«Ich bin Berliner!» – «Я – берлинец!». Задолго до Барака Обамы это сказал Джон Кеннеди – уже в начале 1960‑х ему было понятно, насколько непроста и трагична судьба жителей города. Впрочем, он лишь повторил это за самими берлинцами. В этих словах одновременно и горечь за свой город, который расчленили надвое, и гордость, что он выжил. Именно в Берлине две системы сошлись в конфликте, едва не переросшем в новую войну. Тридцать лет берлинцы, граждане одной нации, смотрели друг на друга через «железный занавес», который именно тут материализовался в бетонную стену. Тридцать лет два мира постоянно перекраивали город, превращая его восток и запад в свои главные витрины. И вот еще 30 лет прошло, а в городе все еще что‑то сносится и строится. Берлинцы так и говорят: «Мы всю жизнь живем на стройплощадке».

Восточный Берлин жил бедно на советский манер. Западный – просто бедно, как и вся Западная Германия. Тем более почти год в блокаде…

К Восточному Берлину отошел прежний центр столицы Третьего рейха: легендарная Унтерден‑Линден, идущая от Бранденбургских ворот, оставшихся в 1961 году по другую сторону стены. За ней советские и гэдээровские архитекторы выстроили колоссальную Александерплац и аллею Карла Маркса с шеренгами зданий в стиле сталинского ампира. Похоже и на Кутузовский проспект Москвы, и на Московский в Петербурге, и на проспект Ленина в Минске. Единство стилистики соцлагеря.

Дальше – район Пренцлауэр‑Берг, чудом уцелевший во время бомбежек. Здания невероятной красоты, самой причудливой довоенной архитектуры до начала 1990‑х только ветшали, покрываясь копотью, ведь по соседству промзоны. Реставрировать их никто не собирается, жить можно – и ладно. А еще дальше, в сторону окраин – бесконечное море грязно‑белых бетонных или панельных домов. То ли Черемушки, то ли Медведково.

В Западном Берлине, наоборот, вполне пригодные для реставрации дома сносили – уничтожали всякую память о рейхе. Вместо имперских архитектурных наворотов тут функционализм – недорогое экологичное жилье. Коробки домов средней этажности, растиражированные в несметном количестве, сливаются в брутально‑бетонные кварталы. Все чистенько и убого. Средняя семья жила впятером‑вшестером в трехкомнатной квартире. Ванная и кухня – одна на весь этаж.

А два мира, уже вступившие в холодную войну, продолжают тратить сотни миллионов – каждый старается превратить доставшуюся ему часть Берлина в свой образец «благосостояния для всех».

Ночью 3 октября 1987 года с востока на запад города шли толпы. Прикоснуться к Бранденбургским воротам, столько лет скрытым стеной, вдохнуть воздух свободы. Забыть «Дворец слез» – вокзал на Фридрихштрассе, где четверть века восточные берлинцы, получившие разрешение на выезд в ФРГ, навсегда прощались с остающимися в ГДР близкими… И тут же с новой силой хватаются строить – город надо объединить общей инфраструктурой. Опять сносят дома, прокладывают автомагистрали.

Тут же в Берлин переезжает из Бонна столица. На пустырях рядом с Бранденбургскими воротами спешно возводят новое здание аппарата бундестага, бюро канцлера, здания министерств. Все – в стиле индустриального постмодернизма. Аквариумы причудливых форм перетянуты стальными прутьями, окна в несколько этажей – круглые или треугольные.

Но все уже, столица объединена, правительство и парламент обустроились! Так теперь нужно менять символы! И тут начинается такое!..

Гэдээровский Дворец республики – долой! Как долой? Это же наша история! Огромная площадь Александерплац – сколько места зря пропадает! Давайте застроим ее высотными башнями, разместим там бизнес‑центры, элитное жилье. Что? Какие бизнес‑центры и элитные квартиры? Нам нужно жилье социальное, подешевле, а главное – побольше… Вокруг каждого мало‑мальски крупного строительного проекта годами ведутся дебаты. А как же, население имеет право.

Население можно понять. Несмотря на высокий темп экономического роста – 3,5‑4,0% в год, Берлин по‑прежнему гораздо беднее Мюнхена или Гамбурга. Уровень налогов в небогатой столице не позволяет разворачивать бюджетное строительство. Несмотря на то что уже которое поколение берлинцев живет на вечной стройплощадке, в Берлине катастрофически не хватает жилья.

А в головах берлинцев – смесь из обрывков самых разных идей, тот самый брак мышления, который тормозит слияние города в единый социум. Желание забыть гэдээровские порядки Хонеккера и «Штази» – восточногерманской гэбухи, и тут же – ностальгия по социалистической маниловщине. «Осси» все еще питают неприязнь к «весси» за их свободную раскованность, а «весси» подспудно не могут отделаться от ощущения, что они и сегодня тащат на своем горбу развращенных социализмом сограждан. Но в одном берлинцы едины: регулируемая аренда на жилье – безусловное достижение, на которое ни «осси», ни «весси» не дадут покуситься. Нет и не предвидится общественного согласия на то, чтобы и в сфере жилья начал наконец действовать свободный рынок, который дал бы каждому возможность найти жилье по своему достатку. «Странная логика, – скажет кто‑то, – можно подумать, что от роста цен на жилье прибавится количество квартир в городе».

Именно что прибавится! Все крупные города передовых стран растут, развиваются и благоустраиваются за счет «джентрификации», то есть облагораживания некогда отсталых районов. Берлин не исключение. Несмотря на все меры контроля арендной платы, она все равно тихой сапой ползет вверх, тесня тех, кто победнее, на окраины, которые при этом меняют свой облик, переставая быть захолустьем.

Некогда убогие кварталы Пренцлауэр‑Берг, за ним Кройцберг за последние 12‑15 лет превратились в модные районы творческой богемы. Денег у нее на жизнь в «тихом центре» не хватает, буржуазный облик центра не по ней, а вот прикольные понты – отреставрированные дома с надстроенными мансардами, куча этнических ресторанчиков, оставшихся от тех времен, когда эти районы были сугубо иммигрантскими, – это то, что нужно.

Джентрификация и рост современных кварталов могли бы идти гораздо быстрее, если бы арендная плата определялась рынком. Средняя стоимость арендного метра – девять (!) евро в месяц, стометровую квартиру в центре можно снять – если найдете, конечно, – за 900 евро или 55‑60 тысяч рублей. Таких смешных цен даже в Москве после кризиса 2014‑2015 годов нет. Понятно, что при таких ставках аренды сложно вкладывать миллионы евро в развитие жилой недвижимости, инвестиции будут отбиваться годами. Компромисс, который казался Эрхарду таким безобидным по сравнению с масштабом его реформ, и 70 лет спустя ставит пределы развитию городского строительства.

Но рынок не остановить, деньги, капитал всегда найдут лазейки. В Берлине застройщики идут не в старые районы, где цены закреплены на «исторически сложившихся» уровнях и могут расти лишь на 10% в год. Они ищут пустыри, где «исторически» сложились только заросли лопухов на воронках от бомб.

Вокруг давно закрытого аэропорта Темпльхоф, ставшего в годы «воздушного моста» легендарным, – пустыри, превратившиеся в какое‑то подобие дикого парка. Десятилетиями там лишь гоняли велосипедисты и гуляли адепты здорового образа жизни. Как они протестовали против застройки! Им нужен свежий воздух и зелень! Но вырос дом, причем поражающий роскошью: в него въезжают прямо на машинах, лифт поднимает их на террасу квартиры – индивидуальную мини‑парковку. Так в этот дом по ночам летят камни. Левацкая молодежь приезжает на байках бить окна.

Та же картина и в Нойкельне, когда‑то самом пролетарском районе. Рядом с бетонными коробками социального жилья тут растут «люксус‑дома». Опять протесты: «Не надо нам у себя под носом таких домов! Их жители захотят дорогие рестораны, лавки органической еды, поднимутся цены на продукты, к тому же и средний уровень аренды взлетит, нам такого насчитают!..»

Государственное регулирование ставок аренды жилья не прошло так относительно безобидно для свободного рынка, как надеялся Эрхард. После его отставки с поста канцлера все партии Германии принялись соревноваться – кто предложит нации более объемные пакеты пособий и вспомоществований. А после объединения Германии – в особенности, в том числе и потому, что нельзя же отнимать у «осси» то, что было у них при Хонеккере.

Сегодня существует несколько десятков видов пособий: и многодетным, и бездетным, и безработным, и тем, кто работает «не по специальности», то есть не получает зарплату, соответствующую его квалификации. И даже незамужним женщинам, потому что одной, без мужа, трудно нести все расходы по содержанию жилья. Буквально за считаные годы после ухода Эрхарда в отставку темпы роста ВВП страны снизились с 12 до 4‑5%, а безработица выросла до 11‑12% И это всех устраивает! Это плата за компромиссы.

Невозможно винить Эрхарда, да и пришедших ему на смену политиков за компромиссы. Без них в демократической стране обойтись практически невозможно. Но как хрупок баланс между поддержкой только обездоленных и раздачей направо и налево льгот, которая уродует рынок. Маятник в сознании людей все время качается туда‑сюда.

Истины, которые не обойти

Был ли Эрхард либералом или консерватором? Он был, как сказано, технократом. Он знал, что рынок не может возникнуть сам собой, и отводил государству важнейшую роль в перезапуске рыночной экономики. Он действовал далеко не всегда либеральными методами, но запускал именно рыночные механизмы. Других – разве что рабский труд в лагерях – не существует. Он знал законы устройства общества, и народ поверил ему, что есть истины, которые обойти невозможно. Его знания сплотили народ.

Был ли он правым или левым? Он был реалистом, твердо знающим, что без национального согласия реформы невозможны и считаться с настроениями народа необходимо. Но он не шел на поводу у народа, а последовательно и внятно показывал ему путь от прозябания к достатку.

Он дал предпринимателям стабильные правила игры и неприкосновенность прав – те вытащили заныканные на черный день деньги и вложили их в дело. Едва капитал немного окреп, Эрхард перестал защищать его от конкуренции – люди сами, без заклинаний о диверсификации и модернизации, добились уровня ВВП на душу населения 40 тысяч евро в год. Он открыл страну для свободы торговли, и Германия превратилась в лидера европейского рынка.

Так и хочется сказать российским государственным мужам: «Откройте глаза на правду. Дайте предпринимателям защиту государства, тот самый охраняемый Ordnung, – будет вам подъем экономики, бизнесмены примутся вкладывать в собственной стране деньги, которые сейчас хранят за границей от греха подальше. Дайте импортерам новых технологий налоговые льготы – будет вам модернизация. Пустите иностранный капитал в несырьевые отрасли – будет вам диверсификация. Ведь у вас в бюджете везде, где должны стоять плюсы, – одни минусы, а всё от постоянных попыток накормить пятью хлебами всех страждущих. И объясните наконец людям, какой путь прошла мировая общественная наука. Это не бином Ньютона, а всего с полдюжины проверенных жизнью истин». Умение наступать на грабли – непременно свои, самодельные – предмет особой гордости великороссов: «Что немцу хорошо, то русскому смерть». Может, уже достаточно?

Германии после войны было намного труднее, чем России сегодня. «Биологически искалеченная, интеллектуально изуродованная, морально уничтоженная нация без продуктов питания и сырья, без действующей транспортной системы и чего‑либо стоящей валюты, страна, в которой… голод и страх убили надежду»[1] – слова публициста Густава Штольпера. И уж к Германии‑то мир было ничуть не добрее, чем к сегодняшней России…

[1] K. Handschuh. Gustav Stolper – Lieberale Kämpfer und brillanter Schreiber.Wirtschaftswoche, 29.04.12.