Именно в этой ситуации Гальдер оказался пророком, которого изгоняют. Он видел смысл происходящего в непаническом, планомерном отходе Красной Армии. Земли у русских хватает. Сейчас они обменивали эту землю на удлинение коммуникаций вермахта, на истощение его в местных стычках. Однако стоило Гальдеру рассказать Гитлеру о своих дурных предчувствиях, как тот при всех начал издевательски смеяться над узколобым генералом. Вот тебе и классическая военная наука! Германские войска несутся вперед, осененные орлами победы, а мрачные заскорузлые генеральские умы каркают невпопад. Немцы на этот раз со всей силой и умением взялись за ключ к Кавказу – Ростов, а Гальдера это не радует. Лично Гитлеру после падения Ростова определенно казалось, что ничто не сможет его остановить. Этой уверенностью проникаются многие. Гитлер именно в эти дни (20 июля) произносит слова, что на этот раз с Россией покончено определенно. На что даже критический его оппонент – Гальдер отреагировал соответственно: «Я должен признать, что дело выглядит именно так». Немцы не знали, что в своем дьявольском самомнении именно в эти дни они готовят себе могилу. (Их не обеспокоил тот факт, что при взятии Ростова они не сумели повторить свой успех 1941 года – да, они взяли город, но на этот раз без масс военнопленных. Части Красной Армии в боевом порядке отошли на новые оборонительные рубежи.)

За день до взятия Ростова Гитлер издал, возможно, самую главную в своей жизни директиву № 45 (23 июля). Она предполагала раздвоение сил. Теперь «Синий» план был переименован в «Операцию Брауншвейг». Ее смысл был выражен уже в преамбуле. «В кампании, которая длится немногим более трех недель, широкие цели, поставленные для южного фланга восточного фронта, в своей основе достигнуты. Только слабым остаткам армий Тимошенко удалось избежать окружения и достичь южного берега Дона. Мы должны теперь иметь дело с спешащими к ним подкреплениями со стороны Кавказского региона».

В ходе грандиозной операции происходило большое перегруппирование войск. Группа армий «А» под командованием фельдмаршала Листа пересекает Дон и следует в южном направлении во главе с 17‑й пехотной армией, 1‑й и 4‑й танковыми армиями. Им приказано захватить Северный Кавказ, Черноморское побережье и нефтяные месторождения Майкопа, Грозного и Баку.

Группа армий «Б» под командованием фельдмаршала Вейхса – авангард наступающих германских войск, повинуясь приказу двинулась в направлении Сталинграда с задачей закрепиться на Волге. После разрушения расположенных здесь военных заводов следовало повернуть моторизованные части на юг и двинуться к Астрахани и далее.

Прежде с советскими войсками предполагалось расправиться (директива № 41) после захвата стратегически важных позиций на Волге в районе Сталинграда. Теперь обе задачи (перерезать коммуникации и уничтожить советские войска) следовало осуществлять одновременно. Теперь группе армий «А» было приказано взять Майкоп, пройти Кубань, оккупировать Грозный и найти в себе силы дойти до Баку. А группа армий «Б» не только возьмет Сталинград, но двинется после этого на юг, сокрушит все расположенные в устье Волги – в районе Астрахани – дивизии и овладеет Каспием с севера. Такое расписание действий для вермахта смотрелось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Только безумно оптимистическая оценка ситуации могла придать этой смелой фантазии статус плана германских вооруженных сил на лето 1942 года.

Пораженный Гальдер не хотел верить своим ушам, он не мог поддерживать эту ошибку стратегического масштаба. В новой директиве не было спасительных оговорок типа «перекрыть Волгу при помощи огневого фактора», кавказские цели более не ограничивались Майкопом и Пролетарской, а включали в себя весь кавказский регион. Уединившись в своей комнате, он заносит в дневник вещие слова о «хронической тенденции недооценивать способности противника, принимающей гротескные пропорции… Серьезная работа становится здесь уже невозможной. Это так называемое руководство характеризуется патологической реакцией на впечатления текущего момента». Гальдер приходит к выводу, зафиксированному в его дневнике в тот же день, 23 июля: недооценка противника на определенном этапе бумерангом обернется против командного легкомыслия.

Гальдер просматривал всю цепочку: снятие Бока, изменение приоритетов на Дону, создание новых групп армий – все это делалось без согласования с ОКХ и во многом против позиции Оберкомандо хеер. Во время послевоенных допросов заместитель Гальдера Блюментрит также укажет на импровизированный характер принятых на этом этапе решений. Руководство ОКХ предполагало менее масштабные действия. «У нас никогда не было намерения продвинуться далее Воронежа и продолжать это прямое движение в южном направлении. Заготовлены были приказы остановиться на Дону около Воронежа и занять оборонительные позиции здесь как прикрытие для продвижения соседних сил в юго‑восточном направлении – которое должно было быть осуществлено 4‑й танковой армией и 6‑й армией».

Перегруппировка на ходу (Гитлер отдал 4‑ю танковую армию из группы армий «Б» кавказскому направлению, группе «А») вызвала смешение танковых частей, заторы на дорогах, сумятицу в снабжении. Получив приказ, дающий ему дополнительные танковые войска, фельдмаршал Лист, по свидетельству очевидцев, долго его перечитывал, не веря своим глазам. В результате Клейст и Гот прибыли к донским переправам почти вместе и одновременно – и непонятно зачем, поскольку на Дону больших оборонительных линий советских войск не было. Тимошенко уже ушел, о нем говорила лишь дымка в степи. Словами английского историка А. Кларка, «два огромных молота ударили по маленькому гвоздику». Едкий в своих высказываниях Клейст утверждает, что «4‑я танковая армия (Гота. – А.У .) могла взять Сталинград без борьбы в конце июля, но ее придали мне для форсирования Дона. Я не нуждался в помощи, и эта армия просто запрудила дороги, в которых я очень нуждался».

Так говорит фельдмаршал. А вот мнение сержанта 14 танковой дивизии. «Прибыв на Дон, мы увидели, что большинство мостов разрушено, но признаков противника было немного. Жара стояла удушающая… По всей длине правого берега плыли облака пыли, растущие по мере того, как прибывали все новые и новые танки. Русское сопротивление было таким слабым, что многие солдаты сняли мундиры и начали купаться – точно так мы делали на берегу Днепра год назад. Будем надеяться, что история не повторится! Пока работали инженеры, мы находились здесь в течение двух дней. Мы привлекли к себе немалое внимание русских самолетов, они прилетали парами и поодиночке в сумерках и на рассвете, когда поблизости не было самолетов люфтваффе. В некоторых местах русская артиллерия держалась довольно крепко…, их можно было слышать, на рассвете… плоские лучи с востока освещали наши позиции в подробностях, затрудняя в то же время фиксирование их местоположения».

Обе танковые армии растянулись вширь, вдоль берега Дона в поисках нетронутых мостов или хороших переправ. Смешение ослабляло дисциплину. Командный танк Клейста пересек Дон 25 июля, но переправа, дозаправка и суета позволили большинству его танков перейти через реку только 27 июля. Группа армий «А» (в ее составе, помимо немцев, были румыны и словаки) начала наступление 25 июля и, чтобы пробить советскую оборону, ей понадобилось всего двое суток. Она быстро пересекла Дон, ринулась на Кубань и вышла на Северный Кавказ. Дороги запрудили беженцы, потрясенные проносящейся мимо германской мощью. Кубань была оккупирована за две недели и ударные части фельдмаршала Листа начали рваться к кавказским перевалам, вышли на черноморское побережье. Намеченные для захвата еще в октябре 1941 года Грозный и Баку оказались в пределах скорой досягаемости вермахта. Фотографии немецких солдат на верандах советских санаториев обошли весь мир.

Когда эта сумятица завершилась, 4‑я танковая армия Гота помчалась 29 июля к станице Цимлянской. Паулюс остался стоящим в степи с пустыми баками своих танков, наблюдая как арьергард советских войск исчезает в знаменитой пыльной южной степи. Потеряно важное время, упущен ослабленный противник, требуется новая переориентация.

Но не готовит ли противник там, за горизонтом, новую линию обороны? Лишь Гитлер был невозмутим и спокойно отодвинул предоставленные ему Гальдером данные о миллионном резерве Красной Армии за Волгой. Взятие Ростова теперь казалось Гитлеру важнее всех заволжских фантомов. Почти беспечно он переводит «победителя Севастополя» Манштейна (с пятью дивизиями) из Крыма под Ленинград. Две элитные дивизии – «Гроссдойчланд» и «Лейбштандарт» переводятся на фактический отдых во Францию.

Генерал Гальдер постарался внести ноту трезвости. Он достал старую карту и пытался объяснить фюреру, что именно в этих местах Сталин сражался в 1919 году против белых армий генерала Деникина и победил. Теперь прежняя главная база красных на Волге носила имя Сталина. На Гитлера это произвело некоторое впечатление, и он пообещал внимательнее следить и за судьбой 6‑й армии Паулюса, и за армиями, брошенными на Кавказ. Нужно при этом сказать, что собственно выбор Сталинграда в качестве цели произошел почти случайно. Гитлеру доложили, что, согласно данным разведки, у русских на западном берегу Волги насчитывается совсем немного войск. Что еще важнее, транспортное движение по Волге не активизировалось, что означало, что советское Верховное командование не собирается бросать в данный регион войска из восточной части страны. Согласно оценкам Верховного командования вооруженных сил Германии, между Доном и Волгой имелись лишь сугубо примитивные оборонительные укрепления и лишь несколько батальонов возводили (бессмысленно) в необъятной степи противотанковые заграждения. Все это привело Гитлера к мысли, что Красная Армия не собирается с особой силой сражаться за город на Волге. 6‑й армии было приказано взять Сталинград как можно скорее и присоединиться к решению больших задач на Кавказе.

Южный и Северокавказский (недавно образованный) фронты прогибались под деловитым и безапелляционным напором. Защищать 200‑километровый прорыв было нелегко. Многим казалось, что невозможно. В их составе было 112 тысяч человек, 2160 орудий, ничтожное число танков – 121. 28 июля маршал Буденный получил приказ слить Южный и Северокавказский фронты воедино, а объединенные силы поделить надвое: Малиновский (четыре армии – Донская группа) прикрывает Ставрополь; Черевиченко прикрывает Краснодар. На юге Закавказский фронт Тюленева получил приказ строить укрепления на Тереке. В страшной спешке оборудование заводов Армавира, Майкопа и Краснодара грузилось на платформы и грузовики, направляясь как можно дальше на восток, в сторону каспийских пристаней.

А Первая танковая армия фельдмаршала Клейста форсировала Дон и развила невероятную скорость. 29 июля Клейст взял станицу Пролетарская (крайняя точка его продвижения по прежним планам ОКХ). Через два дня он в Сальске. Отсюда часть его сил пошла на Краснодар – прикрывая левый фланг 17‑й армии и перерезая стратегически важную железную дорогу. Затем армия Клейста повернула на юго‑восток в долину реки Маныч, связанной каналом с Каспийским морем. Советские войска взорвали плотину и затопили долину, временно задержав немецкие танки. Немцы не долго стояли у водной преграды, их разведка постоянно искала обходные пути, нашла их и «панцерн» продолжили наступление на Кавказ на широком фронте.

Вторая половина его войск пошла сквозь жаркие степи прямо на Ставрополь. Все дальнейшее просто создано для триумфальной арки: 5‑го августа пал Ставрополь, 6 августа подвижные подразделения немцев вышли к железной дороге Ейск‑Баку на участке от Ейска до Армавира. Затем германские войска ворвались на Кубань. 8‑го – Армавир. Правая колонна Клейста повернула прямо на юг и, пройдя Армавир, 9 августа вышла к центру нефтедобычи Майкопу, с его первыми для рейха советскими нефтяными месторождениями, находящемуся в 300 километрах южнее Ростова. Это было самое малое кавказское месторождение нефти, и оно было основательно разрушено отступающими войсками – но все же первый этап «нефтяного плана» оказался выполненным. В тот же день авангард Клейста ворвался в Пятигорск, находящийся в 250 километрах восточнее Майкопа. Но здесь им пришлось много дней ожидать поставок горючего (немцы для подвоза горючего стали использовать даже верблюдов), что явило собой драгоценную возможность для советских войск собраться с силами и организовать более внушительное сопротивление. И когда 26 августа германским войскам удалось взять Моздок, они уже ощутили силу ужесточившегося сопротивления.

Левая колонна Клейста продвигалась восточнее – на станицу Буденновскую. Теперь фронт Клейста простирался от реки Лаба до Каспийского моря. Непосредственной задачей стал захват горного участка крупной шоссейной дороги, идущей из Ростова на Тбилиси с последующим выходом к отдаленному Баку. Ожесточение обеих сторон приняло невероятные размеры. Клейст стоял в 80 километрах от Грозного, он форсировал Терек у Моздока и начал углубляться в предгорья. Советские войска, чтобы приостановить Клейста, жгли леса. Немецкие части перерезали и в значительной мере уничтожали дорогу, ведущую от Астрахани к Баку. Теперь перед вермахтом раскинулось новое море – впереди синело Каспийское море. Отдельные немецкие отряды прорывались к его побережью, и они не встречали особого сопротивления. Противник окончательно ослаб или что‑то задумал?

В это же время, предоставив танкам рваться к перевалам, 17‑я армия немцев в пешем строю направилась на юг от Майкопа и Краснодара через западную оконечность Кавказского хребта с целью захвата черноморских портов Новороссийск и Туапсе, и последующей задачей выхода к Батуми. На дорогу от Туапсе к Батуми была брошена специальная воздушно‑десантная дивизия вермахта, горные стрелки пытались прорваться к Туапсе через труднопроходимые перевалы. На этом этапе в ходе войны происходит нечто почти неуловимое. Немецкое наступление, столь решительное на протяжении нескольких недель, начало в конце июля замедляться. Как вспоминают Жуков, Гречко, Петров и прочие участники и руководители операций в этом районе, советские военачальники наконец‑то поняли, что на горные перевалы только в определенной степени можно полагаться как на естественные препятствия, преодолеть которые негорному народу едва ли по силам. Эта точка зрения была опрокинута бешеным натиском немцев в горах. Стало ясно, что, если не присовокупить к естественным препятствиям военные гарнизоны, перевалы будут взяты немецкими горно‑стрелковыми частями. И тогда советское командование – и на местах и в центре – убеждается в том, что география географией, а надежные точки обороны умножат выгодный рельеф местности.

Страшное наступило время. Вермахт пересек уже порог Кавказа и находился на подступах к Сталинграду. Через Керченский пролив немцы десантировались на Тамань и, создав кубанский плацдарм, начали наступление на Новороссийск. Германское командование пытается наладить взаимодействие между находящимися здесь частями 17‑й армии и горными стрелками, пресекающими горы в направлении Туапсе. Именно в этом положении динамичное развитие событий в северокавказском регионе замедлилось. Красная Армия начала сражаться с отчаянием людей, которым уже нечего терять, немцы не имели подкрепления, их коммуникации были растянуты, и бурное развитие событий постепенно вошло в несколько менее быстрое русло. Центр внимания начал постепенно перемещаться несколько севернее, к тем частям вермахта, которые изготовились к броску с Дона на Волгу.

Именно на этом этапе самоуспокоившийся Гитлер снова «рокируется», передает 4‑ю танковую армию «северянам», генералу Паулюсу. Гитлер одним мановением руки опять изменил маршрут 4‑й танковой армии, она развернулась с кавказского направления и снова присоединилась к германским силам, рвущимся к Волге, – на этот раз с незащищенной стороны – через Котельниково, форсируя реку Аксай. В последнюю неделю июля 1942 года Гот находился со своей 4‑й танковой армией в станице Цимлянской, на нижнем Дону и размышлял о силе фантазии руководства, за короткое время перенаправивших его армию на Волгу, затем на Кавказ и теперь снова на Волгу близ Сталинграда. (При этом ему пришлось частично поделиться – отдать часть своих танков, зенитной артиллерии и авиации 1‑й танковой армии Клейста). Гальдер сожалел о потерянных 4‑й танковой армией днях и неделях, но он был теперь удовлетворен тем, что его друг Паулюс наконец‑то имеет надежную танковую опору.

От Дона к Волге

Сам командующий 6‑й армией вначале поддался всеобщему ажиотажу и поверил в то, что с выходом к Сталинграду проблем не будет. Его армия попыталась легко и свободно широким фронтом выйти к городу. Не тут‑то было. Обнаружилось прибытие советских подкреплений, дело приобретало более серьезный характер. Перед Паулюсом на реке Чир стояла 62‑я армия, руководимая тогда генералом Лопатиным. У Паулюса было безусловное преимущество в технике, подкрепленное прибытием вначале трех, а потом еще четырех пехотных дивизий.

Теперь немцев отделяли от Волги всего пятьдесят километров голой степи. В следующие три дня 62‑я армия Колпакчи и 64‑я армия Чуйкова оказались под жестоким огнем. То было боевое крещение двух самых известных сталинградских армий. Сменивший Лопатина Чуйков бросил в бой за железнодорожный мост через Дон танки, артиллерию и морскую пехоту. В конечном счете мост у станицы Нижне‑Чирской был взорван, а Чуйков перевел армию на восточный берег. Положение 62‑й и 64 армий оказалось сложным с самого начала, и Василевский с Гордовым занялись их спасением. 62‑я армия отступала, но отступала с боями, и это убедило педантичного штабного генерала Паулюса, что Дон ему без поддержки не перейти. (Паулюс 23 июля своей передовой частью пробил сопротивление 62‑й армии и вышел на западный берег Дона у Каменска, но основные части его армии стояли еще на западном берегу Дона).

Василевский видел выход только в контратаке и с трудом уговорил осторожного в данном случае Сталина дать соответствующее разрешение. 550 танков (более половины из них – КВ и Т‑34) были собраны в один кулак и 23‑го июля под руководством генерала Москаленко пошли вперед и в неведомое будущее. На этом этапе немцы испытывали спортивную легкость: их самолеты просматривали всю степь и по радио давали соответствующую информацию своим танкам. 25 июля немцы противопоставили советским частям свое наступление, началось генеральное наступление Паулюса. Впервые командующий тогда 64‑й амией генерал Чуйков встретил атаку атакой. В излучине Дона завязалась кровавая сеча. Легкие танки Т‑60 пришлось прятать в канавах и специальных окопах, лишь тяжелые КВ смело и успешно встречали германские танки. Немецкие специалисты признавали, что у КВ гораздо большая дальнобойность. «Мы не могли атаковать их на равнине, поэтому я убрал свои танки с открытой местности… Для меня было истинным потрясением узнать, сколь маломощны танковые орудия Германии».

К четырем утра пополудни 27 июля лишь семнадцать танков 22‑го советского танкового корпуса форсировали Дон, являя собой превосходную цель для германских штурмовиков (тысяча вылетов против армии Москаленко). В последующие дни 6‑я армия немцев сумела в значительной мере окружить части Красной Армии, прикрывающие Дон в том месте, где он начинает сближаться с Волгой. В германском отчете говорится о пленении «более пятидесяти семи тысяч русских военнослужащих, уничтожено более тысячи танков». Генерал Паулюс обратился к своей 6‑й армии: «Русская шестьдесят вторая армия и значительная часть первой танковой армии уничтожены… Благодаря смелому наступлению заложены основания победы… Мы готовы выполнить следующую задачу Фюрера». Ему придется еще не раз убедиться, что 62‑я армия не уничтожена.

Первая неделя августа прошла для 6‑й армии в подготовке к форсированию главной казачьей реки. То, что этому уже никто не сможет противостоять, было очевидно по гигантским германским трофеям. Наиболее волнующими ежедневными новостями стали сообщения о продвижении танковой армии Гота через Котельниково к Сталинграду с юга.

Итак, для советских войск с юга возникла новая жестокая угроза – заново перенацеленная на Сталинград 4‑я танковая армия немцев. Их новое направление – северо‑восток, станица Цимлянская, вдоль железнодорожного пути Тихорецк‑Сталинград, за Калач, во фланг бьющимся у Дона дивизиям. Гот двигался несколько медленнее своего извечного соперника Клейста, в качестве компенсации он первым выйдет к величайшей реке Европы. Немцев в эти дни огорчало только одно – они захватывали территории, но не людей. Уже завершились три быстротечных, окружающих противника удара, но в плен попало лишь от 100 до 200 тысяч наших солдат. Это мало походило на 1941 год. Боевая сила противника ускользала. Деморализованы ли они? Потеряли ли волю к победе? Или эти хитрые азиаты завлекают блистательную армию в свою хмурую страну, где угасали силы не одного завоевателя?

В приволжской степи

Продвижение немцев было впечатляющим. Оно не стало всесокрушающим лишь благодаря самоотверженному сопротивлению 62‑й и 64‑й армий Красной Армии, сумевших замедлить бросок немцев к Волге. Обороняющиеся дивизии и пришедшие к ним на спасение танковые бригады в значительной мере ослабили поступательное движение Шестой армии Паулюса.

Немцы в полной мере ощутили палящий жар степей. 22 июля в 6‑й армии была официально зарегистрирована температура 53 градуса по Цельсию. Офицер этой армии записывает в дневнике: «Здесь жарко, как в Африке, а вокруг огромные клубы пыли». Но жар приносило не только дневное светило. В дневнике командира 384‑й пехотной дивизией мы находим под датой 2 августа: «Русские оказывают жестокое сопротивление. В основном это свежие силы, совсем молодые солдаты». Запись за следующий день: «Русские яростно сопротивляются и постоянно получают подкрепления. Вчера наш саперный батальон бежал с поля боя».

Советские летчики не знают усталости, они даже обедают в боевых машинах, но пока фортуна к ним не очень благосклонна. Не привел к перелому в характере воздушных схваток даже прилет пополнений из центральных районов. Среди смело бросившихся в сталинградское небо «рыцарей воздушного боя» мы видим летчиков‑героев, предтеч великого авиационного переворота, который случится примерно через полгода. Характерно строгое расписание полетов наших асов – они предпочитали вылетать с нерусской методичностью – всегда ровно в полдень (можно было проверять часы). Бомбардировщики больше любили ночное небо, более свободное от германских воздушных профессионалов. Увы, «мессершмитты» пока выглядели страшнее и эффективнее. Печальным было не только то, что гибли наши лучшие асы, но и то, как они гибли. Между отдельными частями не существовало связи, их действия могли быть свободными только в ночное время, так как днем самолеты с крестами владели казачьим небом.

Для многих из них главной задачей было уничтожение наземных целей. В этом плане советские летчики как бы шли по следам немцев, наводивших в 1941 году ужас на все жавшееся к земле от неимитируемого воя немецких воздушных моторов. Увы, дела и в воздухе и на земле в этот летний сезон никак не радовали.

Прошел пик лета, но жаркое солнце, такое щедрое у нас, словно перестало светить для России. Словно оставила ее судьба. Оторопевшее руководство страны завороженно смотрело на то, как немцы лихо, за несколько недель расплавили тот фронт, на котором недели и месяцы безнадежно топтались наши дивизии. Кто бы не оторопел от взрыва энергии танковых колонн вермахта, без особых усилий преодолевших природные и рукотворные рубежи, обошедших краснозвездных генералов и устремившихся к Кавказу с такой легкостью, словно советских армий и фронтов не существовало вовсе. Если был в Великой Отечественной войне период, когда все стало валиться из рук, когда вера в себя казалась поколебленной, когда удача отвернулась, а рок стал зловещим – так это тогда, когда Лист и Клейст бросились на Кавказ, а Паулюс и Гот – на Волгу. Ничто, казалось, уже не могло их остановить. Мало что можно было им противопоставить.

Многое решала политическая воля. Звонком в Сталинградский горком Сталин ввел в городе военное положение. Были созданы восемьдесят истребительных батальонов, рассчитанных, в основном, на борьбу против предполагаемого парашютного десанта. 180 тысяч сталинградцев рыли траншеи, окопы, ловушки для танков. Возобновилась эвакуация заводов. 21 июля генерал Гордов возглавил Сталинградский фронт. Василевский от имени Ставки вылетел в Сталинград, чтобы подготовить город и одноименный фронт к предстоящим боям и чтобы на месте оценить ситуацию.

Сумели ли русские воспользоваться паузой, созданной немцами в самом конце июля и начале августа, когда переправа через Дон отвлекла Паулюса от «бега в Азию»? Теперь мы знаем, что по дороге к Волге и Кавказу советские войска, плохо снабжаемые, отвратительно неорганизованные, выбитые из колеи, лишенные плана и руководящей руки, отступали словно в шоковом дурмане. У немцев на ими же избранном направлении прорыва было значительно больше танков и пушек, самолетов и – новинка! – бронетранспортеров. Четыре противостоящие им советские армии стремились сохранить то, что делает армию армией – организованную силу многих, – но теряли в силе каждый день. 40‑я армия приняла на себя всю силу удара танкового кулака Гота, устремившегося к Сталинграду с юго‑запада. Первые же двое суток сражения едва ли не поставили ее на колени. В значительной мере деморализованная и разъединенная, 40‑я почти беспорядочно отступала по родным степям на восток. 13‑я армий Голикова (южная часть Брянского фронта) пыталась увернуться походом на север (чем частично спасала себя), но косвенно содействовала выполнению германских планов – она своим уходом невольно расширила брешь германского прорыва, даруя инициативу необычно сильной по составу армии Паулюса. 21‑я и 28‑я армии, едва оправившиеся от майского фиаско под Харьковом, отступая, теряли внутреннюю связь и практически дезинтегрировали. Здесь, в вольной казацкой степи, не было ни болот, ни лесов, ни озер, ни холмов, никаких естественных преград, позволявших сражаться и в болотистой Белоруссии и в лесистом Подмосковье. Практически бессмысленно было, разбившись на отряды, останавливать врага на дорогах. Во‑первых, этих дорог здесь не было; во‑вторых, враг легко мог обойти тебя и справа и слева.

Немецкий сержант‑танкист делится в письме: «Все происходящее здесь очень отличается от военных действий прошлого года. Это скорее как в Польше. Русские не могут уцепиться за землю. Они стреляют из пушек как сумасшедшие, но они не наносят нам ущерба». Впереди германских колонн шли танки. Их строй представлял собой каре, внутри которого шли бензовозы, артиллерия и вспомогательные службы. Немецкие журналисты на все лады воспевали этот строй как «неудержимого мастодонта», крушащего все, что попадалось ему на пути в южных степях. Фонтаны пыли отмечали этот ход германских танков. Впереди лежала добыча и слава, до них нужно было просто дотянуться рукой.

Возможно, никогда – ни до, ни после – германская пресса не ликовала столь громко и самозабвенно. Сравнение с римскими легионами превратилось в расхожий штамп. «Это построения римских легионов, возрожденных в двадцатом веке для усмирения монголо‑славянской орды!» Бесконечными стали дискуссии о неполноценном характере низшей расы. Арийцы на решающем фронте шли вперед, и периодически им пыталась противостоять «смесь низкой и нижайшей части человечества, истинные недочеловеки… дегенеративно выглядящие восточные люди». Читатель рейха млел от азиатского фольклора, от описаний неопасного путешествия германских наследников Марко Поло по восточным степям.

Пресса Геббельса содрогалась от ужаса при виде «монгольских физиономий в лагерях для военнопленных». Издательство СС начало публиковать специальный журнал с незатейливым названием «Недочеловек», главное место на страницах которого занимали фотографии, должные, по замыслу авторов, показать животный вид и животный характер врага на германо‑советском фронте. Майор СС Эдвин Двингер писал: «Будь то при татарах, Петре или Сталине, эти люди рождены для рабского ярма». Наиболее возмутительной для «сверхчеловеков» в этих животных была извращенная злость, с которой они встречали немецких носителей цивилизации. «Они сражаются, когда вся борьба уже бессмысленна», – типичная жалоба арийца на никому не нужный навоз истории.

Именно в эти страшные для нашей родины дни расцвел «легальный» аргумент, объясняющий, почему с русским можно обращаться плохо. Россия не подписала Женевской конвенции о защите прав военнопленных, поэтому она сама виновата в муках своих бывших солдат. Интересно, что говорит Женевская конвенция о газовых камерах, айнзацкомандах, насильственном переселении и т. п.? Инструкция ОКХ гласила: «В соответствии с престижем и достоинством Германской армии, каждый немецкий солдат обязан соблюдать дистанцию и занимать такую позицию в отношении русских военнопленных, которая учитывает злобу и нечеловеческую брутальность русских в бою… Убегающие военнопленные должны расстреливаться без предварительного предупреждения. Всякое сопротивление пленников, даже пассивное, должно быть ликвидировано силой оружия».

Геринг, чей внешний вид уже давно не напоминал типично воинский, со смехом говорил министру иностранных дел Италии графу Чиано: «После того как военнопленные съедят все пригодное в качестве пищи, включая подошвы своих сапог, они начнут есть друг друга и, что более серьезно, немецких часовых». Гиммлер предлагал расстрелять два миллиона советских военнопленных, чтобы увеличить рацион оставшихся и заставить их «более производительно работать на Германию». В клетках близ передовой пленные неделями размещались рядом с разлагающимися от жары трупами. Иногда в такие, с позволения сказать, камеры входили «санитары» с огнеметами, отражавшими исконный страх немцев перед эпидемиями. Одних только официально зафиксированных умерших в плену – 1 981 000 человек; погибших при транспортировке – 1 308 000.

Представь, читатель, что наша с тобой судьба оказалась бы в руках этих хладнокровных убийц. А ведь между такой участью и нами в жаркое лето 1942 года находилась всего лишь горстка потемневших от горя, злой доли, унижения отступления, многодневной жизни впроголодь, не знавших ни сна, ни отдыха солдат Красной Армии. Они отступали, но не сдавались. Они, может быть, уже даже не надеялись. Но они любили свою страну, и им не страшно было умереть. И доколе будет течь тихий Дон и не забудут нас украинские и другие братья, которые защищали нашу общую, свою страну, финал нашей истории будет отодвинут и мы соберемся с силами. Ведь была же искра надежды даже в то страшное лето?