Постреволюционная весна 1906 года прошла в напряжении. Народ пытался привыкнуть к новой реальности: в стране теперь официально работали политические партии, а кроме того, помимо уже известных социалистов орудовали всевозможные черносотенцы, белознаменцы и монархисты. Несмотря на вроде бы закончившиеся беспорядки, по‑прежнему регулярно происходили теракты, убийства чиновников и военных.

27 апреля в Санкт‑Петербурге торжественно открылась Государственная дума. Из 450 депутатов 170 принадлежали к новой партии конституционных демократов, 100 – к трудовикам, 100 были беспартийными, в основном крестьяне. 70 человек были «автономистами» – поляки, литовцы, финны и т. д., и только 30 относились к умеренным и правым и всего 15 социал‑демократов. На открытии парламента царь, который почти всю зиму провел в затворничестве в Царском Селе, выступил с пафосной речью. «Да исполнятся горячие мои желания видеть народ Мой счастливым и передать сыну моему в наследие государство крепкое, благоустроенное и просвещенное, – заявил он. – Господь да благословит труды, предстоящие мне в единении с Государственным советом и Государственной думой, и да знаменуется день сей отныне днем обновления нравственного облика земли русской, днем возрождения ее лучших сил. Приступите с благоговением к работе, на которую я вас призвал, и оправдайте достойно доверие царя и народа. Бог в помощь…»

Однако на деле быстро стало ясно, что всенародно избранная Дума стала всего лишь продолжением революции! Когда депутаты плыли на пароходе по Петербургу, толпы народа кричали с берегов только одно слово: «амнистия»! При прохождении знаменитой тюрьмы под названием Кресты оттуда махали платками многочисленные арестанты, и без слов было понятно, чего они хотят. Первые же заседания ознаменовались резкими выпадами против власти и царя. «Мы знаем, сколько преступлений прикрыто священным именем монарха, сколько крови скрыто под горностаевой мантией, покрывающей плечи государя императора», – заявил в своей речи депутат Ф. И. Родичев. Народные избранники требовали немедленного прощения всех революционеров и участников беспорядков и даже отказались осудить террор (в лучшем случае предлагалось осудить только будущие убийства). И все это совпало с очередным громким терактом, 1 мая был убит начальник петербургского порта адмирал Кузьмич. В то же время в провинции продолжали нещадно убивать городовых, это было как бы вялотекущее продолжение декабрьских восстаний.

В общем, к полному разочарованию наивного и, как всегда, ничего не понимавшего царя, вместо «единения» и «обновления нравственного облика» он получил новый полностью оппозиционный орган власти. С которым он теперь вынужден был согласовывать новые законы и даже бюджет страны! Послушал этого хамелеона Витте, и на тебе, снова крамола и сборище смутьянов!

Между тем многие события говорили о том, что говорить о «замирении», «примирении» и наступлении спокойствия преждевременно. Весна 1906 года ознаменовалась повсеместной борьбой с черносотенцами. Данное «движение» возникло еще в начале XX века, как своеобразный «ответ снизу» на движение революционное. Идея состояла в том, чтобы опровергнуть миф о противостоянии власти и народа. Мол, народ разный, и часть его выступает вовсе не за реформы и революции, а поддерживает царя и самодержавие в его самом ортодоксальном виде. В ряды «черной сотни» вступали самые разные люди: учителя, чиновники, инженеры, юристы, попы, дворяне и рабочие. Они проводили шествия, митинги, иногда участвовали в погромах и драках с оппонентами. Эдакая народная контрреволюция! В какой‑то момент черносотенцы пользовались определенной поддержкой (в том числе финансовой) царя и придворных. Те, во‑первых, надеялись, что «черные» будут разлагающе воздействовать на «красных», к примеру в рабочей среде, во‑вторых, радовались, что не все рабочие идут после работы в революционные кружки, часть отправляется на черносотенные сборища! Не случайно в 1905–1907 годах в России издавалось множество черносотенных газет: «Русское знамя», «Земщина», «Гроза», «Вече» и др.

Правда, несмотря на устрашающее название самого движения и различных организаций, объявлявших себя черносотенными (Русская монархическая партия, Союз русского народа, «Белый двуглавый орел» и т. п.), на деле все это представляло собой скорее маскарад и балаган, а большинство ячеек являлось сборищем всевозможного сброда. Это показали и события 1905 года, в которых черносотенцы не сыграли никакой заметной роли (если не считать участия в отдельных еврейских погромах) и никак не помогли царю. Напротив, в обществе о черносотенцах укрепилось мнение как о трусливых хулиганах, совершающих вылазки только по приказу начальства. В этом плане характерны многочисленные народные стихи, которые массово печатались в прессе.

Кабы Волга‑матушка да вспять побежала,

Кабы нам проклятая пресса не мешала!

Кабы нам да в мае разгуляться дали,

Кабы депутаты в Думе помолчали!

Кабы все амбары у жидов проверить,

Кабы были даром завсегда мы пьяны!

Кабы провалилась сквозь землю та Дума,

Что дела все наши довела до шума!

Над рекой Волгою,

Над Окою долгою,

В октябре сидели, плакали, ревели,

Плакали, ревели –

Бить, громить не смели.

Снизу пароходы,

Сверху пароходы…

Спросишь у матросов:

«Как прошли „свободы“?»

Так‑то порасскажут,

Так‑то пораспишут,

Крадено покажут –

Мол: «Купцы чуть дышут!

В Ярославле, в Твери

Вышибали двери,

Золото тащили,

В Костроме громили…

Плачь идет со страху –

Задали вы маху!..»

Над рекой сидели

В три ручья ревели:

«Экое нахальство –

Не велит начальство!»

На погромах крепче бей –

Демократов не жалей,

И под пения псалмов

Бей студентов‑подлецов!

Водку семгой заедай

Да карманы набивай,

Коль бегут – души и жги,

Отмахнутся – сам беги.

После революции черносотенное движение, как типичное, организованное чиновниками, резко пошло на спад, утратило былую популярность, а организации распались на мелкие ячейки, численность которых значительно сократилась. Ну а рабочие взялись за чистку своих рядов.

«В Петербурге за Московской заставой рабочие энергично взялись за искоренение черной сотни, – сообщали СМИ. – На староречкинском вагоностроительном заводе схватили 2 главарей черной сотни и потребовали от них выдачи значков и списка членов. Те беспрекословно исполнили требование рабочих. 25 мая с утра рабочие завода, взволнованные тем, что в их среде оказались предатели и изменники рабочему делу, стали собираться и горячо обсуждать, как искоренить это зло. Образовалась группа рабочих, которая пошла по мастерским, вызывала по списку черносотенцев и выводила их на двор. Таковых оказалось 18 чел. К 11 часам во дворе завода собрался митинг.

Черносотенцев выстроили на возвышение, облили их красной краской, одному из них дали в руки красный флаг, а остальным текст „Варшавянки“ и заставили их пропеть эту песню. Затем говорили несколько ораторов о черной сотне и о правительстве. После долгих и горячих дебатов, во время которых массовые рабочие высказывались за весьма энергичные действия против черной сотни, постановлено было потребовать немедленного увольнения 3‑х организаторов, а относительно остальных поручить комиссии обследовать степень их виновности и сообразно с этим постановить решение.

Была единогласно принята резолюция, приветствовавшая рабочих депутатов Думы за их стойкое поведение в ней.

После этого 3 главных черносотенца были посажены на тачки, обильно политы красной краской и вывезены при пении „Марсельезы“ за ворота.

На труболитейном заводе, быв. Малкиеля, один из черносотенцев сам покаялся „во грехах“. Рабочие стали искать еще черносотенцев и кое‑кого нашли среди своих рабочих. 25 мая на заводе собрался митинг. На позорной трибуне были выставлены оба черносотенца. Затем обсуждался вопрос, как с ними поступить. Предполагалось вымазать их не красной краской, а смолой, так как черный цвет больше к ним подходит. Черносотенцы чистосердечно каялись, говорили, что попали в „союз русского народа“ по темноте своей, что давно уже от него отреклись, умоляли рабочих простить их прегрешения и т. д. Ввиду этого рабочие постановили простить их, но предупредить, что при малейшем замечании в черносотенной деятельности те будут соответствующим образом наказаны».