Опора на теорию огосударствления СССР, процесс которого ускорился начиная с осени 1938 г., позволяет демонтировать тезис о кланах, главенствующий сегодня в историографии «бериевской чистки». В соответствии с ним, главной целью кампании наказания «нарушителей социалистической законности» из рядов тайной полиции и милиции была ликвидация наиболее мощных кланов, доминировавших в этих структурах, и замена их другими или новыми группами[1]. Однако по меньшей мере в отношении Николаевской области этот тезис не работает. Здесь ничто не свидетельствует в пользу того, что целью кампании было уничтожение «ежовского» клана или «клана Успенского», хотя следствие уделяло особое внимание отношениям обвиняемых чекистов с Успенским.
В качестве альтернативной напрашивается новая объясняющая модель, которую можно применить к Советскому Союзу в целом, а именно: кампания наказания «нарушителей социалистической законности» была призвана торпедировать клановую систему (систему патронажа и клиентелы) в целом [2]. Эта система должна была быть сначала подорвана, а затем надолго устранена за счет того, что лояльность всех сотрудников карательных органов теперь адресовалась исключительно государству. Тем самым также подрывалась возможность обособления или автономизации государственного аппарата в результате формирования государственных институтов, действующих по собственному усмотрению .[3]
Таким образом, кампания наказания «нарушителей социалистической законности» была по своей сути большим, чем просто дисциплинирование и воспитание чекистов или возвращение НКВД в рамки полномочий до 1937 г.[4] Еще одна интерпретация сводит эту кампанию к реваншу, который партия с подачи Сталина взяла у НКВД. Она, безусловно имеет под собой основания, но объясняет только часть случившегося[5].
И, не в последнюю очередь, конечно было бы неправильно и слишком просто объяснять изменение мотивов кампании «чистки чистильщиков» (от обвинений в троцкизме к обвинениям в «нарушении социалистической законности») только тем, что Сталин объявил троцкистско‑бухаринскую оппозицию разгромленной – как на страницах «Краткого курса», так и на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. Такой методологический подход был бы сильно персонализированным, а потому дефектным. Действительно, непредсказуемость и своенравие вождя кажутся определяющими для сталинской системы. Это напоминает дефиницию термина «деспотия» Карла Виттфогеля[6], который характеризовал «деспотию» как форму правления, где решающую роль играют произвол и причуды настроения повелителя. Но я в свою очередь придерживаюсь принципиального убеждения, что сложные государственные образования и формы правления новейшего времени не могут описываться с использованием таким понятий, как «деспотия» или «произвол», включая применение аналогичных терминов к сталинской (репрессивной) системе[7].
Сталинский «вождистский режим» пережил свою модернизацию в ходе огосударствления, на пути в светлое будущее в духе Просвещения. Принцип «верности вождю», символом которого вплоть до завершения Большого террора была борьба с троцкизмом, теперь был переформулирован и усилен за счет фиксации на государстве. Не в последнюю очередь это произошло в интересах усиленной подготовки к предстоящей войне. Что же касается доминирующей роли коммунистической партии, то она была безусловно восстановлена в ходе кампании чистки НКВД, однако теперь для чекистов и сотрудников милиции партия предстала в трансформированной форме, в корсете централизованного государства вождистского типа. При этом сталинской власти также удалось затормозить «развитие спирали террора, который вел к самоуничтожению» и остановить «кумулятивную радикализацию»[8].
[1] Наумов Л. Сталин и НКВД. ‑ Μ., 2007. С. 335, 344–345; Тумшис М. ВЧК. Война кланов. – М., 2004; Blauvelt Т.К. March of the Chekists. Beria’s Secret Police Patronage Network and Soviet Crypto‑Politics // Communist and Post‑Communist Studies. ‑ 2011. № 44. P. 73–88; здесь P. 80–82; Weh‑пег M. Wer waren Stalins Vollstrecker? Ein russisches Handbuch legt den Grund fur eine Taterforschung des Stalinismus // FAZ. 2000. 30. M£rz. Ниже приводятся сведения об исследованиях, посвященных борьбе с «еврейским кланом», якобы имевшемся в НКВД. Все они отличаются однозначным антисемитским подтекстом. См: Samsutdinov R. KiSlok fo§easi. Zamoali§ggiri§, surgun [Трагедия кишлака. Коллективизация, раскулачивание, ссылка в среднеазиатских республиках]. ‑ TaSkent, 2003 (http://www.centrasia.ru/newsA.php4?= 108206736, дата обращения 20.05.2016); Білокінь С. Соціальний портрет чекістів // Персонал. 2003. № 8. С. 39–46; Білокінь С. Двадцять років еврейської державності в Україні, 1918–1938 // Персонал. 2004. № 1. С. 18–20; № 2. С. 18–27.
[2] Размышления принципиального свойства в этом ключе по поводу советского государства см.: EnnkerB. Ohne Ideologic, ohne Staat. S. НО; Gerstenberger H. Die subjektlose Gewalt. Theorie der Entstehung burgerlicher Staatsgewalt. ‑ Mtinster, 1990. S. 487–490.
[3] Cm.: Mann M. The Autonomous Power of the State. Its Origins, Mechanisms and Results // State in History / Ed. J.A. Hall. ‑ Oxford, 1986. P. 109–136.
[4] Новые архивные материалы вынуждают меня критически относиться к моему «старому» тезису о возвращении НКВД в рамки прежней компетенции образца до 1937 г.
[5] «Многие [члены ВКП(б)] сами стали жертвами террора, который захватывал не только старые кадры, но и выдвиженцев. Но даже те молодые работники, которым посчастливилось уцелеть, вплотную столкнувшись с реальностями террора, не могли не понимать, что их судьба в случае прежнего курса висит на волоске. Сталин в полной мере использовал этот потенциал реванша партийного аппарата над органами НКВД». Хлевнюк О. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. – М., 2010. С. 351.
[6] Wittfogel К.А. Oriental Despotism. A comparitive study of total power, – New Haven, 1957.
[7] Что же касается употребления сильно персонализированного термина «сталинизм», то мы пока не находим ему альтернативы, однако трактуем его прежде всего как системную характеристику.
[8] Еппкег В. Der Ftihrer im Europa des 20. Jahrhunderts – eine Synthese // Der Ftihrer im Europa des 20. Jahrhunderts / Сост. В. Еппкег, H. Hein‑Kircher. ‑Marburg, 2010. P. 347378־.
|