В ходе производившихся в конце декабря 1938 г. допросов сотрудников УНКВД прозвучала и фамилия бывшего заместителя начальника УНКВД. В деле Г. Гришина‑Шенкмана появились протоколы допросов И. Паншина, А. Стругачева, М. Лейфмана, М. Люлькова и бывшего помощника начальника тюрьмы УНКВД Иосифа Викторовича Шемпера.

А. Стругачев подтвердил, что мародерство в УНКВД процветало с ведома Л. Якушева и В. Лебедева, указав при этом и на заслугу Г. Гришина‑Шенкмана: «В конце ноября 1937 г. по распоряжению бывшего заместителя] нач[альника] УНКВД Гришина всем шоферам была выдана одежда и обувь – полушубки, тулупы, валенные и кожаные сапоги»[1].

По свидетельству И. Паншина, участие в «операциях, проводимых комендатурой УНКВД», «принимал почти весь оперативный состав, нач[альник] УНКВД Якушев предложил испытать на этом стойкость сотрудников. Постоянными были две бригады: одна – из оперсостава, вторая – техсостава. Руководил этой работой Лебедев, бывш[ий] нач[альник] 5 отдела, Тимошенко, комендант, Игнатенко, нач[альник] тюрпода. Помимо этого, постоянно посещали […] нач[альник] УНКВД Якушев, его помощник Гришин»[2].

Видимо, наблюдение за расстрелами узников, а подчас и участие в этом, должны были закалить психику присутствующих. М. Лейфман сообщал следствию: «Мне известно, что осужденных, примерно, в декабре 1937 г. по распоряжению нач[альника УНКВД] Якушева и его заместителя Гришина расстреливали целыми партиями по 50‑100 человек. Связанных выстраивали в очередь и передних расстреливали на глазах у всех остальных. Люди ждали своей очереди, слышали выстрелы и видели трупы убитых. Был случай, когда один осужденный, стоящий в очереди, что‑то сказал, тогда Гришин ударил его по голове палкой, и он упал у всех на глазах»[3].

Один из фрагментов показаний И. Паншина также касался чекистской закалки Г. Гришина‑Шенкмана, который, как мы знаем, признал свою вину в выделении недостаточной охраны для присмотра за «смертниками», в результате чего в ночь с И на 12 февраля 1938 г. они осуществили побег[4]. И. Паншин дополнил рассказ М. Леснова об этом случае: «Все были задержаны спустя дней 15, и их доставили в гараж для приведения приговора в исполнение. Этой операцией руководили только Якушев, Лебедев, Тимошенко и Гришин. […] Мне, как шоферу, пришлось вывозить трупы спустя час или более после того, что указанные 4 человека – Лебедев и другие – взялись привести приговор в исполнение, то на этих трупах нигде не было видно следов пуль, тела были голые, опалены, шеи обгорели и обуглены»[5]. Групповой побег из тюрьмы УНКВД нес в себе огромную опасность для руководства и работников Управления. Если бы хоть один человек не был задержан, полетела бы не одна голова. Этим объяснялась такая ярость и жестокость экзекуторов в отношении беглецов.

Подтвердил рассказ И. Паншина и комендант УНКВД М. Люльков, причем приведенные им обстоятельства времени и места не оставляют сомнений в реальности происходившего: «Приведение в исполнение приговора над ними происходило так: ночью, примерно, в час или два, эти 11 человек были взяты из камеры № 6 (тюрьпод УНКВД), им связали руки и отвели в гараж, куда зашли Якушев, его заместитель] Гришин, Лебедев и Тимошенко. Как они приводили приговор в исполнение, мне и работникам бригады не было известно, т. к. нас туда не допустили, но, впоследствии мы видели, что они были обгорелые […]»[6]. Внешний вид жертв запомнился И. Паншину и М. Люлькову своей необычностью.

Казалось, в ходе следствия открылись новые обстоятельства, и самое время было переквалифицировать обвинение Г. Гришина‑Шенкмана. И в январе 1939 г. в Киеве он услышал фразу одного из следователей: «Приобщим его к коллекции». Под «коллекцией» имелись в виду мародеры из Житомира[7]. Но переквалификации обвинения не произошло. В указаниях военной прокуратуры начальнику 2‑го отдела НКВД УССР старшему лейтенанту госбезопасности Леониду Михайловичу Павлычеву (1908–1942) речь шла о сборе дополнительного материала о вредительской работе обвиняемого в контексте его членства в антисоветской организации, а дело надлежало закончить к 10 января 1939 г.[8] Однако этого не произошло. Следствие опять забуксовало. За первые три месяца 1939 г. в деле появилось лишь пять новых Документов, но новые акценты в обвинении Г. Гришина‑Шенкмана становились все сильнее.

Бывший начальник тюрьмы УНКВД Ф. Игнатенко показал: «Перед приведением приговоров в исполнение бывш[ий] зам[еститель] нач[альника] УНКВД Гришин, Лебедев и Тимошенко жестоко избивали осужденных, нанося им удары деревянными “булавами”, железными ломами. Особенно активничал при этом Гришин…»[9].

Бывший комендант УНКВД Г. Тимошенко также подтвердил его активную роль в избиениях людей, ожидавших расстрела: «Было отдано Гришиным распоряжение при осуществлении oneраций многим членам бригады вооружиться деревянными и железными палками и наносить удары ими приговоренным в случае побегов и возникновении шума и криков. Лично видел, как Гришин и Лебедев подобными палками избивали приговоренных к расстрелу»[10].

Экзекуцию над 11 беглецами Ф. Игнатенко охарактеризовал как «случай варварского истребления людей»: «[…] После задержания этих 11 арестованных Якушев, Лебедев и Гришин, и многие начальники отделений производили им допрос сначала в помещении, затем, приведя их в комнату, избивали деревянными “булавами”, железными ломами»[11]. Описанное Ф. Игнатенко истязание беглецов происходило еще до их убийства в гараже, что только усугубляло вину экзекуторов.

То же можно сказать и об издевательствах над узниками на сексуальной почве. По свидетельству Ф. Игнатенко, «было много случаев, когда перед расстрелом женщин, особенно помоложе, раздевали догола в целях издевательства, полюбоваться фигурой и другое, делали это якобы для производства медосвидетельствования и купания в “бане”, больше всего это проделывали Гришин и Лебедев»[12]. Слово «другое» в документе подчеркнуто карандашом как намек на что‑то большее, чем «любование» женской фигурой[13].

Г. Тимошенко подтвердил факты раздевания и припомнил другой случай: «Помню, зимой 1938 г. я – Тимошенко совместно с Лебедевым, Гришиным, Игнатенко, в присутствии Люлькова, Вишневского и других участников операции, заставили одного старика‑инвалида иметь половое сношение с расстрелянной женщиной, обещая его освободить, заставив его лечь на лежавшую среди груды расстрелянных. В момент выполнения этого требования старик был застрелен на трупе этой женщины»[14].

Новый толчок следствию по делу Г. Гришина‑Шенкмана дали указания помощника военного прокурора П.В. Лехова от 21 марта 1939 г. В них не было ни слова об участии обвиняемого в антисоветской организации, внимание обращалось на доработку имевшихся материалов и дополнительные следственные действия – допросить свидетелей, в основном из числа бывших сотрудников уНКВД, обвинявшихся в мародерстве, провести очные ставки, получить ранее затребованные материалы[15]. Приобщение Г. Гришина‑Шенкмана к «коллекции» стало свершившимся фактом.

Допросы и очные ставки состоялись в период с 29 марта по 13 апреля 1939 г., после чего был допрошен и обвиняемый. Следствие завершилось подготовкой обвинительного заключения от 4 мая и вынесением постановления о предании Г. Гришина‑Шенкмана суду от 31 мая 1939 г.

Допросы свидетелей были результативными. М. Люльков показал, что «Гришин, как заместитель] нач[альника] Управления НКВД систематически присутствовал при исполнении приговоров и лично сам избивал осужденных к ВМН железной палкой […]. Подобного рода издевательство над осужденными к ВМН было введено как система»[16]. Ф. Игнатенко еще больше персонифицировал это преступление: «С прибытием Гришина в Житомир особенно участились случаи бесчеловечного издевательства над арестованными, которые быстро укоренились в УНКВД по Житомирской области и вошли в систему»[17]. Эти показания означали, что Г. Гришин‑Шенкман – второй по иерархии руководитель УНКВД – был одним из главных творцов преступной системы варварского истязания и истребления людей в Житомирской области.

Издевательства над узницами на сексуальной почве тоже не были спонтанными. Согласно показаниям Ф. Игнатенко, Г. Гришин‑Шенкман «предупреждал комендатуру, чтобы в его отсутствии не приводили приговора в исполнении, так как он должен зайти совместно с Якушевым и посмотреть на женщин. Так это и было. Гришин всегда совместно с Якушевым присутствовали во время издевательства над женщинами, приговоренными к ВМН [..]»[18].

А. Стругачев раскрыл следствию новые садистские детали процедуры массовых расстрелов: «Имели место неоднократные случаи, когда в присутствии Гришина из числа арестованных, приговоренных к ВМН, выделялись счетчики. Эти счетчики стояли в комнате, где приводились приговора в исполнение, и считали количество расстрелянных […]. Последними расстреливались счетчики. Я лично помню, когда были выделены два таких счетчика из бывших работников пограничной охраны и двух бывших работников “Заготхмель”»[19].

Начальник отдела исправительно‑трудовых колоний УНКВД Николай Васильевич Климов (1895 г. р.) рассказал, в чем заключалось «испытание на стойкость» лично для него: «В последних числах декабря 1937 г., или же это было в начале января месяца 1938 года, точно я сейчас не помню, меня ночью вызвал в гараж Люльков, заявив мне, что этот вызов сделан по распоряжению заместителя] нач[альника] УНКВД Гришина. Когда я зашел в гараж, я увидел, что на полу сидело 50–60 человек, приговоренных к ВМН, когда я зашел в следующую комнату, там был Гришин, и в этой же комнате были связанные арестованные около 30–40 человек, которые были подготовлены для расстрела. Мне предложили раздеться, и в это же время в следующую комнату завели 8 человек. Оперуполномоченный Бланк дал мне мелкокалиберную винтовку, которой я и привел в исполнение приговор. Когда я уходил после выполнения приговора, Бланк сказал, что “я экзамен выдержал” […]. Участие в приведении приговоров в исполнение принимал почти весь оперативный состав, быв[ший] нач[альник] УНКВД Якушев и его помощник Гришин испытывали на этом стойкость сотрудников УНКВД»[20].

Можно предположить, что испытание на стойкость отражало также стремление руководства УНКВД связать сотрудников кровавой круговой порукой. Такими были особенности кадровой работы Л. Якушева и Г. Гришина‑Шенкмана.

Серия очных ставок, проведенных следствием между Г. Гришиным‑Шенкманом и лицами, давшими показания на него, напоминала игру в пинг‑понг. Бывший заместитель начальника УНКВД пытался парировать почти все выпады‑обвинения в свой адрес бывших подчиненных Ф. Игнатенко, И. Паншина, В. Агапова, М. Лейфмана, М. Соснова, Н. Климова, А. Стругачева, М. Люлькова[21]. Чувствовалось, что, проведя под следствием 10 месяцев, Г. Гришин‑Шенкман поднаторел в таких играх. Возможно, у него появилась надежда на более‑менее благополучный исход его дела. Далее мы увидим, что Г. Гришин‑Шенкман во время допроса упомянул о своих разговорах с анонимными руководителями НКВД УССР. И хотя документальных подтверждений в деле нет, это наводит на мысль, что кто‑то его проконсультировал в отношении дальнейшей линии поведения во время следствия: нужно было ни в чем не признаваться. Формально перед следствием возник вопрос: кому верить?

Ответ на него должны были дать заключительные допросы обвиняемого. На первом же допросе он сразу пошел в атаку, заявив, что не состоял участником антисоветской троцкистской организации «и поэтому никакой вражеской работы никогда и, в частности, в Житомирском облуправлении НКВД, не проводил». Следователи напомнили ему о собственноручных показаниях, написанных в августе 1938 г., на что получили ответ: «Да, я действительно писал такие показания собственноручно, в которых указал, что являюсь участником антисоветской троцкистской организации с 1932 года, – но, продолжал Г. Гришин‑Шенкман, ‑ эти показания являются вымышленными, я их не подтверждаю» [22].

Следователи требовали объяснений. Обвиняемый ответил: «На последующих допросах я продолжал обманывать следствие, подтверждая ранее данные мною ложные показания, так как не видел выхода из создавшегося положения. Из разговоров с рядом руководящих работников Наркомата НКВД УССР я видел, что мне не верят, и потому продолжал подтверждать свои показания об участии в антисоветской организации»[23]. Отверг Г. Гришин‑Шенкман и свидетельские показания М. Детинко, Н. Смелянского, В. Мартынюка и других свидетелей.

Следующий допрос превратился в опровержение обвинения Г. Гришина‑Шенкмана в шпионаже. Все свои предыдущие показания по этому вопросу он дезавуировал, и следствие это приняло к сведению[24]. В тот же день был оформлен протокол предъявления материалов следствия обвиняемому, в котором он сообщил, что «дополнить следствие имеет чем, о чем изложит в специальном заявлении, где укажет, что к антисоветской шпионской деятельности не причастен» [25]. В материалах дела такого заявления нет. Версия о причастности Г. Гришина‑Шенкмана к «антисоветской троцкистской организации» также потускнела после приобщения к делу справки о том, что проходящий по показаниям в деле бывший начальник 3‑го отдела НКВД УССР Аркадий Маркович Ратынский (Футер) (1902–1939) осужден в Москве и показаний на Г. Гришина‑Шенкмана не дал[26].

26 апреля 1939 г. сотрудники, которые вели следствие, а также начальник 2‑го отдела НКВД УССР капитан госбезопасности Л. Павлычев подписали обвинительное заключение по делу № 148119, в соответствии с которым Г. Гришин‑Шенкман обвинялся в том, что: «а) являлся активным участником антисоветской троцкистской террористической организации; б) проводил шпионскую работу в пользу румынской разведки; в) проводил вражескую подрывную работу в органах НКВД; г) лично завербовал в организацию Мартынюка, т. е. в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 54‑1 п. “б” и 54–11 УК УССР»[27]. 4 мая 1939 г. обвинительное заключение утвердил заместитель наркома внутренних дел УССР майор госбезопасности А. Кобулов. Содержание заключения, с учетом результатов двух последних допросов обвиняемого, нельзя назвать адекватным материалам следствия. Дело заведомо не имело судебной перспективы и наводит на мысль, что у Г. Гришина‑Шенкмана были в НКВД УССР либо высокие покровители, либо сильно ему сочувствующие следователи, хотя он потом утверждал, что все было иначе.

[1] ОГА СБУ. Ф. 5. Д. 67841. Т. 3. Л. 224. Выписка из протокола допроса А.А. Стругачева. 25 декабря 1938 г.

[2] ОГА СБУ. Ф. 5. Д. 67841. Т. 3. Л. 208. Протокол допроса И.М. Паншина. 25 декабря 1938 г.

[3] Там же. Л. 235. Выписка из протокола допроса М.К. Лейфмана. 26 декабря 1938 г.

[4] См.: Там же. Л. 27. Справка секретариата УНКВД по Житомирской области о побеге из внутренней тюрьмы УГБ УНКВД 11 арестованных. Без даты.

[5] Там же. Л. 209. Протокол допроса И.М. Паншина. 25 декабря 1938 г.

[6] Там же. Л. 170. Протокол допроса М.С. Люлькова. 26 декабря 1938 г.

[7] См.: Там же. Т. 5. Л. 317 об. Протокол судебного заседания Военного трибунала войск НКВД Киевского округа по делу Г.И. Гришина‑Шенкмана. 16–18 ноября 1939 г.

[8] См.: Там же. Т. 3. Л. 351. Указания помощника военного прокурора погранвойск Браславского начальнику 2‑го отдела УГБ НКВД УССР Л.М. Павлычеву по делу Г.И. Гришина‑Шенкмана. Без даты.

[9] Там же. Л. 177. Выписка из протокола допроса Ф.Г. Игнатенко. 7 января 1939 г.

[10] Там же. Л. 189–190. Протокол допроса Г.А. Тимошенко. 10 февраля 1939 г.

[11] Там же. Л. 177. Выписка из протокола допроса Ф.Г. Игнатенко. 7 января 1939 г.

[12] Там же. Л. 178.

[13] Лица, принимавшие участие в издевательствах над женщинами, «рассматривали половые женские органы и др. части тела». Там же. Л. 187. Протокол допроса М.М. Соснова. 2 апреля 1939 г.

[14] Там же. Л. 195. Протокол допроса Г.А. Тимошенко. 10 февраля 1939 г.

[15] Там же. Л. 352. Указания помощника военного прокурора П.В. Лехова по делу Г.И. Гришина‑Шенкмана. 21 марта 1939 г.

[16] Там же. Л. 173. Протокол допроса М.С. Люлькова. 29 марта 1939 г.

[17] Там же. Л. 180. Протокол допроса Ф.Г. Игнатенко. 1 апреля 1939 г.

[18] Там же. Л. 183–184.

[19] Там же. Л. 227–228. Протокол допроса А.А. Стругачева. 2 апреля 1939 г.

[20] Там же. Л. 200–201. Протокол допроса Н.В. Климова. 3 апреля 1939 г.

[21] См.: Там же. Л. 293–300, 301–309, 318–321, 322–327, 328–330, 331–338, 339–343, 344–348.

[22] Там же. Л. 109–110, 118–119. Протокол допроса Г.И. Гришина‑Щенкмана. 22 апреля 1939 г. В протоколе и некоторых других последующих документах фамилия ошибочно написана с буквой «й» – «Шейкман».

[23] Там же. Л. 111–112, 121.

[24] См.: Там же. Л. 128–130, 131–134. Протокол допроса Г.И. Гришина‑Шенкмана. 23 апреля 1939 г.

[25] Там же. Л. 350. Протокол предъявления следствия обвиняемому Г.И. Гришину‑Шенкману. 23 апреля 1939 г.

[26] См.: Там же. Л. 353. Справка следчасти 2‑го отдела НКВД УССР по делу А.М. Ратынского. 27 апреля 1939 г.

[27] Там же. Л. 358. Обвинительное заключение НКВД УССР по делу Г.И. Гришина‑Шенкмана. 26 апреля – 4 мая 1939 г.