– Глобализация всего и вся – финансовых, транспортных, миграционных, технологических потоков[1]. Одновременно формируется (очень медленно!) глобальное сознание, миропонимание. Соответственно осуществляется глобализация преступности (особенно организованной – торговля наркотиками, оружием, людьми, человеческими органами) и проявлений девиантности (наркотизм, проституция и др.).
– Как результат массовой миграции неизбежен «конфликт культур» (Т. Селлин[2]) и цивилизаций со всеми вытекающими девиантными последствиями, включая ксенофобию, «преступления ненависти» (Hate crimes).
– «Виртуализация» жизнедеятельности. Мы шизофренически живем в реальном и киберпространстве. Без интернета, мобильников, смартфонов и прочих IT не мыслится существование. Происходит глобализация виртуализации и виртуализация глобализации. Как одно из следствий этого – киберпреступность и кибердевиантность[3]. Виртуальный мир необъятен и легко доступен – не вставая с привычного кресла. Интернет предоставляет невиданные и немыслимые ранее возможности. Но он коварен, он затягивает вплоть до интернет‑зависимости, как заболевания[4].
– Релятивизм/агностицизм. История человечества и история науки приводят к отказу от возможности постижения «истины». Очевидна относительность любого знания. Неопределенность как свойство, признак постмодерна. Конечно, понимание относительности наших знаний известно давно. Возможно, начиная от сократовского «Я знаю, что ничего не знаю». Как известно, «есть много истин, нет Истины». Далее «принцип дополнительности» Н. Бора и «принцип неопределенности В. Гейзенберга. И, наконец, «Anything goes!» П. Фейерабенда. Для науки постмодерна характерна поли‑парадигмалъностъ. «Постмодернизм утверждает принципиальный отказ от теорий»[5]. Бессмысленна попытка «установления истины по делу» (уголовному, в частности). «Сама „наука“, будучи современницей Нового времени (модерна), сегодня, в эпоху постмодерна, себя исчерпала»[6]. По Лиотару, «Наука оказывается не более, чем одной из языковых игр: она не может более претендовать на имперские привилегии по отношению к иным формам знания, как то было в эпоху модерна»[7]. Размываются междисциплинарные границы. «Классическое определение границ различных научных полей подвергается… новому пересмотру: дисциплины исчезают, на границах наук происходят незаконные захваты и таким образом на свет появляются новые территории»[8].
Это не означает «отказа» от науки (в том числе, девиантологии), но заставляет еще и еще раз «подвергать все сомнению», «не успокаиваться на достигнутом», выдвигая все новые и новые идеи игипотезы. не стесняясь переосмысливать и отбрасывать ранее «установленное».
Один из крупнейших современных российских теоретиков права И. Л. Честнов, так подводит итог размышлению о постмодернизме в праве: «Таким образом, постмодернизм – это признание онтологической и гносеологической неопределенности социального мира, это проблематизация социальной реальности, которая интерсубъективна, стохастична, зависит от значений, которые ей приписываются, это относительность знаний о любом социальном явлении и процессе (и праве), это признание сконструированности социального мира, а не его данность»[9]. Замечу, что рассмотрение преступности, преступлений, наркотизма, проституции, терроризма, коррупции и других социальных феноменов как социальных конструктов – важнейшее исходное положение для дальнейшего социологического анализа[10].
– Отказ от иллюзий возможности построения «благополучного» общества («общества всеобщего благоденствия»). Мировые войны, Освенцим, Холокост, ленинские и гитлеровские концлагеря и сталинский ГУЛАГ разрушили иллюзии по поводу человечества. А современность стремится лишь подтвердить самые худшие прогнозы антиутопий. «Мы» Е. Замятина, «1984» Дж. Оруэлла, «дивный новый мир» О. Хаксли, «Москва 2042» В. Войновича, «кошачий город» Лао Шэ оживают у нас на глазах… «Рабовладение – плохо, феодализм – плохо, социализм – плохо, капитализм – плохо…»[11]. Растет социально‑экономическое неравенство, а с ним – криминальное и/или ретретистское девиантное поведение[12]. Все человечество разделено на постоянно уменьшающееся меньшинство «включенных» (included) в активную экономическую, социальную, политическую, культурную жизнь и постоянно увеличивающееся большинство «исключенных» (excluded) из нее.
– Власть – всегда насилие (от М. Фуко до С. Жижека)[13]. Государство, созданное с самыми благими намерениями (защита подданных и граждан, обеспечение общих интересов и т. п.), в действительности служит репрессивным орудием в руках господствующего класса, группы, хунты. Разочарование в демократии («демократия – это когда шайка мошенников управляет толпой идиотов») толкает население даже образцово демократических государств то вправо, то влево. Тем более, в странах с авторитарным/тоталитарным режимом. Отсюда «арабская весна», «цветные революции», «Occupy Wall Street!», «Майдан». Продолжение не заставит себя долго ждать…
– Критицизм по отношению к модерну, власти, возможностям науки. Отрицание достижений Нового времени, модерна. Но что на смену? Восприятие мира в качестве хаоса – «постмодернистская чувствительность» (W. Welsch, Ж.‑Ф. Лиотар). Как сказал 3. Бауман, выступая в 2011 г. перед студентами МГУ: «Мы летим в самолете без экипажа в аэропорт, который еще не спроектирован». В мире постмодерна актуален, как никогда, давно воспринятый мною принцип: «Я отрицаю все, и в этом суть моя» (Гёте). Универсальный скептицизм постмодерна относится, разумеется, и к творчеству автора этих строк.
Этого не надо пугаться. Надо понять, воспринять и учитывать в своей жизни и деятельности. Подростки и молодежь органично усваивают хаотичность общества постмодернизма, старшим поколениям удается это с трудом. Небывалый ранее разрыв поколений служит нередко девиантогенным фактором.
– «Ускорение времени». В 1971 г. я заметил: «В целом для социальной системы существенна „наполняемость“ пространственно‑временного континуума социально значимыми процессами, в том числе – информационными»[14]. В эпоху постмодерна время «бежит» с невиданной быстротой. «Если я скажу, что сегодняшний год – это как пять лет, или как семь – 10 лет назад, я, наверное, не очень сильно промахнусь. Потому что за год происходят очень большие изменения. Причем большие изменения во всем»[15], утверждает Г. Греф, и с ним нельзя не согласиться. Бег времени требует быстрой реакции на происходящие в мире изменения, ускорение процесса образования, постоянного, «пожизненного» пополнения знаний и умений, совершенствования технологий.
– Фрагментарность мышления как отражение фрагментарности бытия. Фрагментаризация общества постмодерна, сопутствующая процессам глобализации, а также взаимопроникновение культур приводят к определенному размыванию границ между «нормой» и «не‑нор‑мой», к эластичности этих границ. Модернистская ориентации на прошлое в обществе постмодерна сменяется ориентацией на будущее. А оно достаточно неопределенно. Сколько групп единомышленников («фрагментов»), столько и «будущего», столько и моральных императивов, столько и оценок деяний, как «нормальных» или «девиантных».
Если в предшествующие эпохи «люди одного поколения жили в одном историческом времени и, соответственно, по одним моральным нормам», то «для сложного социума характерен эффект временного дисхроноза: в одном социальном пространстве сосуществуют люди, фактически живущие в разных темпомирах: моральные представления одних групп могут относиться к одному социальному времени, а других к другому»[16]. Поэтому есть мораль журналистов «Charlie Hebdo» и мораль их убийц; мораль создателей и сторонников современного искусства и мораль «истинных православных», атакующих современные выставки, спектакли, концерты; есть мораль толерантная и инто‑лерантная, превратившая цивилизованное представление о терпимости к разным точкам зрения, в ругательство («толерасты»); есть мораль космополитическая (интернационалистская), отвечающая запросам современного мира (да и всех времен, вспомним признание К. Маркса: «Я гражданин мира и горжусь этим») и мораль «ура‑патриотов»; есть мораль современного мира постмодерна и есть мораль В. Милонова, Е. Мизулиной, И. Яровой… Размывание границ межу «нормальным» и «ненормальным» – непосредственный сюжет девиантологии.
– Консъюмеризация сознания и жизнедеятельности[17]. «Общество потребления» характеризуется криминальными и некриминальными, но негативными способами обогащения – от проституции до «теневой экономики». При этом провести четкую правовую границу между нелегальным предпринимательством и неформальной экономической деятельностью практически невозможно[18].
«Все на продажу», «разве я этого не достойна?», жить «не хуже других» и т. п. лозунги, отражают массовое мировосприятие. Отсюда, ответ девушки‑крупье одного из бывших петербургских казино на попытку устыдить ее за хищение: «Стыдно? Да я за деньги мать родную убью!». Отсюда, американская 11‑летняя девочка, выставившая в интернете на продажу свою бабушку… Студенты, которым я об этом рассказал, задали один‑единственный вопрос: – А по какой цене?
Вот некоторый итог анализа проблем общества постмодерна: «Мир одновременно выиграл от глобализации и не смог справиться с осложнениями, вызванными усиленной интеграцией наших обществ, наших экономик и инфраструктурой современной жизни. В результате этого мы оказались под угрозой системных рисков, которые выходят за пределы границ отдельных государств. Эти угрозы перетекают через национальные границы государств и нарушают традиционное разделение между отраслями промышленности и организациями. Объединенная финансовая система приводит к распространению экономических кризисов. Международные авиационные перевозки приводят к распространению пандемий. Связанные друг с другом компьютеры создают обширные «охотничьи угодья» для киберпреступников. Ближневосточный джихад использует Интернет для привлечения новых участников в лице молодых европейцев. Рост уровня жизни привел к увеличению выброса в атмосферу парниковых газов, что, в свою очередь, ускоряет изменение климата…
Все большее количество граждан в Европе, Северной Америке и на Ближнем Востоке обвиняет глобализацию в безработице, растущем социальном неравенстве, пандемиях и терроризме. В связи с вышеуказанными рисками они считают увеличивающуюся интеграцию, открытость и инновации в значительной степени угрозой, а не возможностью. Это создает порочный круг…
В противодействии таким опасностям, как Исламское государство, Эбола, финансовый кризис, изменение климата или растущее неравенство, необходимо перебороть краткосрочную политическую целесообразность, в противном случае об этом придется пожалеть всему миру»[19].
[1] Многоликая глобализация. Культурное разнообразие в современном мире / ред. П. Бергер, С. Хантингтон. М.: Аспект Пресс, 2002.
[2] Селлин Т. Конфликт норм поведения. В: Социология преступности. М.: Прогресс, 1966. С. 282–287.
[3] Humphrey J. Deviant Behavior. NJ: Prentice Hall, 2006. Ch. 13 Cyberdeviance, pp. 272‑295.
[4]
[5] Ядов B.A. Современная теоретическая социология. СПб: Интерсоцис, 2009, с. 20.
[6] Спиридонов Л. И. Избранные произведения. СПб, 2002. С. 25.
[7] Андерсон П. Истоки постмодерна. С. 38.
[8] Лиотар Ж.‑Ф. Состояние постмодерна. СПб: Алетейя, 1998. С. 96.
[9] Честнов И. Л. Постмодернизм как вызов юриспруденции // Общество и человек. 2014, № 4 (10). С. 47–48.
[10] Конструирование девиантности/ред. Я. Гилинский. – СПб: ДЕАН,2011; Социальные проблемы: конструкционистское прочтение / сост. И. Г. Ясавеев. Казань: Изд‑во казанского ун‑та, 2007.
[11] Гилинский Я. Ultra pessimo, или Homo Sapiens как страшная ошибка природы… // URL: http://crimpravo.ru/blog/3112.html#cut; http://www.cogita.ru/cogita/a.n.‑alekseev/publikacii‑a.n.alekseeva/homo‑sapiens‑kak‑strashnaya‑oshibka‑prirody (дата обращения 25.03.2016).
[12] О девиантогенной роли социально‑экономического неравенства см.: Гилинский Я. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». 3‑е изд. СПб: Алеф‑Пресс, 2013. С. 182–194.
[13] Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999; Жижек С. О насилии. М.: Европа, 2010. См. также: Гилинский Я. Социальное насилие. Монография. СПб: Алеф‑Пресс, 2013.
[14] Гилинский Я. И. Стадии социализации индивида. В: Человек и общество. Вып. IX. Л.: ЛГУ, 1971. С. 47.
[15] Герман Греф о революции в США // URL: http://hvyrya.net/analytics/tech/german‑gref‑0‑revolyutsii‑v‑ssha‑uzhe‑net‑nikakoy‑konkurentsii‑tovarov‑produktov‑ili‑uslug.html (дата обращения: 09.05.2016).
[16] Кравченко С. А. Сложное общество: необходимость переоткрытия морали. В: Проблемы теоретической социологии. Вып. 8. СПб: Скифия‑Принт, 2011. С. 79–80.
[17] Девиантность в обществе потребления / ред. Я. Гилинский, Т. Шипунова. СПб: Алеф‑Пресс, 2012; Ильин В. И. Потребление как дискурс. СПб ГУ, 2008; Рощина Я. М. Социология потребления. М.: ГУ ВШЭ, 2007.
[18] См.: Тимофеев Л. М. Теневые экономические системы современной России. Теория – анализ – модели. М.: РГГУ, 2008.
[19] Голдин Я. Глобальные решения проблем, вызванных глобализацией // URL: http:// www.project‑syndicate.org/commentary/globalization‑and‑managing‑systemic‑risk‑by‑ian‑goldin‑2014‑ll/russian (дата обращения: 30.11.2015).
|