В определенный момент взросления каждый сын начинает противостояние со своей мамой. У некоторых мальчиков это наступает в 4 года, у других – в 14. У каких‑то детей это одна «битва», у других постоянная конфронтация. Независимо, в какой момент это случилось или как часто происходят конфликты, каждая мама одинока в этом странном противостоянии.

Все мамы, которые находятся – или скоро будут – в конфронтации со своим мальчиком, уверены, что теряют сына, и часто обвиняют в этом себя. Если подобное случилось с вами, если вас недавно объявили врагом или же вы ждете этого с минуты на минуту – держитесь. Есть свет в конце тоннеля.

* * *

Существует несколько правил выживания в противостоянии матери и сына. Первое – вам нужно хорошо понимать, что происходит. Второе – признайте, что, нападая, сын почти ничего не может вам сделать. Этот конфликт – этап становления мужчины. И, наконец, поскольку вы взрослый человек, а он – ребенок (даже в 18 лет), вы можете довольно быстро победить – пока остаетесь «начеку». Матери умеют это делать. Давайте рассмотрим причины и стадии противостояния, чтобы правильно экипироваться и остаться в живых.

«Ты меня совсем не понимаешь»

Несколько месяцев назад Кэрри пришла в мой кабинет вместе с Джейденом – энергичным светловолосым пятилеткой. Мальчик только что начал посещать подготовительную группу детского сада и пришел на обследование. Во время осмотра казалось, что Кэрри едва сдерживает слезы. В какой‑то момент она объявила, что «мальчик продается». Когда она это сказала, я взглянула на Джейдена и увидела озорную улыбку. У меня создалось впечатление, что ему нравится «эпатировать» маму своим поведением.

Я спросила Кэрри, что не так.

«Все! – выпалила она. – Он возражает всегда, что бы я ни говорила. Шесть месяцев назад это был не ребенок, а мечта. Мы ходили вместе в парк и играли с его товарищами по детскому саду. Джейден вовремя ложился спать, даже помогал мне по дому, если я просила об этом. И потом, буквально в одну ночь, он превратился… – Кэрри закрыла руками уши сына и прошептала: – В монстра!»

Пока Кэрри рассказывала, Джейден делал вид, что рассматривает журнал. Он тихо сидел рядом с ней и внимательно слушал. Начав говорить, Кэрри, казалось, не могла остановиться – ей явно было легче от высказывания проблемы, которая мучила ее несколько месяцев.

«Я говорила мужу, что волнуюсь. Я имею в виду, вдруг что‑то не так. Может быть, у мальчика о‑п‑у‑х‑о‑л‑ь м‑о‑з‑г‑а или что‑то еще».

Она произнесла это по буквам, чтобы Джейден не понял.

«Я никогда не видела столь внезапного изменения личности ребенка. И вот еще что – раньше он хорошо играл с соседскими мальчиками, а теперь старается подчинить их себе. Он никогда не бил детей, но был очень близок к этому. Когда я как‑то оттолкнула Джейдена в сторону и сказала, что его поведение неприемлемо, он просто улыбнулся. Конечно, он никогда не вел себя так в присутствии отца. Я не знаю, что я сделала, но мой сын почему‑то меня возненавидел».

Кэрри говорила сбивчиво, она была слишком расстроена. На самом деле она не думала, что у мальчика опухоль мозга, и Джейден это понимал, я надеюсь. Слова Кэрри были слишком резкими для маленького мальчика; но мы с Джейденом уловили истеричные интонации и чувствовали, что мама говорит не всерьез. Но Кэрри не следовало говорить все это при мальчике. Прежде чем она продолжила, я обратилась к нему.

«Что ты можешь сказать о своем поведении, на которое жаловалась мама?» – спросила я.

Не глядя на меня, мальчик пожал плечами.

«Джейден, – позвала я его. Он не смотрел на меня, поэтому я опустилась на его уровень и постаралась поймать его глаза: – Мама говорит, что ты стал другим. Ты чувствуешь себя другим?»

«Я не знаю», – вежливо ответил Джейден.

«Мама говорит, что ты кричал на нее. Ты действительно кричал?»

«Думаю, да». – Он все еще не смотрел на меня.

Я подождала, а потом спросила:

«Что ты чувствовал, когда кричал на нее?»

Я думала, что это заденет его, но мальчик молчал. Через какое‑то время я поняла, что он не хочет отвечать на мои вопросы.

«В подготовительной группе заниматься нелегко. Это утомительно, воспитатель требует, чтобы ты все время был внимательным, а другие дети любят командовать. Ты тоже так думаешь?»

Внезапно я увидела, что губы Джейдена задрожали. Он отвернулся от меня, взглянул на маму и сказал:

«Пожалуйста, попросите ее выйти».

Я поняла, что нужно расспросить ребенка.

«Джейден, это важно, потому что мама беспокоится. Ты ведешь себя не так, как раньше. Тебе не нравится детский сад?»

Я знала, что причина, скорее всего, не в этом: мне встречались мальчики его возраста с похожими изменениями настроения, но я хотела, чтобы Джейден ответил сам.

«Нет, там все нормально. Мне нравится. Мама просто не разрешает мне делать то, что я хочу. Она не понимает».

В противостоянии с сыном вам нужно хорошо понимать, что происходит. И признавать, что, нападая, сын почти ничего не может вам сделать.

После того как я с трудом вытянула из Джейдена и его мамы несколько слов о том, что происходит дома и в детском саду, стало ясно, что крупных проблем нет. У Джейдена было утомление, обычное для детей, которые начинают учиться в подготовительной группе, и у него наблюдался, так сказать, психологический скачок в развитии. Когда мама говорила ему, что надевать утром, он спорил. Когда она предлагала ему завтрак, даже любимые блюда, он просил что‑нибудь другое. Мама напоминала, как нужно разговаривать с другими детьми, но Джейден огрызался и говорил, что сам знает. Когда мама пыталась остановить сына, если тот слишком агрессивно играл с детьми, он расстраивался: «Мамы ничего не разрешают». И, надо сказать, мальчик был прав.

Я объяснила Кэрри, что у Джейдена две основные проблемы: утомление и необходимость соблюдать дисциплину (он вынужден вести себя в соответствии с правилами подготовительной группы).

Я попыталась помочь маме взглянуть на ситуацию глазами сына. Во‑первых, Джейден каждое утро встает рано, не успев отдохнуть за ночь; идет в подготовительную группу; собирает все свои силы, чтобы быть внимательным на занятиях и хорошо себя вести. Каждый день он приходит домой уставший и изливает на маму все эмоции, которые половину дня были под контролем.

Во‑вторых, мальчик переходит из одного состояния в другое: он был зависим от мамы, а теперь становится более самостоятельным.

Это все – своего рода борьба. Для пятилетнего мальчика обе проблемы очень сложные. Можно сказать, что у него своеобразный эмоциональный «мини‑срыв». Я посоветовала Кэрри просто потерпеть и помочь сыну расслабиться в выходные дни, а в другие – отводить достаточно времени для игр. Он не вынесет дополнительных занятий, где также требуется концентрация внимания, – например, уроки игры на фортепиано или футбольная секция. Через несколько месяцев мальчик научится справляться со всем этим, но сейчас Джейдену нужно время, чтобы просто побыть дома, поиграть, вздремнуть или заняться чем‑то по своему выбору.

Что касается поведения Джейдена, сказала я Кэрри, все наладится, когда пройдет усталость. В то же время проступки нельзя игнорировать. Я научила Кэрри, как установить твердые правила и объявить о них сыну, выбрав для этого подходящий момент и хорошее настроение мальчика. Кэрри сказала, что ей не нравится слишком многое в поведении сына и она не знает, с чего начать. Я предложила выбрать два нежелательных действия, самых неприятных, и начать с ними работать.

Кэрри сказала:

«Это легко. Он кричит на меня, и это очень обидно».

Я посоветовала для начала поработать с этой проблемой. Надо попросить сына сесть рядом и объяснить, что больше он не будет кричать на маму. Если Джейден снова позволит себе крик, он отправится в комнату и останется там, пока не будет готов попросить прощения. Только в этом случае мальчик сможет выйти из комнаты.

Я сказала Кэрри, что воспитание может занять некоторое время. Очень важно, чтобы она выполнила то, о чем предупредила сына. Если сын снова закричит, она должна наказать его так, как обещала.

Сначала Джейден будет проверять, насколько серьезны обещания мамы. Он может накричать, а потом убежать и спрятаться. Я сказала Кэрри, что упрямые, волевые мальчики поступают наперекор, они не могут предвидеть, к чему такой поступок приведет. В известном смысле они «противостоят» матери. Кэрри следует знать, что в будущем, когда Джейден начнет вести себя нежелательно, ей придется настаивать на своих требованиях, пока она не «выиграет».

Из упрямства ребенок может часами сидеть в своей комнате. Поэтому Кэрри, как и другие мамы, должна быть готова ко всему: сын может отказываться извиняться полдня, день или даже неделю. Волевому мальчику нужна еще более волевая мама.

Мальчики не такие, как мы

Мальчики очень быстро осознают, что отличаются от нас. Мы женщины, а они – мужчины. Даже в два года мальчик, кажется, понимает, что мама устроена иначе – не только потому, что она старше; она другого пола. И мамы чувствуют то же самое. Мы понимаем дочерей – откуда их внезапные слезы, как у них получается так аккуратно раскрашивать картинки в альбоме и почему они боятся змей. Но когда сын расположился с друзьями в гостиной, неудобство, которое испытывает мама, сообщает мальчику – да, она «другая». И это хорошо.

Когда мальчики проходят через разные стадии взросления, тот факт, что мы с ними разные, усиливается и часто недооценивается. Когда у них впервые появляется желание выйти в мир и сделать что‑то самостоятельно, они не могут вообразить, что мы тоже можем почувствовать подобное. Мы взрослые, мы женщины и получили иной опыт за прожитую жизнь, и мальчики интуитивно знают об этом.

Когда трехлетний ребенок решает одеться сам или восемнадцатилетний подросток хочет купить машину на свои деньги, они искренне верят, что женщины не испытывают подобных желаний. Мальчики стремятся к власти и независимости, и они уверены, что это чисто мужские особенности.

Но не все так плохо. Мальчикам не нужно знать, что мы, женщины, все понимаем, и мы не должны изо всех сил убеждать их в сходстве наших стремлений. Нам лишь следует грамотно вести переговоры во время конфликтов.

Когда сыновья начинают противостояние с мамами, причиной чаще всего является их стремление к независимости. Поскольку мамы хотят, чтобы сыновья были самостоятельными людьми, они могут возложить на детей принятие некоторых решений – тех, к которым дети уже готовы. Задача мамы – определить степень свободы и ограничения. Это довольно сложно.

* * *

После того как мы с Кэрри обсудили две вещи, ее жизнь стала намного легче. Для начала нужно было обеспечить Джейдену отдых. Я сказала, что устают все дети, которые ходят в подготовительную группу. А уставший малыш может сделать что угодно. Ребенок фактически идет в школу, это первый шаг к взрослой жизни. Им все кажется новым и интересным, но вместе с тем день проходит по расписанию, и это утомляет ребенка. Уставшие дети становятся раздражительными, и Джейден не является исключением.

Когда мальчики проходят через разные стадии взросления, тот факт, что мы с ними разные, усиливается и часто недооценивается.

После этого мы с Кэрри обсудили противостояние, которое начал Джейден. Он должен был самостоятельно принимать решения, но чувствовал материнскую власть. Поэтому я рекомендовала Кэрри прекратить конфликт со своей стороны: не спорить из‑за одежды и игр. Это «мальчишеские дела», и эту битву мама вряд ли выиграет.

Убедитесь, что в школе сын ведет себя хорошо и что с другими детьми он обращается доброжелательно. Сосредоточьтесь на серьезных вопросах, оставьте в покое мелочи. Если мама не будет требовать несколько желательных действий за один раз, то уровень стресса дома значительно снизится. Кэрри так и поступила, и у нее все получилось.

«Я люблю тебя, отойди от меня»

Рано или поздно каждый сын начинает чувствовать некую угрозу со стороны мамы. Мы ничего не можем с этим сделать. Сыновья (и матери) должны просто это пережить. Когда мальчик чувствует, что мама сильно на него давит, он набрасывается на нее с обвинениями, заявляя, что хочет сам принимать решения.

Но существует другая составляющая эмоционального и психологического «котла», который представляет собой мозг растущего ребенка. У каждого мальчика наступает момент эмоционального «разрыва» с матерью. Каким бы болезненным ни был этот разрыв, он является необходимой ступенью на пути от мальчика к мужчине.

Психолог Бруно Беттльгейм говорил, что сыновья для собственного выживания «ликвидируют» мать. По мере взросления внутренний конфликт усиливается: мальчики, которые любят маму, с одной стороны, хотят от нее любви и заботы; а с другой стороны – они ненавидят в себе это желание. Мальчик хочет быть мужчиной – независимым и крепко стоящим на ногах. В то же время ему нравится комфорт, который обеспечивает мама.

С дочерями все иначе. Они не видят ущерба для своей независимости, если остаются эмоционально привязанными к маме. Мальчики видят. Нужно понимать и уважать их желание. И нужно пойти дальше – помочь мальчикам совершить столь необходимый, но болезненный разрыв. Разрыв – тяжелый для обеих сторон, но он необходим, чтобы мальчик превратился в мужчину и не застыл в подростковом возрасте.

Многие из нас встречались (а возможно, жили и живут) с мужчинами, которые до конца так и не избавились от материнского контроля, и это имело для них губительные последствия.

Мальчик, который в положенное время не отошел от матери, никогда не создаст хорошую и счастливую семью. Он может встретить женщину, которая будет стремиться к духовной связи с ним; но такой мужчина не способен на близкие эмоциональные отношения с женщиной, потому что находится в состоянии эмоционального конфликта с мамой. Его привязанность к маме «нездоровая», но он не может от нее избавиться. Хорошая мама не допустит такой «нездоровой» привязанности. Поэтому противостояние с сыном может обратиться во благо, хотя мамы переносят его крайне болезненно.

Пытаемся исправить ошибки

Обычно конфронтация между мальчиком и его мамой начинается со вступлением ребенка в переходный возраст, но, как в случае с Джейденом, случается и раньше. Для Сони война была незаметной, пока ее сыну не исполнилось 17 лет. Тогда боевые действия перешли в открытую фазу. Причиной многих проблем с сыном было то, что Соня пережила в детстве.

Она выросла в крупном районе, где жили люди со средним достатком. Отец Сони работал водителем‑дальнобойщиком, а мама – медсестрой, помощницей врача. Соня была близка с родителями, но не делилась с ними своими проблемами: она знала, как тяжело им работать, и не хотела обременять их излишними волнениями. Соне нелегко давалась учеба, и в детстве ее сильно дразнили из‑за полноты. В старших классах, когда ее бросил мальчик, Соня плакала, спрятавшись от родителей в своей комнате, чтобы не беспокоить их своими страданиями. Когда отец был дома, она не хотела ничем его расстраивать: Соня боялась, что папа сядет за руль в плохом настроении.

Мальчик, который в положенное время не отошел от матери, никогда не создаст хорошую и счастливую семью.

Соня была симпатичной и дружила со многими соседскими детьми. Однажды она ночевала у подруги. Ночью, когда все заснули, отец подруги проскользнул к ним в спальню, заткнул Соне рот, чтобы не услышала его собственная дочь, и стал целовать и ласкать девочку. Потом он пригрозил Соне, чтобы она никому не рассказывала – даже его дочери, – иначе он убьет ее близких. Чтобы оградить от волнений родителей, Соня страдала молча. Она не подозревала, что мужчина проделывал то же самое со многими подругами дочери.

После нападения Соня не могла спать. Как только она засыпала, ее начинали мучить кошмары. Она не гасила ночник, а когда мама выключала свет, включала его снова, как только мама засыпала. Соня не могла сосредоточиться в школе. Отношения с дочерью того человека стали натянутыми, и Соня стала испытывать вину за произошедшее; она вспоминала, могла ли она сделать что‑то такое, что привлекло мужчину к ней в комнату. Следовало ли ей закричать, когда он вошел? В уме она прокручивала различные сценарии – что она могла бы сделать той ночью. Она ужасно бранила себя за то, что ничего не сделала тогда. Но Соня ни разу никому не обмолвилась и словом.

В конце концов, она вышла замуж за доброго, трудолюбивого мужчину. Муж ничего не знал о том случае с Соней, пока они не прожили вместе десять лет. Когда Соня поделилась с ним секретом, который причинял ей столько боли, муж просто посмотрел на нее и сказал: «Дорогая, это было так давно». Соня рассказывала мне, что в тот момент ей хотелось буквально задушить мужа. Эти слова сделали невозможным любое дальнейшее обсуждение ее проблемы, и у Сони появилось чувство недоверия к мужу, к проявлениям его симпатии и заботы, которых она заслуживала.

Тайлер, старший из троих детей Сони, был дружелюбным и активным мальчиком. Единственной его проблемой было то, что он – мальчик. Он не делал ничего сверхординарного, но Соня ничего не могла с собой поделать и ставила его на одну доску с мужем, с отцом, которого никогда не было дома, и (хотя она не хотела признавать этого) с тем насильником. Где‑то в глубине души оставалась ее связь с каждым из этих четырех мужчин. Это было очень плохо – и для Тайлера, и для нее.

Пока Тайлер рос, Соня ловила себя на том, что без причины сердится на сына, особенно когда он стал подростком. Это ужасно ее беспокоило. Соня рассказывала, что временами не могла находиться с ним в одной комнате, хотя мальчик не делал ничего плохого. Он улыбался, как его отец, и это ее раздражало. У него была походка отца, и Соня ненавидела его движения. Однажды она сказала: «Он ходит, как раненый гусь».

К шестнадцати годам Тайлер привык огрызаться на Соню. Потом начал ей откровенно грубить. Он обзывался и сквернословил, но только не в присутствии отца. Соня решила обратиться к психологу из‑за поведения сына.

После сеансов психотерапии она начала видеть закономерности в своем отношении к мужчинам. Соня поняла, что с того момента, как отец подруги напал на нее, она затаила глубокую неприязнь к ним.

Поскольку она не могла излить гнев на своего обидчика, то перенесла его на взаимоотношения с другими мужчинами – с мужем, сыном и отцом. Но это была не только ненависть – Соня чувствовала сложную смесь эмоций по отношению к мужчинам, выросшую из того случая. Соня не могла до конца доверять мужчинам, позволить себе приблизиться к ним и даже до конца полюбить их. Когда она разобралась в своих чувствах, то поняла, как они влияли на отношения с близкими мужчинами, особенно с Тайлером.

Разобравшись в том, что происходит, она решила (возможно, неосознанно) компенсировать неприязнь к мужчинам особой заботой о Тайлере.

Вместо того чтобы наказывать сына за проступки, она придумывала им оправдания. Она пыталась обращаться с ним не как с ребенком, а скорее как с приятелем. Много раз она разговаривала с ним, как с близкой подружкой.

Это раздражало и стесняло Тайлера. Он хотел, чтобы мама вела себя как мама, а не как друг. Поэтому в разговоре с ней он проявлял неуважение и неповиновение, что, в свою очередь, вызывало у Сони отторжение и обиду, и напряжение между ними становилось непереносимым.

В этот момент Соня привела ко мне Тайлера. Она хотела знать, как можно улучшить их взаимоотношения. Мы начали работать вместе.

Я начала с того, что спросила:

«По какой причине вы ссоритесь?»

«Кажется, из‑за любой мелочи», – ответила Соня.

«Когда это началось?»

«Сначала он говорил, что я обращаюсь с ним, как с ребенком, и не доверяю ему. Потом стало еще хуже. Тайлер заявил, что я плохо стираю его вещи, и я позволила ему делать это самостоятельно. Однажды мы буквально подрались из‑за его девушки. Он был с ней и пришел домой в два часа ночи. Я ждала и, когда он явился, была в ярости. Он пришел позже положенного времени, пьяный, и когда я сказала об этом, он оттолкнул меня к стене и сказал, что это его личное дело. Он кричал, что не нуждается в моих советах, не уважает меня, и что я чрезмерно его контролирую. И что я не понимаю его».

Соня перевела дух и продолжала:

«Честно говоря, я испугалась. Сын тяжелее меня на 50 фунтов и на 6 дюймов выше. Первый раз, с момента нападения того мужчины, я физически испугалась человека мужского пола. Я оттолкнула его, бросилась в свою комнату и проплакала два дня. Я не разговаривала с ним, а он – со мной».

Это произошло за несколько месяцев до нашего разговора, но я видела, что она все еще находится под впечатлением от этого инцидента. Я решила поговорить с Тайлером. Соня согласилась, и через неделю он вместе с матерью пришел ко мне в кабинет. Он казался безучастным и немного раздраженным.

«Твоя мама сказала, что вы не очень ладите», – начала я разговор.

«Ну да», – ответил он резко.

Было ясно, что Тайлер считал меня заодно с матерью и не собирался сотрудничать. Я была врагом номер два. Я смело спросила:

«Как ты думаешь, что именно твоя мама делает не так?» – Я знала, что ему понравится такая формулировка вопроса.

«Она просто псих! Вот что не так. Она обращается со мной, как с ребенком – как будто мне 10, а не 16 лет. Она говорит, чем я должен питаться. Она выбирает мне одежду. Если ей не нравятся мои друзья, она говорит, чтобы я нашел новых. Что, она думает, делают мои друзья – тыкают в меня иголками или заставляют принимать наркотики?»

Его голос дрожал от гнева. Я радовалась этому. Соня была смущена, но испытывала облегчение; с ее точки зрения, я наблюдала отрицательные черты характера Тайлера, о чем она мне и говорила.

Я пыталась остановить Тайлера, но он продолжал:

«И вот еще что. Она всегда плохо отзывалась о моем отце. Бедняга, он даже не пытался защищаться. Я знаю, что он поздно приходил домой, но он же доктор. Он усердно работал, а она жаловалась. Да, папа не идеальный – я имею в виду, у него свои проблемы, а у кого их нет? Она мне много чего говорила про отца. Она говорила, что не знает, любит ли его теперь. И просила помалкивать об этом. Мол, это наш секрет. Подлизывалась ко мне».

Соня выпалила:

«Мы с Тайлером действительно были близки. Мы все делали вместе. Когда отец уезжал в командировку, мы поздно ложились спать и смотрели кино. Он приводил друзей, и я всех кормила. Ему это нравилось. Мы даже вместе выбирали мне одежду, и он говорил, что мне идет, а что – нет. И он говорил это честно, в отличие от моих подруг».

Причина их конфликта начала проясняться. Я все поняла и прервала их:

«Тайлер, тебе никогда не казалось, что ты для своей матери подружка?»

«Странный вопрос. – Тайлер помедлил. – Конечно, нет. То есть, как я могу быть подружкой, если я не девочка?»

Что за глупый вопрос – было написано на его лице.

«Я имею в виду вот что. Тебе не казалось, что мама разговаривает с тобой, как с подружкой? Говорит не так, как должна, по твоему мнению, разговаривать мама?»

Он посмотрел в пол, а Соня – на меня. Мне казалось, что она злится на меня еще больше, чем Тайлер.

«Теперь, когда вы сказали, я думаю, что да, были вещи, о которых лучше рассказывать подругам, а не мне. Кое о чем ей бы не стоило рассказывать».

Соня подпрыгнула.

«О чем, Тайлер? Это нечестно! Я всегда с большим уважением относилась к тебе. Я никогда не хотела нагружать тебя своими проблемами. Конечно, мне не стоило критиковать отца. Прости меня за это. Но что еще?»

Соня выглядела довольно жалко. Мы поговорили еще немного, и я пыталась помочь ей разобраться в мыслях Тайлера. Он чувствовал себя задавленным, ему казалось, что мама все время нуждается в нем. Он видел, как она ранима, и сказал, что мама слишком на него полагается, как ему кажется. Мама все время звонила ему, когда он находился с друзьями. Иногда Тайлер даже думал, что она ревнует его к девушке. Высказав все это матери, он чувствовал вину, но и облегчение. Я понимала, что сын не хочет ранить материнские чувства, но обязан высказать ей всю правду.

* * *

Соня была хорошей матерью. Она обожала Тайлера. Когда Соня поняла, что чувствовал Тайлер, она все обдумала и взглянула на свое поведение с точки зрения сына. Она так волновалась, чтобы мальчик не заметил ее неприязнь и недоверие к мужчинам, что старалась компенсировать это, обращаясь с ним, как с подружкой. Это звучит парадоксально, но люди своеобразно решают проблему своего скрытого гнева. Они не всегда изливают гнев в бурной ссоре, но наоборот – пытаются вести себя слишком любезно, слишком сердечно с людьми, к которым чувствуют враждебность.

Проблема Тайлера и Сони заключалась в том, что она обращалась с сыном, как с подружкой, а ему это не нравилось . Он чувствовал какое‑то несоответствие, когда она делилась с ним секретами, как со взрослым. Более того, она рассказывала неподобающие вещи. Тайлер понимал это, но не мог сказать точно, что происходит, ведь он был еще ребенком. Поэтому мальчик и вступил с матерью в конфронтацию.

Соня кое‑что изменила в себе, и конфликт удивительно быстро прекратился. Она перестала делиться с сыном и снова взяла власть в свои руки. Когда ей нужно было пожаловаться на мужа, Соня отправлялась к подруге, а не к сыну. Она стала тем человеком, в котором нуждался Тайлер – мудрой мамой, на которую сын мог опереться.

Мамой быть непросто, особенно если у вас сын. Соня хотела быть хорошей мамой. Когда она поняла, что именно так негативно влияет на ее поведение и на отношения с сыном, она изменилась и постаралась исправиться. Она не стала идеальной матерью, но стала взрослой, способной встать на его точку зрения. Она дала сыну то, что ему требовалось.