Вряд ли найдется в истории более загадочная женская фигура, чем княжна Тараканова. Явившись «ниоткуда», она прошла по «золотому веку» европейской политики волшебным призраком и ушла в никуда, сгинув в Алексеевском равелине Петропавловской крепости в Петербурге. Вместе с тем, благодаря художественной литературе с историей княжны Таракановой – самозванки, кокетки и «искательницы приключений», выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны и ее фаворита Алексея Разумовского, знакомы многие. При этом происхождение и настоящее имя авантюристки, «всклепавшей на себя имя», достоверно никому не известно. Существует предположение, что «княжна» и сама не знала о нем.
Судя по сохранившимся описаниям, Тараканова была худощавой стройной и темноволосой, видом своим напоминая итальянку. Отличаясь редкой красотой и умом, а также тягой к неумеренной роскоши, авантюристка всегда имела немало поклонников, средствами которых беззастенчиво пользовалась, доводя некоторых до разорения и тюрьмы. Алексей Орлов‑Чесменский, в итоге захвативший и доставивший самозванку в Петербург, характеризовал ее так: «Оная женщина росту небольшого, тела очень сухого, лицом ни бела, ни черна, глаза имеет большие, цветом темно‑карие… Говорит хорошо по‑французски, по‑немецки, немного по‑итальянски, разумеет по‑английски, думать надобно, что и польский язык знает, только никак не отзывается; уверяет о себе, что она арабским и персидским языком очень хорошо говорит. Свойство она имеет довольно отважное и своею смелостью много хвалится». Перу французского графа принадлежит еще более лестное описание загадочной авантюристки: «Юна, прекрасна и удивительно грациозна. Пепельные волосы, как у Елизаветы, цвет глаз постоянно меняется – то синие, то иссиня‑черные, что придает лицу некую загадочность и мечтательность. У нее благородные манеры – похоже, получила прекрасное воспитание. Выдает себя за черкешенку – точнее, так называют ее многие».
На самом деле о происхождении княжны Таракановой существует множество предположений и легенд. Современники «княжны» говорили не только о ее черкесском, турецком или персидском происхождении; ее считали дочерью нюрнбергского булочника или пражского трактирщика, но сама Тараканова эти слухи с возмущением отрицала. Шарль‑Пино Кастера предполагал, что «княжну» еще в детстве забрал из семьи польский князь Карл Радзивилл, желая вырастить будущую самозванку и претендентку на российский престол. Однако предположениям о «предварительной подготовке» противоречит то, что «княжна» с достаточным трудом объяснялась по‑польски (при том, что понимала этот язык) и долгое время выдавала себя за персидскую принцессу, далеко не сразу приняв образ наследницы российского престола.
Версии о происхождении «княжны» из низов противоречили ее явно незаурядное образование и воспитание: манеры, такт, знание языков (при том, что самозванка совершенно не говорила по‑русски). Также, по воспоминаниям современников, она живо интересовалась искусством, прекрасно разбиралась в архитектуре и живописи, рисовала и играла на арфе. Собственные же рассказы о своем происхождении авантюристка постоянно меняла, очевидно, в соответствии со своим очередным «имиджем». В ее рассказах правда причудливо переплеталась с ложью и всякий раз история выглядела несколько иначе, в зависимости от того, кого надо было расположить к себе: очередного любовника или банкира. Неправдоподобность рассказов загадочной красавицы была очевидной, но многие им верили.
Много путешествуя, самозванка представлялась то мадемуазель Франк, то фройляйн Шель, то мадам Треймуль, то султаншей Али Эмете, потом была княжной Радзивилл из Несвижа, принцессой Азовской, Бетти из Оберштейна, графиней Пиннеберг и, наконец, Елизаветой, княжной всероссийской – дочерью русской императрицы Елизаветы Петровны (настоящая дочь императрицы Елизаветы и А. Г. Разумовского, постриженная в монахини, скончалась в 1810 году. Более подробно читайте в главе «Царские отпрыски: мнимые или настоящие?»). Однако на страницы мировой истории эта женщина попала под именем, которого никогда не носила. «Княжной Таракановой» гораздо позже ее нарекли историки, якобы исходя из того, что у потомков подлинной Елизаветы Петровны и графа Разумовского была фамилия Таракановы.
Так или иначе, женщина, принесшая известность фамилии, которой она даже никогда не слышала, имела необычайную популярность у знавших ее людей. Кое‑кто из дворян, говоря о красавице‑«княжне», даже утверждал: «Вся Европа, к своему позору, не могла бы произвести подобной личности!» Однако сама по себе самозванка была выдающейся только в смысле безудержной фантазии по части прожигания собственной жизни в сплошных удовольствиях и интригах. Политика и карьера ее не интересовали, только одно ее занимало до чрезвычайности – деньги. Ради них она с легкостью шла на любую авантюру.
Первые следы таинственной самозванки обнаруживаются в Киле около 1770 года, откуда она перебралась в Берлин, а затем в Гент, где познакомилась с сыном голландского купца по фамилии ван Турс. Своей неуемной тягой к роскошной жизни и удовольствиям молодая авантюристка довела нового поклонника почти до разорения. В 1771 году преследуемая кредиторами «княжна» вместе со своим возлюбленным, бросившим ради нее законную супругу, перекочевала в Лондон. Через год новые и старые кредиторы начали досаждать парочке и здесь, после чего ван Турс (сменив имя на барон Эмбс) бежал во Францию. Три месяца спустя в сопровождении нового воздыхателя, барона Шенка, пользовавшегося весьма сомнительной репутацией, туда же приехала и «княжна». Поселившись в 1772 году в Париже, она назвалась принцессой Владимирской. Согласно этой легенде, она происходила из богатого русского рода князей Владимирских, воспитывалась у дяди в Персии, а по достижении совершеннолетия приехала в Европу с целью отыскания наследства, находившегося в России.
Появление загадочной иностранки взбудоражило всю французскую столицу. Красавица жила с размахом, в окружении многочисленной прислуги. Она открыла салон, где собиралась самая разнообразная публика: от торговцев до представителей знати. И те и другие почитали за великую честь бывать в доме таинственной иностранки и охотно предлагали ей свои услуги и помощь. Здесь она завлекла в свои сети престарелого маркиза де Марина и, наконец, графа Рошфора де Валькура, гофмейстера при дворе князя Филиппа Фердинанда Лимбургского, причем Рошфор предложил ей руку и сердце, на что «княжна» охотно согласилась.
Однако же свадьба не состоялась. В начале 1773 года «принцессу Владимирскую» снова настигли кредиторы – двое из ее поклонников попали в долговую тюрьму, ей же ничего не оставалось, как вновь бежать. Переехав сначала в деревню неподалеку от Парижа, она вместе со своей многочисленной свитой отправилась в Германию, во Франкфурт.
Во Франкфурте для самозванки все складывалось весьма плачевным образом: вместе со своей свитой она была выдворена из гостиницы, ей грозила тюрьма, однако на этот раз ей пришел на помощь сам князь Лимбургский, прибывший в город по делам вместе с графом Рошфором. Встретившись с «княжной», 42‑летний князь влюбился в нее. Он немедля уладил все ее дела с кредиторами и пригласил к себе в Лимбургское княжество, где авантюристка могла продолжать веселую и разгульную жизнь. Та в скором времени перебралась в принадлежавший князю замок Нейсес во Франконии, где вела себя как и раньше, тем более, что влюбленный князь предоставил ей возможность едва ли не бесконтрольно распоряжаться доходами с его владений, а своего соперника – Рошфора – заключил в тюрьму как «государственного преступника». Здесь «княжна» в очередной раз изменила имя, назвавшись «султаншей Али Эмете», принцессой Алиной Азовской. И здесь же она завела свой двор и даже учредила орден Азиатского креста. Отдалившись от прежних поклонников, принцесса Алина всерьез решила женить на себе Лимбургского князя. Для этого она на неизвестно каким образом появившиеся средства помогла ему выкупить графство Оберштейн, в котором сама же стала неофициальной хозяйкой – властной и нетерпимой.
Однако и эта свадьба «принцессы» не состоялась. В скором времени из‑за мотовства своей невесты князь Лимбургский оказался в довольно затруднительном финансовом положении, к тому же до него стали доходить известия о прежних похождениях и связях «принцессы». После нескольких крупных ссор отчаянная авантюристка охладела к своему жениху. Еще одной причиной отмены бракосочетания, по ее собственному признанию, послужило то, что она «затеяла очень выгодное дело». Как оказалось в дальнейшем, речь шла о притязаниях на российский престол.
В 1774 году «княжна», поддерживаемая польской Барской конфедерацией и князем Карлом Радзивиллом, объявила себя сестрой Емельяна Пугачева (который выдавал себя за Петра III) и дочерью императрицы Елизаветы Петровны, то есть претенденткой на российский престол. Благодаря усилиям сторонников князя Радзивилла слух о том, что под именем «принцессы Владимирской» скрывается «ее императорское высочество принцесса Елизавета Всероссийская», стал усиленно распространяться по свету. Сама «принцесса» заявляла, что Елизавета I передала ей права на престол, а Петра III обязала воспитать царевну, однако немилосердный монарх отправил ее в сибирские леса, откуда под покровом ночи она бежала в столицу донских казаков. Ее якобы преследовали и пытались отравить, поэтому ей пришлось бежать в Персию, где она «жила в роскоши и занималась с педагогами».
Потом самозванка, пытаясь заручиться поддержкой влиятельных людей, отправилась в Венецию, затем в Константинополь, где вокруг нее должен был сформироваться добровольческий польско‑французский корпус, готовый начать военные действия против России. В дальнейшем во главе этого корпуса ей следовало обратиться с воззванием к действующей российской армии и склонить ее на свою сторону. В обмен на помощь она обязывалась восстановить Польское королевство в границах, которые оно имело во времена саксонской династии, и, свергнув с престола Станислава Понятовского, утвердить в качестве польского короля приверженца конфедерации. План этот был в тех условиях вряд ли осуществим, однако самозваная Елизавета и ее окружение считали иначе.
13 марта 1774 года самозванка покинула Оберштейн. Оказавшись в Италии под именем графини Пиннеберг, она остановилась в роскошном доме на территории французского посольства, где завела собственный двор, который постоянно посещали французские и польские авантюристы, рассчитывавшие на будущие выгоды от затеянного «принцессой» предприятия. 16 мая лже‑Елизавета вместе с князем Радзивиллом села на корабль, желая добраться до Константинополя. Однако им удалось доплыть лишь до острова Корфу, где плохая погода едва ли не вынудила их отказаться от своего намерения. Часть свиты, сопровождавшая «княжну», предпочла вернуться в Венецию, она же, перейдя на турецкий корабль, все же попыталась достичь Константинополя, но вместо того бурей была выброшена около Рагузы (современное название – Дубровник, Хорватия), где и прожила до конца 1774 года. Приблизительно в это время самозванка обзавелась подметными «завещаниями» Петра I и «матери» Елизаветы Петровны, написанными почему‑то на французском языке. В последнем предписывалось короновать наследницу «Елизавету Петровну» по достижении совершеннолетия и предоставить ей неограниченную власть над империей. Исследователи полагают, что к изготовлению подложных документов приложили руку князь Радзивилл и бывшие в его свите поляки.
В то же время в России пристально заинтересовались особой, претендующей на святая святых – императорский трон. Екатерина, поначалу не придавшая вести об «объявившейся самозванке» никакого значения, приказала немедля «схватить бродяжку» и доставить в Россию. Ведь только что страну всколыхнуло пугачевское восстание, а тут новая напасть! Необходимо было точно знать: кто такая эта дерзкая дама и каковы ее возможности? Разрешить загадку она поручила Главнокомандующему русской эскадры в Ливорно, Алексею Орлову. 12 ноября 1774 года ему было дано прямое указание арестовать самозванку, а именно: «поймать всклепавшую на себя имя во что бы то ни стало». Выполнить императорский приказ оказалось нетрудно – новоявленная Елизавета сама искала встречи с всесильным графом. Старший брат экс‑фаворита Екатерины Григория Орлова, Алексей, был в немилости, и принцесса очень рассчитывала расположить к себе опального героя Чесмы. Притворившись ее сторонником, А. Орлов пообещал ей свою помощь. По приглашению русского адмирала тщеславная авантюристка в сопровождении двух преданных помощников – конфедератов‑поляков, четверых слуг и горничной прибыла на флагманский корабль понаблюдать за морскими маневрами. На судне мнимую Елизавету арестовали и доставили в Петербург.
Существует, впрочем, и другая версия ареста самозванки, согласно которой «княжну» заманили в Ливорно под предлогом заключения брака между ней и Орловым, причем венчать их должен был православный священник, находившийся на флагманском корабле. Так или иначе, авантюристка попалась в расставленную ловушку. Уже будучи под стражей, она написала письмо графу Орлову, в котором уверяла его в своей неизменной любви и просила помочь ей освободиться. Продолжая играть комедию, граф, опасавшийся возможной мести со стороны сообщников самозванки, написал ответное послание, где указывал, будто сам находится «под караулом», но приложит все усилия, чтобы бежать и освободить ее. Этот спектакль разыграли с целью удержать пленницу от попытки самоубийства. Опасения на этот счет были ненапрасны. Понимая всю отчаянность своего положения, «княжна» несколько раз пыталась наложить на себя руки – в частности выбросившись за борт, в результате чего за ней пришлось вести постоянное наблюдение.
В то же время в Европе появились и долгое время держались слухи о том, будто бы русские корабли отправились в Бордо (Франция), где граф Орлов собственноручно расправился со своей пленницей. Однако ничего общего с реальностью это предположение не имело. 11 мая 1775 года корабли русской эскадры прибыли в Кронштадт, а уже 16 мая Екатериной был подписан приказ о выдаче самозванки в распоряжение петербургского генерал‑губернатора фельдмаршала князя Голицына. Мнимую Елизавету, ее слуг, горничную и двух поляков‑конфедератов поместили в казематы Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Императрица Екатерина, находившаяся в то время в Москве, внимательно следила за ходом расследования. На допросах «принцесса Елизавета» дала подробные показания о своем детстве, утверждая, что провела ранние годы в Киле у госпожи Пере или Перон, затем в 1762 году в возрасте 9 лет ее вместе с нянькой какие‑то незнакомцы вывезли в Петербург, после чего пообещали доставить в Москву к родителям, но вместо того отвезли к «персидской границе» и поселили у некой «образованной старушки», где «принцесса» чудом осталась жива после попытки Петра III «извести ее ядом».
В следующем, 1763 году с помощью «татарина» ей вместе с нянькой якобы удалось бежать в Багдад, где ее поселил у себя «богатый перс Гамет», откуда год спустя она перебралась в Исфахан к некоему персидскому «князю Гали», который постоянно называл ее дочерью Елизаветы Петровны. В 1769‑м из‑за вспыхнувших в Персии волнений Гали вернулся в Россию, выдавая «принцессу» за собственную дочь. Через Астрахань и Петербург они выехали из России в Лондон, где вынужденная по неизвестной причине расстаться со своим покровителем «принцесса» отправилась назад в Париж. Там она приняла имя «принцессы Али», то есть «дочери Гали». В дальнейшем, по ее словам, она собиралась в Россию, чтобы, выяснив окончательно, кто она и кто ее родители, постараться получить у Екатерины фамилию и титул. Здесь же, как говорит сама «принцесса», она встретилась с князем Радзивиллом, который с огромным трудом уговорил ее отправиться вместе с ним в Стамбул. «Принцесса» якобы всеми силами просила его «отказаться от неосуществимых намерений» и не признавала родства с императрицей Елизаветой, так как не имела тому никаких доказательств.
Узница категорически отрицала намерение захватить трон, но упорно продолжала себя величать Елизаветой. Отклонив все предложения назвать свое истинное имя и тем самым получить свободу, она предпочла умереть не всеми презренной самозванкой, а дочерью русской императрицы. Тем более, что жить ей оставалось не долго, изнурительная болезнь – чахотка отнимала последние силы. 26 октября 1775 года князь Голицын сообщил Екатерине, что состояние арестантки плачевно: «Врач, что пользует ее, опасается, что долго она не протянет». Когда стало понятно, что душа еле теплится в слабеющем теле, узнице предложили священника любого вероисповедания, она выбрала православного, но и он не узнал тайну происхождения самозванки. Может быть, она и сама этого не знала и искренне верила в то, что она и есть внебрачная дочь Елизаветы. После смерти таинственной пленницы мифов и легенд вокруг ее имени стало еще больше. Особенно прочно в сознание обывателя вошла трагическая история о том, что прекрасная узница погибла, забытая в камере во время сильного наводнения. Императрица Екатерина, видимо, понимала главную опасность «самозванства» и не зря старалась получить признание: отсутствие точных сведений создало легенду, и по сей день спорят о незаконных детях русского престола – Таракановых, а авантюристка, которая и по‑русски не знала ни слова, стала символической жертвой династических распрей.
|