Государственная система, построенная Иваном III и Василием Ивановичем, несмотря на свое своеобразие, оказалась весьма прочной. Когда Василий умер, его сыну и наследнику, будущему царю Ивану Грозному, было три тогда – и власть на долгое время перешла к боярской элите. Но они уже не пытались растащить государство, а только лишь отчаянно дрались за место у кормушки.

Для сравнения. В том же XVI веке во Франции начались так называемые «религиозные войны» между католиками и протестантами. В кавычки я взял эти слова потому, что аристократы, возглавившие тех и других, отличались друг от друга так же, как футболисты разных команд – то есть только цветом формы. Так, политическую программу, написанную лидером протестантов адмиралом Колиньи, его непримиримые враги из Католической лиги читали с восторгом. Потому что программа у обеих партий была одинаковая – превратить родную страну в эдакую феодальную федерацию. Вопрос был только в том, кто займет лучшие места. А в России уже боролись исключительно вокруг центра. Так дальше и пойдет. Что же касается бюрократической структуры, то она нормально работала.

Взошедший не престол Иван Грозный с самого начала расставил все точки над I. В 1547 году он сделал то, на что не решился его дед, – короновался царем. Тут опять дело в средневековых представлениях. «Царь» – это исковерканное латинское «цезарь», титул императоров Древнего Рима. То есть еще один шаг к обособлению от простых смертных. Кстати, великий князь Литовский долго не желал признавать нового титула Ивана IV.

Что же касается органов исполнительной власти, то Иван Грозный отменил «кормление». Потому что понятно – какие указы ни издавай, а все равно подобная система – просто рай для коррупции и откровенного вымогательства. Теперь чиновников оплачивали через специальный налог.

Система приказов развернулась по‑настоящему.

Появились приказы, занимающиеся вооруженными силами, – Разрядный, Стрелецкий и Пушкарский. Завелось грамотно организованное «налоговое управление» – Приказ большого прихода. Возник профессиональный уголовный розыск – Разбойный приказ. Появился Судный приказ, занимающийся гражданскими исками. И так далее. Словом, бюрократическая система сложилась. Она, в общем и целом, нормально работала, становясь своеобразным «Ванькой‑встанькой», который переживает любые передряги.

Так, например, во время опричнины, когда Иван Грозный образовал своего рода государство в государстве, в опричной части возникла параллельная система приказов. Что же касается старой, то она продолжала работать.

Я не буду углубляться в период «массовых репрессий» XV века. Темное это дело. Если в задачу опричнины входило полное отстранение боярской элиты от власти, то эту задачу Иван Грозный с успехом провалил. Он не смог одолеть даже местничество, хотя и пытался. В любом случае рассказ об опричнине выходит далеко за рамки этой книги.

Но вот кто точно выиграл в результате игрищ опричников, так это русская бюрократия. После всех передряг, казней, разгрома Новгорода и прочих интересных событий вес профессиональных бюрократов в тогдашнем обществе резко возрос.

Дело в том, что тогдашнее общественное устройство было своеобразным. Кроме царя, существовала еще и Боярская дума – нечто вроде западных королевских советов с поправкой на местничество. Дума сохранила изрядное влияние. Раньше в ней появились представители профессиональной бюрократии – так называемые думные дьяки. (Чиновники всех рангов получали жалование. В отличие от бояр и дворян, которые жили на доходы с поместий.) Вообще‑то включить чиновников в состав высшего органа власти нужда заставила – для принятия адекватных решений требовались квалифицированные специалисты, а не дилетанты‑бояре. Но преодолеть сословную спесь помогли многочисленные казни представителей боярской элиты. Такое уж было мышление у бояр – они предпочли бы профукать страну, но не допустить «худородных».

Но местничество страшный царь так отменить и не сумел. Хотя очень пытался. В 1542 году Иван IV перед походом на Казань пишет:

«Отец мой, Макарий митрополит, и архиепископы, и епископы, и князи, и бояре. Нарежался есми х Казани со всем хрисолюбивым воинством и положил есми совет своими боляры в пречистой и соборной перед тобою, отцем своим, о местех в воеводах и в всяких посылах в всяком разряде не местничатися, кого с кем куды ни пошлют, чтобы воиньскому делу в том порухи не было; и всем бояром тот был приговор люб».

Или еще.

«А лучитца каково дело, кого с ким царь и великий князь на свое дело пошлет, а хотя будет кому с кем и не пригож быти своего для отечества, и бояре б, и воеводы, и князи, и дети боярские для земского дела все ходили без мест. А кому будет каково дело о счете, и как, оже даст бог, с своего дла и с земского придет, и государь им счет тогды даст».

То есть в переводе на современный язык смысл таков. Во время войны с местами считаться не будем. А какие возникнут вопросы, так после войны царь разберется.

То есть всесильный государь со скрипом пробивает отмену местничества на время военных действий. Представляете ситуацию до этих постановлений? Перед военным походом при комплектовании высших военных кадров необходимо было разложить сложнейший пасьянс из местнических отношений – да еще постараться, чтобы эти командиры хоть что‑нибудь собой представляли как военачальники. Тем не менее Ивану Грозному пришлось постараться назначить командование, в общем, придерживаясь сложившегося «рейтинга». Неудивительно, что ту же Казань брали три раза – и так бездарно. В итоге взяли, конечно, но глупостей была наделана бездна.

Но самое любопытное было дальше. Началось Смутное время – пожалуй, самый страшный период в истории России, когда страна стояла на краю гибели. В стране царил хаос, менялись правители, появился самозванец, потом второй… Поляки оккупировали Москву. По дорогам России шлялись банды наемников, казаков и просто шпаны, сбивающейся иногда в чудовищные толпы (так называемое восстание Болотникова). Все шло вразнос. Но, исключая самые пиковые моменты, в приказных избах шла работа! Система кое‑как, но вертелась. И как только начался порядок – все тут же сложилось обратно, в том же виде, как до Смутного времени.

По ассоциации мне вспомнилась история из другой эпохи. В конце войны мой дед был назначен военным комендантом небольшого городка в Пруссии. Отправляясь к месту новой службы, дед сильно волновался. Он имел некоторый опыт управленческой работы, но тут чужая враждебная страна… Но все оказалось просто. В первый день сержант из комендантского взвода доложил:

– Товарищ майор, к вам тут какой‑то немец просится.

Вошел благообразный седой герр.

– Герр комендант, я являюсь бургомистром этого города. Мои сотрудники ждут ваших распоряжений.

Вообразите ситуацию. Апрель 1945 года. Поверженная Германия лежит в руинах. По дорогам Пруссии неприкаянно скитаются толпы беженцев. По лесам околачиваются недобитые немцы. А этот приходит так, будто к нему новый начальник из центра прибыл.

– А что… Ваши сотрудники на работе? – Только и мог спросить он.

Тут удивился немец.

– Конечно. Ведь уже десять утра.

Дед проследовал за бургомистром в ратушу и убедился: все чиновники сидели на своих местах. Все время, пока дед там служил, работа шла как‑то сама собой…

Вот и русская бюрократия XVI–XVII веков представляла из себя эдакий самособирающийся механизм. Почти такой же, как в древнем Китае. Как только налаживался хоть какой‑то порядок, дьяки и подьячие приходили на свои насиженные места и начинали заниматься привычным делом. Благо административные работники требуются любой власти. Не тащить же собственных из Польши! Тем более что там‑то с ними было очень плохо. В Польше так и не сложилась сколько‑нибудь четкая административная система. Любовь польской элиты к принципу иммунитета преодолеть не удалось. Чем это закончилось – известно. В конце концов страны просто не стало.

В России в 1613 году на Земском соборе был избран новый царь – Михаил Романов. Государственная машина завертелась, а значит, продолжала развиваться и бюрократическая система. Она все более напоминала византийскую. Там, как уже говорилось, существовало множество самостоятельных ведомств, лишенных какой‑то четкой структуры, которые имели тенденцию к размножению. В России происходило то же самое. Возникала новая проблема – создавался новый приказ.

Иногда, впрочем, старые закрывали, когда вопрос, которым они занимались, сходил с повестки дня. Но чаще уже ненужный приказ продолжал существовать – или ему находили какое‑нибудь новое применение. Бывало, на приказы вешали смежные задачи.

В общем, складывалась довольно громоздкая система. В царствование сына Михаила Романова Алексея Михайловича число приказов достигало восьмидесяти.

* * *

Теперь настало время подробно рассказать о функционировании этой системы.

Работники приказов делились на две категории. Те, кто имел право принимать решения, назывались судьями. Остальные являлись техническим персоналом. В зависимости от важности приказа начальниками были люди разных рангов – бояре, окольничие (второе по рангу сословие), стольники (третье сословие) или дворяне. Судей в приказах сидело по одному, если приказ важный – по два и более. В последнем случае один был главным, другие назывались товарищами. Эти люди, говоря современным языком, имели право подписи. Хотя судьи как раз ничего не подписывали. Они только давали ценные указания, какую резолюцию наложить. Видимо, считалось, что благородным людям «невместно» пачкать руки чернилами. Здесь опять повеяло Востоком. Это ведь там чем выше начальник, тем меньше он должен шевелиться. Что, кстати, подчеркивала и одежда. Вспомните облачение бояр – длинные тяжелые шубы и высокие меховые шапки, в которых ходили даже летом. В таком «прикиде» не попрыгаешь.

Технический персонал состоял из дьяков, которые не доросли до должности судей и заведовали отдельными подразделениями структур – повытьями и столами. Так, к примеру, Сибирский приказ, возникший после присоединения Сибири Ермаком, имел пять «территориальных» столов – Тобольский, Томский, Мангазейский, Ленский, Енисейский и «профильные» – Денежный и Купецкий столы, Соболиную казну. Как водится, штаты всегда растут. Позже в составе Соболиной казны появились подотделы: Казенная, Купецкая, Разборная, Расценная, Скорняцкая палаты.

Ниже дьяков стояли подьячие, которые тоже распределялись по званиям – «старых, середних и молодших». Их обязанностью было составление всей документации для приказных судей и дьяков.

Особенностью русской административной системы было то, что часто приказы осуществляли судебные функции в отношении тех, чьими делами они занимались. К примеру, Стрелецкий приказ мог разбирать гражданские иски стрельцов, военнослужащих первых в России постоянных войск. Но тонкость ситуации в том, что стрельцы совмещали военную службу с ремеслами и торговлей. Так что они могли обращаться и в соответствующие приказы. А могли и в Судебный. Как кому нравилось.

«Приказы действовали именем государя и были высшими правительственными и судебными местами; жалобы на их решения приносились государю и рассматривались в царской думе. Судьи, дьяки и подьячие собирались в П. ежедневно, кроме воскресных и праздничных дней, и должны были заниматься определенное число часов. В случаях, не терпящих отлагательства, они должны были собираться и по воскресеньям. Профессор В.И. Сергеевич полагает, что дела в П. решались, по всей вероятности, единогласно; Неволин и профессор М.Ф. Владимирский‑Буданов думают иначе. «Хотя по закону, – говорит первый, – в тех П., где было несколько судей, дела надлежало решать всем судьям вместе, но на самом деле первенствующий судья имел такую силу, что он делал что хотел». «Даже в случае множественности членов, – замечает профессор М. Ф. Владимирский‑Буданов, – присутствие не составляло коллегии и дела решались не по большинству голосов» (Н. Василенко).

Поскольку, как уже было сказано, компетенция разных учреждений разграничена была очень слабо, тогдашние чиновники великолепно владели техникой отфутболивания дел в другие инстанции. В московских канцеляриях бумага могла ходить по кругу сколь угодно долго времени.

Бумаг вообще было очень много. Причем документы выглядели своеобразно. Их писали на узких листах, но не складывали в папки, а подклеивали друг к другу. В итоге получались длиннейшие «простыни». Писали на одной стороне. Но оборотную принято было резервировать для пометок и резолюций начальства. Подписывался же документ дьяком, который его составил. Выглядело это примерно так: «По повелению боярина Морозова составил дьяк Ивашко Архипов».

Между собой приказы вели обширную переписку. Эти документы назывались памятями. Они составлялись на имя судей. С 1648 года все входящие и исходящие заносились в регистрационные книги. Кроме того, когда дело касалось судов, решения также заносились в отдельные книги. Каждой из них ведал особый чиновник в чине не ниже дьяка.

Как уже отмечалось, приказы действовали от имени царя. Поэтому исходящие документы, отправляющиеся в провинцию, всегда начинались стандартной формулировкой: «от царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, боярину нашему» – и дальше имя адресата. В бумагах на имя царя форма была следующей: «Государю царю и великому князю – стольник холоп твой Янка Черкаской с товарыщи челом бьют». Кстати, именно оттуда пошло слово «отписка». В XVII веке оно означало всего лишь ответ на письменный запрос.

Приказы находились в Белокаменной, а ведали они делами всей Руси великой. Поэтому документы отправлялись нарочными. Часто случалось, что в одно и то же место отправлялось несколько гонцов от разных учреждений. Вообще‑то по правилам, чтобы зря не гонять нарочных на казенных лошадях и не тратить лишние командировочные, полагалось снестись с другими приказами и узнать, нет ли у них чего по пути. А если документ не срочный, можно было отправить и при случае. Если вспомнить количество приказов и число бумаг в них, можно представить, сколько возникало накладок.

Работы у тогдашних чиновников было полно. Трудились от света и до света. Частенько, когда наваливалось особо много срочных дел, начальники привязывали чиновников за ноги веревками к столам – чтобы не сбежали от работы. Да и вообще условия работы были гнусные. Приказы располагались либо в избах, либо в тесных помещениях зданий в Кремле. Теснота, духота и плохое освещение. Тем не менее, от желающих потрудиться на благо Отечества в качестве чиновников отбою не было. Как всегда. В истории человечества не случалось моментов, когда канцелярии испытывали кадровый голод.

* * *

Теперь взглянем на работу приказов с другой стороны – со стороны посетителей. Лучше всего можно понять их работу на примере судебных дел, которыми занимались многие учреждения. Вот как рассматривались гражданские дела.

Для начала дела требовалось подать челобитную (заявление), которая непременно регистрировалась. Если истец по каким‑либо причинам не хотел, чтобы его дело разбиралось в «профильном» приказе, он мог подать челобитную царю – и тот назначал разбор дела в другом. Ответчик тоже обладал правом подобного «отвода», но обязан был сделать это до начала суда.

Но вот процесс пошел. «Иск в приказе вчинялся посредством подачи истцом судьям приставной памяти, названной так потому, что она вела за собой посылку пристава для вызова ответчика в суд. Дьяки закрепляли эту память, записывали ее в книги и затем посылали приставов к ответчику, чтобы он, его жена, сын или же поверенный стали к ответу в Приказе. Когда находили ответчика или его поверенного, то на нем и на истце брали поручные записи, что они явятся в срок к разбору дела. Срок этот назначался судьями или же истцом и ответчиком по взаимному соглашению. Если бы назначенный срок оказался для них почему‑нибудь неудобным, то по их челобитью он мог быть отодвинут далее. Пока истец не представлял поручителей по долговому делу, оно не разбиралось; если же их не представлял ответчик, то его отдавали под надзор приставам или держали скованным в П. впредь до представления им поручителей или же до окончания судного дела.

Когда наступал срок, назначенный для разбора дела, истец с ответчиком являлись в суд. Истец подавал судье челобитную; судья, прочитав ее, спрашивал ответчика, готов ли он отвечать? Если он был не готов, то ему для этого давался известный срок, но челобитной истца в этом случае ему не читали и не давали ее на руки. Если же истец заявлял, что он готов отвечать на челобитную истца, то последняя читалась ему и он должен был возражать против нее. Возражения он мог делать лично или через поверенных. Во время разбирательства подьячие записывали речи сторон, а по окончании судоговорения прочитывали им написанное, и стороны прикладывали свои руки к судному делу; за неграмотного подписывал тот, кому он верил. После этого истец и ответчик опять отдавались на поруки, а подьячие выписывали коротко, что кто говорил, а также узаконения, на основании которых можно было решить это дело, и судьи решали его; если же дела нельзя было решить в том приказе, где происходило судоговорение, то оно отсылалось к царю и боярам, которые и постановляли решение. Дела велено было решать по Уложению и царским указам, а в случае каких‑нибудь затруднений обращаться за разъяснением в думу или к самому царю.

Доказательствами в исках являлись крестное целование, свидетельские показания и письменные документы. В делах денежных, заемных, товарных и др., при которых могли применяться письменные доказательства, кабалы и записи, последние имели решающее значение, и если бы у кого кабалы или записи каким‑нибудь образом уничтожились, то хотя бы он представлял… и 20 человек свидетелей, свидетельство последних ставилось ни во что. Давностью для кабал и записей считалось 15 лет. Если иск был признан правильным, деньги взыскивались в пользу истца с ответчика; кроме того, с него взыскивались царская пошлина, по 10 денег с рубля, и судебные издержки (“проести, волокиты и убытки”) в пользу истца. Если ответчик не уплачивал долга, его понуждали к этому путем правежа; затем, в случае несостоятельности ответчика и невозможности со стороны его удовлетворить сумму иска, он “выдавался головой” истцу, т. е. отдавался на некоторое время на известных, определенных уложением, условиях в услужение истцу; царские пошлины в этом случае взыскивались с истца.

По истечении времени, определенного для погашения долга, истец обязан был привести находившееся в его услужении лицо в тот самый приказ, который выдал ему это лицо “головой”, и приказ отпускал его на волю. Никто не мог держать более определенного срока лиц, выданных головой. В делах о бесчестье с виновного взыскивались деньги в том размере, в каком обиженный получал жалованье от царя; за бесчестие жены взыскивалось вдвое, дочери – вчетверо, сына, не состоявшего на службе, – вполовину против отца. В случае несостоятельности виновного били кнутом. Дела в приказах велено было решать без задержки, но это никогда не исполнялось, и приказах были известны медленностью своих решений, вошедшей в поговорку под именем “московской волокиты”. Если бы ответчик во время разбора дела заявил иск против своего истца, дело его должно было быть разобрано немедленно, не выходя из суда, хотя бы исков было два и три по разным челобитным. Каждый из этих исков составлял самостоятельное дело, и подьячие не могли соединять их в одно. Такой порядок разбора исков ответчика был установлен для уменьшения волокиты. В делах уголовных, ведавшихся в разбойном и земском П., приказами производился следственный процесс – розыск» (Н. Василенко).

* * *

Вот вам система разбора тогдашних гражданских дел. Поясню некоторые термины. Правежом называлась следующая процедура. Виновного привязывали к столбу на торговой площади и били плетью – от рассвета и до обеда (12 часов). Правеж, согласно Соборному Уложению 1648 года, мог продолжаться неделю. Выдача «с головой» означала то, что несостоятельный ответчик отдавался истцу и тот мог делать с ним, что хотел – но не имел права калечить и наносить другого тяжкого вреда здоровью. К примеру, можно было посадить должника на цепь в углу двора – но не зимой. Можно было морить голодом и жаждой – но совсем уморить было нельзя. Кстати, некоторые должники стойко переносили все испытания и их оставляли в покое. Хотя деньги у них были. Потому‑то и существовала такая система. Между прочим, палачу, проводящему правеж, можно было сунуть взятку – и тогда он только делал вид, что бил.

Бесчестьем называлось оскорбление личности. Дела такого рода были очень широко распространены. Разумеется, судились по этим статьям не «простые», а знатные, чаще всего бояре, постоянно разбиравшиеся из‑за вопросов местничества. Подобных дел было настолько много, что впоследствии Петр I запретил обращаться по ним в суды.

Представьте, как эта система действовала. Вот вы, к, примеру, купец, являетесь, чтобы получить долг. Вам назначают разбор дела через несколько месяцев. Перед началом суда ответчик бьет челом, что он против рассмотрения дела в данном приказе. Понятное дело, челобитная рассматривается не за один день. Но все‑таки назначают другой приказ. Но там у ответчика «все схвачено», и теперь бьете челом вы. Проходит еще время – и только тогда рассматривается дело. А потом ответчик подает «апелляцию»…

Вы поняли, куда я клоню? Простор для взяток просто невероятный. А ведь в приказы обращались не только по судебным делам. Так что интересная жизнь кипела в московских канцеляриях…

Давайте теперь посмотрим на отдельные учреждения: кто и чем занимался. Те, кому такие подробности читать скучно, могут поверить автору на слово, перейдя сразу к выводам, следующим за этим описанием.

Посольский приказ. В нем работали думный дьяк, два дьяка и четырнадцать человек подъячих. Приказ занимался не только международными отношениями, но и выполнял функции современного ОВИР. Дело в том, что выехать из России можно было, только обладая соответствующими документами. Незаконное пересечение границы являлось тяжким преступлением. Пойманных судили местные воеводы, а все отчеты посылались в Посольский приказ.

Кроме того, учреждение выдавало проездные грамоты – тогдашние заграничные паспорта, разрешающие пересечение границы. Приказ имел право выдавать разрешения только на выезд в государства, с которыми Россия находилась в мирных отношениях, поэтому приказ определял, с какими странами Москва живёт в мире и с кем выгодно и невыгодно иметь сношения. Если человек совершал в дружественной стране уголовное преступление, сумел унести ноги, но об этом становилось известно, его судили в приказе. Здесь же судили и иностранных граждан, согрешивших против российских законов.

В задачу учреждения входили переговоры о выкупе пленных и сбор на это денег. На этом, кстати, зарабатывали греческие купцы. Они скупали пленных, которых захватывали в набегах крымские татары, приводили на Русь и тут продавали правительству. Пленные были разные – чем знатнее, тем дороже. Так что приказ должен был определить, за кого сколько можно заплатить. Так, в отношении служилых людей по прибору (стрельцов и казаков) выкуп различался в соответствии с делением их на московских и украинных (окраинных): за украинных – 25 рублей, за московских стрельцов – 40 рублей, за посадских людей – 20 рублей, за крестьян и боярских людей – 15 рублей.

Деньги на выкуп обычно добывали из налогов. Но ведь пленные поступают неравномерно. Пики приходятся после завершения войн, когда стороны обычно возвращали пленных – в том числе и за выкуп. Так что заведение должно было обладать значительными средствами.

Иностранцы, получившие разрешение на въезд в Россию, должны были пройти регистрацию в Посольском приказе – а потом, получив необходимые бумаги, топать в Печатный приказ, где им выдавали нечто вроде вида на жительство, без которого находиться на русской территории им было запрещено.

Разрядный приказ или Разряд. Во главе – Окольничий, думный дьяк и два простых дьяка. Это учреждение, имеющее отношение к обороне. Приказ занимался армейскими кадрами. Дело в том, что дворяне, обязанные царю военной службой, были разных разрядов: дворяне городовые, выборные, московские. Каждый разряд соответственно оплачивался определенным количеством выделяемой земли. Для поступления на службу или перехода из разряда в разряд нужно было пройти так называемую верстку – раз в два года явиться на смотр перед окольничим с соответствующим снаряжением с определенным количеством вооруженных «ратных людей». (Этот процесс хорошо описан у Алексея Толстого в романе «Петр I».) Понятно, что здесь находились списки всего личного состава тогдашних вооруженных сил (кроме стрельцов). В случае посылки, награды или увольнения от службы кого‑нибудь из поименованных чинов об этом давался указ в Разряд. Этот же приказ ведал строением и починкой крепостей, вооружением их и снабжением гарнизонов.

Когда в 1862 году отменили местничество (об этом речь впереди), то в приказе стали заниматься и ведением дворянской родословной книги.

Учреждение имело свои филиалы в городах: новгородский, рязанский, смоленский и так далее, которые заведовали тамошними кадрами. Поэтому головная контора называлась Московским большим разрядом.

* * *

Стрелецкий приказ. Стрельцы были постоянным войском. Они получали не земли, а жалование – поэтому под них была выделена отдельная структура. Ввиду важности для государства стрелецкого войска главным судьей тут был боярин, товарищами – два дьяка.

Приказ рассматривал все дела о стрельцах, кроме разбоя и татьбы (воровства) с поличным. Гражданские иски стрельцов к представителям иных сословий тоже могли тут рассматриваться.

Была и еще одна сфера деятельности. Дело в том, что стрельцы несли не только военную, но и полицейскую службу. «А которых приводных людей на Москве в Новую четверть учнут присылать из стрелецкого приказу, а Стрелецкий приказ тех людей приведут стрельцы, и которых людей в Новую же четверть приведут дети боярские …» То есть граждан, задержанных, к примеру, за пьяный дебош, стрельцы приводили в «родной» приказ. А уж оттуда их направляли куда следует.

Иноземный приказ. «А ведает тот Приказ тот же боярин, что и Стрелецкой приказ, а с ним товарищи, дворянин да два дьяка. И ведомы в том Приказе иноземцы всяких чинов служилые люди, и верстают их за службы из чину в чин которых можно без царского указу он боярин, а иных высоких чинов без царского указу не верстают; а кормовое жалованье дают им помесячно, в Большом Приходе и в иных Приказах» (Георгий Котошихин).

Рейтарский приказ. «А ведает его боярин тот же, что и Стрелецкой и Иноземский Приказ, а с ним товарищи, дворянин да два дьяка. А бывает рейтаром сбор из дворян, и из жильцов, и из детей боярских, малопоместных и беспоместных, и из недорослей, и из вольных людей; а жалованье им дается из Рейтарского ж Приказу. А собирают тем ратным людям на жалованье деньги, как бывает сбор со всего государства для войны» (Георгий Котошихин).

Земский и Разбойный приказы. Нечто вроде тогдашнего уголовного розыска. В каждом руководили боярин или окольничий, дворянин и два дьяка. Разница между приказами в том, что в первом ведали, «которые воры крадут и убийственные дела чинят в Москве… карты и зернью играют… людей режут и шапки срывают». Второй же разбирал дела, связанные с татьбой, разбоем, убийствами, совершёнными в Московском и других уездах. Виновных требовалось «сыскивати накрепко» – то есть заниматься следственными действиями.

На местах представителями Разбойного приказа являлись губные старосты, осуществлявшие свою деятельность по наказам из центра, которому были подчинены по этим делам. Они должны были преследовать и ловить преступников, получив на это санкцию вышестоящей инстанции, но наказывать и судить они должны были без доклада по своему усмотрению в соответствии с нормами права, установленными Уложением. В качестве приказной власти губные старосты ведали также, помимо губных дел, сыском беглых крестьян, сбором податей, межеванием земель, оформлением кабал и кабальных книг. Помощниками губных старост были губные целовальники, в обязанности которых входило: а) присутствовать на суде губных старост; б) исполнять их поручения, например, производить обыск; в) заведовать тюрьмами; г) собирать подмогу из населения в экстренных случаях.

В Москве и других городах тюрьмы строились на средства Разбойного приказа, который также должен был заниматься наймом палачей и выдачей им жалованья.

Также в компетенцию «уголовных» входил разбор дел, связанных с приобретением иностранцами дворов и заключением с ними кабальных грамот.

И то и другое считалось серьёзным правонарушением и поэтому разбиралось в Разбойном и Земском приказах, а также в приказных избах, выполнявших функции приказов на местах. То есть закон защищал русских граждан от иностранцев.

Однако существовал еще и Сыскной приказ. Первоначально он был создан для разбирательств жалоб на злоупотребления должностных лиц, но позже превратился в заведение для «особо важных расследований».

Судный приказ. Тут все ясно из названия. Как сказано в Уложении, «А на которых людей истцы бьют челом в татьбах и в розбоях именно без поличного и без язычной молки и не по лихованным обыском, и тех челобитчиков отсылать в Судной приказ, где кто судим. А будет в Судном приказе сыщется, что те дела розбойные дошли до пыток, и тех истцов и челобитчиков отсылать в разбойный приказ».

Холопий приказ уже упоминался. Важнейшей функцией Холопьего приказа была борьба с побегами холопов; беглые приводились в приказ, наказывались кнутом и возвращались владельцам. Приказ следил также за соблюдением условий сыска беглых холопов, предписанных законом, к тому же там рассматривались дела о сносе беглыми имущества их хозяев и о возврате его по принадлежности.

При отдаче беглого холопа владельцу Приказ наказывал ему «накрепко», но чтобы он холопа «до смерти не убил», не изувечил и голодом не заморил. То есть приказ не должен был допускать по отношению к зависимым людям полного беспредела.

Приказ Большого дворца. Занимался делами московских посадских людей (горожан) и слобод, а также делами по управлению дворцом.

Приказ Большого дворца был обособленным ведомством и обладал правом сбора печатной пошлины и имел свою печать. В Соборном Уложении сказано: «А которые откупные же и всякие государевы грамоты о откупных доходех посланы будут в городы из Приказу Болшого Дворца, которые откупы отдают на откуп во Дворце, и которые грамоты и наказы посыланы будут из Дворца же по челобитью всяких чинов людей, и те грамоты и наказы печатать, и подписные и печатные пошлины с них имати в Приказе Болшого Дворца». Лицам, взявшим что‑либо на откуп, выдавались откупные грамоты. Большой дворец взыскивал также печатные пошлины за приложение печати к грамотам, выдававшимся в дворцовые волости из разных приказов, в том числе и из самого Большого дворца. То есть принимал нечто вроде гербового сбора.

Челобитный приказ. Начальство – окольничий и два дьяка. Это своего рода царский секретариат. Как и следует из названия, заведение рассматривало челобитные (просьбы), поданные на высочайшее имя. Отсюда они распределялись по соответствующим ведомствам. Решения высшей инстанции пересылались тоже сюда. Помните упоминавшуюся процедуру гражданского процесса? Так вот, для подачи челобитной нужно было обращаться сюда.

Кроме того, в Челобитном приказе судили всех чиновников и даже мелких работников вроде сторожей из других приказов.

Ну, и разумеется, самый знаменитый приказ Тайных дел. В отличие от прочих, в нем работали только дьяки, поскольку полагалось, что он непосредственно завязан на царя. Собственно, приказ был учрежден именно для наблюдения за высшими сословиями. «А устроен тот Приказ при нынешнем царе, для того чтоб его царская мысль и дела исполнялись все по его хотению, а бояре б и думные люди о том ни о чем не ведали» (Георгий Котошихин). Короче, секретная служба того времени.

Подьячие Приказа тайных дел посылались с послами в разные государства и на посольские съезды, а также на войну с воеводами; они должны были следить за действиями послов и воевод и обо всем доносить государю. Послы поэтому всегда старались подкупать подьячих, чтобы расположить их в свою пользу. В Приказе тайных дел производились следствия по важнейшим государственным делам, например по выпуску фальшивой монеты, делу патриарха Никона и прочие крутые дела; ведались гранатного дела мастера, гранатное дело и заводы.

Но! В ведении этого же Приказа состояла любимая царская потеха – птицы, кречеты и ястребы с особым штатом для их ловли и обучения, а также голубятни, в которых было более 100 тысяч голубиных гнезд для корма хищных птиц.

Хотя, возможно, вот тут‑то наши предки проявили большую мудрость. Давно замечено, что всякие конторы, занимающиеся разного рода тайной деятельностью, стараются прятать в самых неожиданных местах. Видимо, предполагалось, что за хлопаньем крыльев и птичьим пометом деятельность тогдашнего ФСБ будет меньше привлекать внимание.

* * *

О других приказах сообщу кратко.

Дворцовый судный разбирал дела дворцовых служащих.

Хлебный – ведал хлебными податями.

Приказ золотого и серебряного дела ведал мастерами, изготовлявшими утварь для дворцов и церквей.

Царская мастерская палата ведала одеждой, которую надевал царь.

Царицына мастерская палата – то же самое с одеждой цариц и царевен. Они же курировала поставку полотна к царскому двору.

Ловчий – заведовал звериной охотой.

Конюшенный – заведовал царскими лошадьми.

Сокольничий – ведал придворную соколиную охоту.

Дворцовый каменный – ясно из названия.

Панихидный – предметом занятий этого приказа было поминовение лиц царского дома, о чем он посылал указы по городам, монастырям и церквам.

Казачий – ведал казаками.

Приказ сбора ратных и даточных людей – для сбора ратных людей с поместий и вотчин.

Приказ немецких кормов – содержание иностранцев, находившихся на русской службе.

Приказ денежного и хлебного сбора – для сбора денег и припасов на содержание войска.

Приказ денежной раздачи – для раздачи жалованья ратным людям.

Пушкарский – заведовал пушечными дворами в Москве и в городах, пороховыми заводами, артиллерией, постройкой крепостей.

Оружейный – понятно, чем заведовал.

Бронный – ведал изготовление броней, шлемов, сабель, луков, самострелов.

Приказ Большого прихода занимался контролем сборов с лавок, с гостиных дворов в Москве и в городах, с погребов, с мер для питья и товаров, с таможен, мыт, перевозов.

Новая четверть заведовала доходом с кабаков и судебными делами по тайной продаже вина и табака. Но! В 1678 г. к этому было прибавлено заведование калмыцкими делами, которые были перенесены сюда из Посольского приказа.

Приказ счетный, или счетных дел – задачей его был контроль сумм, которые поступали в приход и расход по разным учреждениям.

Приказ книгопечатного дела – это понятно.

Ямской приказ заведовал ямщиками, наблюдал за отправлением ими ямской повинности и за сбором ямских денег.

Аптекарская палата – в ведении этого приказа состояли доктора, аптека и вообще медицинская часть.

Новгородская четверть заведовала городами Великим Новгородом, Псковом, Нижним Новгородом, Архангельском, Вологдой, поморскими и пограничными со Швецией городами.

Устюжская четверть – заведовала она городами Бежецким Верхом, Веневым, Вязьмой, Звенигородом, Клином, Можайском, Пошехоньем, Ржевой Володимеровой, Рузой, Солью Вычегодской, Старицей, Тотьмой, Устюгом Великим, Устюжной.

Владимирская четверть – в ведении ее находились города Верея, Владимир, Волоколумск, Зарайск, Калуга, Крапивна, Лихвин, Михайлов, Орел, Переяслав Рязанский, Путивль, Ряжск, Ржева Пустая, Сапожок, Таруса, Тверь, Торжок, Тула. В 1681 году произошла реорганизация. Функции этой конторы передали Посольскому приказу.

Смоленский приказ ведал отвоеванным у Литвы Смоленском и окрестностями.

Литовский приказ заведовал завоеванными у Польши городами – Вильной, Полоцком, Могилевом. Потом города пришлось отдать обратно, но приказ остался.

Малороссийский – ведал украинскими делами, запорожским войском и прочим.

Сибирский – ведал Сибирскими делами после ее присоединения к России.

Приказ Казанского двора ведал завоеванными Казанью и Астраханью.

Монастырский – занимался монастырскими делами.

Кроме того, имелись и дочерние приказы. Так, Приказу большого дворца были подчинены сытный, кормовой, хлебный и житный. А кроме того – сбора стрелецкого хлеба, московской большой таможни, «мерной» избы, «отдаточный двор», мытная изба.

* * *

Как вам такая система управления? Только непосредственно армией занимается шесть самостоятельных учреждений. К тому же внимательный читатель наверняка увидел множество пересечений, разветвлений, дублирования – и впридачу уже совершенно непонятные примеру административной логики. К примеру, на Новую четверть, которая занималась, доходом с кабаков, навесили Калмыцкие дела. Почему? Да потому что положение земель, где теперь находится Калмыкия, было своеобразным – вроде как калмыки присягнули на подданство, но, с другой стороны, это была еще пока не российская территория, и дела там творились очень запутанные. В общем, сунули решать проблему, куда пришлось. А почему ведения городами, давным‑давно уже находящимися в глубине России, передали Посольскому приказу? Вот поди разберись.

Хотя имеется очень простое объяснение различным сюрреалистическим реорганизациям, как и тому, что приказам порой добавляли самые непрофильные проблемы. Обычная логика чиновников. К примеру, есть проблемы, представляющие сплошную головную боль. Так почему бы начальнику приказа не употребить свое влияние для того, чтобы перекинуть ее на другое учреждение? Или добиться создания новой структуры – которая решает специально этот вопрос? Знакомое дело? И наоборот. Дела, на которых можно выслужиться, или просто приносящие доход. Почему бы не постараться подгрести их под себя?

Можно понять, почему бумаги в этом лабиринте путешествовали годами, а решения принимались, когда уже было поздно.

Предполагалось, что все приказы замкнуты на царя. Может ли один человек разбираться в этом хаосе? Притом, что и в внутри самих приказов не были никакой четкой системы? Какую‑то цельную картину происходящего представить трудно. В итоге все шло, как шло.

Прибавьте к этому то, что на самом верху продолжало процветать местничество. Это было неискоренимое зло. Формально местничество со скрипом отменили только в 1682 году, когда оно дошло уже до идиотизма. Моду на «рейтинг» от боярских родов переняли сначала остальные привилегированные сословия вплоть до городских дворян. Но эта же зараза стала поражать и дьяков. И хоть было очень жалко – отменили. Но в сознании‑то оно все равно осталось! В привычках, в мышлении. Во главу приказов, некоторыми из которых руководили бояре, назначали людей, руководствуясь все теми же местническими соображениями. А история всех народов показывает: наследственная аристократия в своей основной массе удивительно бездарна. Точнее, процент дураков в ней, возможно, такой же, как и в иной социальной среде – просто возможности выбора меньше. А тут еще местнические соображения…

Еще веселее было в провинциях. С начала XVII века во главе областей встали воеводы. Как видно из самого слова, звание вышло из военного мира. В самом деле, поначалу воеводами были руководители пограничных областей, но потом это распространилось на всю Россию. Одновременно с воеводой назначался его помощник – товарищ. Областной глава осуществлял набор служилых людей, полицейский надзор за городом, контролировал сбор податей, сыск по политическим делам, проходившим по категории «слова и дела государевых». При воеводе была канцелярия – съезжая изба, которой управлял дьяк со штатом подьячих. В подчинении у местного главного начальника состояли чиновники: осадный голова, ведавший городской крепостью, засечные (в пограничных уездах), острожные, стрелецкие, пушкарские, казачьи, объезжие, ямские головы.

Воеводы поначалу назначались на два‑три года и подчинялись Боярской думе и одному из «четвертей» – территориальных приказов. Разумеется, и тогда существовала неразбериха с «параллельным подчинением». Ведь многие приказы имели свои филиалы. Да и воеводам сверху слали свои директивы множество учреждений. А телефонов тогда не имелось. Ко времени Алексея Михайловича Россия разрослась до размеров, уже сравнимых с сегодняшней Российской Федерацией. Не было Кубани, южной России и Дальнего Востока и сибирского Севера – зато имелась половина Украины. А дороги и дураки… Они всегда в России одинаковы. К примеру, как‑то назначенный из Москвы воевода добирался до места назначения, Якутска, три года!

Так что если на местного начальника в центральной России можно было найти управу, то за Уральским хребтом начинался Дикий Запад. То есть Дикий Восток. Вот как описывает С. Соловьев отъезд дворянина, получившего назначение на пост воеводы: «Рад дворянин собираться в город на воеводство – и честь большая, и корм сытный. Радуется жена: ей тоже будут приносы; радуются дети и племянники: после батюшки и матушки, дядюшки и тетушки земский староста на праздниках зайдет и к ним с поклоном; радуется вся дворня – ключники, подклетные: будут сыты; прыгают малые ребята: и их не забудут; пуще прежнего от радости несет вздорные речи юродивый (блаженный), живущий во дворе: ему также будут подачи. Все поднимается, едет на верную добычу».

А вот в народе сложилась другая поговорка: «Наказал Бог народ – прислал воевод». Формально воеводы и их администрация находились на жаловании, но кому ж хватает зарплаты! Так что в удаленных местах начальники делали, что их левая нога пожелает. Вот как описывает Андрей Палицын деятельность мангазейского воеводы Григория Кокорева: «Приедут самоеды с ясаком, воевода и жена его посылают к ним с заповедными товарами, с вином, несчастные дикари пропиваются донага, ясак, который они привезли, соболи и бобры, переходя к воеводе, а самоеды должны платить ясак кожами оленьими, иные с себя и с жен своих снимают платье из оленьих кож и отдают за ясак, потому что все перепились и переграблены. Который торговый или промышленный человек не придет к воеводе, к жене его и к сыну с большим приносом, такого воевода кидает в тюрьму, да не только его самого, но и собак его посадит в тюрьму, да берет потом выкуп и с самого, и с собак». Якутский воевода Петр Головин держал в семи тюрьмах более ста служилых и промышленных людей, в их числе товарища воеводы и дьяка».

Как писал поэт, «пряников сладких всегда не хватает на всех». Поэтому доносы высших чиновников с мест шли в центр косяками, что, разумеется, доставляло Сибирскому и другим приказам лишнюю головную боль. Вообще‑то в XVII веке сибирский воевода, который не заканчивал свою службу под «сыском о воровстве», являлся большой редкостью. Но это ничего не меняло. Приходил новой – и все продолжалось по‑старому.

* * *

Все текло бы своим чередом. Менять что‑то всерьез в такой системе сложно. Да и зачем? К концу XVII века положение стабилизировалось. Серьезных врагов у России временно не было. Крым далеко. Западные соседи – Польша и Швеция – собирались затеять разборку между собой. Третий Рим мог пребывать в гордом сознании своей исключительности, свысока поглядывая вокруг – как когда‑то Китай. Как когда‑то Византия. Развиваться не было стимула. Так бы и сидели. Лет эдак сто. А потом бы с Запада все‑таки пришли серьезные товарищи – и стало бы очень неприятно.

В конце XVII века бюрократическая система достигла состояния равновесия, вывести из которого ее было невозможно. Бюрократия времен Московской Руси походила на дом, к которому по мере надобности пристраивают все новые пристройки. Она уже являлась нереформируемой. Хотя бы потому, что канцелярское начальство обладало немалым весом. Пусть и не явным – но за судей решали те, кто находился у них за спиной. Кому из них улыбалось лишиться хороших мест? Можно вспомнить потуги князя Василия Голицына что‑либо изменить в государственной структуре. Все как в песок уходило. Точно так же в СССР ушли в песок «косыгинские реформы».

Точнее, возможность перемен имелась. Революционная. Ее и реализовал самый великий и ужасный русский царь. Но для этого ему потребовалась целая жизнь. Впрочем, с исторической точки зрения это очень немного. Как мы уже видели, иногда административные реформы растягивались на столетия…