В годы, когда Л. Д. Троцкий и другие руководители партии большевиков относились к Сталину с нескрываемым превосходством, он, возможно, даже специально сохранял видимость человека, погруженого в узко очерченные рамки бюрократической работы в аппарате Ленина и не демонстрировал никаких позывов к интеллектуальным занятиям, чтобы не попадать под огонь критики более интеллектуально развитых большевистских лидеров. Никому не могло прийти в голову, что он может, например, проявлять интерес к философии, что вскоре он обнародует претензии на лидерство в понимании проблем одного из наиболее сложных разделов философии – диалектического материализма и потребует, чтобы его рассматривали глубоким самобытным мыслителем. Однако в разгар борьбы сначала с троцкистами, а затем с бухаринцами Сталин решил в 1929 году выступить с докладом перед аграрниками‑марксистами, в котором заявил, что в философии существуют шесть главных течений и что советские философы плетутся в хвосте новаций в обществе, позади практиков, и не соответствуют темпу прогресса страны.

Нельзя исключить того, что его решимость заявить о себе как о знатоке философии, укрепилась после знакомства с "Диалектикой природы" Энгельса, опубликованной в 1925 году в СССР (2). Появление на свет этой работы стало возможным благодаря уникальным усилиям Давида Борисовича Рязанова (Гольденбаха) (1870–1938). Он был одним из наиболее образованных в мире историков коммунистического движения. В течение многих лет жизни в Европе он пользовался высоким авторитетом среди западных интеллектуалов. В 1915 году в соответствии с решением Германской социал‑демократической партии он предпринял поиск рукописей и писем Маркса и Энгельса в Европе и США и обнаружил сотни из них в частных архивах в разных странах. В 1916 году он подготовил к изданию на немецком языке первое собрание работ Маркса и Энгельса, вышедшее в Германии в двух томах. После 1917 года он вернулся в Россию, где организовал в 1921 году научно‑исследовательский институт Карла Маркса и Фридриха Энгельса, в котором собрал огромное количество фотокопий и оригиналов документов по истории марксисткого движения в мире. В 1924 году Рязанов приготовил к публикации на русском и одновременно немецком языках рукопись Энгельса, никогда не печатавшуюся при жизни автора, в которой была сделана попытка интерпретировать основные закономерности естествознания. В 1925 году книга была издана в виде второго тома "Архива К. Маркса и Ф. Энгельса" (позднее она была названа "Диалектика природы"). Вместе с тем, ничего сверхординарного в книге не было, и Сталин мог увидеть в ней довольно примитивные рассуждения любителя‑философа и решить, что он не ниже по своим возможностям. Так можно думать, зная, что, хотя советская пропагандистская машина подняла назойливую кампанию о глубочайшей важности мыслей Энгельса, Сталин в этой шумихе активного участия не принял.

Чтобы разобраться в истоках его претензий на роль философа, нужно вернуться на четверть века назад и рассказать о том времени, когда Сталин на заре своей политической карьеры, возможно выступил с полу‑философскими статьями, остававшимися, правда, долгие годы незамеченными.

В 1906 и 1907 году в выходивших на грузинском языке газетах, редактировавшихся Сталиным, появляется несколько статей, подписанных именем "Коба" или "Ко.", сорока годами позже включенными в первый том Собрания Сочинений Сталина, вышедший в 1946 году, под названием "Анархизм или социализм?" (3). В собрании сочинений автором этих статей был назван Сталин. В них автор высказался по поводу актуальности взглядов марксистов и ошибочности воззрений анархистов.

Пропаганда анархизма с середины 19 века разрасталась во всем мире, благодаря усилиям двух главных провозвестников этого общественного движения, русских по происхождению. М. А. Бакунина и П. А. Кропоткина, проживших на Западе несколько десятков лет. Бакунин изучил всесторонне немецкую философию, познакомился и подружился с ведущими европейскими философами, затем стал известным в европейских странах революционером. Важной составляющей его усилий стали призывы к объединению всех славянских народов. Когда он жил в Европе, царские власти заочно лишили его звания дворянина, конфисковали все полагавшиеся ему по наследству семейные богатства. На Западе он был арестован за революционную деятельность, выдан российским властям, приговорившим его к смертной казни за призывы к свержению монархий во всех странах, включая Россию. Проведя 7 лет в казематах Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей, а затем ряд лет в ссылке в Сибири, он бежал в Европу, стал во главе движения за разрушение государственного строя, сблизился и подружился с Карлом Марксом, вошел в руководство 1‑го Интернационала, а затем резко с Марксом разошелся и продолжил революционную деятельность вне связи с марксистами. Призывы Бакунина к разрушению государственности и установлению свободного миропорядка, того, что он называл анархическим стилем правления, стали широко известны во всем мире (в 1873 году он издал в Европе книгу "Государственность и анархия").

Затем анархистские взгляды развил князь П. А. Кропоткин, уехавший в 1876 году на Запад после ареста в России и заточения в Петропавловскую крепость (вернулся в Россию в июне 1917 года). Кропоткин был крупнейшим ученым в нескольких областях знания. географом, исследователем поведения животных, а также проблем, позже названных экологией. Помимо научных занятий он со страстью вошел в ряды революционеров. Он призывал к разрушению авторитарных режимов и созданию на их месте "безгосударственного коммунизма". вольного федеративного союза самоуправляющихся общин и городов, союза, основанного на принципах добровольности и "безначалья". Основой такого объединения должно было стать коллективное и равноправное для всех членов коммун пользование природными ресурсами, доходами, средствами жизнеобеспечения. Будучи крупнейшим специалистом в области изучения взаимоотношения животных, он исследовал принципы взаимопомощи у животных и перенес основные результаты своих исследований на человеческое общество. Взгляды Кропоткина до сих пор представляют интерес, за последние пять лет в мире опубликованы на разных языках десятки книг, обзоров и аналитических статей, посвященных научному значению исследований Кропоткина (см., в частности, книгу, выпущенную в 2011 году видным американским ученым Ли Элэном Дугэткиным (4), переведенную на несколько языков). Кропоткин полагал, что люди способны сами, без вмешательства государственных чиновников (в его терминологии "управителей") оценивать всё, что они делают, и руководствоваться добровольно взятыми на себя обязательствами, избегать отвратительного эгоизма и стремиться к солидарности усилий, направленных на благо своего рода, колонии, всего поселения и даже страны. Он формулировал анархизм как единственно разумную философию человеческих обществ. Поведение, основанное на учете интересов членов общественных объединений, на помощи и солидарности всех групп и отдельных людей, должно стать двигателем прогресса, считал он. Он писал:

"Анархистский мыслитель, чтобы установить наилучшие, по его мнению, условия для достижения счастья человечества, не прибегает к метафизическим концепциям (каково "естественное право", "обязанности государства" и т. д.). Наоборот, он идет по пути, начертанному современной эволюционной философией… Он изучает человеческое общество в его настоящем и прошлом. Не наделяя ни человечество, ни единичных индивидуумов качествами более высокими, чем они обладают в действительности, он рассматривает общество лишь как скопление (аггрегат) организмов, пытаясь найти наилучшие способы согласовать, в интересах благополучия рода, потребности индивидуума с потребностями кооперации. Он изучает общество, пытается разгадать его тенденции в прошлом и настоящем, его неотложные интеллектуальные и экономические потребности и в этом отношении указывает лишь направление, в котором совершается развитие" (5).

В 1892 году видный русский марксист Г. В. Плеханов опубликовал книгу "Социализм и анархизм", в которой постарался раскритиковать взгляды Кропоткина.

В целом идеология того направления общественной мысли, которое Бакунин и Кропоткин назвали анархизмом, стала повсеместно известной, появились сторонники этих взглядов и в Грузии (6), и Джугашвили, если и на самом деле он был автором статей{9}, посчитал важным коснуться темы противопоставления идей социализма и анархизма. Статьи не несли чего‑то оригинального по сравнению с трудами видных анархистов или Плеханова и оставались не переведенными на русский язык. Сами газетки, в которых их напечатали, давно исчезли из обращения, так что высказывания автора по данному поводу были практически никому не известны (7).

Для нас представляет особый интерес то, что в этой работе автор коснулся проблем дарвинизма и ламаркизма и высказал свои взгляды на происхождение человека и эволюцию. Именно эту сторону его рассуждений мы и рассмотрим подробнее.

Центральное место в первой части статей, озаглавленных "Диалектический метод", было отведено обсуждению эволюции живого мира. Автор упомянул кратко эволюционные процессы и теорию катастроф Кювье, увидел в них диалектическое единство количественных и качественных изменений, "когда прогрессивные элементы стихийно продолжают свою повседневную работу и вносят в старые порядки мелкие, количественные изменения" (8). Важно заметить, что по мнению автора именно постепенные изменения ведут, в конце концов, к революционным ситуациям, когда"… те же элементы объединяются, проникают единой идеей и устремляются против вражеского лагеря, чтобы в корне уничтожить старые порядки и внести в жизнь качественные изменения, установить новые порядки" (9). Важно заметить, что на протяжении всей жизни Сталин рассматривал идею Гегеля о переходе количественных изменений в качественные как главный закон философии, объясняющий самые существенные формы движения материи, и придавал ему первостепенное значение среди всех остальных философских умозаключений. Достаточно примитивные рассуждения о переходе количества в качество представлялись ему верхом философской мудрости{10}.

Завершая обсуждение превращения количественных изменений в качественные и утверждая, что якобы существует корреляция между эволюционными и революционными переходами, он пишет: "Такие же процессы имеют место и в жизни природы… все в природе должно рассматриваться с точки зрения движения развития. Эволюция подготовляет революцию и создает для нее почву, а революция завершает эволюцию и содействует ее дальнейшей работе" (13).

Пытаясь объяснить закономерности эволюции живых существ, Сталин укорял создателей эвоюционной гипотезы за то, что они не доросли до понимания важности революций, хотя и внесли вклад в науку: ". не были революционерами также Ламарк и Дарвин, но их эволюционный метод поставил на ноги биологическую науку" (14). Однако он отдавал предпочтение взглядам Ламарка, кого он не в силу хронологических причин, а по идеологическим соображениям ставил выше Дарвина: он уверенно заявлял, что нео‑ламаркизм{11} выйдет победителем в борьбе с нео‑дарвинизмом. Последний обречен, как он полагал, "уступить место неоламаркизму" (16).

Дальнейшие пассажи автора статей о социализме и анархизме показывают, что он чересчур примитивно представляет себе процессы эволюционного развития, когда рассуждает о них:

"… всякое жизненное явление имеет две тенденции: положительную и отрицательную, из коих первую мы должны защищать, а вторую отвергнуть" (17).

В этом заявлении не может не поражать примитивное деление жизненных процессов всего лишь на два полярных по своей направленности течения, непонимание и гораздо большего спектра тенденций в развитии, и их взаимозависимость, точно также как вульгарное стремление направить творческую активность человека к тому, чтобы "защитить" положительное начало и подавить "отрицательное". В годы расцвета сталинского диктата это его отношение к природе вылилось в особенно уродливое восхваление лозунга И. В. Мичурина: "Мы не можем ждать милостей от природы – взять их у нее наша задача", и в гибельное для природы отношение к естественным ресурсам{12}.

Затем автор вступает в полемику с грузинскими анархистами, которые заявляют, что "марксизм опирается на дарвинизм и относится к нему некритически" (18) и продолжает, сводя эклектически разные процессы в два противоположных направления:

"Дарвинизм отвергает не только катаклизмы Кювье, но также и диалектически понятое развитие, включающее революцию, тогда как с точки зрения диалектического метода эволюция и революция, количественное и качественное изменения – это две необходимые формы одного и того же движения" (19).

Наконец, автор подробно описывает, как идея Ламарка о наследовании приобретенных признаков воспринята им. Он уверенно заявляет, что эволюция идет за счет прямого восприятия организмами условий изменяющейся внешней среды. Именно этой идее он следует (примечательно, что в наиболее упрощенной форме), когда берется объяснить поступательный ход эволюции, с одной стороны, и доминирование материи над сознанием, с другой:

"Еще не было живых существ, но уже существовала так называемая внешняя, "неживая" природа. Первое живое существо не обладало никаким сознанием, оно обладало свойством раздражимости и первыми зачатками ощущения. Затем у животных постепенно развивалась способность ощущения, медленно переходя в сознание, в соответствии с развитием строения их организма и нервной системы. Если бы обезьяна всегда ходила на четвереньках, если бы она не разогнула спины, то потомок ее – человек – не мог бы свободно пользоваться своими легкими и голосовыми связками, и, таким образом, не мог бы пользоваться речью, что в корне задержало бы развитие его сознания. Или еще: если бы обезьяна не стала на задние ноги, то потомок ее – человек – был бы вынужден всегда ходить на четвереньках, смотреть вниз и оттуда черпать свои впечатления; он не имел бы возможности смотреть вверх и вокруг себя и, следовательно, не имел бы возможности доставить своему мозгу больше впечатлений, чем их несет четвероногое животное. Все это коренным образом задержало бы развитие человеческого сознания.

Выходит, что развитию идеальной стороны, развитию сознания предшествует развитие материальной стороны, развитие внешних условий: сначала изменяются внешние условия, сначала изменяется материальная сторона, а затем соответственно изменяется сознание, идеальная сторона" (20).

На совершенно спекулятивное, но вместе с тем твердо и недвусмысленно выраженное мнение, что внешняя среда способна так воздействовать на живые организмы, что непосредственно, сразу менять их наследственность, формировать новые наследственные признаки, благодаря чему эволюция только и возможна, следует обратить особое внимание. Получалось, что уже на заре формирования своего интеллектуального багажа, автор (Сталин?) уверился в том, что изменение походки обезьян, обретение возможности видеть дальше, не только меняло мозг, но и формировали новый род – человека. Когда генетики в первую четверть двадцатого века докажут, что среда не способна легко менять гены, что процесс их изменения сложен, что гены. довольно стабильные структуры, и нужны особые методы для их изменения, это войдет в противоречие со сталинскими убеждениями. Вместо того, чтобы принять во внимание вывод ученых, он заявит, что генетика. это вредная наука, что она противоречит идеалам большевиков и должна быть заменена более простыми, ламарковскими верованиями в то, что от упражнения органы развиваются, что, меняя условия жизни, можно быстро понуждать генные структуры меняться, точно так как якобы легко трансформировать экономические отношения на основе правильно сформулированной идеологии "победившего пролетариата".

Длинная сталинская тирада о процессах эволюции примечательна тем, что она показывает, как автор статей (воможно Сталин в начальный период своей политической активности) смело брался решать вопросы, которые требовали специализированных и глубоких знаний, коими он не обладал. Это обстоятельтво не останавливало его в 1906–1907 годах и определенно не служило для Сталина препятствием позже, когда он начал внедряться с такой же самоуверенностью в обсуждение философских категорий, а затем в разрешение вопросов экономики, генетики, клеточной теории, лингвистики, истории, физики, химии и прочих, неведомых ему наук. Знавший его лично академик А. М. Деборин, судьба которого и его связи со Сталиным будут подробно рассмотрены в последующих главах, оставил воспоминания, в которых он отметил эту тенденцию Сталина к самовосхвалению. Он писал, что Сталин видел себя Юпитером и претендовал на роль в науке, которую он не заслуживал:

[Сталин] мнил себя величайшим философом, в чем его уверили не менее великие "философы" Митин, Юдин и другие. Сталин был провозглашен величайшим диалектиком. Он же оказался "творцом новых величайших философских ценностей, новых крупнейших философских обобщений". "Марксистский диалектический метод в трудах И. В. Сталина нашел высочайшее развитие", – учили нас сталинские подголоски. Разве это не возмутительно? Мы не можем обойти этот вопрос, зная уровень умственного и философского развития Сталина. Сталин был полный профан в области философии. То же самое относится и к области наук исторических. Этим и объясняются те грубейшие ошибки, которые он делал в этих областях знания. Юпитер был мало сведущ в науках, абсолютным авторитетом которых он претендовал быть (21).