Принятие китайского миропорядка было особенно неприемлемо для Британии («рыжеволосым варварам», как их называли в некоторых китайских исторических записях). Будучи лидирующей торговой и морской державой Запада, Великобритания выражала возмущение по поводу предназначенного ей места в космологии Срединного государства, чья армия, как отмечали англичане, все еще преимущественно использовала лук и стрелы и чей флот практически прекратил свое существование. Английские торговцы отвергали все увеличивающееся количество случаев «шантажа», применяемого уполномоченными китайскими купцами, через которых в соответствии с китайскими правилами должна была вестись вся западная торговля. Они старались получить доступ в другие части Китая за пределами юго‑восточного побережья.

Первой серьезной попыткой Англии исправить ситуацию стала миссия в Китай лорда Джорджа Маккартни в 1793–1794 годах. Но эта значительная, хорошо спланированная и наименее всего «милитаризированная» европейская попытка изменить преобладающий формат китайско‑западных отношений и добиться свободной торговли и дипломатического представительства на условиях равенства потерпела полное фиаско.

Изучить в деталях миссию Маккартни чрезвычайно любопытно и полезно. Дневник посланника, живописуя, как на деле проходило восприятие китайцами его роли, свидетельствует о пропасти между западным и китайским пониманием дипломатии. Маккартни, выдающийся общественный деятель и высокообразованный культурный человек, обладал многолетним опытом службы за границей и хорошо понимал все тонкости «восточной» дипломатии. В Санкт‑Петербурге при дворе Екатерины Великой он в качестве чрезвычайного посланника провел переговоры о договоре о дружбе и торговле, по возвращении опубликовав хорошо принятую книгу наблюдений по российской истории и культуре. Впоследствии Маккартни занимал пост губернатора Мадраса. Он был великолепно подготовлен, как и многие из его современников, для того, чтобы дать старт новой дипломатии между разными цивилизациями.

Для образованного англичанина того времени поставленные перед миссией цели казались весьма скромными – особенно в сравнении с недавно установленным господством Британии над соседним гигантом Индией. Министр внутренних дел Генри Дандас в инструкциях для Маккартни обозначил попытку добиться «свободного общения с людьми, которые, возможно, только одни такие на земном шаре». Главными целями миссии ставились договоренность о взаимном обмене посольствами в Пекине и Лондоне и доступ торговцев в другие порты на восточном побережье Китая. По последнему пункту Дандас обязал Маккартни обратить внимание на установленную в Гуанчжоу систему правил, при которой чинились «препятствия» и осуществлялся «произвол», не дававшие английским купцам возможности участвовать в «честной конкуренции на рынке» (концепция, не имевшая эквивалента в конфуцианском Китае). Как подчеркивал Дандас, в обязанности Маккартни вменялось отвергать наличие каких‑либо территориальных притязаний в Китае – заверение, которое непременно его получатель расценил бы как оскорбление, поскольку оно предполагало, что Британия все‑таки могла в глубине души питать такие намерения[1]. Британское правительство обращалось к императорскому двору Китая как к равному, что было поразительно для британских правящих кругов, поскольку общение с незападной страной велось на небывалом уровне, с достоинством и на равных, в то время как Китай относился к Британии оскорбительно высокомерно и с полным пренебрежением. Дандас советовал Маккартни воспользоваться «скорейшей возможностью» внушить китайскому двору, что король Георг III рассматривает миссию Маккартни как «посольство в самое цивилизованное, равно как и самое древнее и населенное государство в мире, с намерением соблюдать его высочайшие постановления, сотрудничать и получать выгоды, которые должны вытекать из откровенных и дружественных взаимоотношений между той страной и своей собственной». Дандас также наставлял Маккартни подчиняться и выполнять «все требуемые Двором церемонии, которые не затрагивали бы честь Вашего Государя либо унижали бы Ваше собственное достоинство, с тем чтобы не ставить под угрозу успех Ваших переговоров». Как подчеркивал Дандас, он не должен «позволить какой‑либо мелкой детали этикета помешать достижению выгод, которые могли бы быть получены» в случае успеха его миссии[2].

В помощь для достижения своих целей Маккартни взял с собой множество образцов предметов, составлявших гордость английской науки и техники. В его свите находились хирург, терапевт, механик, металлург, часовщик, мастер по изготовлению математических инструментов и группа «Квинтет немецких музыкантов» для ночных выступлений. (Эти последние выступления оказались самой успешной частью миссии.) Его дары императору представляли собой продукцию, разработанную, по крайней мере частично, для демонстрации тех сказочных выгод, которые Китай мог бы получить, развивая торговлю с Англией: артиллерийские орудия, легкую коляску, инкрустированные бриллиантами наручные часы, английский фарфор (копии с китайских художественных образцов, как с одобрением отмечали цинские чиновники), портреты короля и королевы кисти Джошуа Рейнольдса. Маккартни даже привез использующий горячий воздух шар с выпущенным воздухом; предполагалось, что кто‑то из его миссии пролетит на шаре над Пекином в порядке демонстрации. Но с таким же успехом англичане могли приехать и с пустыми руками.

Миссия Маккартни не добилась ни одной из поставленных перед ней особых целей; пропасть в восприятии мира оказалась бездонной. Маккартни собирался продемонстрировать успехи индустриализации, однако император воспринял его дары как дань. Британский посланник планировал, что его китайские хозяева признают свою безнадежную отсталость от прогресса технологической цивилизации и постараются установить особые отношения с Англией, рассчитывая эту свою отсталость преодолеть. На деле же китайцы отнеслись к англичанам как к бесцеремонному и не осведомленному ни в чем варварскому племени, ищущему особой милости от Сына Неба. Китай оставался приверженным своим сельскохозяйственным путям развития с его растущим населением, для которого производство продуктов питания становилось все более насущным, а его воспитанная на конфуцианстве бюрократия ничего не знала об основных элементах индустриализации: паровом двигателе, кредитах и капиталах, частной собственности, общем образовании.

Первая нотка разлада проявилась, когда Маккартни и его свита отправились в Жэхэ, летнюю императорскую резиденцию на северо‑востоке от Пекина, плывя вдоль побережья на нагруженных щедрыми подарками и деликатесами китайских судах. Однако висевшие на судах и начертанные иероглифами лозунги гласили: «Английский посол везет дань императору Китая». Маккартни принял решение, в соответствии с инструкциями Дандаса, «не жаловаться на это, решив для себя обратить на это внимание, когда возникнет подходящий момент»[3]. Еще когда он стал подъезжать к Пекину, главный мандарин, ответственный за работу с миссией, начал обсуждать тему, в ярком свете представившую существующую между ними пропасть в восприятиях. Вопрос состоял в том, будет ли Маккартни исполнять церемониал коу тоу перед императором или, как он сам настаивал, по английским обычаям станет на одно колено.

Китайская сторона начала дискуссию окольным путем, заметив, как вспоминал в своем дневнике Маккартни, «разные фасоны одежды, преобладавшие в каждой стране». Чиновники закончили свою мысль высказыванием о том, что китайские одежды в конечном счете лучше, поскольку они позволяют носящему их выполнять с большой легкостью «коленопреклонения и падения ниц, которые, по их словам, традиционно исполнялись всеми лицами, когда император появляется на публике». Не будет ли удобнее для английской делегации освободиться от нескладных наколенных пряжек и подвязок, перед тем как приблизиться к августейшей особе императора? Маккартни возразил, предположив, что императору могло бы понравиться, если бы он отвесил ему «такой же низкий поклон, в каком я склоняюсь перед своим собственным сувереном»[4].

Обсуждения вопроса о коу тоу продолжались с перерывами в течение нескольких недель. Китайские чиновники предлагали Маккартни на выбор: либо совершить коу тоу, либо вернуться на родину с пустыми руками. Маккартни отказался от того и от другого. В итоге договорились: Маккартни будет соблюдать европейские обычаи и станет на одно колено. Как оказалось, именно по данному конкретному вопросу Маккартни одержал единственную победу, правда, в официальном китайском отчете указывалось, будто Маккартни, восхищенный потрясающей величественностью императора, все же исполнил церемонию коу тоу[5].

Демонстрируемое по отношению к Маккартни в рамках мудреного китайского протокола весьма большое внимание преследовало лишь одну цель: заболтать его просьбы или отказать ему. Поглощенный всеохватывающим китайским протоколом и преисполненный заверений в космическом предназначении и неизменяемой цели каждого аспекта, Маккартни оказался едва способным начать свои переговоры. Тем временем он со смешанным чувством уважения и беспокойства отмечал расторопность большого бюрократического аппарата в Китае, заявляя, что «каждое обстоятельство, затрагивающее нас, и каждое слово, нами произнесенное, в ту же минуту отмечалось и запоминалось»[6].

К ужасу Маккартни, европейские технические чудеса не произвели ни малейшего впечатления на тех, кому он их передал. Когда им показали поставленные на лафет пушки, «наш сопровождающий отнесся с ним с видимым пренебрежением и говорил с нами так, словно такие вещи не в новинку в Китае»[7]. Привезенные линзы, карета и шар для закачивания горячего воздуха отставили в сторону с вежливым снисхождением.

Через полтора месяца посол все еще ждал аудиенции императора, а в промежутках устраивались банкеты. Организовывались развлечения, проводились дискуссии относительно должного протокола для возможной аудиенции императора. В итоге его вызвали в 4 часа утра в «большой шатер» для встречи с императором, которого принесли в паланкине некоторое время спустя с большой помпезностью. Маккартни удивлялся великолепию китайского протокола, в соответствии с которым «каждая процедура церемонии исполнялась при такой тишине и торжественности, что в какой‑то мере напоминала исполнение религиозного таинства»[8]. После вручения подарков Маккартни и сопровождающим его лицам император в знак поощрения передал группе англичан «несколько блюд со своего стола», а затем протянул «каждому из нас собственноручно по чашке теплого вина, которое мы тут же выпили в его присутствии»[9]. (Следует помнить, что угощение вином лично императором иностранных посланников входило в программу из пяти искушений при обращении с варварами во времена династии Хань[10].)

На следующий день Маккартни пригласили на прием по случаю дня рождения императора. Император принял Маккартни в своей ложе на театральном представлении. Маккартни решил – вот сейчас состоится разговор о задачах английского посольства. Но император внезапно вручил ему еще один подарок – шкатулку с драгоценными камнями и, как записал потом Маккартни, «маленькую книжечку с записями и рисунками, сделанными им самим, которую он хотел бы через меня подарить королю, моему господину, в знак дружбы, прибавив, что шкатулка хранилась в его семье 800 лет»[11].

Теперь, когда император оказал все знаки высочайшего внимания, китайские высокопоставленные лица предположили, что с учетом приближающейся холодной зимы настало время и для отъезда Маккартни. Изумленный Маккартни возразил, что обеим сторонам следует только еще «начать переговоры» по вопросам, указанным в инструкциях для него: он «едва приступил к исполнению обязанностей». Как подчеркивал Маккартни, король Георг желал бы получить для него разрешение обосноваться при китайском дворе в качестве постоянно действующего британского посла.

Рано утром 3 октября 1793 года один из чиновников разбудил Маккартни, попросил его надеть парадные одежды и отправиться в Запретный город, где ему ответят на его прошение. После многочасового ожидания его проводили вверх по лестнице к обитому шелком креслу, где вопреки чаяниям не восседал император, а лежало письмо от императора королю Георгу. Китайские мандарины совершили коу тоу письму, разрешив Маккартни преклонить перед письмом колено. В итоге императорское послание препроводили в занимаемые Маккартни апартаменты с соблюдением всех протокольных церемоний. Как оказалось, Маккартни присутствовал при одном из унизительнейших способов передачи послания в анналах британской дипломатии.

В начале полученной таким образом грамоты отмечалось «уважительное уничижение» короля Георга, направившего миссию с данью в Китай:

«Ты, о Король, живущий далеко за многими морями, тем не менее возгоревшийся смиренным желанием приобщиться к благам нашей цивилизации, направил миссию, несущую с почтением твое послание».

Затем император отклонил все существенные просьбы, с которыми обращался Маккартни, включая предложение дать разрешение Маккартни учредить свою резиденцию в Пекине в качестве посла:

«Что касается твоих просьб направить одного из твоих соотечественников для аккредитации при моем Небесном Дворе для контроля за торговлей твоей страны с Китаем, то она противоречит обычаям моей династии и не может быть ни в коей мере поддержана… [Твой представитель не может] получить согласие на свободу передвижения и привилегию связи со своей страной, посему ты не сможешь ничего получить от того, что он поселится рядом с нами».

Предложение о том, что Китай мог бы направить своего посла в Лондон, как далее говорилось в грамоте, в глазах императора выглядело еще более нелепым:

«Предположим, Я направлю Посла в твою страну, как же ты сможешь организовать для него все необходимое? В Европе много других государств, кроме твоего собственного: если каждое и все они захотят иметь представительства при нашем Дворе, как же мы можем согласиться на это? Такое никак не возможно».

Возможно, как далее уточнял император, король Георг посылал Маккартни поучиться благам цивилизации из Китая. Но и это тоже никак не приемлемо:

«Если ты испытываешь благоговение перед нашей Божественной династией и хочешь ознакомиться с нашей цивилизацией, то наши церемонии и свод наших законов в корне отличаются от твоих. Даже если твой Посланник был бы способен познать основы нашей цивилизации, ты вряд ли смог бы перенести наши манеры и обычаи на свою почву, чуждую для них».

В том, что касается предложения Маккартни относительно выгод от торговли между Англией и Китаем, Двор Небесного императора уже оказал англичанам большую честь, разрешив им «свободно торговать с Китаем в течение большей части года»; все свыше этого «полностью нерационально». Маккартни, к сожалению, ошибался, думая о выгодах от торговли Англии с Китаем:

«Диковинные и дорогие предметы меня не интересуют. Если Я и отдал распоряжение принять дань, отправленную тобой, то только из уважения к твоему желанию, которое побудило тебя послать их из такой дали… Как твой посол смог убедиться, у нас есть все»[12].

При таком положении дел увеличить объем торговли сверх того, что уже имело место, представлялось невозможным. У Англии не было ничего, что Китаю было бы нужно, а Китай уже дал Англии все, что позволяли его божественные правила.

Расценив свое дальнейшее пребывание в Китае как безнадежное, Маккартни решил вернуться в Англию через Гуанчжоу. Уже приготовившись к отъезду, он обнаружил, что, как только император решительно отказался от британских предложений, мандарины стали, пожалуй, более внимательными. Маккартни задумался: а вдруг за этим что‑то кроется? Он попытался это выяснить, но китайцы ограничились лишь проявлением дипломатической вежливости. Поскольку варвар‑проситель, по‑видимому, не понимал всякие тонкости, к нему относились в соответствии с императорским эдиктом на грани применения угроз. Император заверял короля Георга в том, что ему известно о расположении «его острова вдали от других стран, отрезанного от остального мира широкими морскими просторами». Китайская столица, напротив, была пупом земли и центром, вокруг которого все вертится. «Подданным наших вассалов никогда не разрешалось открывать дела в Пекине». Он закончил свою грамоту в назидательном тоне:

«С учетом всех перечисленных в деталях фактов твоим непременным долгом является принять с почтением мои чувства и подчиниться этим указаниям отныне и на все времена, дабы ты мог получить благословение о вечном мире»[13].

Император, явно незнакомый с дикой ненасытностью западных лидеров, играл с огнем, хотя и не понимал этого. Вывод, с каким Маккартни покидал Китай, не предвещал ничего хорошего:

«Парочка английских фрегатов по своей мощи превзошла бы все военно‑морские силы этой империи… за полтора летних месяца они бы полностью прекратили всю навигацию вдоль ее берегов и поставили бы население приморских провинций, живущее в основном за счет рыболовства, на грань вымирания от голода»[14].

Каким бы излишне высокомерным ни выглядело сейчас поведение китайцев, следует помнить – такой стиль применялся веками в процессе становления и поддержания масштабного международного порядка. Во времена Маккартни преимущества от торговли с Западом были далеко не столь очевидны: поскольку валовой внутренний продукт Китая приблизительно в семь раз превышал английский, возможно, императору было бы простительно думать, что именно Лондон нуждался в помощи со стороны Пекина, а совсем не наоборот[15].

Императорский двор, без сомнения, поздравлял себя с тем, как ловко он обошелся с варварской миссией, каких больше не повторялось в течение 20 с лишним лет. Но причиной тому стала, скорее, не умелая китайская дипломатия, а наполеоновские войны, поглотившие все ресурсы европейских государств. Новая британская миссия появилась у берегов Китая в 1816 году, сразу же вскоре после свержения Наполеона. Ее возглавил лорд Амхерст.

На сей раз задержки из‑за протокола переросли в физическое столкновение между британскими посланцами и придворными чиновниками, собравшимися в комнате перед тронным залом. Когда Амхерст отказался выполнить обряд коу тоу перед императором, которого китайцы назвали «Владыкой Вселенной», его миссия тут же и закончилась. Принцу‑регенту Великобритании было приказано проявлять «сдержанность», если он хочет «добиться прогресса в переходе к цивилизованным отношениям»; и в довершение указано на то, что больше нет необходимости направлять миссии и «доказывать, что вы действительно наши вассалы»[16].

В 1834 году английский министр иностранных дел лорд Пальмерстон направил еще одну миссию, решив добиться большого прорыва. Пальмерстон, известный как человек, слабо разбирающийся в тонкостях регламентаций Цинской династии, направил морского офицера – шотландца лорда Напье – с инструкциями, противоречащими одна другой. С одной стороны, требовалось «быть законопослушными и соблюдать обычаи Китая», с другой – одновременно просить установления постоянных дипломатических отношений и размещения британского посольства в Пекине, получения доступа в другие порты на китайском побережье и в то же время установления свободной торговли с Японией[17].

После прибытия Напье в Гуанчжоу он и местный губернатор попали в тупиковое положение: каждый из них отказывался принимать письма другого, считая унизительным общаться с лицом такого низкого уровня. Напье, к тому моменту получившему от китайских властей прозвище Старательный обманщик, стал повсюду в Гуанчжоу развешивать плакаты воинственного содержания, написанные при содействии местного переводчика. Судьба сама распорядилась в пользу китайцев, избавив их от заносчивого варвара, когда оба – и Напье, и его переводчик – подхватили малярийную лихорадку и покинули сей мир. Однако перед отбытием Напье обратил внимание на Гонконг, малонаселенные скалистые острова, чьи воды, по его мнению, могли бы послужить отличной естественной бухтой.

Китайцы могли вздохнуть с облегчением, в очередной раз принудив мятежных варваров уступить. Но с тех пор англичане больше никогда не приняли отказа. С каждым годом британская настойчивость росла и принимала угрожающий характер. Французский историк Ален Пейрефит так обобщил реакцию в Великобритании на итоги миссии Маккартни: «Если Китай остался закрытым, то двери должны быть вышиблены тараном»[18]. Все дипломатические маневры Китая и его резкие отказы только откладывали неизбежность наступления того момента, когда будет принято во внимание существование современной международной системы, сформированной в соответствии с замыслами европейцев и американцев. Этот учет реалий принесет китайскому обществу самое мучительное социальное, интеллектуальное и моральное напряжение за всю длинную историю огромной страны.

[1] «Lord Macartney's Commission from Henry Dundas» (September 8, 1792), in Pei‑kai Cheng, Michael Lestz, and Jonathan pence, eds., The Search for Modern China: A Documentary Collection (New York: W. W. Norton, 1999), 93–96.

[2] Там же. С. 95.

[3] Macartney's Journal, in An Embassy to China, 87–88.

[4] Там же. С. 84–85.

[5] Alain Peyrefltte, The Immobile Empire (New York: Alfred A. Knopf, 1992), 508.

[6] Macartney's Journal, in An Embassy to China, 105.

[7] Там же. С. 90.

[8] Там же. С. 123.

[9] Там же.

[10] См. Глава 1 «Уникальность Китая».

[11] Macartney's Journal, in An Embassy to China, 137.

[12] Первый указ Цяньлуна королю Георгу III (сентябрь 1793) см. Cheng, Lestz, and Spence, eds., The Search for Modern China: A Documentary Collection, 104–106.

[13] Второй указ Цяньлуна королю Георгу III (сентябрь 1793) см. in Cheng, Lestz, and Spence, eds., The Search for Modern China: A Documentary Collection, 109.

[14] Macartney's Journal, in An Embassy to China, 170.

[15] Angus Maddison, The World Economy: A Millennial Perspective (Paris: Organisation for Economic Cooperation and Development, 2006), Appendix В, 261, Table В ‑18, «World GDP, 2 Countries and Regional Totals, 0–1998 A.D.».

[16] Cm. Jonathan Spence, The Search for Modern China (New York: W. W. Norton, 1999), 149–150; Peyrefltte, The Immobile Empire, 509–511; Dennis Bloodworth and Ching Ping Bloodworth, The Chinese Machiavelli: 3000 Years of Chinese Statecraft (New York: Farrar, Straus & Giroux, 1976), 280.

[17] Peter Ward Fay, The Opium War, 1840–1842 (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1975), 68.

[18] Peyrefitte, The Immobile Empire, xxii.