Все рассмотренные нами тексты из посланий к Римлянам, Филиппийцам, Колоссянам и Ефесянам однозначно указывают на то, что в основе этики добродетели у Павла лежит эсхатология. Эта добродетель превосходит все, что знал о ней языческий мир. Павел по–новому понимает конечную цель в будущем, что позволяет ему думать о тех привычках, которые можно развивать уже сегодня, думая о грядущем. Эта цель – Божье новое творение, та зрелость и то достоинство человека, которые в итоге он получит через воскресение. Эта цель заставляет осваивать определенные привычки – привычки сердца, тела и, особенно, ум а. Четкая, ясная, проницательная мысль не только позволяет взирать на цель и искать средства для ее достижения, но и сама по себе составляет признак той зрелости человека, о которой говорит Павел. Или, если начать от обратного, когда ум не работает, невозможно стать подлинным и цельным человеком, отчасти потому, что тогда невозможно ясно видеть цель и путь к ее достижению, но также и потому, что важная часть человеческой жизни остается в стороне и потому не связана со всем прочим.

Таким образом, как мы уже видели, размышление над тем, что нужно делать, представляет собой важнейший элемент этики добродетели, которая противостоит иным системам – как этике, основанной на бездумном послушании правилам, так и этики «спонтанности» и «аутентичности». Первая система предполагает, что, усвоив нужные правила, ты можешь о них не думать, – однако, подобно игрокам регби, которые изучили десятки формальных приемов, но не сформировали у себя инстинкт игры, ставший второй природой, ты не сможешь справиться с неожиданной ситуацией, в которой правила (формальные приемы игры) не помогают.

Во втором случае, когда ты опираешься на «спонтанность» и «аутентичность», тебе не следует напрягать ум (фактически тебе вообще лучше не думать), потому что для тебя важны только «естественные» проявления. Конечно, Павел желает, чтобы христиане становились зрелыми учениками Иисуса Христа и постепенно могли бы увидеть, что христианские привычки сердца и тела стали для них «естественными». Но чтобы достичь этого состояния, необходимо думать, необходимо «преображаться обновлением ума», чтобы это преображение затронуло и изменило привычное повседневное поведение.

И это фактически составляет одно из существенных отличий этики добродетелей от других систем – здесь мысль должна работать заранее. Если человек полагается на обязанности и правила, он, столкнувшись с неожиданной проблемой, начинает думать: какое правило для этого случая существует, какова моя обязанность в данном случае? Стороннику утилитаризма приходится много размышлять над тем, как данное действие (или бездействие) повлияет на счастье наибольшего числа людей. Разумеется, этика спонтанности предполагает, что думать вообще не нужно. Но если речь идет об этике добродетели, здесь напряженная работа мысли должна предшествовать кризису или неожиданности. Сознательный выбор и намеренно усвоенные привычки формируют характер. И тогда человек может справиться с неожиданной ситуацией, даже если у него не остается времени на размышления.

Павел прекрасно понимает, что христианская жизнь в целом, которая больше суммы ее отдельных «этических» компонентов, – это совершенно новое явление, о котором нужно думать, которое нужно изучать и воплощать в поступках, а без этих усилий общины просто вернутся к образу жизни старого мира. И, сознавая, насколько рискованны подобные ходы, Павел указывает на самого себя (и на своих близких сотрудников) как на пример этого нового образа жизни. Люди, которых он обратил в христианство, никогда ранее не видели ничего подобного, и потому им нужно держать в мыслях и воспоминаниях доступные образцы:

Посему умоляю вас: подражайте мне, как я Христу. Для сего я послал к вам Тимофея, моего возлюбленного и верного в Господе сына, который напомнит вам о путях моих во Христе, как я учу везде во всякой церкви

(1 Кор 4:16–17).

Не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни церкви Божией, так, как и я угождаю всем во всем, ища не своей пользы, но пользы многих, чтобы они спаслись. Будьте подражателями мне, как я Христу

(1 Кор 10:32–11:1).

Надеюсь же в Господе Иисусе вскоре послать к вам Тимофея, дабы и я, узнав о ваших обстоятельствах, утешился духом. Ибо я не имею никого равно усердного, кто бы столь искренно заботился о вас, потому что все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу. А его верность вам известна, потому что он, как сын отцу, служил мне в благовествовании

(Флп 2:19–22).

Подражайте, братия, мне и смотрите на тех, которые поступают по образу, какой имеете в нас

(Флп 3:17).

Чему вы научились, что приняли и слышали и видели во мне, то исполняйте, – и Бог мира будет с вами

(Флп 4:9).

…Вы сами знаете, каковы были мы для вас между вами. И вы сделались подражателями нам и Господу, приняв слово при многих скорбях с радостью Духа Святаго…

(1 Фес 1:5б–6).

…Ибо вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас, – – не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам

(2 Фес 3:7–9).

Во всех этих отрывках Павел говорит о новом образе жизни последователей Иисуса и о том, что надо смотреть на образцы такой жизни для того, чтобы она могла стать реальностью. Мы еще вернемся к этой теме.

И всюду в этих текстах Павел говорит об этике «характера». В Послании к Римлянам, в важном отрывке, который позволяет ему совершить переход от главы 4 к главе 5 и который мы уже упоминали в связи с другими вопросами, Павел кратко описывает как бы свою теорию формирования характера, указывающего на окончательную надежду «славы Божией» и обретающего свой смысл в свете этой надежды:

Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Мессию, через Которого верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией.

И не сим только, но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность [dokime], от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам

(5:1–5).

Для нас здесь сейчас особенно важны две вещи: надежда и формирование «опытности», то есть характера.

Павел говорит, что это надежда «славы Божией». Мы уже обсуждали этот вопрос, который включает в себя две взаимосвязанные темы: владычество над творением, которое Бог поручил человеку, и возвращение славы Божьей, которая будет обитать среди его народа после долгих лет изгнания. Павел нередко думает о последней теме, что отражает и глава 5 и дальнейшее развитие той же темы в главе 8, где Дух «пребывает» среди верных, подобно тому, как Бог в Ветхом Завете пребывал в Храме (8:4–11). К сожалению, в христианских кругах «слава» часто служит расплывчатым термином для загробной жизни на небесах, так что важнейшие смысловые оттенки выражения «слава Божия» – те оттенки, которые улавливал и сам Павел, и его слушатели, – совершенно ускользают от нашего внимания.

Павел говорит о том – и эта мысль крайне важна для всей данной книги, – что эта надежда, которой мы живем, telos или цель всего нашего странствия по жизни заключается в «славе Божией». Если развернуть смысл этого выражения, мы увидим две картины: с одной стороны, «царственное священство», о котором мы уже говорили, подлинное призвание человека, а с другой – то место, где будет обитать сам Бог во исполнение своего древнего обетования.

Как мы видели, обе эти картины воплотил в себе Иисус. Павел на протяжении глав 5–8, и особенно в главе 8, указывает на то, что через присутствие и действие Святого Духа это реализует и народ Божий. Иные люди утверждают, что у первых христиан не было никаких богословских представлений о Троице, но так может говорить только человек, который внимательно смотрит в телескоп своим невидящим глазом.

Но если слава Божья составляет цель, то какой путь ведет к этой цели? Какие привычки, составляющие характер, соберут воедино подлинного человека, образ Божий, исполненный Духа, – того человека, который однажды будет владычествовать над Божьим творением и приносить Богу исходящие от твари хвалы? Ответ на этот вопрос подводит нас к такой теме, которая, как это ясно понимал Павел (особенно когда он писал Второе послание к Коринфянам), показалась бы полным безумием всей классической традиции, включая Аристотеля, и даже тем христианам, которые не до конца осознали, как Благая весть Иисуса Христа меняет идеал жизни человека. Эта тема сурова и неприятна: первый шаг к христианскому характеру – через страдание.

Две причины вынудили Павла прийти к такому поразительному и неприятному выводу: во–первых, страдания Мессии, во–вторых, те страдания, которые Павел навлекал на созданные им церкви и которые он испытывал сам от рук ревностных иудеев, языческих властителей и толпы. Деяния позволяют понять, на что это было похоже. Содержание Второго послания к Коринфянам указывает на то, что Деяния приоткрыли лишь малую часть всей картины. Но что позволило Павлу прийти к такому богословскому выводу, который стоит в самом центре его размышлений?

Традиция древнего иудаизма, к которой принадлежал Павел, постепенно пришла к твердому пониманию того, что страдания каким–то образом исполняют спасительный замысел Бога. Это отражают некоторые места книг пророков Исайи, Иеремии и Даниила, а также, разумеется, Псалтирь. Мы знаем также, что в центре жизни и учения Павла стоял крест Иисуса, что отражают многие его тексты, в частности Второе послание к Коринфянам. Мы не можем точно сказать, знал ли Павел какие–то высказывания Иисуса (хотя, на мой взгляд, скорее знал), вроде слов о блаженстве гонимых и призыва взять свой крест. Как он это понимал, страдания связаны с тем, что христиане не идут в ногу с окружающим миром и вступают в конфликт с «властями», которые правят этим миром. Если поведение людей не соответствует ожиданиям со стороны окружающего мира и его властителей, они должны ожидать подозрительного и враждебного отношения к себе и разного рода нападений. И если люди видят, что оказались в подобных ситуациях из–за того, что следуют за распятым Мессией, и думают о своих страданиях в контексте иудейских представлений о спасительных замыслах Бога, они обладают ключом к пониманию богословского и нравственного смысла происходящего.

В главе 5 Послания к Римлянам Павел говорит не только о том, что христиане страдают со Христом, чтобы с ним прославиться (см. также 8:17; ср. это с 2 Кор 4:10 и другими подобными отрывками, такими как Флп 3:10–11), но и о том, что страдания особым и неповторимым образом формируют характер. Страдания порождают выносливость или терпение, а терпение порождает характер (и не просто какой–то случайный характер, но такой, который выдержал проверку и оказался годным), который, в свою очередь, порождает надежду – такую надежду, которая никого не разочарует. Это кульминационный момент рассуждений Павла, и мы здесь можем видеть, что Павел, думая о христианской жизни, не только опирался на классические представления о добродетели, но и радикальным образом пересмотрел эту традицию. Иисус и Дух заставили его по–новому думать о содержании и форме добродетели, хотя он сохранил некоторые важнейшие элементы традиционной схемы: представления о конечной цели, telos, и о том, что нужно формировать характер, особые привычки, направленные на достижение этой цели.

Я говорил о том, что Римлянам 5:1–5 – это совершенно особый текст, но есть еще два новозаветных отрывка, которые отражают подобный ход мыслей. В них говорится о формировании добродетелей под воздействием событий, проработанных с помощью мышления:

С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения, зная, что испытание [dokimion] вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие [ergon teleion], чтобы вы были совершенны [teleiot] во всей полноте, без всякого недостатка

(Иак 1:2–4).

…Вы, прилагая к сему все старание, покажите в вере вашей добродетель [arete – один из трех случаев употребления этого слова в Новом Завете], в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь [адарё]. Если это в вас есть и умножается, то вы не останетесь без успеха и плода в познании Господа нашего Иисуса Христа

(2 Петр 1:5–8).

Очевидно, что здесь мы видим все тот же ход мысли. Одно качество влечет за собой другое. Дело не в том, что надо потратить годы на приобретение первого, чтобы потом перейти ко второму и так далее. Эти качества действуют сообща. Суть дела в том, что надо смотреть вперед: цель всего этого – приносить плод в Иисусе (2 Петр), стать «совершенным», teleioi, готовым к любому испытанию, поскольку сформированный характер делает тебя готовым ко всему (Иак). Конечно, мы могли бы потратить гораздо больше времени на изучение этих текстов, но в целом их суть прозрачна.

Все это ставит перед нами ряд важных взаимосвязанных вопросов, о которых мы поговорим в следующей главе. Как теоретические представления Павла о христианской жизни реализуются на практике? А в частности, какое место здесь занимают «плоды Духа» и «дары Духа»? Почему Павел выделяет отдельные аспекты характера, тогда как другие он просто называет «добрыми» и «злыми», думая, что для его слушателей это понятно без разъяснений? Похоже, иногда он добавляет к этике добродетели какие–то «правила» – почему он так делает? И среди прочего встает еще один вопрос, связанный со всеми другими: почему он снова и снова говорит о значении веры, надежды и любви? Какое место эти качества занимают в его картине христианского характера? Являются ли они добродетелями в классическом смысле слова? И если это так, как их особое место влияет на саму природу добродетели? И наконец, как представления Павла о церкви как об одном теле, единой общине влияют на воплощение христианской добродетели?