, а попутно – по пьяни‑то – можно было и прибить кого, опять же горе, а виноваты деньги! То ли оттого, что «мыслящие и образованные» – за редким исключением – совсем не мастаки по части зарабатывания и для ощущения собственной исключительности им приятнее считать, что деньги – зло в принципе.

Даже Марина Цветаева, признавая, что Нечаев‑Мальцов оказался единственным, по сути, спонсором Музея изобразительных искусств, тем не менее говорит о нем как о «физическом» создателе музея, тогда как своего отца называет создателем «духовным». Не мог Нечаев‑Мальцов вложить из собственного состояния три (!) миллиона рублей – немыслимые по тем временам деньги – без глубокой духовной причастности, без потребности в просветительстве собственного народа. Музей же строил, не амбар.

Снисходительно отзывается о его глубоком душевном порыве Цветаева. Она не может не признать, что без него все благородные устремления ее отца остались бы воздушными замками. И при этом пишет: «Не знаю почему [он это сделал], по непосредственной ли любви к искусству или просто "для души" и даже для ее спасения. Ведь сознание неправды денег в русской душе невытравимо…»[1] Как это по‑русски – одной рукой брать деньги, а другой тут же свысока похлопывать дающего по плечу…

В русских промышленниках поражает их страсть к совершенствованию мира. Умение не только заработать, но и уважать деньги, которые они ох как умели считать, и при этом были готовы отдавать миллионы на обустройство жизни собственных рабочих, как это делал Сергей Иванович Мальцов, на дорогостоящую благотворительность и развитие искусств, как Морозов, Нечаев‑Мальцов и многие другие. Они знали, что деньги должны творить добро. Если Марина Цветаева считала иначе – что ж, это ее дело.

Нет в деньгах зла, они заслуживают любви. Чистой, не рваческой. Зло им приписывают только сами люди – из зависти к чужому успеху и собственной инфантильной несостоятельности. Никому не заказан путь к достатку и даже богатству, было бы желание и упорство. Кстати, гораздо меньшее, чем требовалось крепостным крестьянам, выбившимся в люди. Нечего ныть, что в стране не существует социальных лифтов. Их действительно гораздо меньше, чем можно было бы создать в такой стране, как Россия, но те, кому они действительно нужны, их находят. Или создают сами. Не случайна тут история о староверах, Фомичах и Пименовичах. Убеждена, что в их душе нет сознания неправоты денег. И в душах многих россиян его нет, но мы этих людей не замечаем или презираем – так спокойнее. Мы видим только других и уверяем себя, что это и есть русский человек.

Для «других» труд – наказание, зима – наказание, секс для их женщин – наказание. Даже водка и то – наказание. Сама жизнь – наказание, которое несешь как крест.

У «других» нет денег – это же зло! – зато у них есть другое: страна с ее великим прошлым и великим будущим. У них есть герои, великие деды и космонавты – такие же парни, как они сами. Будем ими гордиться и думать о вечном. При этом мочиться в подъезде, ковырять в лифтах на стенах матерные слова, помнить, что застолье немыслимо без драки…

Это где‑то там, в Европе, которую мы вроде хотим перегнать, шерифа избрать важнее, чем президента. Улицу замостить, новые лавки цветами украсить важнее, чем Олимпиаду провести. Так потому что страны малые, мышление там у народа куцее!

А «русский человек готов презреть вещи, которые мешают ему лично жить, ради какого‑то большого дела, большого процесса, какой‑то радости большой, общегосударственной. Вот это ощущение приобщенности к своей огромной истории, в том числе и к своей огромной географии, вот это внутреннее ощущение, что "я русский, какой восторг!.."». Я не смеюсь, просто цитирую уже не Цветаеву, а весьма титулованного писателя‑современника Захара Прилепина, национал‑большевика, который считает, что «восторг оправдывает любое неучастие и убивает ответственность»[2]. И это так его умиляет: «В России вышел, тут – Архангельск, там – Астрахань! Так много всего, что твой дворик стал совершенно незаметен. За что отвечать? Только ощущать себя ребенком огромного государства»[3].

Мы все хотим жизнь прожить такими детьми, мечтающими стать космонавтами или пожарниками? Мечтать о деньгах, но тут же вспоминать, что три дня гулянки на свадьбе у племянницы дело куда более важное? Наверное, многим из нас нужно совсем иное.

Мы не Морозовы и не Мальцовы, но нам, как и им, нужен труд в радость, который приносит деньги. Нужно заработанное детям оставить, чтобы они нашему труду и нашим жизням цену помнили. Детей надо вырастить так, чтобы те знали, что незаслуженное не идет впрок, и не сходили «с ума от того, что им нечего больше хотеть». И чтоб земля – не в ржавчине вокруг, по крайней мере там, куда наши руки дотянулись.

Желание гордиться своей страной – это прекрасно. Только величие страны – не в Сирии и не в Гренаде, где землю кому‑то надо отдать, а в крепких заборах, чистых сортирах и цветниках под окнами. Может, отвлечемся от вечных споров об особом пути России? От этой навязчивой идеи заборы гниют и крыша протекает. Во всех смыслах.

[1] Цветаева М. Указ. соч. – С. 76.

[2] Цит. по телепередаче «Прилепин в гостях у Познера».

[3] Там же.