Одной из любимых тем у меня было создание фейков в украинском информационном пространстве. На самом деле оно тогда было забито всевозможными фальшивками и неподтвержденной информацией, причем с обеих сторон.

В Интернете была куча различных видео о том, как наших военнослужащих находили то в одном, то в другом месте Донецкой и Луганской областей. Показывали и паспорта наших военных, которые якобы приезжали на территорию Украины воевать. Непонятно, правда, было, зачем им ехать туда с этими загранпаспортами и военными билетами. Никто не удосужился проверить факты, которые попадали в прессу. Это был 2015 год, самый разгар информационной войны.

И вот в СМИ появилось сообщение о том, что были задержаны двое наших военнослужащих – Ерофеев и Александров. Якобы их специально отправили в Луганск на разведку, и они были задержаны украинскими пограничниками. Говорили, что под пытками Ерофеев и Александров признались, что являются военнослужащими России, назвали свои воинские части. Россия, конечно же, это все опровергала, заявляя о том, что Ерофеев и Александров были уволены за год до того, как поехали воевать на территорию Донецка и Луганска, и военнослужащими уже не являются. Я решил этим событием воспользоваться.

Самым популярным ток‑шоу на Украине тогда было шоу Савика Шустера, где в прямом эфире обсуждались насущные проблемы. И, конечно, ни одна точка зрения, неугодная украинскому режиму, не могла там озвучиваться. Поэтому я решил попасть в эфир. Надо сказать, что еще во время моих бесед с Коломойским Шустер хотел вывести меня в эфир, но не сделал этого, потому что, видимо, на него надавили сверху. Я решил попытаться еще раз. И вот когда сообщили о задержании наших военнослужащих, я написал на почту его редакции о том, что являюсь военнослужащим российской воинской части, что мне подневольно приходится воевать на территории Донецка и Луганска и что я хотел бы сдать всех своих покровителей, всех своих начальников, потому что эта братоубийственная война мне уже порядком надоела. Ночью мне вдруг позвонил редактор ток‑шоу Шустера и сказал, что, возможно, сейчас меня выведут в прямой эфир на Украину. Я, конечно, обрадовался, но никто мне так и не перезвонил. Видимо, они перепроверили информацию и решили меня в эфир не пускать. Около недели этот вопрос висел в воздухе, пока в апрельскую пятницу 2015 года мне снова не позвонил представитель редакции Савика Шустера и не сказал, что они готовы через час выпустить меня в прямой эфир: «Программа будет посвящена вам, вы будете в ней главным героем и можете признаться во всех своих грехах и сдать всех своих командиров и начальников». Я, конечно же, согласился. Сказал, что единственное мое пожелание – оставаться анонимным.

И вот в назначенное время (пятница, прайм‑тайм) – студия Савика Шустера: вся Украина смотрит этот эфир, и меня выводят по телефонной линии в студию, изменив голос и поставив вместо моего изображения силуэт на большом экране. Савик обращается ко мне: «Как же вы… расскажите свою историю». Я начинаю плакаться. Говорю, что российские воинские части находятся на Донбассе и мне приходится воевать по их указанию, что все это координируется генеральным штабом. Зал, конечно, меня слушал очень внимательно, многие аплодировали, потому что я готов покаяться. Все восхищались моим мужеством, понимая, что меня могут убить или арестовать за эти откровения. Студия задавала мне вопросы, приглашенные гости, такие как Игорь Мосийчук и Алексей Мочанов, периодически спрашивали, каково было мое участие в этих боевых действиях. Я отвечал, что был обычным тыловиком, который всего лишь охранял оружие, поэтому моей вины нет и крови на мне тоже никакой нет. Они парировали мои слова тем, что даже человек, который охраняет склад с оружием, так или иначе повинен в том, что происходит на этой войне. Мне приходилось соглашаться.

Разговор со студией продолжался около получаса, некоторые информагентства уже выпустили сообщения с пометкой «молния» о том, что военнослужащий российской армии впервые откровенно признался в том, что Россия ведет открытую войну против Украины. Оно бы и дальше так шло, но мне надоело водить зал за нос. И я решил признаться в том, что все это – развод, а Савик даже не удосужился проверить информацию, которую я ему предоставил. Все были в шоке. Потому что, напомню: прайм‑тайм, прямой эфир. Все надеялись, что наконец‑то получили то, чего так ждали, и уже преподносили это в новостях как подлинные факты. А тут такой облом.

Я объяснил, что развязали войну на Украине такие люди, как Савик. Потому что действительно вина во многом лежала на журналистах, которые подавали майдан как единственное спасение для Украины. И Савик, конечно, тоже повинен в этом. Шустер частично согласился с этим, но потом, когда мы с ним вступили в диалог, меня уже начали выключать. И то, что я говорил, выпало из эфира. Я послал Савика на три буквы. Причем я был уверен, что это не пойдет в эфир, но Савик должен был услышать это в своем специальном «ухе». Однако эти слова попали в эфир, и Савику не оставалось ничего, кроме как сказать, что это была провокация российских спецслужб.

П. – пранкер.

С. Ш. – Савик Шустер.

П.: Я хотел на самом деле это сказать, что если бы во мне не проснулось ничего человеческого, то я бы не стал писать это письмо, я бы не стал на самом деле звонить. Я понимаю, что вот эта война – это не то, что нам рассказывают на самом деле в России. Нам рассказывают, что мы будем помогать братскому народу. Но это не так. Самое главное во всем этом то, что вы во все это поверили, идиоты. Потому что вы вечно лжете своему украинскому народу, дятлы. И такие, как вы, Савик, вы начали первый эту войну. И даже то, что я вам сейчас рассказал, вы как милые это схавали. И будете хавать. Потому что вы пичкаете свой народ…

С. Ш.: Подождите, давайте проясним. Как это я начал эту войну?

П.: Такие, как вы, Савик. Майдан начался с вас.

С. Ш.: Нет, ну не с меня, скажем. Но хорошо, пусть с меня. Но не с меня. Есть люди, которые поважнее, чем я. И больше там времени провели. Ну, неважно. Хорошо. Если вам так угодно, пусть будет так. Ну, и каким же образом майдан начал войну?

П.: Обыкновенным. То, что вы не хотели слушать своих собственных граждан. То, что вы до сих пор травите их непроверенной информацией. Вы даже не умудрились проверить, кто я есть, чтобы вылить сейчас на всю Украину. И на самом деле эти военнослужащие – они не являются действующими. Да, они добровольцы. Но под пытками их вынудили такие, как вы, сказать то, что выгодно вам.

С. Ш.: Это хорошо. Нет, так понимаете, спецоперацию тоже в прямом эфире можно показать. (Начал волноваться Савик. ) У меня были огромные сомнения. Если бы все технически получилось в прошлой программе, мы бы его включили. Потому что Петя получил это письмо, в принципе, ну что, мы же не можем всех проверять! Но сейчас… Понимаете, а как я вас проверю? Я могу вам дать слово. А наша аудитория в студии и вся страна, которая смотрит, она уже сформирует свою точку зрения.

П.: Пошеееел на …!

С. Ш.: О, это уже понятно. Вот это уже… это уже хорошо. Это уже прекрасно. Да, значит, вот у нас есть тогда сомнения. На самом деле. Да, вот… Я к Алексею Мочанову возвращаюсь. Ребята, вы все преступники. Вот проблема. И это проблема огромная. Потому что вы большие, мы здесь все маленькие. Но вы все преступники! (Подразумевает Россию. )

Это был один из первых серьезных троллингов СМИ Украины. Конечно, очень запоминающийся. И наверное, самый рейтинговый, ведь многие потом не могли смотреть его шоу без улыбок и воспоминаний об этом эфире.

Второй мой троллинг был уже в эфире «Эспрессо TV».

Дело в том, что я звонил в редакции известных украинских изданий и от имени Антона Геращенко оставлял свой украинский номер телефона. В результате мне удалось сделать так, чтобы все информационные потоки замыкались на мне. За день поступало около ста звонков, и все просили дать комментарии на ту или иную тему. Я, конечно же, с удовольствием эти комментарии раздавал. На тот момент украинским языком я едва владел и только‑только приучался к украинской культуре. Впрочем, это не мешало мне давать интервью о том, что опять на границе с Луганском были задержаны российские военнослужащие и что их скоро будут судить.

Апогеем стал звонок с «Эспрессо TV». Меня попросили выйти в прямой эфир. Ведущего, который говорил на украинском, я понимал далеко не всегда. А его совершенно не смутило, что и голос у меня был не тот, и говорил я явно не с украинским акцентом. Целых пять минут я давал комментарий. Многие СМИ опять сразу же стали цитировать мои слова о том, что задержали военнослужащих, и их опять ничего не смутило. В итоге я сказал: «Извините, пожалуйста, но меня в кабинете ждет американский посол с мешком денег, чтобы дать мне взятку. Мне так нравится у вас, но мне нужно покинуть ваш х… эфир». Интересно, что ведущего даже мат в разговоре не смутил, он был уверен, что разговаривает с Антоном Геращенко, пока я не выложил эту запись на своей странице в соцсети.

Была еще одна очень интересная медиаистория. Весной 2016 года «Нью‑Йорк Таймс» опубликовала разгромную статью про правительство Украины, обвиняя его в коррупции и нарушении всех европейских норм морали и утверждая, что Украина не соответствует всем европейским стандартам. Порошенко очень сильно обиделся и написал официальное письмо на имя главного редактора газеты. Мы с Вованом, конечно, тоже не смогли это обойти стороной. На бланке украинского президента я написал письмо. Мол, я [Порошенко] очень сожалею, что «Нью‑Йорк Таймс» поддалась российской пропаганде, и готов дать газете полномасштабное интервью в качестве президента и ответить на любые вопросы по телефону. Мы согласовали дату разговора и то, что это будет конференц‑мост, то есть с нами будут находиться на связи Нью‑Йорк, Париж и даже Лондон. А тогда как раз было вскрыто «панамское досье», в котором, в частности, имелась информация о том, что у президента Украины есть офшоры в Панаме и что он их там тщательно скрывает. В назначенное время журналисты связались с нами, я общался с ними от имени Петра Порошенко, давая двусмысленные комментарии: «Вот это досье панамское, ну мало ли что у меня там офшоры, ну я же все‑таки бизнесмен. Вы, пожалуйста, мою бизнес‑деятельность не трогайте, трогайте все остальное, а вот то, что я бизнесмен, это святое». Один журналист из США не выдержал и воскликнул: «А почему вы не хотите платить налоги в своей стране, господин президент?» Я сказал: «Ну, вот налоги со своей государственной, с какой там… минимальной зарплаты я платить хочу, но вот как бизнесмен я считаю, что в Украину вкладывать совсем невыгодно, учитывая все это».

Это интервью стало шоком для многих журналистов: президент признается в том, что он действительно не хочет платить налоги, что у него есть офшоры и он является до сих пор действующим бизнесменом! Поговорив около сорока минут, мы сошлись на том, что интервью они выложат без купюр. Вечером мне позвонили из редакции «Нью‑Йорк Таймс» на Украине. Они спросили: «Это действительно приемная Порошенко?» Видимо, американская редакция связалась с редакцией на Украине и сообщила, что такое интервью имело место. На Украине были в шоке, что их не уведомили о том, что Порошенко хочет дать интервью. Вечером пресс‑секретарь Порошенко Цеголко опубликовал официальное письмо, в котором сообщил, что это интервью – фейк и что оно было организовано российскими спецслужбами. Порошенко спасло то, что редакция «Нью‑Йорк Таймс» на Украине оказалась умнее, чем другие редакции, и что это интервью так и не вышло.

Мы решили связаться с сотрудницей «Нью‑Йорк Таймс», которая организовала нам этот разговор. Позвонили мы ей уже от своего имени. Она спросила: «Кто вы такие? Зачем вы это все устроили?» Мы сказали, что работаем на Петра Порошенко, а он решил сделать вот такое постановочное интервью, дабы свалить все на непрофессионализм газеты, потому что очень сильно обиделся на ее разгромную статью. Она воскликнула: «Это какое‑то сумасшествие! Это просто… сложно в это поверить! Что президент будет заказывать такие фейки! Ну, мне все с ним понятно». В итоге, конечно, статья вышла, но говорилось в ней о том, что «Нью‑Йорк Таймс» стала заложником гибридной войны России и Украины. В качестве иллюстрации к этой статье они напечатали фотографию грустного Порошенко, которому, видимо, чего‑то не дали или чем‑то расстроили, и в итоге он тоже оказался не при делах.