Падение власти Пехлеви, несомненно, стало для Марка Рича тяжелейшим испытанием во всей его карьере. С первого дня существования Marc Rich + Co. Иран был ее важнейшим поставщиком нефти. Рич покупал 8–10 млн т иранской нефти в год, 200 000 баррелей в день. Без иранской нефти Марк Рич никогда бы не стал нефтяным королем. И вот его лучшие деловые партнеры вместе с «царем царей» – шахиншахом Ирана отправляются в изгнание, где на их счетах в иностранных банках лежат немалые суммы. «Доктор» Парвиз Мина, директор Национальной иранской нефтяной компании (NIOC), отправился в Париж, где вскоре получил работу советника в нефтяной сфере. «Мистер Сталь» Али Резаи, иранский предприниматель и сенатор, улетел на частном самолете в Лос‑Анджелес. Казалось, иранское предприятие Рича пришло к своему печальному концу.

Компаньоны решили, что настала пора спасать то, что еще можно спасти. Пинки Грин, который был специалистом по Ирану и говорил на фарси, решил полететь туда лично и попытаться наладить контакты с новой властью. В первые две недели после свержения монархии попасть в Тегеран было невозможно: новое правительство во главе со светским политиком Шапуром Бахтияром первым делом закрыло международный аэропорт Мехрабад. 1 февраля 1979 г. – день, который войдет в историю Ирана, – Грин прилетает одним из первых рейсов, которые принял только что открывшийся аэропорт. Это был смелый поступок: американскому бизнесмену, да к тому же еще и еврею, в то время находиться в Иране было небезопасно. Часть населения страны пылала ненавистью к Соединенным Штатам. Многие считали, что американцы помогли ненавистному шаху и его коррумпированным пособникам захватить власть, а затем покровительствовали ему. Израиль, во времена шаха поддерживавший относительно хорошие (и не слишком заметные) отношения с Ираном, тоже превратился в мишень для народного гнева. Одним из первых указов Бахтияра был запрет на экспорт нефти в Израиль. Этим популистским шагом новый премьер‑министр надеялся умиротворить общественное мнение и религиозную оппозицию.[1]

Неприятности Грина начались уже в аэропорту Мехрабад. Сотрудник иммиграционной службы забрал его американский паспорт. Грин вежливо, но твердо потребовал вернуть паспорт, без которого он не мог ездить по стране. Чиновник отрицательно покачал головой, и Грин понял, что паспорт не получит. Но он был опытный торговец, умевший искать нестандартные выходы из ситуации. Нужно было придумать, как вернуть свой паспорт, чтобы иммиграционный сотрудник «не потерял лицо». И Грин попросил его на фарси написать расписку о получении паспорта. Его находчивость принесла свои плоды. На листе упаковочной бумаги чиновник записал имя Грина, его дату рождения и номер паспорта, поставил свою подпись на этой необычной расписке и отдал ее Грину.

Возвращение Хомейни

В тот день, 1 февраля 1979 г., огромные толпы иранцев терпеливо стояли в аэропорту Мехрабад, пока рейсом авиакомпании Air France на самолете Boeing 747 не прилетел тот, кого они ждали. После 15 лет изгнания в Иран вернулся 76‑летний аятолла Рухолла Хомейни. Через четыре дня он назначил «исламское революционное правительство», и вскоре после этого Бахтияра в кресле премьер‑министра сменил «назначенец» Хомейни Мехди Базарган.

Тем временем Грин оказался в Тегеране без паспорта. Он не имел права ни работать, ни передвигаться по стране. С ним не было связи. В штаб‑квартире компании в Цуге беспокоились о его безопасности. Но Грин показал, что толковый торговец способен на многое. Через неделю он пришел в иммиграционную службу с листком бумаги, на которой аэропортовский чиновник написал его имя, дату рождения и номер паспорта. Так ему удалось вернуть паспорт и покинуть страну в то время, когда американцы и евреи в Иране подвергались серьезной опасности.

Через две недели после возвращения аятоллы Хомейни Иран оказался в железной хватке исламских фундаменталистов. «Исламские народные суды», судившие по упрощенной процедуре, приговорили к смерти десятки высших должностных лиц, оставшихся верными шаху. Были схвачены и расстреляны тысячи военных и полицейских офицеров. Премьер‑министр Базарган разорвал отношения с Израилем, а израильское посольство разгромила разъяренная толпа. Через несколько дней аятолла Хомейни отдал Организации освобождения Палестины здание посольства, и председатель ООП Ясир Арафат прилетел в Иран, чтобы лично поднять над зданием палестинский флаг. Аятолла задал тональность будущих отношений Ирана с еврейским государством, назвав Израиль «раковой опухолью», которая разрушит исламский регион и самих мусульман, если ее не удалить.[2] Хомейни утверждал, что сам Коран отказывает Израилю в праве на существование.

Соединенные Штаты и Израиль эвакуировали своих граждан из Ирана. Почти все международные компании отозвали работников и закрыли свои иранские офисы. Но одна компания в самые страшные дни переворота держала офис открытым: это была компания Marc Rich + Co. У Рича был кубинский и боливийский опыт работы в условиях политической нестабильности и внезапной смены режимов. Ни при каких обстоятельствах он не собирался отказываться от столь важного для него иранского нефтяного рынка и был намерен держаться до последнего. Его представителем в Иране был француз, много лет проработавший в этой стране. Во время переворота он полностью лишился связи с внешним миром. Временами ему приходилось баррикадировать дверь в офис и укрываться от залетавших рикошетом пуль. Ему удалось удержать свою крепость – и, конечно, его упорство было по достоинству вознаграждено.

Исламская революция в одной из важнейших нефтедобывающих стран привела к беспрецедентной нестабильности на нефтяных рынках. Иранская нефтедобыча резко упала, временами она сокращалась почти до нуля. Если в 1977 г. Иран добывал 7 млн баррелей нефти в день, то в первые месяцы 1979 г. дневная добыча упала до 500 000 баррелей. По законам спроса и предложения такое резкое падение должно было серьезно отразиться на ценах на нефть, и вскоре цены действительно взлетели. После завершения арабского эмбарго цена нефти с 1974 по 1978 г. лишь немного плавала в пределах от $10,73 до $13,39 за баррель.[3] Вскоре после иранской революции 1979 г. доведенные до отчаяния американские нефтяные компании внезапно согласились платить цену спотового рынка – более $28 за баррель, что вдвое превышало официальную цену ОПЕК, составлявшую $13,34.[4] ОПЕК два раза повышала цену, каждый раз на 15 %, доведя официальную цену барреля до $16,75. Для нефтяной отрасли это был самый безумный год в безумном десятилетии 1970‑х.

Кризис с заложниками

А затем настало 4 ноября 1979 г. – день, который изменил весь мир, включая Соединенные Штаты, а заодно и имидж Марка Рича в глазах общества. В то воскресенье поздним утром пятьсот иранцев, именовавших себя членами «союза мусульманских студентов имама Хомейни», ворвались в американское посольство в Тегеране и захватили 90 заложников, в том числе 63 гражданина США. Американского поверенного в делах Брюса Лейнгена и двух других дипломатов захватили в здании иранского МИДа. Аятолла Хомейни немедленно поддержал захват посольства, назвав это «естественной реакцией народа», а само посольство – «американским шпионским логовом». Хомейни наградил Соединенные Штаты прозвищем «Большой Сатана» («Малым Сатаной» он позже назовет Израиль).

Взамен за освобождение заложников мнимые студенты потребовали, чтобы Соединенные Штаты выдали им изгнанного шаха Мохаммеда Резу Пехлеви, который к тому времени две недели проходил лечение от рака лимфатической системы в Корнеллском медицинском центре в Нью‑Йорке. Толпа скандировала: «Хомейни борется, Картер дрожит! Отдайте нам шаха! Америка, Америка – смерть твоим заговорам!» Под «заговором» они имели в виду свержение предыдущего иранского премьер‑министра Моссадыка. Мохаммед Моссадык в 1951 г. национализировал иранскую нефтяную промышленность и ограничил шахскую власть до такой степени, что шаху в конце концов пришлось покинуть страну. В 1953 г. Моссадык был свергнут офицерами иранской армии при поддержке ЦРУ и Секретной разведывательной службы Великобритании.

Нападение на посольство США и взятие заложников было нарушением дипломатического иммунитета, установленного на Венском конгрессе 1814–1815 гг. Его соблюдали даже нацисты во время Второй мировой войны. Территория посольств неприкосновенна, на ней не действуют законы принимающей страны. Президент Джимми Картер справедливо назвал нападение на посольство США нарушением международных законов и актом терроризма. Заложников оскорбляли, их выставили перед телекамерами связанными и с повязками на глазах. Сверхдержава могла лишь бессильно наблюдать, как сжигают американский флаг и вешают чучело Картера. Каждый вечер по телеканалу ABC шла программа «Америка в заложниках», приковывавшая внимание зрителей к страданиям заложников. Иранский кризис с заложниками был одним из горчайших унижений Соединенных Штатов за всю историю страны и в то же время событием, сплотившим нацию. По всей стране на деревьях, на дверях домов висели желтые ленточки – символ солидарности с заложниками.

В середине ноября 1979 г. администрация Картера обрушила на Иран лавину политических и экономических санкций. Был запрещен импорт иранской нефти, были заморожены около $8 млрд на иранских счетах в банках США. Указом Картера была запрещена передача «любого имущества или имущественных прав правительства Ирана, его органов и подконтрольных организаций, Центрального банка Ирана, которые подпадают или подпадут под юрисдикцию Соединенных Штатов».[5] Иранцы, в свою очередь, аннулировали все контракты с американскими нефтяными компаниями и запретили экспорт иранской нефти.[6]

7 апреля 1980 г. Соединенные Штаты разорвали дипломатические отношения с Ираном. (С тех пор интересы США в Иране в качестве державы‑покровительницы представляет Швейцария.) Картер издал президентский указ, запрещающий любые финансовые операции с Ираном, и запретил «любому лицу, попадающему под юрисдикцию Соединенных Штатов, любые операции с участием Ирана, иранских правительственных организаций, предприятий, контролируемых Ираном, иранской правительственной организацией, или любым лицом в Иране», а также «любые платежи, кредиты или передачу других фондов, собственности или дохода, за исключением международных денежных переводов для членов семьи».[7] Заложников освободили только 20 января 1981 г., через 444 дня.

Иранский кризис с заложниками стал для Соединенных Штатов трагедией, обнажившей еще более болезненную истину – печальный провал американской внешней политики. После этого провала средоточие власти на мировом нефтяном рынке стало неумолимо сдвигаться от Соединенных Штатов и других промышленно развитых стран Запада к нефтедобывающим странам.[8]

Второй нефтяной шок

Обострение отношений с Ираном имело три главных последствия для нефтяного рынка. Во‑первых, официальная цена ОПЕК в 1980 г. выросла до $38 за баррель, а за отдельные партии доходила до $50, в три‑четыре раза превышая цены до свержения шаха, – рекордные цены в истории нефтяного бизнеса! Цена бензина за тот же период взлетела вдвое – с $0,63 до $1,30 за галлон. Во‑вторых, обеспечение Соединенных Штатов нефтью оказалось под угрозой – по крайней мере, на какое‑то время. И наконец, новая иранская власть разорвала контакты с американскими и европейскими компаниями. Если Иран собирался продавать свою нефть за рубеж, то ему позарез был нужен новый посредник.

Тут‑то решение зарегистрировать Marc Rich + Co. в нейтральной Швейцарии окупилось сторицей. Рич торговал нефтью в основном через свою фирму в Цуге. Главным образом это делалось по причинам налогового характера, но в случае с Ираном (а позднее с Южной Африкой) Рич воспользовался политическими преимуществами выбора. Президент Картер своим актом запретил «любому лицу, подлежащему юрисдикции Соединенных Штатов и не являющемуся небанковской ассоциацией, корпорацией или иной организацией, организовывать и осуществлять предпринимательскую деятельность по законом любого иного государства »[9] [курсив автора]. Рич считал, что у него швейцарская компания и она не подпадает под эту формулировку.

Весной 1979 г. началось одно из самых поразительных деловых партнерств прошлого века. Вскоре после революции антисемитский, антикапиталистический и антиамериканский режим Хомейни решил вести бизнес не с кем иным, как с американским евреем Марком Ричем. Новая иранская власть, разорвав большинство контрактов шахских времен, решила в конце концов продолжать вести дела с одним из главных партнеров беглого шаха.

«Они выполняли прежние договоренности, – рассказывает мне Рич за ланчем. NIOC по‑прежнему продавал Marc Rich + Co. 8–10 млн т (60–75 млн баррелей) нефти в год – в полном соответствии с контрактом, который Рич заключил с правительством Мохаммеда Резы Пехлеви. – И не предъявляли никаких претензий», – буднично продолжает Рич, словно в его рассказе нет ничего особенного.

Я спрашиваю, как ему, работавшему с шахом, удалось войти в доверие к режиму Хомейни. Его лаконичный ответ помогает понять, почему такие трейдеры, как Рич, существуют и пользуются огромным спросом: «Мы просто оказывали им услуги. Покупали, перевозили и продавали их нефть. Они этого не умели, а мы умели».

Самые лучшие, самые опытные менеджеры NIOC шахских времен эмигрировали из страны вслед за шахом, иностранные специалисты также покинули страну. Новое руководство иранской нефтяной отрасли не обладало необходимым опытом. Их поставили во главе нефтяной компании по идеологическим и религиозным соображениям. Они не знали даже основ торговли сырьем, они не разбирались в вопросах оплаты, страховки, погрузки‑разгрузки, транспортировки. «Их явно ничему не научили», – говорит Рич. Значит, новые директора NIOC зависели от компании Рича? Без него они были бы беспомощны? «Они вели себя иначе, – смеется Рич, – но в каком‑то смысле это так».

Рич поддерживал гораздо более интенсивные и длительные деловые отношения с Ираном, чем об этом было известно раньше. Конечно, он заключил с иранцами не только те пять сделок, которые перечислил в обвинительном заключении федеральный прокурор Рудольф Джулиани. Ежегодно перезаключавшийся контракт с Ираном действовал и во время кризиса с заложниками. «Это было политическое событие, не влиявшее на бизнес, – говорит Рич. – Очень неприятное для заложников и унизительное для Америки, но на бизнес оно не влияло. Мы продавали их нефть, потому что имели возможность ее купить по выгодной цене. Вот почему мы занимались этим бизнесом. Мы никого не заставляли покупать у нас или продавать нам нефть. Продавец всегда продавал, потому что это было ему выгодно, а покупатель покупал по той же причине. Это был бизнес». Я спросил, сколько времени он торговал с Ираном. «Все время, пока не продал компанию правлению», – ответил он. То есть до 1994 г.[10]

«Нам хватало нефти, а конкурентам – нет»

Второй глобальный нефтяной кризис 1979 г., как и первый кризис, вызванный арабским нефтяным эмбарго 1973 г., был для Марка Рича даром небес. Опираясь на информацию, полученную от своих контрагентов в нефтедобывающих странах, Рич полагал, что политическая ситуация на Ближнем Востоке и дальше будет нестабильной. Он был уверен, что цены на нефть в среднесрочной перспективе будут расти. Поэтому он продолжал искать новых поставщиков и был готов заключать с ними долгосрочные контракты по высокой на тот момент цене.

Иран для Рича однозначно был самым главным (хотя и не единственным) источником нефти. Как мы уже говорили в предыдущей главе, Жак Ачуэль еще до кризиса заключил для Marc Rich + Co. долгосрочный контракт с Эквадором. Очень важным было и сотрудничество компании с двумя африканскими государствами. Расположенная в Западной Африке Нигерия в 1970‑х гг. вышла в лидеры континента по экспорту нефти. Эта самая населенная африканская страна – яркий пример так называемого «ресурсного проклятия». Обильные запасы нефти не идут на пользу ее жителям. В Нигерии часто случаются перевороты, и новые властители набивают себе карманы, грабя природные богатства страны. Рич, имеющий богатый опыт работы с Нигерией, называл ее «мировой столицей коррупции». «Очень неприятная ситуация для народа, – говорил он, качая головой. – Такая богатая ресурсами страна, а людям от этого ничего не достается». Впрочем, это не помешало Ричу заключить в ноябре 1976 г. и сентябре 1978 г. долгосрочные контракты с государственной Nigerian National Petroleum Corporation на поставку более 15 000 баррелей нефти в день. В 1976 г. он заключил крупный долгосрочный контракт и с марксистским режимом в Анголе (см. гл. 14).

Рич считает важным компонентом своего успеха стратегический, долгосрочный подход. «Для меня это всегда было очевидно. Нам необходимы долгосрочные связи с контрагентами. Долгосрочные договоры о поставках были нашим огромным преимуществом. Нам хватало нефти, а нашим конкурентам – нет». Он мог поставлять американским (и европейским) компаниям нефть, в которой они так отчаянно нуждались. «Рич был надежным трейдером: если он говорил, что у него есть нефть, значит, нефть у него действительно была», – рассказывал один из бывших американских покупателей.[11] «Марк Рич всегда выполнял свои обязательства и был на хорошем счету у крупных корпораций», – соглашается директор компании Chevron по международной торговле нефтью Ричард Перкинс.[12]

Внезапно иссякнувший поток иранской нефти привел к серьезным проблемам в Соединенных Штатах, импортировавших примерно 1 млн баррелей иранской нефти в день – 6 % общего потребления США. Относительно небольшое, казалось бы, снижение поставок пробило серьезную брешь, и на бензозаправках вновь выстроились длинные очереди. В своей речи о кризисе доверия президент Картер назвал энергетический кризис «моральным эквивалентом войны».[13] Особенно тяжко это ударило по небольшим американским компаниям, входившим в иранский Международный нефтяной консорциум. Этот консорциум, состоявший из государственной иранской нефтяной компании, англо‑голландской, французской и американских компаний, был основан в начале 1950‑х гг. после национализации иранской нефтяной промышленности. После хомейнистской революции он распался.[14] И если американские корпорации Exxon, Gulf Oil и Mobil могли восполнить недостаток нефти из других источников, то компании поменьше, такие как Atlantic Richfield, оказались на грани банкротства.

Проблемы малых нефтяных компаний мы можем увидеть на примере ARCO, седьмой по величине нефтяной компании США в те бурные времена. Компания неожиданно недосчиталась 125 000 баррелей нефти в день – нефти, которую правительство Хомейни больше не желало продавать. Вскоре выяснилось, что ARCO не сможет выполнять свои обязательства по контрактам, что грозило компании полным крахом. Как мы говорили в гл. 7, именно благодаря контракту с ARCO Рич получил первую кредитную линию в 1974 г. Уильям Ариано, старший трейдер ARCO, с тех пор оставался хорошим другом и постоянным клиентом Рича. В августе 1979 г., лишившись доступа к иранской нефти после исламской революции, Ариано в отчаянии обратился к Ричу, и на протяжении всего кризиса Marc Rich + Co. была крупнейшим поставщиком нефти для ARCO. В 1979 и 1980 гг. компания Рича отгружала десятки тысяч баррелей нефти, в основном нигерийской, в день. В общей сложности ARCO купила у Marc Rich + Co. почти 27 млн баррелей. ARCO платила за баррель от $2,5 до $8 выше цены, которую Рич платил своим поставщикам. «„Старайтесь купить как можно дешевле, но в любом случае покупайте“ – такие указания получал отдел закупок сырой нефти», – вспоминает сотрудник ARCO.[15] Только на контрактах с ARCO Рич за полтора года получил около $120 млн прибыли. Компания с готовностью платила запрошенную Ричем цену, поскольку для нее это все равно была очень выгодная сделка: цены спотового рынка (текущие цены при продаже за наличные) все равно были гораздо выше цен, которые Рич брал с постоянных клиентов.

Он не хотел запрашивать максимально возможные цены, поскольку это противоречило его долгосрочной стратегии. «Продавать товар по максимальной цене – это все равно, что отобрать конфету у ребенка, – разъясняет стратегию компании один из опытных трейдеров Рича. – Мы просто хотели что‑то на этом заработать. Мы понимали, что клиенты будут нам благодарны и когда‑нибудь тоже не останутся в долгу. Мы делали вложения в будущее. Максимальная цена – не главный фактор. Главное – создать устойчивую ситуацию и стабильные деловые отношения».

Это, конечно, не значило, что компания не должна получать серьезную прибыль. Бывший сотрудник Рича говорил мне, что после иранской революции Marc Rich + Co. иногда зарабатывала до $14 с каждого барреля.

Спасение Израиля

В те годы самым важным клиентом Рича – клиентом, который останется ему благодарен и позднее придет к нему на помощь, – был Израиль. «Малый Сатана» и «враг ислама», как называл Хомейни еврейское государство, пострадал от падения шаха больше любой другой страны, за исключением разве что Южной Африки. Новый иранский режим добавил во все контракты пункт о запрете на перепродажу иранской нефти Израилю и ЮАР. Во времена Мохаммеда Резы Пехлеви иранская нефть покрывала от 60 до 90 % израильского импорта – снабжение Израиля энергоресурсами почти полностью зависело от Ирана.[16] Иранская революция поставила Израиль в отчаянное положение.

Спасение пришло не от кого иного, как от Марка Рича, – факт, не очень известный и по сей день. «Израиль в огромном долгу перед Марком. Он дал Израилю всю нужную ему нефть в самые тяжелые времена», – сказал мне Авнер Азулай. Сегодня Азулай, отставной полковник Армии обороны Израиля, бывший высокопоставленный сотрудник «Моссада» с солидными политическими связями, руководит благотворительным фондом Рича.

На протяжении 20 лет, начиная с 1973 г., Рич был одним из важнейших израильских поставщиков нефти. От него зависело само существование Израиля. По словам Рича, он поставлял Израилю от 1 до 2 млн т нефти (7–15 млн баррелей) в год. В 1970‑х потребность Израиля в нефти составляла 100 000–200 000 баррелей в день.[17] Иными словами, каждый пятый баррель израильского нефтяного импорта приходился на долю Рича.

Для Рича это был, наверное, идеальный бизнес. Он заработал кучу денег, одновременно помогая Израилю выжить. «Как еврей я был не против помочь Израилю – вовсе даже наоборот», – здесь Рич явно скромничает. «Это был бизнес, но Марк понимал, что Израилю нужна его помощь», – говорит мне один из его немногих близких друзей. Официально иранский режим не признавал за Израилем право на существование, но в правящих кругах страны было известно о связях Рича с еврейским государством. Иранцы знали, куда идет их нефть, но в NIOC это никого не интересовало. «Им все равно, – сказал мне Рич. – Профессионалов иранского нефтяного бизнеса это не волнует. Им нужно продавать нефть». Эти деловые связи, длившиеся до середины 1990‑х, говорят о лицемерии иранских фундаменталистов. Когда речь идет о деньгах, прибыль оказывается важнее радикальной риторики. Свободный рынок одержал триумфальную победу над идеологией. Кроме того, эта сделка еще раз продемонстрировала умение Рича сохранять деловые связи, невзирая на любые препятствия, включая смену правящего режима.

Услуги, оказанные Ричем Израилю, обеспечили ему доступ к высшим эшелонам власти. Он был лично знаком с несколькими премьер‑министрами: Ицхаком Рабином, Менахемом Бегином, Ицхаком Шамиром и Шимоном Пересом. «Я с ними встречался по деловым вопросам и вообще по израильским делам», – поясняет Рич. Бизнес с Израилем укрепил и его контакты с израильской внешней разведкой, которая всегда принимала участие в стратегическом вопросе обеспечения страны энергией. «Моссад», как мы увидим в главе 12, проявлял большой интерес к деловым контактам Рича.

К началу 1980‑х гг. Рич достиг пика влияния. Он был крупнейшим в мире независимым нефтяным трейдером, за день он продавал больше нефти, чем весь Кувейт. «В 1979 г. нужно было знать Марка Рича, чтобы понять, сможешь ли ты купить нефть на спотовом рынке», – считает Эми Майерс Яффе из Института Джеймса Бейкера.[18] «Рич стал такой крупной фигурой на нефтяном рынке, что, подобно саудовскому шейху, возникал – зачастую к замешательству американских нефтяных компаний – везде, где только затевалась нефтяная сделка», – пишет Крейг Копетас.[19]

В 1980 г. оборот компании Рича составил $15 млрд – больше, чем ВВП некоторых стран, с которыми он торговал.[20] Согласно налоговым ведомостям в Цуге, Рич только в Швейцарии имел собственности на 292 млн швейцарских франков (в то время $175 млн). Его швейцарская компания в том же году заявила о чистой прибыли в размере 406 млн швейцарских франков ($260 млн).[21] Период с 1974 по 1983 г., от основания компании до иранской революции, люди Рича называют «золотым веком». «Это было чудесное ощущение, – с восторгом рассказывает трейдер, работавший в компании в тот период. – Мы могли одолеть кого угодно. Мы могли победить весь мир». И тут, на самом пике карьеры, удача повернулась к Ричу спиной.

Все началось с телефонного звонка.

[1] Trita Parsi, Treacherous Alliance: The Secret Dealings of Israel, Iran, and the United States (New Haven: Yale University Press, 2007), 80.

[2] Там же, 83.

[3] Информация из ежегодных статистических бюллетеней ОПЕК (www.opec.org), Службы энергетической информации США (www.eia.doe.gov) и статистических обзоров мировой энергетики BP (www.bp.com).

[4] «The Hustling Price Gougers,» Time , March 12, 1979.

[5] Exec. Order No. 12170, 44 Fed. Reg. 65729 (1979).

[6] Служба энергетической информации США, Annual Oil Market Chronology, www.eia.doe.gov/emeu/cabs/AOMC/Overview.html

[7] Exec. Order No. 12205, 45 Fed. Reg. 24099 (1980).

[8] См. Дэниел Ергин. Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть . М.: Альпина Паблишер, 2016, 956 с.

[9] Exec. Order No. 12205, 45 Fed. Reg. 24099 (1980). Даже иностранные дочерние фирмы американских компаний имели право торговать с Ираном. Так, информационное агентство United Press International сообщало о двух крупных подрядчиках Министерства обороны США и других американских фирмах, которые осуществляли поставки в Иран во время кризиса с заложниками (28 сентября 1981 г.).

[10] Glencore (бывшая Marc Rich + Co.) по‑прежнему торгует с Ираном.

[11] «Oil Trader,» Washington Post, February 15, 1983.

[12] «The Lifestyle of Rich,» Fortune , December 22, 1986.

[13] Речь доступна онлайн: http://www.pbs.org/wgbh/amex/carter/filmmore/ps_crisis.html

[14] В Иранском консорциуме 40 % принадлежало BP, 14 % – Royal Dutch Shell, 7 % – Exxon, 7 % – Gulf Oil, 7 % – Mobil (в дальнейшем вошла в Exxon‑Mobil), 7 % – Standard Oil of California (теперь Chevron, в 1980‑х поглотивший Gulf Oil), 7 % – Texaco (впоследствии вошла в Chevron), 6 % – Compagnie Française des Pétroles (теперь TotalFinaElf) и 5 % – Iricon Agency Ltd. Iricon объединял 6 компаний США, и его 5 % распределялись следующим образом: по 1/6 у American Independent Oil, Getty Oil и Charter Oil, 1/3 у Atlantic Richfield (ARCO – впоследствии вошла в BP) и по 1/12 у Continental Oil (Conoco) и Standard Oil of Ohio (впоследствии вошла в BP).

[15] «Oil Trader,» Washington Post, February 15, 1983.

[16] «Shadow of Khomeini Falls on the Mideast Peace Talks,» New York Times , February 25, 1979; Uri Bialer, «Fuel Bridge Across the Middle East: Israel, Iran, and the Eilat – Ashkelon Oil Pipeline,» Israel Studies 12, no. 3 (Fall 2007): 30.

[17] «Shadow of Khomeini Falls on the Mideast Peace Talks,» New York Times , February 25, 1979.

[18] «Hearing on the Future of Oil of the House Select Committee on Energy Independence and Global Warming,» Congressional Quarterly , June 11, 2008, 35.

[19] A. Craig Copetas, Metal Men: How Marc Rich Defrauded the Country, Evaded the Law, and Became the World’s Most Sought‑After Corporate Criminal (New York: Putnam, 1985), 115.

[20] Международный валютный фонд, www.imf.org.

[21] Официальная выписка из налоговых данных кантона Цуг от 12 августа 1983 г.