(из интервью Г. Киссинджера для Voice of America в Нью‑Йорке. Корреспондент Сюзанна Престо)

Сюзанна Престо: Вы назвали предложение Владимира Путина о сотрудничестве между Россией и НАТО «смелой инициативой». Почему?

Генри Киссинджер: Как я понял, это предложение предусматривает – по крайней мере, в определенных аспектах, – что Россия, НАТО и Америка должны объединить свои системы раннего предупреждения и в какой‑то мере системы противоракетной обороны, если мы считаем, что проблема исходит из Ирана. Фактически это стало бы очень большим отступлением от принципов, на основе которых эти вопросы решались в последнее время, и, возможно, указало бы путь к новым возможностям совместных действий в других областях, где возможно возникновение серьезных проблем.

СП: А что это, по вашему мнению, могут быть за «другие области»?

ГК: Глобальная экономика, проблемы окружающей среды, климата, а также более широкая проблема – проблема радикального джихада.

СП: Вы думаете, радикальный джихад для России или Америки представляет собой более серьезную проблему, чем они сами друг для друга?

ГК: Совершенно верно. Не думаю, что Россия или Соединенные Штаты должны считать друг друга военной угрозой. Естественно, между ними могут время от времени возникать столкновения мнений, но я не предвижу появления таких разногласий, после которых между этими двумя странами должны начинаться военные действия.

СП: В последнее время много говорят о том, что, мол, Россия начинает новую холодную войну, в первую очередь с Соединенными Штатами. Возникают также такие вопросы, как уничтожение свободной прессы и нарушение прав человека в России. Считаете ли вы, что США достаточно работают над этими вопросами?

ГК: У нас сложилось вполне определенное мнение по поводу того, как правильно управлять своей страной. Но и у России есть полное право иметь по этому поводу собственное мнение. Лично мне правильной кажется именно американская система, но это, по‑моему, еще отнюдь не повод начинать холодную войну.

СП: Еще недавно президент Путин заявлял, что планирует серьезно усилить оборонные и разведывательные структуры страны в качестве ответа на планы американских военных в Европе, а сегодня он говорит, что НАТО и Россия должны работать вместе над отражением ракетной угрозы Ирана. Не считаете ли вы эту позицию несколько противоречивой?

ГК: Если одна из наших стран будет потенциально или реально угрожать другой в военном отношении, то при таких условиях, как я и написал в своей статье, достичь каких бы то ни было общих целей будет очень сложно, если вообще возможно. Однако я надеюсь, что когда лидеры [России и США] обдумают сложившуюся ситуацию – а я рассчитываю на то, что они обдумают сложившуюся ситуацию, – то окажется, что положительные перспективы перевешивают отрицательные. И я надеюсь, что из этого получится какой‑нибудь положительный результат.

СП: А какова, по вашему мнению, на сегодняшний день реакция в США на предложение Путина?

ГК: До меня дошло несколько мнений, и они были выдержаны в положительном тоне.

СП: Вы писали, что со стороны России это может быть как историческая инициатива, так и тактический ход – это что, первое или второе?

ГК: Думаю, что в этом внешнеполитическом шаге, как и в большинстве внешнеполитических шагов любой страны, есть и первое, и второе. А вот превратить его в позитивную инициативу – это уже задача для настоящих государственников.

СП: Итак, откуда же на сегодняшний день исходит самая серьезная угроза?

ГК: Вообще, как мне кажется, самая серьезная угроза исходит от некоего сочетания факторов глобального масштаба, против которых отдельным странам не выстоять, потому что у них просто не хватит возможностей справиться с возникающими проблемами решительно и творчески. Поэтому, как я считаю, сейчас для лидеров разных стран самая важная задача – искать возможности для совместных действий.

СП: Так что насчет самой серьезной угрозы? Это Иран, исламский фундаментализм, еще какие‑то конкретные…

ГК: Нет, я считаю, что это две отдельные проблемы. Распространение ядерных технологий представляет собой огромную опасность, но это опасность будущего. А вот исламский фундаментализм в его джихадистской форме – это угроза самая непосредственная. Не думаю, что мы должны выбирать, что из них «главнее»: они ведь в немалой степени связаны между собой. Если мы решим вопрос с распространением ядерных технологий, то тогда, как мне представляется, придет время решений, которые в конце концов смогут помочь нам разобраться и с джихадистами.

СП: А есть ли в этой системе, по‑вашему, место Китаю?

ГК: Как вам наверняка известно, в свое время я стал первым официальным представителем Америки, посетившим Китай после 25‑летнего перерыва. И я считаю, что Китай – значительная и неотъемлемая часть системы международных отношений. Поэтому все, что мы готовы делать совместно с Россией, мы должны быть готовы делать и с Китаем – естественно, после адаптации к конкретным обстоятельствам, характерным для работы с ним. Мы ведь достаточно плотно работали с Китаем по корейскому ядерному вопросу. И поэтому мое мнение: Китай ни в коем случае нельзя обходить стороной. Напротив, все, что мы делаем совместно с Россией, мы должны быть готовы делать и с Китаем – в каждом случае, естественно, как я уже говорил, применительно к конкретным условиям.

СП: У Польши и Чехии большой опыт жизни под властью Советского Союза, и поэтому сейчас они оказались в весьма интересном положении. Как вам кажется, дипломатам удастся спустить дело на тормозах или в конце концов угроза со стороны Ирана все же будет должным образом осознана?

ГК: У меня как в Польше, так и в Чехии множество близких друзей. Любой, кто знаком с историей этих стран, знает, сколько они страдали и какой героизм проявляли в течение многих веков. Дипломаты вряд ли смогут в одиночку переломить их настороженное отношение к России. Здесь необходимы как человеческие контакты, так и определенная международная система, в которой они могут чувствовать себя в безопасности, потому что это самая большая их проблема. Но я надеюсь, что если нам удастся создать по системам противоракетной обороны и по некоторым другим вопросам такую ситуацию, которую я описал, то Польша и Чехия убедятся, что опасности больше нет. Тем не менее я заявил, что те действия, которые были нами сделаны в отношении этих стран, необходимо поддерживать.

СП: Ну а если бы вы сейчас разрабатывали такие предложения, то как бы вы их сформулировали, чтобы они удовлетворили и Россию, и США и одновременно убедили бы Чехию и Польшу, что им ничего не грозит?

ГК: Знаете, я сюда пришел не для того, чтобы решать мировые проблемы – я в другой раз как‑нибудь попробую. Думаю, сконцентрироваться нужно на том, что конкретно можно сделать прямо сейчас, и мне кажется, что самое полезное, что можно было бы сделать незамедлительно – это начать диалог между США и Россией по последнему российскому предложению, посмотреть, что из этого выйдет – и на основе того, что выйдет, уже обратиться к решению других вопросов.