Пожалуй, самые знаковые перемены за последние полвека произошли в области сексуальных нравов, ролей и практик – от подавления сексуальности в 1950‑х к «свободной любви» и «открытому браку» в годы сексуальной революции в 1960‑х, затем к массовой переоценке сексуальных норм в 1980‑х (во многом ставшей следствием страха перед СПИДом и другими ЗППП) и к ЛГБТ‑движениям последнего десятилетия. Повсеместное распространение социальных сетей и сайтов для поиска партнеров упростило установление личного контакта, так что привычные «бары для знакомств» становятся все бо́льшим анахронизмом. Невинные – или даже незаконные – романтические или сексуальные отношения могут теперь инициироваться с помощью нескольких прикосновений к клавиатуре или пары строк текстового сообщения. Пока еще непонятно, помогло ли киберпространство «цивилизовать» мир межличностных отношений или же превратило его в джунгли, более опасные, чем когда‑либо раньше.

В результате действия этой и других общественных сил людям все труднее устанавливать и поддерживать глубокую и длительную дружбу, любовную связь или брак. Разводом заканчиваются 60 % браков в парах в возрасте 20–25 лет; для людей старше 25 эта цифра чуть меньше – 50%[1]. Уже в 1982 году К. Лэш отмечал, что, «по мере того как общественная жизнь становится все более варварской и похожей на войну, межличностные отношения, якобы дающие отдохнуть от всего этого, приобретают характер сражения»[2].

По иронии судьбы пограничные люди очень хорошо подходят для такого рода сражений. Потребность нарциссического мужчины доминировать и быть идолом отлично сочетается с двойственной потребностью женщины с ПРЛ быть под контролем и быть наказанной. Женщины с ПРЛ, как мы увидели на примере Лизы в начале этой главы, часто выходят замуж в юном возрасте, чтобы избежать хаоса семейной жизни. Они крепко держатся за доминирующих мужей, вместе с которыми воссоздают ядовитую атмосферу своей семьи. Оба супруга могут испытывать потребность в своеобразной садомазохистской игре типа «Ударь меня!.. Спасибо, мне это было нужно». Менее типичен, но все же часто встречается и обмен ролями, когда мужчина с ПРЛ связывает себя с нарциссической женщиной.

Мазохизм – заметная характеристика пограничных отношений. Зависимость в совокупности с болью укрепляет знакомый рефрен «Любовь – это больно». В детстве пограничная личность испытывает боль и смятение, пытаясь установить зрелые отношения с матерью или главным опекуном. Позднее в жизни другие партнеры – супруги, друзья, учитель, работодатель, священник, врач – обновляют воспоминания об этом первом смятении. Критика и оскорбления особенно усиливают у пограничного пациента уверенность в собственной недостойности. Отношения Лизы с мужем и руководителями в медицинской школе, например, подводили черту под ее глубоким чувством собственной бесполезности, закрепленным в ней постоянной критикой отца.

Иногда мазохистское страдание пограничной личности трансформируется в садизм. Например, Энн иногда поощряла пристрастие к алкоголю своего мужа Ларри, зная, что у него с этим проблемы. Затем она затевала ссору, зная, что пьяный Ларри склонен к насилию. В итоге Энн носила свои синяки от побоев, как боевые ордена, напоминая Ларри о его жестокости и настаивая, чтобы они выходили в люди, где Энн объясняла свои синяки всякими «случайностями» вроде «врезалась в дверь». После каждого такого эпизода Ларри чувствовал глубокие сожаления и унижение, в то время как Энн строила из себя терпеливую мученицу. В таких отношениях идентифицировать реальную жертву становится довольно сложно.

Даже когда отношения явно разрываются, пограничный больной приползает обратно, чувствуя, что заслуживает свое унижение. Наказание ему знакомо, и с ним ему справиться проще, чем с пугающей перспективой одиночества или поиска нового партнера.

Типичный сценарий современных социальных взаимоотношений представляет собой схему с «пересекающимися партнерами», часто называемую «отношениями внахлест» – новая романтическая связь устанавливается еще до того, как разорвана текущая. Человек с ПРЛ является примером такой постоянной потребности в партнерстве: по мере того как он пробирается вверх по шведской стенке отношений, он не может отпустить нижнюю перекладину, пока крепко не схватится за верхнюю. Для пограничных личностей характерно оставаться с жестокими супругами, пока новый «принц на белом коне» хотя бы не объявится на горизонте.

Периоды свободных общественно‑сексуальных нравов и беспорядочных романтических связей (такие, как поздние 1960‑е и 1970‑е) пограничные личности переживают тяжелее, чем остальные; повышенный уровень свободы и отсутствие структуры парадоксально сковывают их, а разработать собственную систему ценностей им куда труднее, чем прочим. Напротив, период сексуальной сдержанности в 1980‑х (отчасти вызванный эпидемией СПИДа) мог по иронии судьбы оказывать терапевтический эффект на пограничных больных. Страх укрепляет строгие границы, пересечение которых грозит огромным физическим вредом; импульсивность и промискуитет в этих условиях влекут за собой суровые наказания в форме ЗППП, жестоких сексуальных отклонений и т. д. Эта внешняя структура может служить для пограничных личностей защитой от их собственной склонности к саморазрушению.

Смена гендерных ролей

В прошлом веке социальные роли были малочисленными, четко определенными и гораздо легче сочетались друг с другом. Мать вела хозяйство, занималась бытом и смотрела за детьми. Внешние интересы вроде участия в школьных делах, хобби и благотворительности естественно вытекали из этих ее обязанностей. Работа и общественная жизнь отца семейства также хорошо сочетались. А вместе их роли функционировали очень синхронно.

Однако в более сложном современном обществе каждому индивиду приходится принимать на себя множество социальных ролей, которые зачастую не так‑то просто сочетать. Например, работающая мать имеет две четко очерченные роли и должна стремиться хорошо выполнять все свои функции в их рамках. Политика большинства работодателей предполагает, что работающая мать должна разделять работу и дом; в результате многие матери чувствуют вину или смущение, когда одна из этих ролей создает проблемы для другой.

Работающему отцу также приходится разделять рабочую и домашнюю роли. Он больше не владеет местным продуктовым магазином, расположенным под его квартирой. Скорее всего, он работает за много километров от дома и гораздо меньше времени может уделять семье. Более того, отец теперь скорее не глава семейства, а один из равных.

Смена ролей в последние 25 лет считается одной из ключевых причин того, что ПРЛ чаще диагностируется у женщин. В прошлом женщина, в сущности, имела единственный жизненный путь – выйти замуж (обычно в позднем подростковом возрасте или вскоре после 20 лет), родить детей, оставаться дома и воспитывать их, а также подавлять любые карьерные амбиции. Сегодня же, наоборот, молодая женщина сталкивается с ошеломляющей массой ролевых моделей и ожиданий: от одинокой карьеристки до замужней карьеристки, от традиционной заботливой матери до «супермамы», которая изо всех сил старается успешно сочетать замужество, карьеру и детей.

Мужчины, конечно, тоже прочувствовали на себе влияние новых ролей и ожиданий, но эти роли даже и близко не подходят по своему разбросу и взаимной конфликтности к женским. Сегодня от мужчин ожидают большей чувствительности, более активного участия в воспитании детей, чем раньше, и все же эти качества и обязанности обычно без проблем вписываются в общую роль «добытчика» или «содобытчика». Мужчины редко оставляют свои карьерные амбиции ради роли «домохозяина», да этого от них и не ждут.

В ходе эволюции отношений и брака мужчинам приходится приспосабливаться меньше, чем женщинам. Например, необходимость переезда чаще всего диктуется потребностями карьеры мужчины, поскольку обычно он обеспечивает бо́льшую часть дохода. Во время беременности, рождения и воспитания ребенка в семье в повседневной жизни мужчины происходят довольно незначительные перемены. Женщина же не только испытывает на себе физические последствия беременности и деторождения и вынуждена брать декретный отпуск, но также после этого должна справиться с возвращением на работу или же бросить карьеру. Более того, во многих семьях, где зарабатывают оба супруга, женщина просто принимает на себя основные домашние обязанности, даже если прямо это и не оговаривается. Обычно именно она корректирует свои планы, чтобы остаться дома с больным ребенком или подождать прихода ремонтных рабочих.

Несмотря на то что женщины преуспели в борьбе за расширение своих социальных и карьерных альтернатив, им, возможно, пришлось заплатить за это немалую цену: мучительные жизненные выборы, связанные с карьерой, семьей и детьми; напряженные отношения с детьми и мужьями; стресс от принятия и претворения в жизнь своих решений; смятение по поводу того, кто они есть и кем хотят быть. С этой точки зрения легко понять, почему женщины чаще страдают ПРЛ – расстройством, центральным компонентом которого является неопределенность в отношении собственной идентичности и роли.

Сексуальная ориентация и ПРЛ

Неуверенность людей с ПРЛ в своей роли может влиять и на сексуальную ориентацию. С этой теорией согласуется и то, что некоторые исследователи отмечают значительно повышенный уровень склонности к сексуальным извращениям среди пограничных пациентов[3][4]. Факторы среды, теоретически способные влиять на формирование сексуальной идентичности, включают отсутствие ролевых моделей, сексуальное насилие, неутолимую жажду близости и внимания, дискомфорт, связанный с собственным телом, и непоследовательное сексуальное образование.

[1] “Number, Time, and Duration of Marriages and Divorces,” Washington, DC: U.S. Census Bureau, 2005: 7–10.

[2] Christopher Lasch (1978): 30.

[3] George S. Zubenko et al., “Sexual Practices Among Patients with Borderline Personality Disorder,” American Journal of Psychiatry 144 (1987): 748–752.

[4] Otto Kernberg, “Borderline Personality Organization,” Journal of the American Psychoanalytic Association 15 (1967): 641–685.