Прогуливаясь на закате около солончаков, я замираю в смущении, потому что тропа исчезает в неглубоком разливе мутной воды, сверкающей в лучах заходящего солнца. Потом я замечаю выложенную из камней переправу, заметную только потому, что их грубая поверхность нарушает светлую, яркую гладь водной поверхности. Я приспосабливаю свой шаг к ритму камней и иду через солончак к виднеющимся вдали песчаным дюнам.

Чтение залитого водой солончака – это разговор с прошлым, с людьми, о которых я ничего не знаю, кроме того, что они уложили камни, задающие мой шаг, и, вероятно, разделяли мою нелюбовь к тому, чтобы мочить ноги.

За дюнами, вдоль залива, до дальней деревни протянулся широкий песчаный пляж. Отступающий прибой оставил удивительно правильные узоры из воды и песка, которые повторяют линии древних деревянных столбов. Несколько сотен лет назад тут в изобилии водился лосось, и эти столбы поддерживали сети, в которые его ловили. Каменная церковь дает мне ориентир, и я шагаю через пляж в ее направлении, чтобы выйти к деревне, попутно потревожив шумные стайки морских птиц.

Вода, камни, столбы и купол церкви – это реплики неспешного разговора длиною в века. Строители, рыбаки и даже одинокие путники оставляют на земле отметки; ветер, дождь и прибой, камни, песок и вода, животные и растения отвечают на них; а новые поколения, в свою очередь, по‑своему отзываются на то, что находят, и изменяют найденное.

А что насчет мыслящих машин? Можно обсуждать проблемы искусственного интеллекта, связанные с компьютерным зрением и построением маршрута через залитые водой солончаки и пляжи или с пониманием нарративов прошлого, выраженных не с помощью стройного анализируемого текста, а посредством стертых ногами камней и гниющих деревянных столбов.

Можно поразмышлять о том, как мыслящая машина дополнила бы ощущения одинокого путника. Например, миленький робот‑компаньон шлепал бы по солончаку и бегал по пляжу за морскими птицами. А может быть, путника вела бы по тропе мыслящая машина, располагающая обширными потоками данных о маршрутах, погоде и природе, обеспечивающая тем самым человеку кокон из пошаговых инструкций, заметок о животных и растениях, исторических сведений и данных о физической нагрузке, а также предупреждений о возможном нарушении границ частных владений и опасных последствиях приближающегося прилива. Или это была бы машина, созданная, чтобы выяснить, куда отправляются птицы на лето и как сделать так, чтобы опять стало много лосося.

Но какой будет мыслящая машина, которая сможет найти свое место в неспешных разговорах, что век за веком ведут между собою земля и вода? Какие качества потребуются такой машине? А что, если она не придет на смену какой‑то сущности, а поможет нам понять сочетание человеческих, природных и технологических процессов, которые создают все, что мы видим на краю моря, а также то, какой отклик это в нас вызывает? Для описания целенаправленного взаимодействия людей и компьютеров сейчас используется термин «социальная машина» – «Википедия» и тому подобное, – так что назовем нашу машину «пейзажной».

Ах, да, целенаправленного… У одинокого путника может быть простая цель: наловить рыбы, разобраться в поведении птиц или просто без приключений вернуться домой до начала прилива. Но что, если он хочет просто побродить в одиночестве, чтобы обрести спокойствие, побыть на лоне природы, обогатить фантазию или найти духовную пищу? Тогда прогулка превращается в разговор с прошлым, не напрямую, не через камни, столбы или воду, но с помощью слов, с помощью стихов тех, кто ощутил себя человеком благодаря камням, столбам и воде и нашел слова для того, чтобы передать свои чувства. Так что цель одинокого путника состоит в том, чтобы усилить те самые качества, которые делают его человеком в его разделенной с другими людьми человечности. Это действительно сложная задача для мыслящей машины.