В поезде метро, следовавшем от станции «Тульская», 11 июня 1996 года под сиденьем вагона взорвалась бомба, приведенная в действие часовым механизмом. Четверо пассажиров погибли на месте, шестнадцать получили ранения. Взрывная волна выбила стекла в соседних вагонах, поезд потерял ход, сотни людей в панике вышли из мрака тоннеля на свет станции.

Ровно месяц спустя бомба взорвалась в троллейбусе на проспекте Мира. Третья бомба разнесла троллейбус на Пушкинской площади. Городские больницы заполнили десятки раненых.

После терактов в метро и троллейбусах я предложил чрезвычайные меры против бомжей, гастролеров, преступных элементов и непрошеных гостей, заполонивших город, живших где попало и у кого попало. Милиция не имела права им противостоять. А против меня защитники «прав человека» потребовали возбудить уголовное дело.

Три трагедии с использованием взрывчатки оказались, как стало вскоре ясно, разминкой террористов. Они убедились, что в город можно беспрепятственно доставить взрывчатку, исполнителей, и задумали нанести удар невиданной силы по Москве.

Заканчивалась первая Чеченская война подписанием Хасавюртовских соглашений. Казалось бы, пора кончать стрелять и взрывать. Но эти предательские по отношению к России соглашения привели к вспышке воровства людей, выкупам, захвату в рабство, бандитизму. И дали террористам силы и средства для новой необъявленной войны в России, продолжавшейся все время, пока я работал мэром Москвы, вплоть до 2010 года.

С тех пор ко всем прочим моим проблемам прибавились забота о раненых, обездоленных москвичах, лишенных крыши над головой и имущества, похороны сотен убитых. Вторая Чеченская война началась в августе 1999 года. В том же месяце в Москве бомба взорвалась в «Охотном ряду», в салоне детских игровых автоматов. Погибла женщина, свыше тридцати детей и родителей были ранены. Месяц спустя в ночь на 9 сентября, когда все жильцы находились в квартирах, произошел адский взрыв дома на улице Гурьянова в Печатниках. Счет потерь пошел на сотни: 102 человека погибли под завалами бетонных плит рухнувших подъездов. Свыше двухсот москвичей на машинах «Скорой помощи» доставили в больницы.

Три месяца, приехав в Москву, террорист мог жить, где хотел и у кого хотел, не уведомляя милицию. Этим попустительским законом преступники воспользовались. Готовя взрыв, преступники с российскими паспортами неоднократно приезжали в Москву, жили в разных гостиницах, подыскивали помещения, заключали договоры аренды. Под видом мешков с сахаром сотни килограмм взрывчатки привезли в машине и сгрузили в квартире на первом этаже дома в Печатниках.

После взрыва участковые обследовали все нежилые помещения города. В подвале мебельного магазина в доме на Каширском шоссе милиционер увидел мешки с сахаром, но проверять их не стал, а когда, заподозрив неладное, повторно явился в подвал, дверь оказалась на замке. Вскрыть ее без хозяина не имел права. И ушел…

Рано утром 13 сентября восьмиэтажный кирпичный дом упал, полностью разрушенный. Почти все жители, 124 взрослых и детей, погибли: кирпичи не оставляли при взрыве пустот, как в блочном доме. В подвал мешки со взрывчаткой террористы открыто, не таясь, завезли, заплатили за аренду и превратили подвал в пороховую бочку.

Все дни «черного сентября» я провел у дымящихся руин в палатке военных, где проводил оперативные совещания с утра до ночи. Со взорванным домом мне было ясно, как поступить. Но государственной власти, ответственной за борьбу с терроризмом, было совершенно не ясно, что нужно сделать, чтобы в столице террористические акты прекратились. Устоявшие при взрыве подъезды снесем. Жильцам приготовлены новые квартиры. В соседнем доме лифты остановились, в панелях появились трещины. Приносят его поэтажные планы. С архитекторами обсуждаю варианты, в темноте делаются чертежи. Рядом с палаткой бушует народ, жители уцелевшего дома ждут своей участи. Принимаю решение возвести на месте разрушенного дома четыре многоэтажные башни.

Если с оставшимися в живых немногими жильцами взорванного дома № 19 все понятно, им приготовлены квартиры, то люди из соседнего, тоже пострадавшего дома нервно ждут, что с ними будет. Взяв фонарь, иду к толпе и, поднявшись на капот, в наступившей тишине объявляю: «Дом для жизни непригоден, его снесем, а все жильцы получат квартиры».

Меня упрекали в популизме, либеральные газеты писали:

«Блуждание по черному подъезду, речь на грузовике, похожем на ленинский броневик и ельцинский танк одновременно, – чем не зарабатывание очков у избирателей?»

До выборов‑99 оставалось три месяца. И кто‑то из толпы крикнул: «Наши голоса – за вас!» Я зло отмахнулся. Не о выборах думал тогда, день и ночь переживая у двух братских коллективных могил.

Тогда в Интернете появилось сообщение: «Еще не похоронили погибших, еще льются слезы, а московский мэр уже объявил о вступлении в избирательную кампанию. «Стыдно, Юрий Михайлович. Бессовестно, бесчеловечно. Дайте похоронить и оплакать наших погибших».

Я не считаю себя эмоционально обделенным; скорее наоборот – в каких‑то ситуациях мне, наверное, следовало бы спокойнее воспринимать события. Но вот чего я категорически не умею, так это заламывать руки и взывать к небесам. Скорбь не выставляют напоказ. Трагедию в Печатниках и последовавший за ней взрыв на Каширке пережил тяжело; не могу даже передать. Я точно знал, что не виноват перед ними. Но ведь я – мэр… И помню стихотворение Твардовского:

Я знаю, никакой моей вины

в том, что другие не пришли с войны.

И не о том же речь, что я их мог,

но не сумел сберечь.

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Скажу честно: меня сильно испугало 11 сентября 2001 года в Нью‑Йорке. Причем испугало не только размерностью катастрофы, но и тем, что я, как мэр, не мог даже себе представить, что происходило бы со мной, случись подобное в Москве, как в Нью‑Йорке. Уже потом, когда во время представления мюзикла «Норд‑Ост» на Дубровке двадцать женщин и двадцать один мужчина, вооруженные до зубов, ворвались в театральный зал и захватили восемьсот заложников, многое понял и прочувствовал.

Трагедия случилась 23 октября 2002 года. Руководить освобождением заложников назначили человека военного – Владимира Егоровича Проничева, ставшего Героем России. Мы разделили с ним функции, он занимался военными, подготовкой к операции. Я был его заместителем и взял на себя гражданские функции. Такая ситуация требует принятия множества неожиданных решений. (Перечень мероприятий я составил как инструкцию для руководителей городов, подвергнувшихся атакам террористов.)

Требовалось срочно обеспечить питанием восемьсот человек, их все дни кормили и поили.

Установить контакты с бандитами.

Мобилизовали медицину для экстренной помощи больным. В здание входили врачи, известный детский доктор Рошаль. Вел переговоры с бандитами бесстрашный в таких ситуациях Кобзон, народный артист Чечено‑Ингушетии. Он предлагал в заложники себя и меня. Просил взамен нас выпустить из зала захваченных людей. Бандиты отвергли наше предложение: «Нам Лужков не нужен, нам нужны страх и кровь».

Понадобилось устроить сотни родственников – если их не организовать, толпа может перейти в режим безумия. Ими занималась незабываемая Людмила Ивановна Швецова, заместитель председателя правительства Москвы.

Быстро наладили питание военных.

Архитекторы обнаружили чертежи Дома культуры, который собирались штурмовать. Нашли в Москве единственный аналог подобного здания, выселили всех обитателей, чтобы бойцы могли тренироваться перед захватом. В радиусе полкилометра эвакуировали жителей, они могли пострадать при вероятном взрыве. Без больших жертв обойтись не удалось.

Захват здания произошел спустя три года после взрывов в Печатниках и на Каширском шоссе, но и тогда чеченским террористам удалось без проблем привезти в Москву и складировать оружие, купить автомашины, разместить для проживания в квартирах десятки бандитов, прибывших в Москву, несмотря на то что шла вторая Чеченская война.

Конечно, эти взрывы пришли к нам, в Москву, из России, из нерешенных проблем 90‑х годов. Но я считаю, торпедировали Москву авторы либерального закона Верховного совета РФ «О праве граждан на свободу передвижения, выбор места пребывания и жительства в пределах Российской Федерации». Правительство Москвы отказалось его исполнять, не отменило обязательную регистрацию приезжих даже после принятия на референдуме Конституции, закрепившей это гибельное для того времени право. Я всегда выступал за то, чтобы граждане стран СНГ получали вид на жительство, и ввел «особый порядок пребывания в Москве граждан, постоянно проживающих за пределами России», который предусматривал обязательную регистрацию и взимание с них платы.

После взрывов домов направил в Государственную думу законопроект, предусматривающий лишение свободы сроком до двух лет за проживание в Москве без регистрации. И, не дожидаясь его принятия, установил «Временный порядок перемещения лиц, злостно нарушающих правила регистрационного учета». Милиция обязывалась нарушителей доставлять в дежурные части ОВД, выдворять к месту постоянного проживания. Московский городской суд, затем Верховный суд сочли эти решения незаконными. Выступал против обязательной регистрации полномочный представитель президента в Центральном федеральном округе.

Считаю, отмена этих решений помогла террористам взорвать в 2004 году вагон поезда метро на перегоне между станциями «Автозаводская» и «Павелецкая». Узнав о трагедии, я срочно прервал рабочий визит в США и вернулся в Москву. В прямом эфире телеканала ТВЦ заявил о необходимости введения обязательной регистрации приезжих в Москве. И сообщил, что с соответствующими инициативами администрация города обратилась к федеральным структурам. А москвичей призвал покончить со всеобщей потерей бдительности. Я не призывал к всеобщей слежке и подозрительности. Но когда смертница прибывает в Москву, она не сразу с вокзала идет взрывать. У кого‑то она живет, с кем‑то общается.

С самого начала взрывов в Москве боролся, как мог, с либеральным попустительством терроризму. Но плетью обуха не перешибешь…

После Москвы подверглись атакам террористов Париж, Лондон и другие города Европы. Убийства невинных людей не прекращаются. Наша столица пережила страданий больше всех. Бомбы взрывали у станций метро, в вагонах поездов, самолетах, взлетавших из Москвы. Гремели взрывы на фестивале на Тушинском аэродроме, на Черкизовском рынке, в аэропортах Шереметьево, Домодедово.

Когда составлялась эта книга, взорвали поезд метрополитена в Санкт‑Петербурге, где со времен убийства Кирова ничего подобного не происходило. Все это российский фронт необъявленной мировой войны. Когда ей придет конец – сказать трудно.