Поскольку политико‑правовая система Белого движения, его репрессивная политика ориентировались не на войну с «внешним врагом», а на противостояние с «захватчиками власти» (как они определялись в белом законодательстве) – большевиками, то нормы «военного времени», действовавшие, например, во время Первой мировой войны, конечно, оказывали влияние на законодательство (в форме организации белой власти, например), но в меньшей степени, чем это было в 1914–1917 гг. Гораздо большее влияние оказывало репрессивное законодательство Российской империи, ориентированное на «подавление революционного движения», в частности, юридические акты, вводившие положения чрезвычайной и усиленной охраны («Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г.) и принятые по инициативе П. А. Столыпина законодательные постановления о военно‑полевых судах.

После 1917 года, в условиях т. н. «военно‑походного законодательства», приходилось учитывать необходимость создания и «гражданской» власти. Однако изначально в истории Белого движения данная управленческая модель опиралась на «Положение о полевом управлении войск в военное время». Оно было разработано под руководством великого князя Николая Николаевича накануне Первой мировой войны (утверждено 16 июля 1914 г.). Другой законодательный акт, также оказавший влияние на формирование репрессивной политики Белого движения, – «Правила о местностях, объявляемых состоящими на военном положении» (приложение к ст. 23‑й Общего Учреждения губернского, т. 2. Законов Российской империи). «Положение» определяло статус «театра военных действий», на котором «все гражданское управление подчинялось главным начальникам соответствующих военных округов или военным генерал‑губернаторам».

Военная власть превосходила «гражданское управление» тем, что ее распоряжения исполнялись «всеми правительственными местами, общественными управлениями, должностными лицами всех ведомств и всем населением». «Никакое правительственное место, учреждение или лицо» не имели права «давать Главнокомандующему предписаний или требовать от него отчетов».

Главком мог «устранять от должностей всех должностных лиц всех ведомств на государственной, земской или городской службе в подчиненном ему районе, без различия чина и звания», а также «утверждать предельные цены, продовольственные и иные тарифы, общие для армий и тыла подчиненного ему района», «устанавливать в занятых неприятельских областях подати и налоги, а равно налагать контрибуции и подвергать имущество жителей конфискации»[1].

«Правила о местностях» предусматривали полноту власти Главнокомандующего, Командующего фронтом или Командующего армией. Они получали право «воспрещать удаляться из места жительства таким лицам, которых… предполагается привлечь к работам для достижения целей войны», «назначать общие и частные реквизиции», «воспрещать вывоз необходимых для работ орудий и материалов… могущих потребоваться для войск…» (ст. 9, 10). Военной власти подчинялись и обязаны были «оказывать всякое содействие» генерал‑губернатор, полицейские начальства и «все гражданские власти, а равно городские и земские управы» (ст. 13.). Особенно примечательна была ст. 12 «Правил»: «…Если в местности, объявленной на военном положении, будет признано необходимым для охранения государственного порядка или успеха ведения войны, принять такую чрезвычайную меру, которая не предусмотрена в сем приложении, то Главнокомандующий, непосредственно или по представлению Командующего армией, делает распоряжение о принятии сей меры собственной властью…».

«Положение» и «Правила» в полной мере вводили принцип военной диктатуры, делая гражданскую власть лишь вспомогательным звеном в системе прифронтового управления, полностью зависимой от распоряжений военачальника. Как будет показано ниже, подобная система практиковалась в Сибири (когда в 1919 г. на военном положении объявлялись отдельные участки Транссибирской железной дороги), на белом Севере и Северо‑Западе. Интересно отметить, что, по мнению министра финансов Уральского областного правительства, члена ЦК кадетской партии Л. А. Кроля, Колчак, «как и большинство военных, …очень высоко ставил «Устав о полевом управлении войск», который может быть вполне пригоден для занятых армией мест в неприятельской стране, но чрезвычайно малопригоден в гражданской войне, в применении у себя дома». В беседе с Управляющим делами Российского правительства Г. К. Гинсом в октябре 1919 г. адмирал называл «Положение» «несравненным по обдуманности и стройности», воплотившим в себе «опыт и гений веков»[2].

Говоря же о Гражданской войне вообще и о белой Сибири в частности, уместно отметить постановление Временного Сибирского правительства от 15 июля 1918 г., утвердившее «Временные правила о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Опираясь на них, функционировала репрессивная система и Российского правительства адмирала Колчака. Здесь уже вполне логично отметить преемственность от репрессивного законодательства Российской империи. А, как известно, подобная репрессивная политика стала основанием для многих сегодняшних «обвинений» Колчака: «военный преступник», «преступления против правосудия», «преступления против человечности» и т. п.

Итак, содержание «Временных правил».

Статья 1. Руководство и направление действиями по охранению государственного порядка и общественного спокойствия принадлежит Временному Сибирскому Правительству. Задачу эту Временное Сибирское правительство осуществляет через министра внутренних дел.

Статья 2. Министру внутренних дел предоставляется право – в целях охраны государственного порядка и общественного спокойствия – объявлять ту или иную местность на военном положении, донося об этом Временному Сибирскому правительству.

Статья 3. В местностях, находящихся на театре военных действий, а также в местах расположения военных частей и обслуживающих их учреждений вблизи театра военных действий (войсковых районах, ст. 13 Положения о полевом Управлении войск), право объявлять военное положение предоставляется Командующему армией и командирам отдельных корпусов, с донесением о том Временному Сибирскому правительству.

Статья 4. Военное положение вступает в силу с момента объявления его на местах и действует в течение шести месяцев, если не будет отменено ранее.

Статья 5. При объявлении военного положения должны быть точно указаны местности, на которые оно распространяется.

Статья 6. По истечении шестимесячного срока военное положение может быть продолжено в порядке, указанном ст. 2 и 3 настоящих правил.

Статья 7. С прекращением военного положения в данной местности восстанавливается полная сила действующих законов и отменяются все временные обязательные постановления, введенные на основании этого положения.

Статья 8. В местностях, объявленных на военном положении министром внутренних дел, права и обязанности по охранению государственного порядка и общественного спокойствия возлагаются на областных и губернских комиссаров или на особых лиц, по назначению министра внутренних дел; в местностях, означенных в ст. 3 настоящего постановления, – на особых начальников по назначению командующего армией или командиров отдельных корпусов.

Статья 9. В местностях, где объявлено военное положение, указанные в предшествующей статье лица имеют право: а) издавать обязательные постановления или приказы, представляющиеся им необходимыми, для предупреждения нарушения государственного и общественного порядка; б) устанавливать за нарушение обязательного постановления или приказа взыскания в виде заключения в тюрьме до 3 месяцев или денежного штрафа до 3000 руб.

Статья 10. В местностях, объявленных на военном положении, министру внутренних дел, командующему армией или командиру отдельного корпуса по принадлежности (ст. 2, ст. 3) предоставляется: а) воспрещать общественные, народные и частные собрания; б) воспрещать отдельным лицам пребывание в местности, объявленной на военном положении на срок его действия; в) приостанавливать периодические издания с направлением дела по ст. 1213 1/23 Уст. Угол. Судопроизв. изд.  1914 г.

Статья 11. В местностях, объявленных на военном положении в порядке ст. 3, командующему армией или командиру отдельного корпуса предоставляется: а) воспрещать удаляться из места жительства таким лицам, которых по их знанию, ремеслу и занятию предполагается привлечь к работам для достижения целей войны; б) назначать общие и частные реквизиции; в) воспрещать вывоз необходимых для работ орудий и материалов, а также продовольственных и перевозочных средств, фуража, дров и тому подобных предметов, могущих потребоваться для войск; г) уполномочивать на принятие мер, означенных в п. «б» и «в» сей статьи, подчиненных ему военных начальников. Примечание. Лицам, упомянутым в п. «а» сей статьи, если они не имеют собственных запасов продовольствия, таковое может быть назначаемо наравне с чинами армии.

Статья 12. В местностях, объявленных на военном положении в порядке ст. 3, каждый военный начальник, под личной своей ответственностью, вправе распорядиться уничтожением строений и истреблением всего того, что, по военным соображениям, может затруднить движение или действие наших войск или благоприятствовать неприятелю. Примечание. За все уничтоженное и истребленное на основании сей статьи – частным лицам и учреждениям производится по их заявлениям вознаграждение, определяемое особою комиссией, состав и объем компетенции которой будет определен особо.

Статья 13. В местностях, объявленных на военном положении (ст. 2 и 3), милиция подчиняется непосредственному руководству той гражданской или военной власти, по принадлежности, на которую, согласно ст. 8, возлагаются обязанности по охранению порядка и общественного спокойствия.

Статья 14. В изменение и дополнение уголовных законов, лица, виновные: а) в вооруженном восстании и призыве к таковому против Временного Сибирского Правительства и за Государственную измену, б) в умышленном поджоге, истреблении, приведении в негодность воинского вооружения и снаряжения, средств нападения и защиты, запасов продовольствия и фуража, в) в умышленном истреблении и повреждении водопроводов, мостов, плотин, шлюзов, колодцев, бродов или иных средств, назначенных для передвижения, переправы, судоходства, предупреждения наводнения или необходимых для снабжения водой, г) в умышленном истреблении или повреждении всякого рода телеграфов, телефонов или иных снарядов или аппаратов, назначенных для передачи известий, д) в умышленном повреждении железнодорожных сооружений пути, подвижного состава и установленных знаков на водных путях, е) в вооруженном нападении на места заключения, на часового, военный караул и всякого рода стражу, за вооруженное сопротивление военным и гражданским властям, часовым, военному караулу и всякого рода страже, ж) во всяком умышленном убийстве, а также и в покушении на убийство должностных лиц при исполнении и по поводу исполнения ими служебных обязанностей, з) в изнасиловании, разбое и умышленном зажигательстве или потоплении чужого имущества, – если деяния эти совершены в местностях, где введено военное положение (ст. 2 и 3), при действии сего последнего наказуются на одну степень выше установленного уголовными законами наказания.

Статья 15. В местностях, указанных в ст. 3, а также на линиях железных дорог и водных путей, объявленных на военном положении, командующему армией или командиру отдельного корпуса предоставляется – лиц, находящихся в указанных районах, если они обвиняются в совершении преступлений, поименованных в ст. 14, предавать военному суду.

Статья 16. В местностях, где рассмотрение преступлений, перечисленных в ст. 14, передано военным судам, лица, признанные виновными в совершении указанных преступлений, подвергаются наказанию каторгою без срока и срочною на 20 лет.

Статья 17. В случае бездействия власти со стороны должностных лиц, указанных в ст. 8, при исполнении ими служебных обязанностей в местностях, объявленных на военном положении, лица сии могут быть, по определению суда, подвергаемы определенным в законе взысканиям не только в высшей оных мере, но даже одною и двумя степенями выше.

Статья 18. Жалобы на действия и постановления министра внутренних дел, командующего армией или командира корпуса, областных и Губернских комиссаров и особых начальников и лиц, назначенных в порядке ст. 8 настоящих правил, приносятся через министра юстиции Временному Сибирскому правительству в семидневный срок. Принесение жалоб не останавливает приведение в исполнение распоряжений и постановлений, принятых на основании этих правил. Жалобы подаются тому лицу, на действия которого приносятся, а им должны быть представлены по принадлежности с необходимыми сведениями не позже трех суток после их подачи.

Статья 19. Настоящие правила издаются в отмену всех существовавших ранее и изданных во время переворота узаконений и правил об исключительных положениях, кроме положения осадного.

Председатель Совета Министров Петр Вологодский. Члены Совета Министров: Министр финансов И. Михайлов, Министр Внутренних Дел В. Крутовский. Скрепил Товарищ Министра Юстиции Морозов [3].

После прихода к власти адмирала Колчака суть репрессивной политики оставалась прежней, но ее применение отразило специфику положения Сибири, рост повстанческого движения, признание необходимости жесткой «борьбы с большевизмом». Довольно развитая структура Российского правительства отнюдь не гарантировала отсутствия внутренних проблем в его практической деятельности, от разного рода трений между военными и гражданскими властями на самых различных уровнях.

Важно отметить, что уже в «Конституции 18 ноября» (законодательном акте, регламентировавшем порядок функционирования «колчаковской власти») был заложен принцип особого статуса Верховного правителя. В частности, поскольку Колчак занимал должности Верховного правителя и Верховного Главнокомандующего, ему предоставлялось «особенное» право «принятия чрезвычайных мер для обеспечения комплектования и снабжения вооруженных сил и для водворения гражданского порядка и законности» (часть 2 ст. 3 «Конституции»)[4]. Колчак мог использовать полномочия, согласно Положению о полевом управлении, с передачей гражданской власти под контроль военных.

И такая ситуация возникла довольно скоро. 11 февраля 1919 г. приказом Верховного правителя были приняты «Правила о военном положении», объявленном на линиях железных дорог и в местностях, к ним прилегающих. Ими вводилось военное положение на линии Транссибирской железной дороги «для восстановления правильного движения, а также для обеспечения государственного порядка и общественного спокойствия». В зону военного положения вошли города Омск, Томск, Ново‑Николаевск, Барнаул, Канск, Ачинск, Красноярск, Иркутск, а также прилегающие к железной дороге территории. Данные «Правила», по существу, создавали «двоевластие», оправдываемое ссылками на условия «военного времени», но порождающее в то же время разногласия в полномочиях между военной и гражданской администрациями, а также – с полномочиями Межсоюзнического железнодорожного комитета (подробнее о соотношении военных и гражданских властей на местном уровне см. раздел, посвященный системе местного управления в белой Сибири). «Правила» предусматривали целый ряд мер для «предупреждения нарушений государственного порядка и общественного спокойствия», в частности: запрет на проведение «всякого рода стачек и забастовок»; изъятие, с последующим привлечением к ответственности, любой печатной продукции, «угрожающей государственному порядку»: закрытие признанных «угрожающими государственному порядку и общественному спокойствию» обществ и союзов, наказания за спекуляцию. Вся полнота власти передавалась управляющим губерниями, по территории которых проходила железная дорога, или «уполномоченным», назначавшимся Верховным правителем (представители военного ведомства или МВД). Их действия могли обжаловаться в 1‑м департаменте возрождаемого Сената[5].

Как уже упоминалось, законодательная база с учетом военного положения в Сибири была введена законом от 11 февраля 1919 г. в отношении линии Транссиба и прилегающей к ней территории и дополнена приказом Верховного правителя и Верховного Главнокомандующего от 23 марта 1919 г. Однако в тыловых районах действовала гражданская администрация, не способная справиться с восстанием собственными силами.

Рассмотрение и анализ причин и последствий повстанческого движения в Сибири, форм и методов борьбы с ним может стать предметом отдельных монографий и сборников документов. Часть данных документальных материалов приведена в приложениях к книге. Пока же заметим следующее:

Действия Верховного правителя и Верховного Главнокомандующего адмирала Колчака в целом вписывались в рамки той политико‑правовой компетенции, которая была утверждена законодательством российского Белого движения, выработанного на дореволюционной законодательной базе и претендующего на абсолютную законность в период Гражданской войны и необходимой для полной «победы над большевизмом».

Никакой другой законодательной базы, определявшей правомерность действий адмирала Колчака в 1918–1919 гг., не было и быть не могло (норм международного права применительно к гражданским войнам не существовало, советское законодательство отрицалось полностью).

Говорить о гуманизме или, напротив, об отсутствии такового в данном случае не приходится. В противном случае необходимо, например, утвердить статус «Столыпина‑вешателя» на основании той репрессивной политики которую проводил премьер‑министр и глава МВД в 1906–1907 гг. (не говоря уже о «Николае Кровавом»). Ведь положение и статус П. А. Столыпина и А. В. Колчака – в контексте «борьбы с революцией» – абсолютно идентичны. Разница только во времени.

Заканчивая тему понимания причин и последствий повстанческого движения, представителями «белой власти» уместно привести слова Верховного правителя адмирала Александра Васильевича Колчака, сказанные им на последнем допросе перед расстрелом (6 февраля 1920 г.): «Я недавно беседовал с одним из членов революционного комитета. Он меня спрашивал, известны ли мне зверства, которые проделывались отдельными частями. Я сказал, что в виде общего правила это мне неизвестно, но в отдельных случаях я допускаю. Далее он мне говорит: «Когда я в одну деревню пришел с повстанцами, я нашел несколько человек, у которых были отрезаны уши и носы вашими войсками». Я ответил: «Я наверное такого случая не знаю, но допускаю, что такой случай был возможен». Он продолжает: «Я на это реагировал так, что одному из пленных я отрубил ногу, привязал ее к нему веревкой и пустил его к вам в виде «око за око, зуб за зуб». На это я ему только мог сказать: «Следующий раз весьма возможно, что люди, увидав своего человека с отрубленной ногой, сожгут и вырежут деревню. Это обычно на войне и в борьбе так делается»[6].

Подобного рода оценка Гражданской войны вполне объективна и дает представление о нарастающей эскалации братоубийственного противостояния.

Примечательно, что в конце июля 1919 г., в условиях начавшегося отступления белых армий, резко обострилась проблема «стабильности тыла». В условиях, когда фронт постоянно требовал пополнений, а любое «восстание» в тылу требовало отвлечения и без того скудных сил и средств, Колчак утвердил довольно жесткий приказ (№ 167 от 27 июля 1919 г.). По сути, им вводилась уже военная диктатура на местах. Его текст достаточно красноречив и в комментариях не нуждается.

«Отход наших армий на Уральском фронте вызвал в тылу армии и во многих городах среди населения совершенно недопустимые и неприличные явления.

Большевистские агенты совместно с представителями противоправительственных партий и организаций усилили свою работу по созданию всевозможных ложных и тревожных слухов об армии и правительстве. Появились воззвания, где под старыми лозунгами выступили организации, уже испробовавшие свою работу над развалом России, приведшую к большевистской анархии и неслыханному позору.

Среди тех граждан, которые никогда ни о чем не думали, кроме наживы, забыв государственное бедствие, и утратили всякие представления о долге, совести и чести; в связи с указанной деятельностью создалась животная трусливая паника.

Появились отвратительные явления беженства здоровых, сильных физически людей, неспособных с оружием в руках отстаивать даже себя и свое достояние и уклоняющихся под разными предлогами от величайшего долга перед Родиной – военной службы.

Усиленно распространяются слухи о готовящихся выступлениях большевиков в разных городах.

Только трусы, негодяи и изменники могут говорить о какой‑то катастрофе, и только в нравственно разложившемся обществе могут возникать такие явления трусости и низости.

Я буду вести борьбу с большевизмом на фронте и в тылу до полного уничтожения этого позора и верю, что армия той части, которая ведет борьбу на жизнь и смерть, сделает то же; я хочу верить, что среди граждан и населения Сибири есть сильные и твердые духом, которые помогут армии и мне довести до конца начатое дело, не смущаясь никакими неудачами и испытаниями, которых много предстоит еще на крестном пути освобождения и восстановления Родины и Государства Российского. Повелеваю всем военным и гражданским начальникам, особенно командующим военными округами и их помощникам, начальникам гарнизонов, комендантам, управляющим губерниями и уездами обратить внимание на активных деятелей, работающих по созданию и распространению ложных слухов и воззваний и применять к ним самые суровые меры до полевого суда и смертной казни, как за измену.

Я возлагаю ответственность за спокойствие и порядок на указанных выше лиц.

Военной и гражданской администрации, начальникам ведомств и правительственных учреждений принять меры для исключения из состава служащих тех лиц, которые своей трусостью и болтливостью способствуют вышеуказанному.

Что касается до возможных большевистских и вообще каких бы то ни было вооруженных выступлений повелеваю:

При первой обнаружившейся попытке к вооруженному выступлению в каком‑либо городе – город объявить на осадном положении, осуществляя все таковым положением, применить предусматриваемые меры и использовать вооруженную силу с целью полного уничтожения выступивших банд, действуя с решительностью без колебания, с ответственностью военных начальников перед полевым судом за проявленную слабость и нераспорядительность. Настоящий приказ широко распространить среди населения.

Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий адмирал Колчак» [7].

Насколько этот приказ способствовал укреплению доверия между военными властями и местным населением – риторический вопрос…

[1] Положение о полевом управлении войск в военное время. СПб., 1914. Ст. 17, 20, 91, 93, 97 (п. 7, 8, 10).

[2] Кроль Л. А. За три года: Воспоминания, впечатления и встречи. Владивосток, 1921. С. 166–167; Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. 1918–1920 гг. Т. 2. Ч. 3, Харбин, 1921. С. 349.

[3] Сборник узаконений и распоряжений Временного Сибирского Правительства. 18 июля 1918 года. № 2. Отдел первый. С. 17–20.

[4] Правительственный вестник. Омск. № 1. 19 ноября 1918 г. Используя это право, он мог, например, ввести военное положение в любом тыловом районе (для борьбы с красным повстанчеством, дезертирством из армии и т. д.

[5] Собрание Узаконений и Распоряжений Правительства, издаваемое при Правительствующем Сенате. № 4. 30 апреля 1919 г. Ст. 35; Правительственный вестник. Омск. № 88, 11 марта 1919 г.

[6] Протоколы допроса адмирала Колчака Чрезвычайной следственной комиссией в Иркутске в январе – феврале 1920 г. // Архив русской революции. Берлин. 1923. С. 321.

[7] Сельская жизнь. Красноярск. № 34. 2 августа (10 июля) 1919 г.