Свобода, освобождение – вот что принесла народу революция. Этот тезис неизменно озвучивался во всех советских книгах по истории и активно используется и сейчас. При этом интересным образом произошла смена его внутреннего смысла – большевики имели в виду освобождение от капитализма и эксплуатации человека человеком, а современные адепты – освобождение от «царства произвола и бесправия», понимают освобождение как движение в сторону свободы и прав человека. Некоторые современные публицисты полагают, что революция «освободила людей от рабства». Такая трансформация понятна – современный человек получил за годы советской власти стойкую прививку к разговорам об эксплуатации и социальной свободе. Это рабочий начала XX века мог поверить в то, что реализация лозунга: «Заводы – рабочим!» реально принесет ему свободу, а нынешний труженик из истории знает, что заводы достанутся не рабочим, а «рабоче‑крестьянскому государству», что совсем не одно и то же.

А вот о свободе, правах человека, равноправии нынешнему российскому обывателю буквально «прожужжали» уши. Вот и приходится менять сущность мифологемы.

Рассмотрим, насколько был «свободен» подданный Российской империи по отношению к нынешнему гражданину Российской Федерации.

Если мы обратимся к юридическим документам, то увидим, что Основные государственные законы Российской империи 1906 года гарантируют подданным практически все те же гражданские права, что и ныне действующая Конституция РФ. Более того, многие формулировки нынешнего основного закона дословно совпадают с аналогичными формулировками столетней давности.

«Жилище неприкосновенно. Никто не вправе проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения». (Конституция РФ, статья 25)

«Жилище каждого неприкосновенно. Производство в жилище, без согласия его хозяина, обыска или выемки допускается не иначе, как в случаях и в порядке, законом определенных». (Основные государственные законы Российской империи. Статья 33)

«Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование». (Конституция РФ, статья 31)

«Российские подданные имеют право устраивать собрания в целях, не противных законам, мирно и без оружия. Законом определяются условия, при которых могут происходить собрания, порядок их закрытия, а равно ограничение мест для собраний». (Основные государственные законы Российской империи. Статья 36)

Более того, во многом совпадают и политические права подданного и гражданина – государственное устройство Российской империи предусматривало широкое участие ее жителей в организации местного самоуправления (Земства), а с 1905 года и в формировании представительного органа – Государственной думы.

Вопреки расхожим в современном российском обществе представлениям, участие в местном самоуправлении является гораздо более важным правом, чем право выбирать главу государства. Что толку иметь от возможности голосовать за президента или депутата парламента, если гражданин при этом не имеет возможности самостоятельно распоряжаться у себя в доме? В первой главе мы упоминали историю, как крестьяне подмосковной деревни Строгино построили на своей земле часовню. А теперь представим, что жители многоэтажного дома современного района Строгино решили сделать то же самое. Тогда, как мы помним, жители сами на сходе приняли решение и о выделении земли, и о финансировании, а все общение с властями свелось к получению благословения архиерея и утверждению проекта губернским архитектором. А что сейчас? Вот как выглядит процесс с юридической точки зрения:

Строительство храма необходимо начать с благословения правящего архиерея епархии. Поскольку храм строится не сам по себе, а для церковной общины, то, если в городе или селе такой общины нет, ее нужно создать и зарегистрировать. Для регистрации общины необходимо, чтобы в нее входило как минимум десять человек – так называемая «десятка». Община – это юридическое лицо, и регистрируется она в Федеральной регистрационной службе.

Когда община зарегистрирована и получено благословение архиерея на строительство храма, надо обратиться в местные органы власти с просьбой предоставить для этого земельный участок. Если это, к примеру, районный город – то в городскую или районную администрацию, лучше всего сразу к главе администрации. А еще лучше составить официальное письмо от архиерея и обратиться в органы власти с этим письмом. Община заранее должна понять, какой храм она хотела бы построить, на сколько человек, в каком стиле, в честь кого будет освящен главный престол. Далее власть решает, где именно выделить землю под строительство. Причем совсем не обязательно будет выделен тот самый участок, который уже присмотрела инициативная группа.

Для разрешения на строительство необходимо собрать пакет документов, в числе которых очень важен кадастровый паспорт. В паспорте обязательно должен быть указан вид разрешенного использования земельного участка – именно под строительство храма. Проект храма делает архитектурно‑проектная мастерская, причем имеющая государственную лицензию на право проектирования. Далее проект утверждается и согласовывается в разных органах власти: в Генплане, в местном Комитете по архитектуре и т. д.

Итак, мы видим, что если в отношениях граждан с Церковью ничего не изменилось, то в отношениях с властью число неизбежных контактов с чиновниками возросло минимум до 6 раз вместо одного. Так обстоит дело со свободой. А как с равенством?

Сам принцип равенства граждан вытекает из всенародного характера начала монархии и может быть сформулирован следующим образом – равенство всех подданных перед государем.

Обычно монархию ассоциируют с сословным обществом, а монарх воспринимается как представитель господствующего класса (феодалов) и его высшего сословия – аристократии. Именно так, например, описывается монархическая государственность в советских учебниках истории. Здесь мы имеем дело не с чем иным, как выделением частного случая и выдачи его за общее правило. Но даже и в этом случае не все так просто – монарх всегда выделялся из феодальной лестницы, выделялся именно тем, что мог нарушить принцип «вассал моего вассала – не мой вассал». И знатный боярин, и последний крестьянин могли обратиться непосредственно к царю и найти удовлетворение своим просьбам. В России эта традиция соблюдалась вплоть до XVIII века, даже родилась специальная формула обращения к государю – «Слово и дело государево за мной!» А посетители Московского государственного исторического музея‑заповедника «Коломенское» могут своими глазами наблюдать так называемый «челобитный столб» – каменный постамент, находившийся под окнами личных покоев царя Алексея Михайловича, на который любой желающий мог положить челобитную, предназначенную непосредственно государю. Алексей Михайлович вообще уделял большое внимание получению «обратной связи» от своих подданных – для разбора таких обращений был создан специальный орган – Челобитный приказ. Право обращения подданных к монарху было нарушено лишь в XVIII веке, когда императрица Екатерина II в рамках законодательства, направленного на закрепощение крестьян, отказала последним в праве лично обращаться к государю. Разумеется, крестьяне могли обращаться в местные органы власти, но священное право подданных обращаться непосредственно к монарху было нарушено. Однако уже сын Екатерины, император Павел I, наряду с рядом мер, направленных на ограничение крепостного права, восстановил и право подданных любого звания обращаться непосредственно к государю. Им же был восстановлен и «челобитный столб», правда, в более современной форме – на стене Зимнего дворца в Санкт‑Петербурге появился специальный ящик, куда любой из подданных мог опустить письмо, предназначенное лично императору. «Все‑все подданные и мне равны, и всем я равно государь », – говорил этот император[1].

Конечно, сословные различия в обществе были весьма существенными, но, во‑первых, они не были абсолютными, а, во‑вторых, с течением времени постепенно сглаживались, не нарушая при этом принципа монархического управления.

Рассмотрим эти два аспекта несколько подробнее. Из учебника истории мы знаем, какими правами пользовались привилегированные сословия российского общества и как плохо жилось остальным. Однако так ли уж непроницаемы были сословные границы? Конечно, сословия не были пустым звуком, но границы между ними не были непроходимыми. Более того, был прописан механизм такого изменения статуса – государственная служба. И это не было пустым звуком – целый ряд выдающихся российских государственных деятелей – полководец И. Н. Скобелев, государственный секретарь М. М. Сперанский, ученые – М. В. Ломоносов и М. П. Погодин и т. д. Обычно, когда приводятся столь громкие имена, можно услышать возражения – ну это, мол, единицы, а в массе‑то…

В этом утверждении есть доля истины, но именно доля, так как приведенные выше персоналии добились не просто зачисления в ряды привилегированных корпораций, но поднялись в самый высший круг российской элиты. А сколько было тех, кто довольствовался куда более скромными результатами… А было их довольно много. Например, в эпоху правления государя императора Николая I около трети российского офицерского корпуса представляли собой люди, начавшие путь к золотым эполетам с бритья лба в рекрутском депо, т. е. выслужившиеся из простых рекрутов[2].

Государственная служба позволяла приобрести личное и потомственное дворянство выходцу из любого сословия, вне зависимости от его изначального происхождения. На военной службе личное дворянство давалось с первым же офицерским чином, граница потомственного постепенно поднималась (по мере того как уменьшались привилегии дворянства) и к началу XX века остановилась на уровне 6‑го класса (полковник). На гражданской службе личное дворянство давал чин 9‑го класса (титулярный советник), а потомственное – 4‑го (статский советник).

В результате к началу XX века более 80 % всех дворянских родов Российской империи оказались возникшими на основе Табели о рангах – т. е. приобретенными на государственной службе[3].

Рассмотрение истории развития юридической системы Русского государства наглядно показывает нам процесс постепенного сглаживания различий между сословиями. Так, принятый в 1494 году Судебник Ивана III устанавливает право любого подданного (за исключением холопов) обратиться непосредственно к суду великого князя в случае неудовлетворенности рассмотрения дела сословным судом[4].

Соборное уложение Алексея Михайловича, принятое в 1649 году, устанавливало одинаковые принципы судопроизводства для всех сословий и провозглашало стремление к равному суду – Уложение требовало от судей всех рангов «всякая расправа делати всем людем Московского государства, от большаго и до меньшаго чину, вправду »[5]. Современный исследователь отмечает: «В отличие от ранних стадий в развитии русского законодательства, по Уложению, ответственность за уголовное преступление несли все лица феодального общества, не исключая бояр и дворян, с одной стороны, крестьян и холопов – с другой» [6].

И, наконец, в 1866 году новый Судебный устав, принятый по повелению царя‑освободителя Александра II, уравнивал все сословия перед судом и вводил институт единого, всесословного суда.

При этом отметим, что самодержавие в конце XIX века было столь же крепко, как и в конце века XV.

Такие стороны феодализма, как неравенство людей по происхождению или неравенство их перед законом, успешно ликвидировались в ходе совершенствования монархической системы, причем без затрагивания глубинных ее основ.

Рассматривая отношение подданных к государю, святитель Иоанн Восторгов писал:

«Сила монарха, его физическая сила, во столько раз меньше физической силы всей нации, во сколько раз единица меньше миллионов. Однако ему принадлежит полнота всей государственной власти. В чем же его настоящая сила? Сила его – в том, что он на своем посту есть слуга Божий, исполняющий Его волю. Чистая, истинная, неограниченная, самодержавная монархия – иною она быть не может, ибо если она чем‑либо ограничена, то она уже не верховная власть, каковою является уже та сила, что ее ограничивает, чистая монархия есть делегация от Бога. Во имя подчинения себя Божественной воле народ безгранично подчиняется воле монарха, твердо сознавая и будучи уверен, что эта воля монарха никогда не разойдется с высшими велениями Божественного закона, которому он считает себя обязанным следовать в каждом своем шаге. Здесь, очевидно, общенациональное сознание подчиняет начала низшей, по своему нравственному достоинству, физической, количественной силы – силе высшей, нравственной» [7].

Безусловно, в Российской империи сохранялись некоторые ограничения в отношении женщин, которые были лишены политических (но не гражданских или имущественных) прав. Но такие же ограничения действовали тогда и в самых «передовых» и демократических странах мира – Франции, США, Великобритании.

Важно отметить, что законы Российской империи, предоставляя разные уровни права разным сословиям, при этом прописывали четкие и доступные механизмы перехода из одного сословия в другое. В разные времена сделать это было проще или сложнее, но возможность имелась всегда и, что важно, она зависела от формальностей, а не от чьего‑либо произвола. Отслужил бывший крепостной крестьянин 12 лет в армии беспорочно – имел право на офицерский чин, а вместе с ним и на права личного дворянства. Лишиться «прав состояния» можно было только по суду.

А что же после революции? Первая Конституция СССР 1924 года сразу же лишала политических прав значительные категории граждан:

«Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они и входили в одну из перечисленных категорий:

а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;

б) лица, живущие на нетрудовой доход, как‑то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;

г) монахи и духовные служители религиозных культов всех исповеданий и толков, для которых это занятие является профессией;

д) служащие и агенты бывшей полиции, отдельного корпуса жандармов и охранных отделений, члены царствовавшего в России дома, а также лица, руководившие деятельностью полиции, жандармерии и карательных органов; и члены семей указанных групп».

Последняя фраза приводила к тому, что «лишенцами» оказалось около четверти населения страны. При этом само отнесение к категории лишенцев и, напротив, снятие ее, осуществлялось во многом по произволу советского аппарата, что открывало перед аппаратчиками широкие перспективы для манипулирования с целью обеспечения собственной власти. Лишь в 1936 году этот пункт основного закона страны был официально отменен.

О полиции

Одним из распространенных представлений о царской России является описание ее как полицейского государства. В книгах о революции или жизни революционеров на каждой странице мелькают городовые, жандармы, филеры, агенты сыска. В мое время в школьных учебниках литературы приводилась фраза, приписываемая генералу Ермолову: «В России на каждом голубой мундир, а если не мундир, то голубая подкладка, если не подкладка, то голубая заплатка» . Прочитав такое, школьники должны были проникнуться ощущением тотального полицейского контроля в старой России.

Чины Петербургской полиции

А что было на самом деле? Предоставим слово необычному свидетелю – первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву. Выступая в 1953 году на июльском пленуме ЦК КПСС с критикой советских органов госбезопасности, он вспоминал: «Товарищи, я в первый раз увидел жандарма, когда мне было уже, наверное, двадцать четыре года. На рудниках не было жандарма. У нас был один казак‑полицейский, который ходил и пьянствовал. В волости никого, кроме одного урядника, не было» [8]. Оставим на совести генсека сообщение о недостойном поведении полицейского чина, а его информацию о численности полицейского аппарата примем к сведению.

А вот другой пример – будучи еще наследником престола, будущий император Александр III был встречен на пристани города Углича огромной толпой горожан и крестьян из окрестных сел. Цесаревич со свитой долго не мог пройти сквозь плотную массу людей к городскому собору, а расчищать ему дорогу было некому, так как на весь уездный город Углич приходилось всего 2 (два!) полицейских чина.

Когда после «угличского столпотворения» цесаревич Александр встретился с ярославским военным губернатором вице‑адмиралом И. С. Унковским и задал ему вопрос о малом числе полиции в России, то получил неожиданный по простоте ответ: «Полиция в России имеет значение чисто символическое; она ничего не охраняет, потому что не может ничего охранять: она существует лишь для свидетельствования о силе русского Бога над Россией и каждым ее уголком. Как сила полиция есть только насмешка над силою, эта такая полиция, как та, которая фигурирует в иных пьесах в театрах. Но в то же время, чем же держится благоустройство в России права жизни, собственности, как не силой русского Бога!» [9] – т. е. совестью русского народа.

Обратимся к документам. В декабре 1862 года уездная и городская полиция объединяются в одну структуру – уездное полицейское управление («Временные правила об устройстве полиции»). Уезды подразделялись на станы, возглавляемые становыми приставами. Города контролировались городскими и участковыми приставами, а также полицейскими надзирателями.

Полицейские учреждения облагались двойным контролем: «по вертикали» – со стороны Департамента полиции и «по горизонтали» – со стороны губернатора и губернского правления.

С конца 1889 года в помощь уездному полицейскому управлению, становым приставам придаются пешие и конные урядники, с сохранением в селах сотских и десятских. В городах, не подведомственных уездной полиции, создаются городские полицейские управления, возглавляемые полицмейстерами и их помощниками с жалованьем 1500 и 1000 рублей в год. Им подчиняются участковые и городские приставы, а также околоточные надзиратели. В городах с населением не более 2 тысяч человек по закону 1887 года полагалось не свыше 5 городовых, в более крупных – не свыше 1 городового на 500 жителей. На каждых четырех городовых приходился 1 старший. Жалованье их составляло от 150 до 180 рублей ежегодно и 25 рублей на обмундирование. Все расходы оплачивал город.

В 1903 году, учитывая постоянно возрастающий объем работы, выполняемой данным институтом, в уездную полицию вводится дополнительная категория нижних чинов – стражники. Объединенные с урядниками, они составляли полицейскую стражу. Должность урядника вводилась в каждой волости, а общее количество стражников определялось из расчета не более одного на 2,5 тысячи жителей.

На вооружении у стражи находились револьверы и холодное оружие (урядники) и шашки (стражники; хотя они имели право ношения огнестрельного оружия, но приобретенного за свой счет).

Таким образом, полиция в Российской империи была очень малочисленной структурой и численность полицейских чинов в губерниях редко превышала двух‑трех сотен человек.

Так, в начале XX века в Калужской губернии служили полицмейстер с помощником и секретарь, три пристава с помощниками, двенадцать околоточных надзирателей, двадцать старших и восемьдесят младших городовых.

В Хабаровске число полицейских составляло 30 человек (включая переводчика с китайского и маньчжурского языков), во Владивостоке – 136[10], в Ростове‑на‑Дону – 57.

Малочисленность низового состава полиции несколько компенсировалась возложением на дворников обязанности оказывать помощь городовым в случае необходимости – «Как заверещит страж порядка в свой свисток, так сразу около него вырастают два‑три дворника из ближайших подворотен »[11]. С такой помощью, а также благодаря тому, что уровень преступности в стране был в 10 раз ниже, чем сейчас, полиция вполне могла контролировать ситуацию и обеспечивать охрану правопорядка.

Что касается Отдельного корпуса жандармов, то к 1917 году он насчитывал в своих рядах лишь 1000 офицеров и 10 000 нижних чинов, при этом большая часть чинов корпуса была задействована в обеспечении безопасности железных дорог, на долю собственно политической полиции оставалось менее трети.

Существенным недостатком русской дореволюционной полиции и корпуса жандармов было отсутствие собственных учебных заведений. Нижние чины набирались, как правило, из отставных армейских унтер‑офицеров, а начальствующий состав – из чиновников и офицеров вооруженных сил. Премьер‑министр России П. А. Столыпин в своем проекте реформы русской полиции предлагал создание специальных учебных заведений. Но «в целях экономии средств» проект был отложен. Поэтому премудростям полицейской службы сотрудникам полиции приходилось учиться исключительно на практике.

Служба в полиции была тяжелой и опасной всегда, а в годы обострения политической борьбы особенно. Революционеры относили всех без исключения полицейских чинов к «врагам народа» и заочно приговорили всех к смерти. Убить полицейского почиталось среди «борцов за счастье народное» за особую доблесть.

Чины полиции старались честно исполнять свой долг. Приведем лишь один пример. Служил в московской пресненской полицейской части околоточный надзиратель Сахаров. Будучи полицейским строгим и справедливым, он пользовался заслуженным уважением в рабочих кварталах. И когда в 1905 году в городе вспыхнуло восстание, то соседи‑рабочие упрашивали полицейского не ходить на службу. «Я не для того служу моему государю, чтобы прятаться», – ответил честный надзиратель и вышел на дежурство. Через два дня его труп был выловлен солдатами в Москве‑реке. На теле полицейского было 19 пулевых и ножевых ран – так с ним расправилась дружина боевиков, скрепив «революционное братство» кровью.

Полицейский чин. Околоточный надзиратель

В ходе «бескровной» революции в феврале 1917 года революционные дружины и восставшие солдаты петроградского гарнизона безжалостно перебили почти весь состав столичной полиции. Полицейские чины до конца пытались поддержать в городе порядок. Уже был отрешен от власти государь, уже появилось временное правительство, а окруженные восставшими полицейские участки держались. Они все еще надеялись на помощь, которая так и не пришла. По некоторым сведениям, до 80 % столичных городовых было убито в те дни…

Чины Петербургской полиции

Завершая рассказ о полиции старой России, приведем один курьезный эпизод, характеризующий отношение русского государя к закону и полиции.

Полицейский чин. Околоточный надзиратель

«Уже будучи императором, Александр III рыбачил на берегу маленького финского островка на финском архипелаге. Он добыл сачком много раков и вывалил их в большую корзину. Члены семейства собрались вокруг и восторгались уловом и способностями императора в ловле раков. Александр III выглядел очень довольным.

Неожиданно на берегу появился старичок, полицейский пристав из соседней деревушки. Увидев содержимое корзины, он принялся укорять царя за ловлю раков в то время, когда это еще не было разрешено. Старик не знал, к кому он предъявляет претензию.

Такая дерзость рассердила господ из свиты, но, взглянув пристально на полицейского, Александр поднял тяжелую корзину и высыпал ее содержимое в море. Он не произнес ни слова возражения, только тепло улыбнулся, а блюститель закона отправился восвояси, ворча по поводу городских господ и всех им подобным, кто, несмотря на свои роскошные костюмы, не умеет себя прилично вести.

Для Александра III закон был законом, и он сам всегда стремился его соблюдать» [12].

[1] Томсинов В. А . Светило российской бюрократии М.: 1997. С. 41.

[2] Волков С. В . Русский офицерский корпус.

[3] Волков С. В . Почему РФ – еще не Россия. С. 89.

[4] Алексеев Ю. Г . Государь Всея Руси. Новосибирск: Наука, 1993.

[5] Маньков А. Г . Уложение 1649 года – кодекс феодального права России. М.: ГПИБ, 2003. С. 296.

[6] Там же. С. 294.

[7] Прот. Иоанн Восторгов . Монархический катехизис.

[8] Цит. по.: Козлов В. А . Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953–1985 гг. М.: 2006. С. 10.

[9] Боханов А. Н . Судьба императрицы. М.: Русское слово, 2005. С. 103–104.

[10] Гамерман Е. В . Полиция Дальнего Востока во второй половине XIX – начале XX века. Вестник ДВО РАН, 2005, № 5. С. 165–166.

[11] Вареник В . Ростовъ и Ростовцы. Путешествие в 1913 год. Ростов‑на‑Дону: Акра, 2005.

[12] Туоми‑Никула Йорма & Пяйви. Императоры на отдыхе в Финляндии. СПБ.: Коло, 2003. С. 135.