Неизбежность появления мыслящих машин давно волнует тех из нас, кто смотрит в ночное небо и задается вопросом: живем ли мы во Вселенной, где кишит жизнь, или же она встречается чрезвычайно редко?

Проблема отлично сформулирована Энрико Ферми в виде вопроса: «Где они?» Если считать ориентиром нашу цивилизацию, разумные машины должны появиться в относительно краткосрочной перспективе (меньше нескольких тысяч лет после того, как были созданы компьютеры), а затем непосредственной задачей этих машин – так называемых зондов фон Неймана – станет распространение по другим звездным системам и быстрое воспроизводство. Таким образом, Галактика будет колонизирована в течение нескольких сотен миллионов лет, а это довольно быстро в сравнении с возрастом Вселенной (13,8 миллиарда лет) и даже Солнечной системы (4,6 миллиарда лет). Согласно парадоксу, сформулированному Ферми, если сверхразумные машины возникли где‑нибудь в пределах Галактики, то они должны уже быть здесь. Так как мы их не наблюдаем, утверждают некоторые, технологически развитой жизни в Галактике еще нет.

Но совсем не обязательно сверхразумное существо должно испытывать то же эволюционное давление, которое заставляет нас исследовать окружающий мир (говоря «нас», я имею в виду непрочные водянистые кульки, именуемые людьми). Действительно ли исследование – это и биологический, и технологический императив? Будет ли у разумных машин мотивация для экспансии?

Основные причины, побуждающие нас заниматься исследованиями, следующие: свобода, любопытство и доступ к ресурсам. Из этих трех мотивов только последний может оказаться императивом для сверхразумного существа, поскольку первые два должны быть в значительной степени разрешены в процессе его становления. Доступ к ресурсам, конечно, сильный стимул, но совсем не обязательно для сверхразума «больше» всегда значит «лучше». В определенный момент материальных и энергетических ресурсов в пределах одной звездной системы должно быть достаточно на любые вычисления или симуляции. Воспроизводство, которое является разновидностью ресурсных потребностей, теряет актуальность для бессмертной машины, способной к самовосстановлению. Исследование ради стабильности в долгосрочной перспективе, конечно, придется принять во внимание: такие звезды, как наше Солнце, через несколько миллиардов лет могут прислать космическое уведомление о выселении. Правда, на то, чтобы найти недвижимость рядом с хорошим стабильным карликом класса М, не должно понадобиться слишком много времени, и нам остается только гадать, двинется ли сверхразум дальше после первого переселения. Будут ли у него какие‑то причины, чтобы продолжать странствия?

Желание проверить какие‑либо собственные компьютерные модели или теории о строении Вселенной могли бы побудить сверхразумное существо к исследованиям. Но такие эксперименты не требуют колонизации. Например, научные программы, проводимые НАСА, не очень сильно мотивированы необходимостью колонизации. Нет нужды рисковать жизнями людей, для того чтобы исследовать океан Европы, спутника Юпитера (хотя там, наверное, есть на что посмотреть). Мне кажется, что сверхразум для исследования черной дыры и проверки своих расчетов просто пошлет флот из роботов навстречу ненапрасной, хоть и неминуемой гибели. Любопытство[1] в случае со сверхразумным существом запросто может принять форму робота под управлением робота.

Отмечу, что интеллект и исследование физического мира не всегда были тесно связаны и в нашей цивилизации. Возможно, из‑за с стремления к самосохранению или просто из‑за желания сосредоточить мысль на чем‑то конкретном один и тот же индивид редко пытался раздвинуть и границы разума, и границы физики (Дарвин, вероятно, стал одним из редких исключений). Почему то же самое не может быть справедливо для разумных машин?

Не исключено, что их удел состоит в том, чтобы вращаться вокруг нежаркой, стабильной звезды класса M, год за годом прогоняя через себя симуляции окружающего мира из чистого любопытства и удовольствия от получения верных результатов. Эти сверхразумные существа могли бы быть космической версией мудреца‑отшельника, живущего в лесной хижине, которому вполне хватает для счастья собственных размышлений и самопознания.

[1] Игра слов: Curiosity (англ. «любопытство») – название марсохода. – Прим. пер.