Действовал вождь чисто бюрократическими методами. В начале двадцатых годов Сталин возглавлял Секретариат ЦК. Должность вроде бы не видная, не дающая внешней власти. Однако именно от Секретариата зависело назначение на те или иные средние должности. Сталин не торопился и рассуждал правильно: кое‑кто из чиновников среднего уровня через некоторое время выдвинется наверх. А это уже свои люди… Иосифу Виссарионовичу принадлежит бессмертная фраза «Кадры решают все».
Одним из самых важных шагов Сталина на этом пути был так называемый ленинский призыв в партию. После смерти Ленина Сталин протащил идею принять в партию тысячи новых членов. Их и приняли. Это были уже совершенно иные люди, с иной психологией, отличающиеся не только от «старых большевиков», но и от тех, чей характер сформировался во время Гражданской войны. То есть тех же разрушителей. Никакой особой любви к старым большевикам новые коммунисты не испытывали. Но самое главное – эти люди хотели не разрушать, а строить. «Ленинская гвардия» последнего просто не умела. Сегодня как‑то не принято вспоминать, что репрессии начал отнюдь не Сталин. Хватало других товарищей, которые умели только одно – бороться с врагами. Когда основных реальных внутренних врагов постреляли, а перспектива мировой революции все более терялась в тумане, стали искать супостатов в своей среде. Первая половина тридцатых – это история грызни между большевистскими кланами. А Сталин выжидал, пока все они пожрут друг друга. Он ловко маневрировал, сводя влияние своих противников к нулю. А потом и сам стал наносить удары.
Честно говоря, очень наивно называть сталинские репрессии необоснованными. Сегодня историками уже доказано – существовало и реальное троцкистское подполье, и заговоры, и связь с иностранными разведками. Вот что говорил по этому поводу знаменитый философ Александр Зиновьев. «И в ГУЛАГе отнюдь не невинные жертвы сидели. Меня арестовали в 39 году, но я был членом террористической группы, мы готовили покушение на Сталина. – Что нам, ордена давать? И людей такого рода было много». Да и вообще. В 1938 году в лагерях сидело около полутора миллионов человек. То есть столько же, сколько теперь в одной России. Но сегодня никто, кроме, разве что самых отмороженных либералов, не станет утверждать, что все сегодняшние зэки сидят невинно. Дело‑то в том, что тогда брали тех, кто, как правильно заметил Сталин, полагали: законы не для них писаны. Вот они и обиделись, и когда ветер подул в иную сторону, подняли крик про «необоснованные репрессии».
Но, кроме всего прочего, в сталинские времена «вредительство» и «контрреволюционную деятельность» по моде того времени «вешали» на обыкновенных казнокрадов и прочих подобных товарищей. Но в общем‑то, в свете нашей темы, как это ни цинично звучит, обоснованность или необоснованность сталинских репрессий абсолютно безразлична. Старые большевики не были невинными жертвами. Именно они привели в действие машину революции. А она уж живет по своим законам. Мавр сделал свое дело – мавр должен уходить. И законы революции таковы, что выход из игры имеется только один…
Так, на февральско‑мартовском (1937 г.) Пленуме объектами показательной критики Сталина стали руководители парторганизаций Казахстана и Ярославской области Мирзоян и Вайнов. Суть обвинений заключалась в том, что работавший ранее в Азербайджане и на Урале Мирзоян, получив назначение в Казахстан, перевел за собой и поставил на ключевые посты более тридцати «своих людей» из Азербайджана и с Урала. Вайнов перевел в Ярославль из Донбасса, где он раньше работал, свыше десятка «своих людей» и расставил их на ответственные посты.
По сути, репрессии являлись отчаянной попыткой заставить бюрократический аппарат работать как надо. Избавиться от паразитов с дореволюционным партийным стажем, а остальным чиновникам внушить страх Божий. Жестоко? Возможно. Но такое уж время на дворе. Войну‑то мы все‑таки выиграли…
Некоторые старые большевики вполне адекватно оценили ситуацию. К примеру, у некоего Б. Николаевского хватило ума вовремя сбежать за рубеж. Но, в отличие от других столь же сообразительных товарищей, он не исходил в проклятиях Сталину, «предавшему революцию», как это делали троцкисты. В опубликованном в Париже на рубеже 1936–1937 годов «Письме старого большевика» он отмечает, что для Сталина неприемлемы «самые основы психологии старых большевиков. Выросшие в условиях революционной борьбы, мы все воспитали в себе психологию оппозиционеров… Мы все – не строители, а критики, разрушители. В прошлом это было хорошо, теперь, когда мы должны заниматься положительным строительством, это безнадежно плохо. С таким человеческим материалом ничего прочного построить нельзя… Если старые большевики, та группа, которая сегодня является правящим слоем в стране, не пригодны для выполнения этой функции в новых условиях, то надо как можно скорее снять их с постов, создать новый правящий слой с новой психологией, устремленной на положительное строительство… Реформы следовали одна за другой, и все они били в одну точку: замирение с беспартийной интеллигенцией, расширение базы власти путем привлечения к активному участию в советской общественной жизни всех тех, кто на практике, своей работой в той или иной области положительного советского строительства показал свои таланты, между тем как старые большевики все больше рассматриваются как нежелательный элемент; зато на советского обывателя сыплются всевозможные льготы и послабления».
Ему вторит знаменитый немецкий писатель Лион Фейхтвангер, посетивший в 1937 году СССР и пришедший от увиденного в восторг. «Молодая история Союза отчетливо распадается на две эпохи: эпоху борьбы и эпоху строительства. Между тем хороший боец не всегда является хорошим работником… Однако естественно, что каждый, у кого были заслуги в борьбе за создание Советского Союза, претендовал и в дальнейшем на высокий пост, и также естественно, что к строительству были в первую очередь привлечены заслуженные борцы, хотя бы уже потому, что они были надежны. Однако ныне гражданская война давно стала историей; хороших борцов, оказавшихся негодными работниками, сняли с занимаемых постов, и понятно, что многие из них теперь стали противниками режима».
Этих «хороших борцов», правда, не только сняли, но в лучшем случае отправили на Колыму. Но вот уж кого не жалко, так это их. За что боролись – так вам и надо.
* * *
Не стоит думать, что Сталин опирался на костоломов из НКВД. Нормальная крепкая власть никогда и нигде не держалась исключительно на голой силе. Потому что, конечно, против лома нет приема. Но если нет другого лома. А он всегда рано или поздно находится. Поэтому любая власть должна опираться на некоторую силу в обществе. У Сталина была опора.
«Подлинная опора Сталина – это тот класс, который он сам назвал “знатными людьми”. Это те, кто сделал карьеру, кто своим талантом, энергией или бессовестностью поднялся на гребень революционной войны. Партийный билет и прошлые заслуги значат теперь немного; личная годность в сочетании с политической благонадежностью – все. В этот новый правящий слой входят сливки партийцев, испытанных своей беспартийностью, командиры Красной армии, лучшие инженеры, техники, ученые и художники страны. Стахановское движение ставит своей целью вовлечь в эту новую аристократию верхи рабочей и крестьянской массы, расслоить ее, соблазнить наиболее энергичных и сильных высокими окладами и поставить их на недосягаемую высоту над их товарищами. Сталин ощупью, инстинктивно повторяет ставку Столыпина на сильных. Но так как не частное, а государственное хозяйство является ареной новой конкуренции, то Сталин создает новый служилый класс, или классы, над тяглым народом, повторяя еще более отдаленный опыт Московского государства. Жизненный опыт показал ему слабую сторону крепостного социализма – отсутствие личных, эгоистических стимулов к труду. Сталин ищет социалистических стимулов конкуренции, соответствующих буржуазной прибыли. Он находит их в чудовищно дифференцированной шкале вознаграждения, в бытовом неравенстве, в личном честолюбии, в орденах и знаках отличия, – наконец, в элементах новой сословности. Слово “знатные люди” само по себе уже целая сословная программа». (Г. Федотов).
И народ это прекрасно понимал: на смену большевистским «боярам» идет новая элита, попасть в которую может каждый. Главное – уметь работать. А. Ларина‑Бухарина, супруга уничтоженного видного партийного деятеля Николая Бухарина, с болью вспоминала шумное одобрение в среде «простого народа» после расстрела группы военных (Тухачевского и прочих) в июне 1937 года. Не надо только говорить, что «народ обманули». Люди все прекрасно понимали. Многие из моих многочисленных родственников принадлежат как раз к тем самым «знатным людям», которых выдвинул Сталин, занимающих при нем достаточно серьезные посты. От работы «военное поколение» не бегало и пулям не кланялось. Тем не менее никого из них не посадили. Поэтому у меня возникает мысль: может быть, сажали тех, кого и надо было?..
В итоге жестких сталинских мероприятий была создана своеобразная система. Советские чиновники жили, конечно, куда лучше основной массы населения. Но и требовали от них немало. Бюрократическая работа при Сталине отнюдь не являлась халявой. Работали на износ. А за ошибки расплата могла быть очень тяжелой. Кстати, рассказы о крутых привилегиях чиновников при Сталине – сказки. Моя бабушка, к примеру, в пятидесятые годы работала вторым секретарем Приморского райкома Ленинграда. Так вот, за свою жизнь она практически ничего не накопила. А сегодняшний чиновник такого уровня всегда откуда‑то находит деньги на «Мерседес» и особняк…
Сталин всеми силами старался предотвратить превращение бюрократии в замкнутую касту. Средства были, мягко говоря, не слишком гуманными. Так, к примеру, знаменитое «ленинградское дело», когда посадили многих питерских видных чиновников, имеет очень простую подоплеку: товарищи слишком расслабились и начали путать свой карман с государственным. За что и получили на полную катушку.
Как ни крути, но при Сталине бюрократический аппарат работал эффективно. В качестве примера можно привести один из самых невероятных эпизодов в мировой истории – эвакуацию промышленных предприятий на восток нашей страны в 1941 году. Такого не было никогда и нигде больше. Десятки заводов вывезли – и они в короткие сроки начали работать! Кроме героизма рабочих и инженеров, значительная доля заслуги в этом подвиге лежит и на советском бюрократическом аппарате. Да‑да! Все это великое переселение заводов сумели провести без особых потерь. Так что чиновники сталинского времени тоже достойны памятника. Они умирали на своих рабочих местах – но дело все‑таки делали.
* * *
Но против природы не попрешь. Как я уже неоднократно говорил, бюрократия – это социальный организм, который развивается по собственным законам. Сталин по мере сил пытался контролировать его развитие, жестко давя то, что он считал неправильным. По сути он пытался сдерживать бюрократический аппарат силой своей воли. То же самое делал в свое время Наполеон. И итог, кстати, вышел похожий. После падения императора вся французская история с 1815 по 1870 годы, несмотря на три сменившихся режима, – это сквозная история деградации французской государственной машины. Которая закончилась позором военного разгрома и первой в истории социалистической революцией – Парижской коммуной…
Советская бюрократическая система, если излагать схематично, выглядела следующим образом. Стержнем ее был партийный чиновничий аппарат – начиная с Центрального комитета и кончая провинциальным райкомом. Огромному центральному аппарату фактически подчинялись все остальные государственные структуры. В том числе и «конституционная» исполнительная власть – система исполнительных комитетов, министерства, каждое из которых образовывало собственную бюрократическую структуру. К этому подверстывались и дополнительные «несущие конструкции» – такие как комсомол, профсоюзы и более мелкие организации. Как известно, СССР был государством с плановой экономикой. Поэтому чиновников было много.
Все эти структуры были довольно заковыристо переплетены. Но основой, как я уже сказал, являлась партия. Именно партийные структуры были главной кузницей кадров, а партийная карьера – магистральной дорогой в чиновничьей судьбе. И, что самое смешное, при Сталине эта громоздкая система в общем‑то прилично работала. До поры до времени. Но становилось понятно, что если эффективность структуры держится, по сути, на одном‑единственном человеке, то система ненадежна. Да и вообще – это была в чистом виде так называемая мобилизационная модель развития. Такие сооружения эффективно действуют в крайних ситуациях – таких, которые и переживала страна – головокружительного экономического рывка и войны. Но… Мобилизационную модель можно сравнить с ракетой – она стремительно взмывает вверх и летит некоторое время, но потом, когда горючее кончается, падает на землю. К тому же к началу пятидесятых в стройных рядах партийной элиты снова стали проявляться все те же милые черты – стремление превратиться в замкнутую привилегированную касту. В общем, это была широкая дорога в тупик.
И тогда вождь народов задумал грандиозную перестройку. В конце своей жизни Сталин, по мнению многих современных историков, попытался, по сути, совершить новую революцию. Он планировал фактически отстранить партию от власти, оставив ей идеологически‑показушную функцию. А власть передать собственно государственным органам, которые с начала военного коммунизма находились на третьих ролях.
Напомню, что Вождь являлся к этому времени не только главой партийного аппарата, но и председателем Президиума Верховного Совета. То есть занимал должность главы конституционной власти. (В «сталинской» Конституции о руководящей роли партии ничего не сказано.) Так вот, в 1952 году Сталин заявил о своем намерении уйти с поста Генерального секретаря ВКП(б). Причем ни для кого не было секретом, что от власти он отказываться не собирается. Для партийной бюрократии этот финт означал полный крах, поскольку выводил всю сложнейшую систему партийных чиновников из главной игры на обочину. Точнее – низводил главную бюрократическую структуру страны до уровня вспомогательной, «пристяжной». Такой же, в какую давно уже превратились, к примеру, профсоюзы. Это означало полную перестройку всей системы управления. Которая тихо и мирно не могла пройти по определению. Власть никто добром никогда не отдает. А в те времена методы были суровые. Но в любом случае такая перестановка сил означала бы грандиозную перетряску всей сложившейся бюрократической структуры. Те, кто был «всем», становились если не «ничем», то очень к этому близким. Возможно, удайся этот план, мы жили бы теперь совсем в иной стране…
Но Сталин явно недооценил силы сопротивления порожденной им системы. Никто не хотел умирать. Так что загадочная смерть Вождя вполне закономерна. Люди из высшего партийного руководства сыграли на опережение. Я не собираюсь подробно вдаваться в эти криминально‑политические игры. Стоит только отметить, что за всей этой темной историей просматривается отнюдь не «злодей Берия», а как раз «великий демократизатор» Никита Хрущев.
|