У Германа Мёллера была еще одна, не связанная с научными занятиями, страсть: его волновали социальные проблемы, он задумывался над тенденциями будущего развития человечества, проникался всё большим интересом к взглядам марксистов и даже более определенно – большевиков. Его не скрываемые от всех радикальные коммунистические взгляды вызывали настороженность и даже отторжение у многих американских коллег и окружающих. Он не был членом компартии США, но близко сотрудничал с её активистами и даже участвовал в нелегальном выпуске газеты, названной по аналогии с ленинской "Искрой". Не удивительно, что с начала 1930‑х годов на него стали коситься многие коллеги, и он решился на кардинальные перемены в жизни – посчитал, что ему будет гораздо легче развивать свои исследования, если он переберется в страну социализма, в СССР.

Ему не раз поступали приглашения директоров биологических институтов из Советского Союза – Вавилова, Кольцова, Левита и согласился принять приглашение Н. И. Вавилова о переезде в СССР. В 1932 году он выехал из США, провел почти год в Институте мозга в тогдашнем пригороде Берлина – Бухе в лаборатории Н. В. Тимофеева‑Ресовского, а в сентябре 1933 года прибыл в Ленинград и был принят сотрудником Института генетики АН СССР, учрежденным после смерти Филипченко на базе его лаборатории Н. И. Вавиловым{35}. 5 ноября 1933 года Мёллер прочел лекцию в Академии наук СССР, затем часто выступал с лекциями и докладами в различных аудиториях. Когда Сталин распорядился в 1934 году перевести Академию Наук в Москву, Вавилов, у которого пока сохранялись деловые связи и со Сталиным, и с многими другими руководителями страны, без труда добился, чтобы Институт генетики также переместили в столицу. Благодаря этому Мёллер почти на три с половиной года перебрался в Москву и руководил лабораторией проблем гена и мутагенеза в этом институте. Он привез с собой в СССР коллекцию генетически изученных дрозофил, специальную посуду, оборудование, оптику и энергично включился в работу (2). Вместе с ним работали ученики скончавшегося Филипченко – Н. Н. Медведев, Ю. Я. Керкис, М. Л. Бельговский, А. А. Прокофьева‑Бельговская и другие. Кроме того. он читал специальный теоретический курс для научных работников, вел семинары, выступал с научными лекциями и докладами, консультировал генетические лаборатории в стране и поддерживал связи со многими учеными.

Он не раз рублично заявлял о связи большевистской идеологии с материализмом и писал о том, что из марксизма вытекает его родство с генетическими построениями. Например, во вступительной статье к переводу книги Дж. Б. С. Холдейна "Факторы эволюции" (3) он утверждал, что существует идеологическое единство эволюционных воззрений Дарвина и философии Маркса и Энгельса:

"логически мыслящий человек, в особенности читатель в рабочем обществе, найдет в современных фактах биологической эволюции прочнейшую основу материализма в естественных науках, а также богатый материал для будущей организации сознательного контроля человека не только над глубочайшими процессами в подвластных ему животных и растениях, но даже и над процессами его собственной биологической природы" (4).

В феврале 1934 года по представлению Вавилова Мёллера избрали иностранным членом АН СССР (5).

С первых дней после переезда в СССР возобновилась его дружба с Левитом. Он посещал семинары в Институте медицинской генетики, активно в них участвовал, установил дружеские отношения с ведущими сотрудниками института, читал статьи, готовившиеся для сборников научных работ ИМГ, и сам опубликовал в четвертом томе трудов в 1936 году статью (6), подписавшись "Консультант Медико‑генетического института". Он выступал против ламаркистских взглядов о влиянии среды на гены и, не подозревая этого, шел против сталинской веры в правоту Ламарка.

В первую четверть 20‑го века в США многие ученые пропагандировали евгенику, причем в том виде, от которого позже категорически отказались. В ряде американских штатов были введены законы о принудительной стерилизации больных наследственными болезнями или закоренелых преступников, обсуждались пути приложения евгенических процедур к улучшению наследственности человеческого рода, и Мёллера интересовали эти проблемы. Попав в Москву и оказавшись вовлеченным в работу медико‑генетического института, Мёллер встретил Серебровского, который тоже не переставал размышлять об улучшении человечества. Как было упомянуто выше, Серебровский был воодушевлен идеями Иванова о возможности скрещивания человека и обезьян и не переставал верить, что удастся вывести гораздо более продвинутую "породу" людей с помощью искусственного осеменения. Думать на эти темы он не перестал и после осмеяния Демьяном Бедным евгеники (наверняка по прямому указанию Сталина), когда Серебровскому пришлось даже опубликовать покаяние о неверности своих советов об ускорении выполнения пятилетнего плана и признать, что он ошибся (7). По видимому Серебровский, Левит, Агол и их приверженцы сильно повлияли на Мёллера, утвердив его в правильности рассуждений о необходимости приложения методов искусственного осеменения к людям. Мёллер работал над книгой, посвященной этой проблеме, завершил её в Москве и сумел издать в Нью‑Йорке в 1935 году (8). Её основная идея сводилась к тому, что с помощью искусственного оплодотворения можно улучшить человеческий род за один‑два века настолько, что большинство людей будет нести, как он писал, "задатки таких гениев как Ленин, Ньютон, Леонардо да Винчи, Пастер, Бетховен, Омар Хайям, Александр Пушкин, Сун Ят Сен или Маркс". Он написал, что было бы важно сохранять сперму выдающихся людей, замораживать её и пытаться в будущем использовать для искусственного оплодотворения женщин и, в частности, сокрушался, что не удалось сохранить сперму Ленина, чтобы использовать её для этих целей. Пламенные проповеди Серебровского, что нужно применять методы искусственного осеменения к людям, используя сперму выдающихся, заранее отобранных самцов, подействовали на Мёллера, и он в своей книге повторил предложения, звучавшие из уст его русского друга.

В начале мая 1936 года он послал эту книгу Сталину, сопроводив eё длинным письмом на 17 страницах, в котором призывал вождя советского государства создать условия для практики искусственного осеменения в широчайших масштабах и настаивал на том, что в первом социалистическом государстве нужно всемерно использовать достижения генетики человека. При этом он утверждал, что именно большевистский строй открывает возможности улучшения человеческой породы, поясняя, что техника искусственного осеменения поможет ускорить в 50 000 раз получение выдающихся личностей. Письмо было написано несомненно с помощью его русских коллег, страстно, с переполнявшими автора чувствами восторга перед социалистическими идеями, его веры в безграничный прогресс в СССР и открыто выраженного преклонения перед гением самого Сталина. Письмо сохранилось в личном архиве Сталина, было помечено как засекреченное и только в 1997 году было опубликовано сыном Н. И. Вавилова Юрием Н. Вавиловым, который разыскал его среди сталинских бумаг и опубликовал оригинальный текст (9). Я приведу лишь отрывки из этого документа:

"Товарищу Иосифу СТАЛИНУ.

Секретарю Коммунистической партии СССР,

Кремль, Москва.

Дорогой товарищ Сталин!

В качестве ученого, убежденного в окончательной победе большевизма во всех отраслях человеческой деятельности, я обращаюсь к Вам с вопросом жизненной важности… для суждения о нем необходима Ваша дальновидность, и Ваше уменье реалистически применять диалектическую мысль.

Дело касается ни более ни менее как сознательного контроля над биологической эволюцией человека… Это тот процесс, которому буржуазное общество было совершенно неспособно смотреть прямо в лицо. Его увертки и извращения в этом вопросе обнаруживаются в пустой болтовне о "евгенике", обычной для буржуазных "демократий", и лживом учении о "расовой чистоте", которое служит национал‑социалистам орудием в классовой борьбе… В противовес этим буржуазным извращениям, генетики, принадлежащие к левому крылу, признают, что только социалистическая экономическая система может дать материальную базу и социальные и идеологические условия, необходимые для действительно разумной политики в отношении генетики человека, для политики, которая будет руководить человеческой биологической эволюцией в социально‑желательном направлении… Подлинная евгеника может быть только продуктом социализма…

В этой связи применим революционный завет Маркса: "Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его". Подобным же образом здесь применимо Ваше собственное недавнее обращение к ученым вообще, которое призывает их прислушаться к голосу практики, опыта и быть готовым в их свете отбросить традиционные стандарты, установленные устаревшими теоретиками и поставить каждую отрасль знания в максимально возможной степени на службу обществу…"

Американский генетик давал еще более радужные оценки скорости создания генетически улучшенных потомков, чем пятью годами раньше делал Серебровский, и заявлял:

"Таким образом, и может быть сделан весьма значительный шаг даже на протяжении одного поколения. и Через 20 лет уже будут весьма знаменательные результаты, способствующие благу народа. И если к этому времени капитализм все еще будет существовать за нашими границами, это и не может не создать весьма значительных преимуществ для нас…

…Многие матери завтрашнего дня, освобожденные от оков религиозных предрассудков, будут горды смешать свою плазму с плазмой Ленина или Дарвина, и дать обществу ребенка, наследующего их биологические качества…

Таковыми представляются мне вкратце диалектические взгляды на отношения между биологической и социальной эволюцией, и действительная большевистская атака на эту проблему будет основана на полном признании этих отношений."

Мы уже знаем, как Сталин отреагировал на предложения Серебровского. Поэтому, зная сколь упрям был Сталин в своих взглядах, надежд на то, что он изменит их и признает пользу евгенических процедур, было мало.

Хотя Мёллер уверенно постулировал возможность резкого изменения наследственных качеств советских людей после использования в СССР процедур искусственного осеменения в широчайших масштабах, расчеты, на которых основывалась эта гипотеза, не приводились. Оставалась также необъясненной загадка того, как в ближайших поколениях после такого осеменения будут преодолены возможные негативные последствия близкородственного скрещивания (ведь при использовании спермы небольшого числа исходных "выдающихся самцов" вероятность вступления в брак близких родственников возрастала). Возможно, Мёллера привлекала идея резкого улучшения качеств потомков скрещивания "чистых линий", своеобразного гетерозиса у человека (при скрещивании чистых линий генетики обнаружили резкий подскок урожайности кукурузы, и в США за счет гетерозиса собирали невиданные ранее урожаи зерна). Но без всякого упоминания о неблагоприятных эффектах близкородственного скрещивания сомнения в пригодности использования спермы одного мужчины для осеменения сразу 50 тысяч женщин оставались.

Еще одной частью письма стало высказанное Мёллером в категорической форме отрицание возможности менять гены путем лучшего воспитания или простого изменения условий жизни:

"… нельзя искусственно изменять сами гены в каком‑либо особом специальном направлении. Представление о том, что это может быть сделано, является пустой фантазией, вероятно, неосуществимой еще в течение тысячелетий."

Почти определенно можно сказать, что Мёллеру и его русским коллегам Серебровскому и Левиту не была известна в те годы направленность мыслей Сталина, в корне противоположная взглядам, изложенным в письме. Текст ранней работы "Анархизм или социализм?" (1906–1907), в которой были высказаны ламаркистские настроения, оставался никому неизвестным вплоть до 1946 года. Сталинское осуждение "вейсманизма" слышали в декабре 1930 года Митин, Юдин, Ральцевич и, возможно, Кольман, но запись этих слов, сделанная Митиным, была надежно запрятана в личном архиве Сталина под грифом "совершенно секретно" вплоть до 2002 года. Таким образом, отрицательное отношение Сталина не только к генетике человека, но к генетике вообще было в 1930‑х годах неизвестно никому, кроме нескольких приближенных к вождю людей. Однако выпады Мёллера в адрес ламаркизма и его убежденность в правоте генетиков безусловноно противоречили сталинским взглядам. Сталин отвергал и раньше, и позже положения, на которых настаивал Мёллер:

"Несомненно, обычное влияние среды, которая воздействует на тело или на разум человека – воспитание, лучшее питание и т. д., ‑ хотя оно чрезвычайно важно в своем воздействии на самого индивидуума, но все же не приводит к улучшению или к какому‑либо определенному изменению самих генов и, таким образом, поколения, следуя такому "воздействию", начинают с такими же способностями, как и их предки".

Эти слова могли вызвать у Сталина лишь взрыв негодования. Не могло улучшить впечатления признание Мёллером возможности изменений генов, но совсем не таких быстрых, как хотелось бы "преобразователям природы" сталинской поры:

"Гены, конечно, могут быть изменены с помощью некоторых решительных средств, как икс‑лучи, но эти изменения происходят случайным образом и в большинстве случаев результаты этого вредны."

Уверенное утверждение Мёллера о том, что гены нельзя менять по желанию, например, путем воспитания, и подтвержденные его экспериментами оценки редких изменений генов мутациями дали ему право говорить, что мутации случайны и чаще всего вредны для организмов. Эти фразы, пусть высказанные человеком, клявшимся в приверженности большевистской идеологии, были квинтэссенцией того, что противоречило мнению Сталина. Они расходилась с взглядами большевиков, веривших, что можно запросто лепить новые формы, направленно создавать организмы с измененной наследственностью, а Мёллер с упорством обрушивал эти надежды. Можно предполагать также, что вряд ли Сталину понравились восторги Мёллера по поводу гениальности Ленина. Отто Рудольфович Лацис привел свидетельства того, что Бухарин отметил однажды в своем кругу, как Сталин недолюбливал Ленина (10). О явной нелюбви Сталина к Ленину писал в "Письмах о революционерах" и Л. Б. Троцкий.

Мёллер, возможно не специально, но как оказалось, крайне предусмотрительно, известил Сталина о том, что его взгляды по поводу возможности применения евгеники для улучшения человеческого рода уже широко разрекламированы коммунистической печатью в США:

"Позитивный, или как я бы хотел назвать его, "большевистский" взгляд на вышеизложенное, был недавно сформулирован мною в книге "Выход из мрака", в которой развито больше деталей, чем это могло быть сделано выше. Эту точку зрения поддерживает группа некоторых наиболее способных современных генетиков мира. Все они в отличие от генетиков двух других лагерей принадлежат к политической левой и горячо сочувствуют Советскому Союзу. Друзья дела коммунизма в общем объединяются на их стороне, как это показывают благоприятные обзоры об упомянутой книге в таких находящихся в руках коммунистов органах, как "Дейли Воркер" – Нью‑Иорк, "Нью‑Массес" и "Бук Унион" и даже как в "Нью Рипаблик". Мы надеемся, что Вы примете этот взгляд благожелательно и со временем найдете возможным, по крайней мере в некоторых размерах, подвергнуть его предварительному испытанию на практике. Ибо наша наука генетика с ее огромными возможностями для человека, не должна оставаться в стороне, но подобно другим наукам должна динамически и действенно занять свое место в великом центральном потоке социалистического развития. Таким образом Октябрьская революция окажется поворотным пунктом не только в социальной организации, в развитии техники и в завоевании человеком неодушевленной природы…".

Оптимистическая концовка письма Сталину была схожа с лозунгами той поры:

"Отбросив ложных богов, человек, организованный при социализме, должен взять на себя роль творца, завоевывая с большевистским энтузиазмом также и ту неприступную крепость, в которой находится ключ к его собственному внутреннему существу.

Имеется, конечно, много важных принципиальных и практических моментов, связанных с этими предложениями, которым нет места в данном письме. Некоторые из них рассматриваются в упомянутой книге, экземпляр которой я Вам посылаю отдельно. Я буду рад дать любые дальнейшие подробности по этим вопросам, если это будет желательно.

С глубоким уважением,

братски ваш Г. Г. МЁЛЛЕР – старший генетик Института генетики

при Академии Наук СССР, Москва; член Национальной Академии

Наук США; иностранный член Академии Наук СССР.

5 мая 1936 года" (10).

Приведенные строки из длинного письма Мёллера показывают, как он попытался подчеркнуть превосходство социалистического миропорядка и большевистской идеологии, часто используя привычные сталинскому времени клише именно большевистской пропаганды. Возможно, это отражало его тогдашние внутренние установки. Позднее, вернувшись в США, он заметно поменял свою фразеологию. Можно об этом судить по таким двум примерам. В статье "Учение Ленина в приложении к генетике", опубликованной в СССР в 1934 году в сборнике "Памяти В. И. Ленина" (11), Мёллер заявил о философских ошибках в развитии концепции гена, сделанные У. Бэтсоном, К. Пирсоном, У. Каслом и особенно Т. Морганом и подверг этих корифеев науки критике за, как он писал, их идеализм, грубый механицизм и консервативное направление мысли. Однако позже в речи с характерным названием "Русская культурная инквизиция", произнесенной 15 ноября 1949 в США, Мёллер признал ошибочными свои старые взгляды, изложенные в 1934 году в упомянутой статье (12). В 1934 году ему казалось, что он применяет к принципам генетики "все хорошее, что он нашел в диалектике". В 1949 году он назвал ту свою статью "достойной сожаления".

В письме к Сталину он открыто льстил ему, и восторженность перед социалистическим строем выпирала из строк письма. Однако Сталин американскому ученому не ответил, хотя А. А. Прокофьева‑Бельговская, работавшая в лаборатории Мёллера и близко с ним общавшаяся, сказала мне в 1960‑х годах, что окольными путями летом 1936 года Мёллеру стало известно, что Сталин не только ознакомился с письмом, но и потребовал срочно перевести его книгу на русский и прочел её. Об этой уверенности Мёллера написал много позднее (в 1981 году) его американский ученик Элоф Карлсон в ставшей широко известной биографической книге о нем (13). Другой ученик Мёллера тех лет, Николай Н. Медведев, сказал мне в 1960 году, что Мёллер как‑то в разговоре с ним в начале зимы 1937 года обронил фразу, что видимо идеи книги пришлись Сталину не по вкусу. Сталину не захотелось прислушаться к крупному ученому, человеку уже опубликовавшему исследование, за которое вскоре ему присудят Нобелевскую премию. Можно себе представить, как велика была бы гордость советских руководителей, если бы присужденная Мёллеру в 1946 году Нобелевская премия была бы вручена ему как советскому ученому. Это бы случилось при жизни Сталина, а ведь при нем ни одному советскому ченому этой премии не дали. Останься Мёллер в советской России, пользуйся он благорасположением Сталина, как много пользы такой ученый мог принести стране и её народу. Но Сталин предпочел слушать шарлатанов, вроде Митина или Лысенко, а не тех настоящих гениев, которые, как Кольцов или Мёллер, развенчивали лысенок. Сталин верил обещаниям шарлатанов, он хотел был обманутым, и его водили за нос лысенки с помощью примитивных и повторяющихся год за годом обманов.

Истинное отрицательное отношение Сталина к науке генетике было в 1930‑х годах неизвестно никому (разве, кроме нескольких приближенных к вождю людей). Они, или сам Сталин, могли настроить Лысенко против генетики, который с 1929 года публично подчеркивал, что он никоим образом не относится к этой науке предубежденно, но с 1934 года вдруг начал резко отрицать правоту генетики.

Сегодня можно думать, что Сталин, прочтя письмо и книгу Мёллера, стал относиться к нему не просто настороженно, а скорее всего крайне негативно.