К лету 1991 года на периферии бывшего СССР активно разворачивались конфликты. Лилась кровь на Кавказе, в Средней Азии, в Молдавии. Большинство республик фактически вышло из‑под контроля. Проводимые реформы явно заходили в тупик. Государство стремительно деградировало, казна опустела. Потребительские товары и даже продукты питания начали резко дорожать. Дефицит принял тотальный масштаб. Советский Союз продал большую часть собственного золотого запаса. Еще до официального признания краха государства производство основных видов товаров начало сокращаться пугающими темпами. Уже никого не требовалось убеждать в том, что страна находится в тяжелейшем положении. Однако пути выхода из кризиса различным группам советского истеблишмента виделись по‑разному.

На СССР воздействовало сразу множество негативных факторов – от возможного экономического краха до образующегося на глазах у всех идеологического вакуума. Однако наибольшую разрушительную силу нес в себе всплеск националистических настроений в стране, который угрожал полным уничтожением государства и его распадом на отдельные части.

Вспомним, что в 1990 году Горбачев выступил с инициативой подписания национальными республиками нового Союзного договора, который предусматривал сохранение СССР на началах равноправия республик и в целом превращал Советский Союз в реальную конфедерацию. Проект Горбачева напоминал даже не единую державу, а нечто вроде современного Европейского Союза – когда республики пользуются значительной автономией, но вместе составляют альянс с высокой степенью взаимной интеграции. Договор предполагал наличие общих вооруженных сил, свободу перемещения внутри Союза, единую службу охраны границ, скоординированную внешнюю политику, общие системы связи и т. д.

17 марта 1991 года прошел всесоюзный референдум о воссоздании Союза на новых началах, на котором за сохранение СССР проголосовало большинство граждан в девяти республиках из пятнадцати (исключение составили балтийские республики, Молдавия, Грузия и Армения). В Белоруссии за сохранение СССР проголосовали более 80 % участников референдума, в России и на Украине – более 70 %. Таким образом, широкой поддержкой «парад суверенитетов» пользовался далеко не везде. У Горбачева имелись неплохие шансы реализовать свой план. Ведь с новым Союзным договором согласилась большая часть союзных республик. Тогда еще никто и представить себе не мог, что Советский Союз растворится в небытии, и даже пессимисты полагали, что своим путем пойдет разве что Прибалтика и, быть может, некоторые республики Кавказа.

Однако проекту Горбачева не суждено было воплотиться в жизнь.

Плану обновления СССР резко воспротивилась часть советской элиты, и в первую очередь силовой блок. Анатолий Лукьянов, председатель Верховного Совета СССР последнего созыва, в ярких красках описывал те ключевые моменты, которые не устраивали его в новом Союзном договоре. Прежде всего, дело касалось вопроса о налогах. Вместо прежней схемы, когда налоговые поступления шли в центр и уже оттуда распределялись по республикам, планировалось оставлять собранные средства в каждой республике. В целом же проект Горбачева о «Союзе Советских Суверенных Республик» рассматривался недовольными таким подходом людьми как акт фактического роспуска СССР, что было не столь далеко от истины. Однако следует признать и то, что Горбачев стремился с помощью нового договора оформить уже сложившееся к тому времени положение вещей и сохранить то, что можно было сохранить.

Тем не менее многие тогда считали, что СССР еще возможно восстановить в первозданном виде. Недовольные действиями Горбачева группировались вокруг Государственного комитета по чрезвычайному положению, ГКЧП. Не следует думать, что это была некая хунта, сама объявившая себя радетелями за народ. ГКЧП создал сам Горбачев в начале 1991 года на случай резкого обострения обстановки и необходимости объявления в стране режима ЧП.[1] В его состав вошли вице‑президент СССР Геннадий Янаев, глава КГБ Владимир Крючков, министр обороны Дмитрий Язов, министр внутренних дел Борис Пуго и другие известные партийные и государственные деятели. Именно эти люди сыграли главную роль в составившемся против Горбачева заговоре.

В попытке госпереворота участвовали как действующие члены ГКЧП, так и некоторые партийные функционеры. В августе 1991 года Горбачев отправился на отдых в Крым. 17 августа члены ГКЧП попытались убедить президента СССР согласиться с их требованиями, но не встретили понимания. После этого дача в Форосе, где находился Горбачев с семьей, была изолирована от внешнего мира силами пограничного полка КГБ, а путчисты приступили к реализации своего плана.

Надо отметить, что на самом деле блокада Михаила Горбачева была достаточно условной. Согласно показаниям целого ряда участников событий, президент СССР сам стремился остаться в стороне от происходящих событий, сняв с себя ответственность за введение чрезвычайного положения в стране, и не пытался противостоять заговору. Путчистами были отключены только каналы связи, идущие непосредственно из кабинета. Судя по всему, мягкий и не слишком решительный президент Советского Союза действительно рассчитывал просто посмотреть, как будут развиваться события, чтобы не быть причастным к возможным осложнениям.

19 августа в Москву по приказу министра обороны СССР Дмитрия Язова вступили части расквартированных неподалеку частей – тульские десантники, Таманская мотострелковая и Кантемировская танковая дивизии. Члены ГКЧП обратились по ТВ и в печати к народу с многословным воззванием:

«Соотечественники!

Граждане Советского Союза!

В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам!

Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе М.С. Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Насаждается злобное глумление над всеми институтами государства. Страна, по существу, стала неуправляемой.

Воспользовавшись предоставленными свободами, попирая только что появившиеся ростки демократии, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства, захват власти любой ценой. Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества…

Гордость и честь советского человека должны быть восстановлены в полном объеме.

Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР полностью отдает себе отчет в глубине поразившего нашу страну кризиса, он принимает на себя ответственность за судьбу Родины и преисполнен решимости принять самые серьезные меры по скорейшему выводу государства и общества из кризиса.

Мы обещаем провести широкое всенародное обсуждение проекта нового Союзного договора. Каждый будет иметь право и возможность в спокойной обстановке осмыслить этот важнейший акт и определиться по нему, ибо от того, каким станет Союз, будет зависеть судьба многочисленных народов нашей великой Родины.

Мы намерены незамедлительно восстановить законность и правопорядок, положить конец кровопролитию, объявить беспощадную войну уголовному миру, искоренять позорные явления, дискредитирующие наше общество и унижающие советских граждан.

Мы очистим улицы наших городов от преступных элементов, положим конец произволу расхитителей народного добра.

Мы выступаем за истинно демократические процессы, за последовательную политику реформ, ведущую к обновлению нашей Родины, к ее экономическому и социальному процветанию, которое позволит ей занять достойное место в мировом сообществе наций.

Развитие страны не должно строиться на падении жизненного уровня населения. В здоровом обществе станет нормой постоянное повышение благосостояния всех граждан.

Не ослабляя заботы об укреплении и защите прав личности, мы сосредоточим внимание на защите интересов самых широких слоев населения, тех, по кому больнее всего ударили инфляция, дезорганизация производства, коррупция и преступность.

Развивая многоукладный характер народного хозяйства, мы будем поддерживать и частное предпринимательство, предоставляя ему необходимые возможности для развития производства и сферы услуг.

Нашей первоочередной заботой станет решение продовольственной и жилищной проблем. Все имеющиеся силы будут мобилизованы на удовлетворение этих самых насущных потребностей народа…»[2]

Однако сбои в планах путчистов начались практически сразу. Одной из ключевых задач мятежников было задержание Бориса Ельцина. Члены ГКЧП обоснованно считали, что президент РСФСР, яркий популист и лидер общественных симпатий в России, может оказаться для них серьезной помехой. Арестовать или, по крайней мере, нейтрализовать Ельцина на его даче в Архангельском было поручено подразделению «Альфа». Но затем произошла некая туманная история. Точно можно сказать, что офицеры спецназа окружили дачу президента России и, безусловно, имели возможность его арестовать. Однако непосредственный приказ об аресте Ельцина то ли так и не был отдан ГКЧП, то ли был проигнорирован группой «Альфа». В любом случае, Ельцин проехал мимо офицеров, прекрасно видевших его и знавших, где он находится. Путь президента РСФСР лежал к Белому дому в Москве, где размещался Верховный Совет.

Уже утром возле памятника Юрию Долгорукому начался митинг в поддержку демократии. В 09:40 Ельцин прибыл в Дом Советов и заявил о непризнании ГКЧП. В это время толпы его сторонников уже приближались к Манежной площади. К Белому дому выходят танки Таманской дивизии и… тут же переходят на сторону Ельцина.

Для первого президента России наступил звездный час. Воззвания зачитываются прямо с танка. Первое, что сделал Ельцин, – это объявил о подчинении ему всех общесоюзных структур, включая, разумеется, силовой блок.

Митинги разрастались как снежный ком. Перед Белым домом собралось до 25 тысяч человек, общее же количество манифестантов, вышедших на улицы за период с 19 по 21 августа, оценивается в грандиозные 400 тысяч человек. Надо отметить, что эти акции были стихийными: первоначально толпами вообще никто не руководил. Вскоре митингующие начали формировать отряды самообороны, благо добровольцев хватало.

ГКЧП слабо представлял себе масштаб перемен, совершившихся в общественном сознании. Администрации же Ельцина понадобится буквально один‑два года, чтобы полностью дискредитировать себя в глазах общества. Однако летом 1991 года катастрофические изменения – «шоковая терапия», расстрел парламента танками, война в Чечне, крах экономики и страшная деградация общества – еще только маячили впереди. Актуальной же проблемой тогда являлась группа стариков‑силовиков, пытавшаяся в обход закона перехватить власть.

Впрочем, уже 19 августа, когда лидеры путча дали пресс‑конференцию, оказалось, что в качестве рвущейся к власти хунты ГКЧП смотрится откровенно бледно. У Янаева во время выступления тряслись руки, а журналисты без малейшего почтения отчитывали путчистов.

На улицах царила эйфория. Люди были искренне уверены, что совершают демократическую революцию.

Позже в интервью изданию lenta.ru фотограф Олег Климов вспоминал об атмосфере тех дней:

«Это была эйфория, романтика. Может быть, впервые в истории России победила именно романтика. Это были очень романтичные люди. Это была кульминация веры в свободу, когда свободу не понимали, а чувствовали… При этом начиналось все с депрессии. На улицах – на Манежной площади, на Арбате – были депрессивные люди. Им нужно было какое‑то пространство с позитивной энергетикой. Это пространство возникло у Белого дома. Там стали собираться эти романтики, которые сказали: “Мы будем защищать, мы будем баррикады строить, мы будем стоять здесь до конца, мы будем отстаивать свое чувство свободы”. Это был эмоциональный порыв… Судьба этих романтиков очень печальна: сейчас многие из них даже не признаются, что они защищали Белый дом, считают это своей ошибкой. Стыдятся этого порыва чувств – защищать эту мифическую свободу… Эта романтика была убита в течение следующих двух лет, до второго путча, до 1993 года. Люди должны верить во что‑то – они поверили в свободу, но это чувство свободы обернулось для них личной трагедией, социальной, политической трагедией.

Кроме политических и экономических причин распада Союза, существовали другие – человеческие. Люди, которые вышли защищать свободу, были воспитаны в положительном образе советского человека. Они были чисты в своих побуждениях. Но реальность была несколько иной. Потому что реальное общество, особенно номенклатура… Пришел Ельцин – мужик, который все устроил, которого полюбил народ. Но комсомольцы‑то все остались. Эти люди‑то – второе, третье, пятое, десятое звено, которое на самом деле определяет все, – остались. Та же Матвиенко когда‑то была такой настоящей комсомолкой, кричала на Сахарова на Съезде народных депутатов. Поэтому это все и было убито. Чувство убито. Вера убита».[3]

Тогда никто, разумеется, не думал о будущем разочаровании. Путчисты обнаружили, что находятся в изоляции. По телевидению показывали выступления вождей ГКЧП и балет «Лебединое озеро», однако в целом захватить контроль над СМИ переворотчикам не удалось. Командующий ВДВ Павел Грачев фактически перешел на сторону Ельцина. Лояльность остальных войск вызывала у путчистов сомнения. «Альфа» отказалась от штурма Белого дома, часть сухопутных сил перешла на сторону манифестантов. Солдаты не очень понимали, что они делают в Москве, и не собирались стрелять в толпу. То же можно сказать и о милиционерах. Настроя на применение силы не было ни у кого.

Но митингующие тоже пока не чувствовала себя уверенно. Слухи о возможном штурме Белого дома ходили постоянно, а в ночь на 21 августа произошла настоящая трагедия.

В темноте боевые машины таманцев выдвинулись к тоннелю под Новым Арбатом. ГКЧП объявил комендантский час, и бронемашины вели обычное патрулирование. Однако демонстрантам было непонятно, куда это во тьме ночной двинулись БМП. Тем более бронегруппа насчитывала сразу восемь боевых машин, и на неподготовленных людей это зрелище, конечно, произвело очень сильное впечатление – настоящая танковая атака. Толпа восприняла происходящее как штурм, и в солдат полетели камни и «коктейли Молотова».

Одна из машин была блокирована импровизированной баррикадой из сдвинутых автобусов. Началась суета, беспорядок, машины забрасывали бутылками с горючей смесью, и в этом безумии протестующие попытались брезентом закрыть боевым машинам приборы наблюдения.

Произошло то, что в таких условиях не могло не произойти. Манифестанты Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов погибли – двоих задавили потерявшие ориентировку БМП, одного убило рикошетом пули при предупредительном выстреле.

Гибель троих человек была абсолютно случайной. Более того, солдаты, участвовавшие в этом инциденте, в ту же ночь перешли на сторону протестующих, то есть стали, по сути, одновременно «защитниками демократии» и «кровавыми убийцами».

Как бы то ни было, произошедшее неожиданно полностью сломало лидеров ГКЧП, ведь они все же не планировали учинять кровопролитие. Однако теперь все изменилось: у протестного движения появились свои мученики, жертвы, и лидерам незадачливой «хунты» оставалось выбрать – идти на обострение обстановки или сдаваться. Они выбрали капитуляцию. 21 августа министр обороны Дмитрий Язов распоряжается об отводе техники из Москвы. Во второй половине дня Президиум Верховного Совета СССР объявил действия ГКЧП незаконными. К Горбачеву вылетели вице‑президент России Александр Руцкой и группа других высших чиновников. Туда же прибыла делегация ГКЧП, но ее Горбачев не принял. Вечером Дмитрий Янаев объявил о роспуске ГКЧП.

Уже 22 августа в Москве был устроен грандиозный митинг по случаю победы. Над Кремлем вместо красного знамени поднялся российский триколор, на Лубянке снесли памятник Дзержинскому.

Фактически это означало конец Советского Союза. План Горбачева восстановить СССР провалился. Более того, в действительности всего за несколько дней произошло два переворота. Один – неудачный – пытался устроить ГКЧП. Однако параллельно произошел и другой переворот – успешный. Михаил Горбачев вернулся в Москву формально еще в качестве законного президента СССР, но на месте обнаружил, что уже ничем не может управлять. Ельцин перетянул на свою сторону структуры бывшего Советского Союза, а партия ревнителей СССР приняла участие в путче и теперь была фактически разгромлена. Противостоять разделу державы ее президент больше не мог.

В соревновании между проектами единого Советского Союза и сторонниками его разделения последние одержали полную победу. В декабре 1991 года в Беловежской Пуще соглашения между президентами России, Украины и Белоруссии окончательно закрепили раздел Советского Союза по прежним республиканским границам. Сверхдержава прекратила свое существование – теперь уже официально.

Тогда казалось, что роспуск Советского Союза был проведен довольно цивилизованно. СССР не пытался вооруженной рукой удержать при себе ни одну из республик – если не считать вялых акций в Вильнюсе. Человеческие жертвы – даже очень немногочисленные – во всех случаях оказывались крайне веским доводом, чтобы советские силовики прекращали какую бы то ни было вооруженную активность. Вскоре удалось снять еще одну серьезную проблему – ядерное оружие с территории бывших советских республик либо утилизировалось, либо выводилось в Россию. Однако в действительности история насилия на постсоветском пространстве только начиналась.

[1] Анатолий Лукьянов: «Это была отчаянная попытка спасти Союз» // http://www.ng.ru/ng_politics/2010‑05‑18/9_lukianov.html

[2] Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР. Обращение к советскому народу

// http://www.souz.info/library/other/gkchp/gkchpobr.htm

[3] Фотограф Олег Климов рассказывает, как он пережил путч

// http://1991.lenta.ru/1991/08/18/