В ходе недавно отмечавшегося столетия Первой мировой войны стараниями некоторых «историков» неожиданно «выяснилось», что была она не такой уж и позорной, русский солдат (особенно на турецком фронте и против австрийцев) сражался доблестно, да и вообще заслуженную победу мы упустили из‑за проклятых революционеров. До реабилитации Русско‑японской войны дело пока не дошло. Хотя вскоре может оказаться, что и там мы победу упустили, а весь флот утопили лишь по несчастливой случайности…
29 мая 1905 года из Нижнего Новгорода на войну отправилась очередная партия из 1000 новобранцев. Все они были молодыми людьми, прошедшими четырехмесячный курс подготовки. Впрочем, на фронте их не ждало ничего хорошего. «Грядущая томительная жара наводит на грустные размышления, – телеграфировал из Маньчжурии корреспондент одной из газет. – Опыт прошлого лета показал нам, что мы не были подготовлены к местным климатическим условиям. По моему мнению, обувь и головные уборы наших бойцов мало соответствуют местным условиям. Солдаты изнывают под тяжестью своего снаряжения, карабкаясь под жгучими лучами по крутизне сопок. Дезинфицирующих средств для грязной отвратительной воды не хватает».
На русские войска, отчаянно сражавшиеся с «макаками», свалились поистине неисчислимые бедствия и невзгоды. Монголы и другие местные жители, еще недавно симпатизировавшие нашим, неожиданно стали проявлять к ним неприязнь. Маньчжуры и китайцы, озлобленные постоянными грабежами и мародерством со стороны русских солдат, стали вливаться в банды так называемых хунзунов. Их предводители – Фулингло и Чингсан – наводили настоящий ужас на туземцев, продававших россиянам фураж и продовольствие. Сотрудничавших с русской армией жителей жестоко истязали, подвешивали к балкам и сдирали с них кожу живьем…
Ну а 27–28 мая произошло печально знаменитое Цусимское сражение, которое стало самым позорным в истории поражением российского флота. В октябре 1904 года Николай II решил отправить на Дальний Восток так называемую Вторую тихоокеанскую эскадру. Соединение, состоявшее из разношерстных и разнотипных посудин, собранных с миру по нитке, вышло из Балтийского моря с целью дойти до Японии и дать решающий бой вражескому флоту. Как оказалось, корабли совершили самоотверженный многомесячный переход фактически на убой…
Первая информация о катастрофе появилась в СМИ 29 мая. В газетах была напечатана путаная телеграмма о прибытии во Владивосток крейсера второго ранга «Алмаз». «Командир крейсера донес, что 27 мая эскадра адмирала Рожественского в Теусимском (так в тексте. – Авт. )проливе вступила в бой с японским флотом. В дневном бою погибли броненосцы „Князь Суворов“, „Бородино“, „Ослябя“ и крейсер „Урал“. Броненосец „Александр III“ имел сильные повреждения. В начале боя ранен генерал‑адъютант Рожественский, который свезен на другое судно. После отделения моего крейсера от эскадры с наступлением темноты бой возобновился; результаты ночного боя неизвестны. „Алмаз“, отрезанный от остальной эскадры, прорвался во Владивосток». А скоро стали известны подробности битвы. Из 38 кораблей эскадры уцелели лишь четыре, остальные были потоплены, либо сдались японцам, либо интернированы. При этом эскадра не нанесла противнику почти никакого урона…
«От нашей грозной эскадры, для формирования которой Россия должна была напрячь столько сил, получились ничтожные остатки, почти не имеющие серьезного боевого значения, – писали „Русские ведомости“. – Это сражение по своим размерам и результатам превосходит то, чем было на суше мукденское поражение. Для сухопутной армии еще оставалась иллюзорная возможность победы в будущем; в настоящем случае подобной иллюзии не остается, так как морских резервов, на которые можно было бы рассчитывать, уже нет…»
Любопытно, что поражение, ставшее неожиданным для царя и его окружения, многие восприняли как вполне закономерный финал. «При том соотношении сил, которое существовало между обеими эскадрами, при тех преимуществах, которые предоставляли для японского флота условия битвы в знаковом и очень хорошо исследованном море, подобный исход боя не кажется совершенно неожиданным» , – писали те же «Русские ведомости». Более того, многие публицисты и журналисты прямо намекали на главного виновника катастрофы – царя.
После этого даже глупым обывателям стало ясно, что война проиграна. «Новая потрясающая катастрофа! – писал „Нижегородский листок“. – Итак, свыше полумиллиона молодых рабочих сил, вся маньчжурская дорога, Порт‑Артур, г. Дальний, полтора или два миллиарда наличных денег, три эскадры, т. е. почти вся наша морская сила, престиж – всё… Всё, что воздвигалось веками, что сооружалось за счет крови и пота народных масс, что накопилось как грандиозный результат незаметного великого русского старотерпца, – всё это ушло в бездну, всё это либо погибло, либо отошло к врагу».
Цусима окончательно дала понять, что продолжение войны приведет лишь к новым жертвам и непомерным затратам. Ни о какой победе речи быть не могло. К тому же в стране нарастали социально‑экономические трудности, народ больше не хотел терпеть тяготы бессмысленной войны. «Не о победах нам надо мечтать, а об оставлении всяких попыток к авантюрам на Дальнем Востоке, о сосредоточении всех сил на нашем внутреннем возрождении и устроении, на поставлении русского народа в такие условия, при которых сий мог бы проявить, наконец, свои силы, преобразовать свои законодательные и исполнительные органы, устранить всё то, что его гнетет…» – писала пресса.
Впрочем, поняли это не все. «Решено продолжать войну во что бы то ни стало до последней крайности, – сообщали „Биржевые ведомости“. – Ежедневно в Маньчжурию отправляются 22 военных поезда. Решено в один месяц перебросить в Маньчжурию 200 тыс. человек… В Морском министерстве обсуждается проект сооружения нового русского флота. В 3 года будет построено 8 броненосцев, 5 крейсеров, 60 минных крейсеров, 10 эскадренных миноносцев для береговой обороны и 60 подводных лодок. Кроме того, будет построено 14 транспортных судов и 80 канонерских лодок». Но в тот момент эти бредовые наполеоновские, точнее нельсоновские, планы уже ни на кого не произвели впечатления.
Кстати, японцы, несмотря на громкие победы, тоже настраивались на длительную войну. «О мире слишком рано говорить, – заявил японский посланник в Вашингтоне Такагира американским корреспондентам. – России надо дать время подумать. Когда она одумается, может быть, и явится надежда на мир. Пока не вижу никакой. В Японии тоже поубавилось желание мира. Япония боится. Что внутренняя неурядица в России слишком велика, и она теперь не обладает достаточной устойчивостью, чтобы выполнять свои обязательства. При таких обстоятельствах не невозможно, что Япония потребует международных гарантий, прежде чем заключить окончательный мир». Японцы считали, что Российская империя разваливается, поэтому другие великие державы должны поручиться за ее правительство, прежде чем оно подпишет какой‑либо договор.
А вот народ, даже крестьяне однозначно выступали за прекращение войны. Согласно социологическим исследованиям, проведенным статистическим отделением Московского земства, уже в начале 1905 года, до Цусимы, всего 10% респондентов высказывались в военно‑патриотическом духе и были готовы по приказу царя‑батюшки идти на войну! 19% относились к войне с равнодушием и не придавали ей особого значения. Мол, жизнь идет своим чередом… Наибольшее число опрошенных – 54% заявляли, что «тяготятся войной» и были бы рады видеть ее окончание. Еще 30% выражали резкое недовольство войной и высказывались за скорейшее заключение мира и даже капитуляцию перед Японией. Дескать, плохая песня лучше хорошей брани!
«Народ относится к войне сочувственно, но сочувствие, вследствие узости в развитии, выражается в странной форме, – писал земский корреспондент крестьянин Пашук. – Сначала все население было уверено в скорой победе над врагом, но теперь, вследствие успехов противника, народ инстинктивно чувствует какой‑то у нас недостаток и часто вслух хвалит врага: значит, у них сила порядочная, коли всё наших бьют». «Замечается сильный упадок духа, – сетовал другой крестьянин П. А. Тузов. – Говорят, что дела не веселят, проживаем то, что было, а дальше, вероятно, придется голодать. Да и сама война не вызывает сочувствия населения. Ни один призываемый не шел с охотой. Старожилы говорят, что в турецкую кампанию (1877–1878 гг. – Авт. ) было лучше, тогда шли охотнее». «Народ унывно переживает настоящее время, до него доходят слухи о неудачах на войне и беспорядках в Петербурге, и ему хочется знать, чего там требовали – какого права или безумничали», – писал крестьянин Вьюгин из Можайского уезда. «Мой взгляд на жизнь местного населения таков, как будто человек шел по дороге и вдруг остановился в недоумении, куда ему идти – шагать ли вперед или повернуть назад», – сообщал корреспондент из Коломенского уезда[1].
Наиболее распространенными стали суждения, что война ведется «неизвестно из‑за чего» и при этом требует огромных жертв, что из‑за войны народ терпит притеснения и несправедливость. Народ постепенно утрачивал веру в могущество России и считал, что в будущем ее ждут еще более худшие поражения. Это уникальное социологическое исследование ценно тем, что и спустя 10 лет все эти настроения повторятся снова, только в более сильной форме. Мол, снова война «неизвестно из‑за чего», снова огромные жертвы и снова никакого могущества!
[1] Экономическая газета. 1905. Май.
|