При нормальных обстоятельствах многие из этих вопросов, вносящих сумятицу в китайско‑американские отношения, будут прояснены с течением времени. Конечные намерения Китая станут очевидными, а постоянная американская политика будет развиваться, набираясь опыта и терпения. Однако всегда подспудно существует один джокер, который может оказать воздействие либо на Пекин, либо на Вашингтон: это будущее Тайваня. Это предмет внутреннего давления в материковом Китае, как, впрочем, и в Соединенных Штатах, и зависит он больше всего от процесса, имеющего свои собственные движущие силы.

Тайвань, являющийся частью Китая с XVII века, был аннексирован Японией в 1895 году в попытке, которая, как оказалось, стала первым шагом на пути завоевания материкового Китая. Остров был возвращен Китаю победившими во Второй мировой войне союзниками в 1945 году после того, как президент Франклин Рузвельт объявил его частью Китая в 1943 году. В 1949 году, после победы коммунистов на материке Чан Кайши ушел на Тайвань и превратил его в место пребывания гоминьдановского правительства, которое объявило о том, что представляет весь Китай, и которое, до восстановления дипломатических отношений с материковым Китаем в 1979 году, было признано Соединенными Штатами как правительство всего Китая. После начала корейской войны в 1950 году президент Трумэн разместил Седьмой флот в Тайваньском проливе, тем самым не дав возможности коммунистического захвата острова и косвенно сделав Соединенные Штаты стороной в китайской гражданской войне.

К тому времени Тайвань превратился в высшей степени символическую проблему для многих американцев. Такое отношение стало результатом репутации, заработанной гоминьдановцами в их упорной войне сопротивления японскому империализму во время Второй мировой войны. Остров стал символом так называемого китайского лобби, которое было возмущено победой коммунистов в китайской гражданской войне и полно решимости не допустить их окончательной победы путем захвата Тайваня. Многие – включая тех из нас, кто стоял у истоков открытия Китая, – питали огромную симпатию к усилиям китайцев на Тайване по созданию конструктивной и демократической основы автономного существования. В Соединенных Штатах всегда существовало широкое единство мнений по вопросу противодействия силовому возврату Тайваня Китаю.

Но этот вопрос также глубоко символичен и для Пекина. С Тайваня началось расчленение Китая – первая провинция, которая была аннексирована колонизаторами. Воссоединение острова с материком рассматривается даже китайцами, которые не разделяют взгляды правящей партии, как «священный национальный долг», выполнение которого может быть отложено по практическим или тактическим соображениям, но от которого никогда нельзя отречься.

На протяжении первых нескольких лет после восстановления дипломатических контактов с Пекином этот вопрос никак не проявлялся. Вопрос о том, какое правительство признавали Соединенные Штаты «на самом деле» – Пекин или Тайбэй, – был отложен в долгий ящик в Шанхайском коммюнике 1972 года. Соединенные Штаты «признают», что китайцы по обе стороны Тайваньского пролива считают, что есть только один Китай, и они не будут оспаривать это утверждение. С 1972 года каждый американский президент подтверждал приверженность Америки политике «одного Китая» и отказ от политики «двух Китаев» или «одного Китая и одного Тайваня». Самое подробное подтверждение такой политики заключалось в совместном коммюнике с Пекином 1982 года во время администрации Рейгана, которое было подтверждено президентом Клинтоном, когда он посетил Китай в конце июня 1998 года. С 1972 года каждый американский президент также подтверждал свою неизменную озабоченность по поводу мирного урегулирования проблемы – эвфемизм борьбы с применением силы, – как это было сделано в Акте об отношениях с Тайванем 1979 года, который закрепил этот принцип в виде американского закона.

В такой ситуации Тайвань добился процветания, стал демократией и принимал участие в международных форумах, не требующих межгосударственных отношений. В то же самое время Соединенные Штаты пошли дальше и в 1979 году признали Пекин в качестве законного правительства Китая, как это сделало широкое большинство правительств в мире, – многие из них задолго до Соединенных Штатов. Однако, в отличие от других стран, Соединенные Штаты поставляли острову также большое количество военной техники оборонительного назначения, давая возможность Тайваню оставаться свободным от политического контроля со стороны того, что в то же самое время признавалось в качестве законного правительства всего Китая, включая и Тайвань.

Настаивая на конечной цели объединения как священном принципе, Китай тем не менее в разных ситуациях выказывал свою готовность отложить достижение окончательного решения вопроса в интересах своих отношений с другими странами, особенно с Соединенными Штатами, при условии, что Тайвань не заявит официально о своем суверенитете. (В ноябре 1973 года Мао сказал мне, что Китай может ждать 100 лет31.) Соединенные Штаты, в свою очередь, подтверждая свое неприятие применению силы каждой администрацией от обеих партий, начиная с 1971 года поступали так неизменно в рамках политики «одного Китая».

Такая негласная сделка стала трещать по швам в 1995 году, когда президенту Тайваня Ли Дэнхуэю была выдана виза на посещение Корнельского университета. Это случилось после того как государственный секретарь Уоррен Кристофер заверил китайского министра иностранных дел в том, что существующая политика непризнания Тайваня как суверенного государства остается в силе и запрет на визиты высокопоставленных руководителей Тайваня не будет снят. Китайцы прореагировали тем, что начали военные учения и запуски ракет в Тайваньском проливе – ракеты, однако, не несли боеголовок. Соединенные Штаты ответили тем, что направили ударное соединение двух авианосцев в качестве предупреждения. Кризис утих, но китайско‑американские отношения никогда после этого полностью не восстановились. С тех пор Тайвань избрал нового президента, партийная платформа которого, как правило, призывала к независимости, а Китай несколько притормозил, намекая, что применит силу только в случае официального объявления Тайванем своей независимости.

Чувствительный вопрос о Тайване подпадает под категорию проблем – подобно вопросу о будущем Палестины, – не дающих определенного решения на данный момент. Провал саммита по Ближнему Востоку в Кемп‑Дэвиде в 2000 году, завершившегося военной конфронтацией, показывает, что даже усилия, предпринятые с благими намерениями с целью достижения окончательного результата, к которому вовлеченные стороны не готовы, могут – а по сути, даже должны – приводить к взрыву.

Вызов заключается в том, как жить с проблемой, которую следовало бы сделать менее острой, но которая пока еще не дает возможности достичь окончательной договоренности. Природа проблем вполне очевидна, и все более очевидным становится необходимость установления самоограничения на все стороны. Если Соединенные Штаты откажутся от принципа «одного Китая», впервые утвержденного Рузвельтом в 1943 году и подтвержденного всеми шестью американскими президентами, начиная с Никсона, военная конфронтация возможна. Если Китай попытается обострить проблему военным путем, вполне естественно, что Америка выступит против. Если Тайвань откажется от сдержанности и нарушит молчаливую договоренность, сохранившую мир в Тайваньском проливе на десятилетия, либо действуя дома, либо умело лоббируя в Вашингтоне, это развяжет конфликт, последствия которого невозможно предсказать, но которые вряд ли пойдут на пользу Тайваню в долгосрочном плане.

Все вовлеченные стороны заинтересованы в том, чтобы не доводить дело до точки кипения. Соединенным Штатам следует сопротивляться внутреннему давлению в пользу отказа от принципа «одного Китая». Группы, оказывающие давление с целью смены политики путем ряда, казалось бы, незначительных видоизменений, должны понимать, что может произойти взрыв, потому что любой шаг в последовательной цепочке шагов, который был в пределах допустимости, может точно так же оказаться зашедшим далеко шагом. Нужно серьезное усилие для того, чтобы найти способ улучшения конфронтационной атмосферы. Признаки сдержанности и гибкости со стороны Пекина следует должным образом оценивать как конструктивные – такие, как заявление заместителя премьера Цянь Цичэня о том, что Тайвань не будет больше рассматриваться как отступническая провинция Китайской Народной Республики, его будут считать одной из двух составных (и, предположительно, равных) частей одного Китая. Эта идея вкупе с ранее упомянутым Китаем намеком на то, что он не применит силу для достижения объединения, кроме случая официального объявления независимости Тайванем, заслуживает внимательного изучения.

Одновременно, даже несмотря на то, что Китай отвергает предложение о том, что Соединенные Штаты имеют право вмешаться в будущее Тайваня, он должен учитывать серьезность, с какой один за другим президенты подтверждали озабоченность Америки по поводу мирного разрешения проблемы. В этом они выражают не только личное предпочтение, но и подавляющую точку зрения американского общественного мнения. Каким бы ни была законная правомочность этих заявлений в китайских глазах, Пекин должен проявить осторожность, чтобы из‑за просчетов в политике не соскользнуть на тропу конфронтации с Соединенными Штатами со всеми вытекающими последствиями.

Значительный объем ответственности в проявлении сдержанности в равной мере падает на руководство Тайваня. Некоторые из их сторонников действуют так, будто нагнетание напряженности между Вашингтоном и Пекином и лоббирование мер в конгрессе и правительстве, подразумевающие де‑факто политику «двух Китаев», в интересах Тайваня. Они проявляют хитрость, придумывая меры, которые представляются в пределах нормы для американцев, но которые вполне могут возбудить Пекин. Такая стратегия не дальновидна, потому что существующие рамки в большей степени в интересах Тайваня. Поскольку главным сдерживающим фактором в тайваньской политике Китая всегда была ставка Китая на отношения с Соединенными Штатами. Если бы Тайвань получил официальное американское признание независимого статуса, чего, как представляется, добиваются некоторые из его представителей и сторонников, это чревато риском военной конфронтации и гарантирует политический кризис, который разделил бы Азию и превратил бы Тайвань в источник напряженности, а тайваньскую проблему в глобальную проблему. В такой ситуации Тайвань стал бы более, а не менее уязвимым.