«Дан приказ ему на Запад!» – по‑военному скомандовал Ататюрк. «А нам надо на Восток…» – вежливо поправили на сто восемьдесят градусов выбранное вождем направление идеологи нового турецкого курса спустя каких‑то несколько десятилетий. Потом подумали и уточнили: в технологическом смысле Турция пока побудет с Западом, а в культурно‑цивилизационном теперь ищет себя на Востоке. Непривычные к таким шпагатам, кемалисты‑традиционалисты в конце XX века приступили к интенсивным упражнениям на растяжку.

Озвученная Тургутом Озалом в 1980‑х годах так называемая «новая ментальность» прелюбопытнейшим образом бодро вышагивала по Турции параллельно горбачевскому «новому мы́шлению» и к 2009 году дошагала до назначения министром иностранных дел главного «нового османа» страны, автора «Стратегической глубины», профессора Ахмета Давутоглу. Мало того, что абсолютно чужого в традиционно весьма консервативном внешнеполитическом ведомстве, так еще и являющимся наряду с военными и судейскими структурами одним из последних в стране очагов сопротивления новшествам – прибежищем тех самых, «правильных» и зачастую потомственных кемалистов.

Сторонники Давутоглу на вопрос «Кто, по‑вашему, этот мощный старик?» ничуть не задумываясь, называли его «вторым Киссинджером». В репертуаре предвыборных песен Партии справедливости и развития появился со временем персональный шлягер, и Ахмет Давутоглу характеризуется в нем как «честный джигит», «мудрый человек» и «ходжа» – «три в одном». Что есть, по всей видимости, беспроигрышная в глазах рядового турецкого избирателя комбинация. Противники выступают с не менее категоричных позиций, вынося свой диаметрально противоположный вердикт – «не политик, а воинствующий активист».

Предоставив им полное право дискутировать между собой, мы, в свою очередь, подивимся тому, до чего же все‑таки причудливы повороты судьбы. Просто совпадение – ну, не нашлось в какой‑то момент на кафедре Босфорского университета ставки для вернувшегося из заграничной практики и подающего большие надежды ученого Ахмета Давутоглу, коньком которого были «исследования на стыке наук», что в ученом мире особенно ценится. В его случае это были всевозможные сопряжения ислама с политикой, экономикой и администрированием…

В итоге в 2009 году он стал министром иностранных дел Турции, а шесть лет спустя и премьер‑министром. Нельзя сказать, что в самой стране не находилось тех, кто все эти годы видел Ахмета Давутоглу… Ну, выражаясь мягко, больше в качестве ученого‑теоретика, нежели политика‑практика. И не вспоминал иногда незлобным, теплым словом турецких академиков, «зажавших» ставку на кафедре и давших таким образом Ахмету Давутоглу путевку в большую политическую жизнь.

К концу первого десятилетия XXI века новый внешнеполитический курс Турции, взятый за основу Партией справедливости и развития, не только окончательно оформился, но уже начал приносить свои первые плоды, которые не могли не вселять определенных надежд в идеологов «нового османизма» и побуждать их строить весьма амбициозные планы.

Хотя, прежде чем развивать эту мысль, стоит внести небольшое уточнение: термин «новый османизм» все знали, использовали в кулуарах, да и в книгах употребляли, но на публике его произносить было не принято. Ни тогда, ни тем более сейчас. Ну, не комильфо это, как в Гарри Поттере, произносить имя «того‑кого‑нельзя‑называть», возможно, в том числе и во избежание возникновения у неподготовленной зарубежной публики ассоциативного ряда «старые османы» – «новые османы» с сопутствующей эмоциональной окраской.

Поэтому когда немного потерявший осмотрительность Ахмет Давутоглу, если верить анкарским слухам и сплетням, на одном из своих первых приемов с участием послов зарубежных стран отметился многочисленными эмоциональными возгласами «Мы – новые османы!», турецкий МИД попытался это срочно дезавуировать, как это иногда бывает в дипломатической практике – «ну, кашлянул человек, с кем не бывает».

Однако впоследствии Ахмет Давутоглу иногда все же позволял себе выражаться достаточно открыто и определенно. Как, допустим, в одном из своих интервью: «У нас есть наследие, оставленное османами. Говорят “новые османы”… Да, мы новые османы. Мы должны интересоваться странами региона. Мы открываем свои представительства в Северной Африке. Ведущие государства следят за нами с удивлением. Особенно Франция интересуется – что нам до Северной Африки? Я распорядился о том, чтобы Саркози, в какую бы африканскую страну ни поехал, поднимая свой взгляд, видел бы здание турецкого посольства и турецкий флаг. Я дал распоряжение арендовать помещения в самых лучших районах».

То, что говорил Ахмет Давутоглу про «новый османизм», – «это не факт, это гораздо больше, чем факт, – так оно и было на самом деле». В подтверждение этому добавим несколько характерных цифр.

В памятном 2002 году, когда Партия справедливости и развития только пришла к власти, число турецких дипломатических представительств за рубежом равнялось 163. В 2009 году эта цифра увеличилась до 178, а к 2015 году – уже до 229. С похожей динамикой открывались представительства зарубежных стран и в самой Турции, увеличив свой состав за тот же период времени со 166 до 237.

Таким образом, по показателю своей представленности на международной арене Турция за несколько лет буквально ворвалась в десятку лидирующих стран мира. А если сюда добавить тот высокий уровень отбора и подготовки турецких дипломатов, которые пользуются в своей профессиональной среде заслуженной репутацией умелых и вязких переговорщиков, то картина и вовсе получится «маслом». Ближайшей же целью Турции является вхождение в пятерку лидеров, которая пока выглядит следующим образом (по убыванию): Франция, США, Китай, Россия и Великобритания. Для этого число дипломатических, консульских и прочих торговых представительств Турции должно превысить отметку в 252 загранучреждения.

Не менее интересным с точки зрения расстановки Турцией своих приоритетов и акцентов является динамика изменения тех же самых цифр в региональном разрезе – от того, что было, к тому, что стало. Итак, Европа – 81 и 92, Америка – 14 и 25, Азия – 50 и 65, Африка – 14 и 43, Океания – неизменно 4. То, что мы видим, полностью вписывается в озвученные турецкими стратегами планы по расширению присутствия не только в исторически традиционном для себя «ареале», более или менее точно повторяющем географические границы Османской империи в пиковый период развития. Но в начале XXI века речь уже зашла о переходе страны на качественно новый уровень – росте турецкого представительства во всем мире в принципе, включая, в частности, и самые отдаленные от Анатолии уголки – Латинскую Америку, Африку южнее Сахары и Юго‑Восточную Азию.

А вот уже небольшая выдержка из внешнеторговой статистики, которую следует считать одним из важных и достаточно объективных критериев эффективности проводимого страной внешнеполитического курса. Тем более если он в основе своей, как в Турции, строится на озаловском принципе «решения политических вопросов путем экономического сближения».

Как бы автору ни хотелось избежать уподобления данной книги унылым статистическим справочникам, но свести хотя бы некоторые представляющиеся значимыми в контексте данной беседы цифры в табличную форму все же придется. Хотя бы с учетом многократного выигрыша в наглядности. Итак, обратимся к официальным данным Турецкого агентства по статистике (TÜİK), приведенным ниже в таблице 2.

Почему, невзирая на классическое утверждение «бывает три вида лжи – ложь, наглая ложь и статистика», к цифрам все же имеет смысл обращаться?

Прежде всего скажем банальность – достойной альтернативы статистике все равно никто еще не придумал, невзирая на все имеющиеся к ней претензии.

Таблица 2. Турецкий экспорт и импорт (в млрд. долл. США) в период с 2003 по 2015 г., по данным Турецкого агентства по статистике

Далее по наличию или же отсутствию полной, регулярно обновляемой и, самое главное, открытой статистической информации можно судить о том, насколько государство готово сообщать своим гражданам о положении дел в стране. В той же Турецкой Республике работа Агентства по статистике поставлена по евростандартам: данные обнародуются с завидной частотой в соответствии с заранее установленным календарным графиком.

Это были, как говорится, хорошие новости, а далее начинаются «трудности перевода». Скажем так, есть данные, в которые государству, всегда имеющему соблазн что‑то «подправить» или «подлакировать», вмешаться сложно. Следовательно, они могут интерпретироваться достаточно прямо. Ну а есть то, с чем стоит работать, проявляя некоторую осторожность, периодически заглядывая в методику расчетов. Это касается, к примеру, ВВП, инфляции или занятости.

Допустим, включение в стандартную потребительскую корзину наряду с мясом, хлебом и молоком, цены на которые постоянно растут, еще и всяких мячиков для гольфа, цены на которые относительно неизменны или вовсе падают, – любимая забава любого государства, которое хочет выглядеть чуть лучше, чем есть на самом деле. В этом смысле у въедливой турецкой оппозиции нареканий к своему руководству немало, и как раз в связи с пресловутыми мячиками для гольфа…

На этом фоне показатели внешнеторговых операций являются первичной и в общем и целом более объективной информацией, хотя и здесь не обходится без некоторых нюансов, которые стоит иметь в виду. Главный из них заключается в том, что есть немалая доля поставок, которая идет мимо официальной статистики, хотя в этом никто никогда и не сознается.

К примеру, это касается торговли со странами, находящимися под режимом международных санкций. Не является секретом, что та же Турция наряду с Объединенными Арабскими Эмиратами на протяжении долгих лет являлась одним из главных торговых путей в закрытый для поставок различной технологичной продукции Иран. Отсюда и проистекают разного рода чудеса типа возникшего ни с того ни с сего в отдельно взятом году всплеска импорта Турцией золота. Потом выяснилось, происхождение у него было иранское.

Вспомним и о поставках военно‑технической продукции, которые любое государство, включая, разумеется, и Турцию, делающую большую ставку на развитие местного ВПК, посторонней публике демонстрируют весьма неохотно. Иногда складируя их в строчку под заголовком «скрытый экспорт», иногда распределяя по другим, исключительно гражданским статьям.

Про нефтяную и прочую контрабанду не будем говорить принципиально – ее учитывают в совершенно других бухгалтериях, хотя, думается, что ничуть не с меньшей скрупулезностью.

Итак, что же можно разглядеть в приведенной выше таблице, отражающей динамику изменения турецкого экспорта и импорта за 12‑летний отрезок времени?

Разумеется, официальные лица из руководства страны прежде всего привлекают внимание публики к данным в левой колонке, демонстрирующим хорошую динамику роста поставок за рубеж турецких продукции и услуг, начиная с 2003 года. Наряду с прочими достижениями в экономической сфере эти показатели дали основание разработать в конце первого десятилетия XXI века амбициозную комплексную программу развития «Турция‑2023», приурочив ее реализацию к празднованию столетнего юбилея Турецкой Республики.

Про экспорт там, кстати, указано, что к 2023 году он должен достичь 500 млрд долларов. Задача, как уже сейчас становится понятно, абсолютно недостижимая, равно как и запланированное к тому же сроку вхождение страны в десятку крупнейших экономик мира по объему ВВП. Но с этими планами правящая Партия справедливости и развития выиграла парламентские выборы в 2011 и 2015 годах. Полагаю, выиграет еще и в 2019‑м. Пока к праздничной избирательной кампании 2023 года, возможно, не решится их все же актуализировать…

Так вот, повторимся: в приведенной выше таблице в принципе все неплохо выглядит, особенно если смотреть в региональном разрезе на то, как растет турецкий экспорт на перспективных африканском, американском или же азиатском направлениях. И если при этом еще игнорировать то настораживающее любого вдумчивого человека обстоятельство, что пропорциональными темпами растет и импорт, в первую очередь из Европы, США и ряда развитых азиатских стран. Последнее в пересчете с относительных показателей на абсолютные означает все шире расходящиеся «ножницы» дефицита по турецким внешнеторговым операциям.

Если при рассмотрении приведенной выше статистики спуститься на уровень глубже – к природе возникающего у турок внешнеторгового дефицита, то можно убедиться в том, что возникает он вовсе не как у некоторых высокоразвитых экономик, включая те же Штаты, то есть за счет переноса трудоемких и вредных производств за пределы страны и последующего ввоза готовой продукции, произведенной неприхотливыми по части зарплаты и условий труда азиатами.

Турецкий дефицит приблизительно наполовину, а в отдельные периоды времени и в большей мере складывается из поставок в страну различного сырья и энергоносителей. Здесь возникает лишний повод вспомнить упомянутый ранее Национальный обет 1920 года с его так и не реализованными планами оставить за Турецкой Республикой, весьма бедной в смысле полезных ископаемых, нефтеносные районы Мосула и Киркука. Конечно, Турция – «кузница, здравница и житница», но как бы настойчиво она все последние годы ни проводила рекогносцировку своей территории, у нее нет значимых запасов нефти и газа не то что в мировом масштабе, но даже и с точки зрения поддержания «штанов» национального топливно‑энергетического баланса.

Что же до других 40–50 % турецкого минуса, то он главным образом формируется из закупок за рубежом разнообразной продукции с высокой добавленной стоимостью, до производства которой Турция, не имеющая никаких сложностей ни с наукой маркетинга, ни с искусством продаж, но при этом испытывающая серьезный дефицит в технологических разработках, самостоятельно дотянуться пока не в состоянии.

Можно до бесконечности сравнивать свой уровень отчислений на НИОКР в соотношении к ВВП с аналогичным уровнем у передовых стран: у Турции – около 1 % с небольшой тенденцией к росту, а у лидирующих, инновационных экономик в лице Израиля, Японии и Южной Кореи – от 3 % и выше.

Можно сколько угодно повторять утверждение про переход мира на нетрадиционные производства, к экономике знаний, с компьютером под мышкой, как с кольтом XXI века – «великим уравнителем возможностей». Но если ты не производишь каких‑то базовых, фундаментальных вещей сам, по своим собственным разработкам, должным образом защищенным правами интеллектуальной собственности, типа того же двигателя внутреннего сгорания, то это сразу закрывает тебе перспективы не только в отдельно взятой отрасли, но также в смежных областях, сопряженных звеньями технологических цепочек. Все это многократно сужает пространство для дальнейшего экономического развития страны в целом. Нельзя сказать, чтобы Турция не строила планов на сей счет, но реализуются они пока не слишком динамично.

Углубляться в принципе можно и дальше, вспомнив про «кремниевые долины», которые строятся и в Турции, но заставим себя остановиться и ограничимся, в качестве резюме, кэрролловским выражением «нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда‑то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!». А Турции бежать приходится, как свидетельствует все та же статистика, вместе с достаточно молодым по медиане и ежегодно прирастающим населением, которое к концу 2015 года уже достигло 78,7 миллиона человек.

В общем, сложив «А» и «Б», то есть экономические и демографические реалии и помножив эту сумму на «С», мироощущение турецкого руководства и его взгляд на перспективы своего народа в новом тысячелетии, можно, чуть поднапрягшись, вывести и все остальное.

В это собирательное «все» входит как «новый османизм», так и внешнеполитический курс страны на фоне событий «арабской весны», стартовавшей в Тунисе в конце 2010 года. Оценка тех событий со стороны турок была достаточно однозначной: если распад Советского Союза – это исторический шанс номер один, то начавшаяся 20 лет спустя «арабская весна» – «подарок судьбы» сопоставимого масштаба. Ожидать того, что турки будут разбрасываться подобными возможностями, – значит плохо знать амбициозное турецкое руководство, да и в целом турецкий менталитет, на протяжении всей своей сознательной жизни настойчиво сканирующий окружающий мир в поисках возникающих возможностей.

Равным образом турецкое правительство не собирается спокойно взирать на наметившееся в последние годы падение, с 14 % до 10 %, темпов роста численности населения вкупе с неуклонным сдвигом его среднего возраста с 24 лет до 31. Помня, что «старикам тут не место!». «Тут» – то есть в современном мире с его африканскими и ближневосточными восемнадцатью годками‑то…

Отсюда и эрдогановский наказ всем семьям «рожать по трое детей». Он был весьма негативно встречен «освобожденными» Ататюрком женщинами Турции, и прежде всего обладательницами дипломов о высшем образовании, проживающими в крупных городах страны. Многими другими, воспитанными в более традиционных семьях, он был воспринят спокойнее, поскольку многодетность – не такая уж и редкость в Турции (пока), не только не вознаграждаемая орденами матерям‑героиням, но даже не особо удостаивающаяся сюжетов в СМИ. Да и к детям в стране, хоть к своим, хоть к чужим, отношение у турецкого народа весьма здоровое. То есть дети – величайшая ценность! Что, впрочем, не всегда имеет прямое отношение к их количеству.

Как бы то ни было, от любых стрел критики у турецкого лидера есть надежный щит – «этого хочу не я, этого хочет аллах!». А сказаны эти напутственные слова были Эрдоганом с трибуны все в том же памятном 2009 году, с которого мы, собственно, и начали данную главу.

К тому времени Турция в рамках нового взгляда на свою историческую, культурную и в итоге цивилизационную принадлежность, а также в рамках своего скорректированного в сторону большей независимости от Запада курса, успела предпринять немало важных шагов. В том числе и на ближневосточном направлении – в зоне своих жизненных интересов. В очередной раз отказываясь от бесперспективных попыток объять необъятное, упомянем лишь о нескольких эпизодах, заслуживающих внимания в контексте данной главы.

После прихода эрдогановской партии к власти в конце 2002 года американцы буквально сразу смогли убедиться в том, что «не все спокойно в Датском королевстве». В начале 2003 года турецкий Меджлис достаточно неожиданно «взбрыкнул» на Соединенные Штаты Америки, привыкшие видеть в турках своих региональных «вассалов», столь же верных, сколь и безмолвных, отказав им в использовании своей территории и своих военных баз в ходе второй иракской войны.

Понятно, что в новых условиях туркам совсем не хотелось оказаться втянутыми в не слишком популярную, да еще и не подкрепленную сколь‑нибудь вескими аргументами авантюру «крестоносцев» XXI века на Ближнем Востоке. Кроме того, необходимо учитывать, что американское тесное сотрудничество с курдами, которое «с турецкого минарета» выглядит однозначно как предательство со стороны стратегического союзника, началось вовсе не с сирийской гражданской войны.

Начало было положено именно в Ираке, когда американцы, невзирая на бурные турецкие протесты, успешно сотрудничали с пешмерга, что в первую, что во вторую кампании. Эта кооперация в итоге привела к тому, что иракский Курдистан сначала получил фактическую автономию – с начала 90‑х годов прошлого века, а к 2005 году стал уже автономией де‑юре, после принятия постсаддамовским Ираком новой демократической Конституции.

Несколько успокоить турок, в генетическом коде которых «вшит» страх перед курдским сепаратизмом, американцам удалось лишь в 2007 году. Тогда была достигнута договоренность о тройственной координации в формате США – Ирак – Турция с целью борьбы с Рабочей партией Курдистана – ударной силой курдских сепаратистов в Турции, признанной в качестве террористической организации. Договоренности между тремя странами предусматривали, помимо всего прочего, совместные операции на севере Ирака. Да и Турция, к тому времени благоразумно рассудившая, что если чему‑то нельзя воспрепятствовать, то к этому лучше присоединиться, начала выстраивать успешные торгово‑экономические отношения с курдской автономией, довольно быстро превратившие турецкий бизнес в ее основного партнера.

В итоге тогдашний президент Турецкой Республики Абдуллах Гюль, посетивший в 2008 году Соединенные Штаты Америки, с известной степенью удовлетворения отметил «начало формирования атмосферы доверия» между двумя странами. Ничего себе заявление, подивимся мы, от «сателлита» на южном фланге НАТО.

Другой голос в 2009 году с трибуны Всемирного экономического форума в Давосе несколько раз и весьма настойчиво, требуя к себе внимания, произнес в микрофон «One minute please!» Принадлежал он премьер‑министру Реджепу Тайипу Эрдогану, взявшему на себя в дебатах добровольную роль рупора и защитника палестинского народа от «израильской агрессии» – операции «Литой свинец», начавшейся в декабре 2008 года. Вступив в оживленный спор с президентом Израиля Шимоном Пересом и будучи прерванным модератором посередине своего эмоционального выступления о «зверствах израильской военщины», Эрдоган демонстративно покинул зал с обещанием «в Давос больше ни ногой».

Свое обещание он пока продолжает держать, а фраза «One minute please!» с тех пор стала крылатой. Так что совсем неудивительно, что кто‑то из самых ушлых турок, как припоминает автор, даже попытался превратить ее в защищенную торговую марку – кажется, шоколадных батончиков. Но кондитерские изделия на прилавках так и не задержались в отличие от продолжающей жить на Ближнем Востоке памяти о громком оставлении Давоса Эрдоганом. Помнят о «хлопнувшей двери» и в Турции с ее некоторым, уже упоминавшимся ранее бытовым антисемитизмом. Что уж говорить о бурных и продолжительных аплодисментах, сорванных премьер‑министром на бурлящей «арабской улице»?

Этот демарш ознаменовал начало решительного разворота вектора движения Турции от государства Израиль в сторону арабского мира. Однако прежде чем упомянуть об окончательном завершении «маневра», которое состоялось в мае 2010 года после инцидента с так называемой «Флотилией мира», нелишним будет вспомнить некоторые обстоятельства отношений между двумя странами.

Прежде всего отметим, что Турецкая Республика была в числе первых государств мира и уж точно первой мусульманской страной, признавшей независимость Израиля в 1949 году. Невзирая на нередкие взлеты и падения двусторонних отношений, турецкая дружба сама по себе на протяжении долгих лет являлась для израильтян, находящихся во враждебном арабском окружении, ценным активом.

После трагического и ужасающего по своим масштабам землетрясения в Турции 1999 года, унесшего жизни более 14 тысяч человек и почти полностью уничтожившего промышленный спутник Стамбула – Измит, авторитетное издание «New York Times» писало об исключительной близости двух народов и о том, что каждый в Израиле «чувствует личную связь с Турцией». Ну, а сам Израиль, направивший своих спасателей для ликвидации последствий трагедии, цитируем дальше, «воспринимает Турцию как соседа, брата и партнера». Немало израильтян даже указывали на «историческую предопределенность» своей дружбы с турками, поскольку, дескать, оба народа, воспринимаясь в Европе как аутсайдеры, неизбежно испытывали сомнения на тему того, кто же их истинный друг. Вот эта возникшая связь между двумя народами, по мнению американского издания, и должна была стать тем фактором, который бы перевесил и сгладил шероховатости в отношениях между политиками и генералами двух стран, включая и пресловутый палестинский вопрос, и не совсем полное созвучие по поводу курдов и Рабочей партии Курдистана.

Ну да, ну да… Американских оракулов гурьбой отправляем мед пить, поскольку как они говорили, почти все так и вышло, только с точностью до наоборот, что Давос всем наглядно и продемонстрировал. Невзирая на то, что вооруженные силы и спецслужбы двух стран сотрудничали самым тесным образом, израильские пилоты тренировались в воздушном пространстве Турции, а израильские техники занимались ремонтом и модернизацией турецких военных самолетов. Невзирая на обилие планов по развитию торгово‑экономического сотрудничества, включая массовый трансфер прорывных израильских технологий в нуждающуюся в них Турцию и строительство водопровода для поставок турецкой пресной воды в засушливую «Землю Обетованную». Невзирая на… ну, в общем, на все остальные преимущества и выгоды, которые сулили турецко‑израильские отношения в случае сохранения их хотя бы на уровне «холодного нейтралитета». Понятно, что размежевание было предопределено заранее, причем в первую очередь в результате турецкой политики ввиду кардинально изменившегося взгляда турок на регион и на свое положение в нем.

А уж как конкретно это случится – то был вопрос второго порядка значимости. Развитие событий после скандала на Давосе не заставило себя долго ждать. В 2010 году та самая «Флотилия Мира» из шести судов, которая была собрана правозащитной, формально прописанной на Кипре, организацией «Free Gaza Movement» и присоединившимися к ней мусульманскими фондами, в том числе и из Турции, бросилась как на амбразуру на прорыв израильской морской блокады Сектора Газы. Конечно, груз был целиком и полностью гуманитарный и исключительно нужный для терпящих лишения палестинцев, что делало израильский таможенный досмотр ну совсем уж неуместной тратой времени. Только почему‑то выглядело все это как одна большая авантюра, направленная в первую очередь на то, чтобы добиться той или иной реакции Израиля. Причем, похоже, любой…

Прошли без израильского досмотра? Все, считай, прямая дорога в Газу проложена. Израиль дал слабину? Прощай, Израиль! Прошли с досмотром? Опять же «израильская военщина» бесчинствует, стоя на защите незаконной блокады свободной Газы. Ну а то, что будет бесчинствовать, в этом никто не сомневался. Главное, чтобы захваченные с собой съемочные группы то, что нужно, зафиксировали в формате HD и транслировали на все прогрессивное человечество.

Вообще, весьма похоже, что для участников плавания тот круиз представлялся как захватывающий пикник, эдакая не отягощенная излишними вопросами и сомнениями хоббитская прогулка «туда и обратно» к горе дракона. И кого там только на борту не было, и из каких только стран эта пестрая тусовка не подобралась… Европейские, американские, ближневосточные, в том числе и из самого Израиля, журналисты, писатели, историки, действующие и отставные политики, равно как и в большом количестве люди неопределенного рода занятий, которых кто‑то именует активистами, а кто‑то – попросту горлопанами.

Версии турецкой и израильской сторон относительно произошедших в международных водах событий разнятся между собой самым диаметральным образом, поэтому опираемся лишь на факты: пять судов подчинились требованиям высадившегося на них израильского спецназа проследовать в порт Ашдод для таможенного досмотра. На «Мави Мармара» что‑то пошло не так, и израильтяне, указывая впоследствии на оказанное им ожесточенное и якобы подготовленное заранее сопротивление, убили девять человек, оказавшихся впоследствии турецкими гражданами.

Отчет комиссии ООН под руководством Джеффри Палмера, опубликованный в сентябре 2011 года, невзирая на то, что был выдержан в достаточно нейтральных и примирительных тонах, да и сами его выводы носили никого ни к чему не обязывающий рекомендательный характер, вызвал в Анкаре неподдельный гнев.

Не помогли и настойчивые рекомендации Израилю в завершающей части отчета выразить свое сожаление Турции и произвести выплату в пользу семей погибших и пострадавших. Поскольку требования к Израилю, озвученные самим турецким руководством, сводились к формуле из трех пунктов: первое – извинения (не путать с сожалениями), второе – не просто выплаты, а компенсации, что юридически все же несколько другое, и третье – полное снятие израильской морской блокады с Сектора Газа. Кстати, заметим, что в известной мере схожий набор был предъявлен Россией по отношению к самой Турции после трагедии 24 ноября 2015 года…

Понятно, что если первые два пункта турецкой стороны относительно «извинений‑сожалений» и «выплат‑компенсаций» в принципе утрясаемы путем многочасовых дипломатических переговоров, то требование по снятию блокады для Израиля, перманентно пребывающего в красном секторе на шкале «террористической угрозы», неприемлемо ни в каком виде, ни в фас, ни в профиль. Тем более, что оно никак не коррелирует с выводами той самой международной комиссии ООН, подтвердившей законность и оправданность израильской блокады.

Отсюда и «такая личная неприязнь к потерпевшему», испытанная Турцией к Палмеру и к его отчету в частности. Сопровождала ее волна массовых антиизраильских протестов, прокатившихся по всей стране и даже заставившая местные силы правопорядка выставлять полицейское оцепление для защиты здания израильского посольства в Анкаре. Для полноты картины необходимо добавить, что посольства этой страны традиционно представляют собой, и в Турции в том числе, угрюмое серое оборонительное укрепление с узкими и зарешеченными окнами‑бойницами.

Подводя черту под этим происшествием, сделаем вывод, что инцидент с «Флотилией Мира» ознаменовал собой не просто кардинальное ухудшение турецко‑израильских отношений до «нитевидного пульса» со взаимным отзывом послов, понижением дипломатических отношений до уровня вторых секретарей и обменом сторонами словесными залпами из орудий всех калибров. Дело в том, что к концу первого десятилетия XXI века Турция окончательно сделала свой цивилизационный выбор в пользу мусульманского Востока.

Но даже и это не является достаточным описанием судьбоносности момента. Главным стало то, что Турция, демонстративно размежевавшаяся с Израилем, получается, тем самым оформила официальную заявку на то, чтобы встать в ряд лидирующих государств – выразителей интересов исламского мира на международной арене. Естественно, что находиться в одном строю с аравийскими монархиями, включая Королевство Саудовскую Аравию и Государство Катар, при этом поддерживая ровные отношения с Израилем и занимая нейтральную позицию в том же палестино‑израильском урегулировании, попросту невозможно. Как говорил «железный канцлер» Отто фон Бисмарк, политика есть искусство возможного.

Пожалуй, одной из наиболее ярких иллюстраций тезиса о новой роли Турции может послужить документально‑исторический сериал «Река, текущая на Запад», вышедший на экраны в памятном для арабского мира 2011 году при поддержке турецкой государственной телерадиовещательной компании «TRT» и Министерства культуры страны. Бюджет этого фильма составил весьма и весьма приличную для документального кинематографа сумму в 6,5 миллиона долларов. Подчеркнем, это не голливудский блокбастер, это – «документалка»…

Вот этот самый 20‑серийный фильм был представлен публике в качестве «принципиально нового взгляда» на историю мировой цивилизации, напоминающего забывчивому Западу, откуда ноги растут, или, выражаясь в терминах авторов фильма, откуда река течет. Нужно ли говорить о том, что в фильме как явно, так и подспудно утверждается одна из лидирующих ролей Турции в «диалоге цивилизаций», который Хантингтон в свое время мрачновато охарактеризовал как «столкновение».

Если угодно, «Река, текущая на Запад» стала своего рода экранной ипостасью «Стратегической глубины» Ахмета Давутоглу, безусловно, корреспондирующейся с этим бестселлером, утверждая огромную роль Востока в формировании современной западной цивилизации, а также наличие двух полюсов «общего цивилизационного гуманитарного наследия».

Однако следует заметить, что по сравнению со «Стратегической глубиной», предназначенной скорее для местного употребления, замах в сериале был все же на порядок выше. Авторы еще до того, как фильм вышел на экраны и получил немало наград и дипломов, сразу заговорили о возможности использования «Реки» как учебного видеопособия по историческим и смежным дисциплинам в зарубежных вузах. Случилось это в итоге или все‑таки нет, автору доподлинно неизвестно. Хотя он не удивится, если копии «кинопленки» обнаружатся на архивных полках оксфордов‑кембриджей‑принстонов.

Съемки фильма проходили в шестнадцати странах мира, а из двадцати стран для участия было приглашено около двухсот политиков, ученых и экспертов мирового уровня. В списке известных широкой публике мыслителей, принявших участие в съемках, есть писатели Пауло Коэльо, Умберто Эко и Амин Маалуф. В фильме снялся, разумеется, и премьер‑министр Турции Эрдоган, выступивший с позиций лидера одной из ведущих стран региона с рассуждениями о стремительно меняющемся глобальном мире, ставшем «одной большой деревней», а также о новых вызовах и угрозах, стоящих перед современной цивилизацией. В их числе он назвал отставание в развитии третьего мира, нехватку продовольствия и воды, истощение природных ресурсов планеты и загрязнение атмосферы. Список, в общем‑то, хорошо знакомый, с одним лишь небольшим, зато существенным дополнением.

Важное место в ряду заостренных этим фильмом проблем занимает прикрывающийся исламом как щитом международный терроризм, «во всей красе» проявивший себя 11 сентября 2001 года в США. Та террористическая атака, согласно авторам фильма, в итоге и породила «позорное явление», называемое в исламском мире новомодным термином «исламофобия». Под которым подразумеваются распространившиеся по миру в той или иной степени антиисламские предубеждения и стереотипы, выливающиеся в дискриминацию мусульман как сообщества. Мусульмане, включая турок, пытаются приравнять это явление к наказуемому в некоторых странах мира антисемитизму. Ну а европейские правые называют «троянским конем исламизма».

Для нас принципиальным является то, что Турецкая Республика, проводившая на протяжении десятилетий кемалистский внешнеполитический курс и позиционировавшая себя в качестве части западного мира, к концу первого десятилетия XXI века окончательно «перевернулась». Страна кардинальным образом пересмотрела свои позиции и сделала уже в новом качестве целый ряд уверенных шагов к тому, чтобы встать в один ряд со странами Востока и в перспективе сыграть в нем лидирующую роль объединительницы исламского мира.

Эрдоган, по праву считающийся одним из самых путешествующих или, как не без гордости говорил он сам про себя, «потеющих» лидеров, активно выстраивал отношения по всему исламскому миру, пожимая руки, помимо всех прочих, Хосни Мубараку в Египте, Муаммару Каддафи в Ливии, Бен Али в Тунисе. А с Башаром Асадом, который на момент написания этой книги пока еще держит круговую оборону в войне всех против всех, но уже при жизни «канонизирован» как первостатейный «тиран, кровопийца и убийца сотен тысяч людей», Эрдоган и вовсе на протяжении ряда лет дружил семьями, проведя даже как‑то с четой Асадов летний отпуск в турецком Бодруме в августе 2008 года.

Просто вслушаемся в слова, произнесенные закадровым мужским голосом с приятным тембром в одной из завершающих серий «Реки, текущей на Запад», и проникнемся ответственностью момента с учетом стоящего на дворе 2011 года: «В этом документальном фильме мы проанализировали то, как эта страна (прим. авт.: понятно, что Турция) на протяжении тысячелетий являлась мостом между Востоком и Западом. Мы наблюдали за успехами государственного управления в Турции, населенной множеством народов и представителями самых разных конфессий. Возможно, в этом примере есть уроки, которые должен извлечь для себя современный мир».

Сотни и даже тысячи книг и исследований посвящены анализу причин массового поражения Ближнего Востока и Северной Африки явлением, романтично названным «арабской весной». По‑видимому, все же теми, кто в жизни своей не наблюдал зачастую непасторальных картин таяния снега в крупных населенных пунктах.

Основная идея всех многотомных исследований в итоге сводится к препарированию под увеличительным стеклом естественного желания людей жить и дышать в свободном обществе, гарантирующем справедливое, ну или хотя бы приемлемое, разделение благосостояния и дохода страны, а также личную безопасность для своей семьи и себя. Наличие же свободного доступа через Интернет к манящим образам «благополучного Запада» неизбежно запускает реакцию сравнения «здесь» и «там» с предсказуемым итогом сопоставления. И совсем не только потому, что «там» – обязательно лучше, но еще и в силу того, что «там» – все же дальше. Дающая сбои и искрящая государственная машина запускает в пассионарном обществе цепную реакцию, а за рубежом стремительно делается новый геополитический пересчет, неизбежно сводящийся к шариковской идее «взять все и поделить».

Разные дружбы и стратегические альянсы – с Соединенными ли Штатами Америки, с европейскими ли державами – рассыпаются буквально на глазах как карточные домики. Тем более когда у процесса появляются серьезные спонсоры, в первую очередь не стесненный в средствах Катар со своими «братьями‑мусульманами» и ваххабитская Саудовская Аравия, на дух не переносящие своих региональных конкурентов – влиятельные светские автократии вместе с их лидерами.

И горе было тем, у кого нашлось, что отнять и поделить. Речь в первую очередь идет, конечно, о погибшем страшной смертью чудаковатом диктаторе полковнике Муаммаре Каддафи и о богатой нефтью и газом Великой Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии – назовем полным именем эту канувшую в Лету страну – далеко не самую плохую, надо признать. Досталось и тем, кто на первый взгляд был победнее, но зато занимал геостратегическое положение, говорим уже об Арабской Республике Египет с ее Суэцким каналом. А заодно и о Сирийской Арабской Республике – важных воротах в Восточное Средиземноморье, весьма удачно расположившихся на пути следования в Европу ближневосточных энергоносителей.

Да и в целом на Ближнем Востоке и в Северной Африке сложно припомнить страну, которой удалось бы полностью избежать «весенней пандемии». Простое перечисление практически полностью заштриховывает карту региона: Марокко, Алжир, Тунис, Ливия, Египет, Сирия, Йемен, Иордания, Иран и даже сама суннитская Саудовская Аравия с нефтеносным шиитским востоком и контролируемым ею же шиитским Бахрейном. Впрочем, по прошествии не столь уж длинного срока тем, кто строил какие‑то иллюзии, стало очевидно, что арабский мир – это как раз тот случай, что «сколько детскую кроватку ни собирай, все равно получается автомат Калашникова!» Хотя, особенно поначалу, запущенный эффект домино многими даже впрямую незаинтересованными наблюдателями был встречен с энтузиазмом – мол, в регионе началось обновление и очищение от архаичных для XXI века восточных диктатур и автократий.

И это открывало перед турками, занявшими поначалу осторожную и выжидательную позицию, поистине головокружительные геополитические перспективы, причем буквально на расстоянии вытянутой руки. Так что совсем неудивительно, что после того, как 18 декабря 2010 года с акта публичного самосожжения Мохаммеда Буазизи в Тунисе началась «арабская весна» и стала ясна необратимость ее разрушительных процессов, именно Турция оказалась первой в очереди из потенциальных кандидатов на то, чтобы стать «моделью для сборки» новых арабских демократий.

Вообще, когда говорят о том, что Турция активно предлагала себя в качестве прототипа для развития ближневосточного и североафриканского регионов, нередко забывают о том, что на самом деле подобное предложение «руки и сердца» делалось турками как минимум вторично.

В первый раз подобные мысли возникли в период распада Советского Союза в отношении вновь образованных тюркских государств Кавказа и Средней Азии. Однако, как указывает ряд турецких экспертов, мысль была хорошая, но не прошла, будучи лишенной западной поддержки. На Западе небезосновательно полагали, что только светские автократии способны удержать вновь образованные государства от исламского радикализма и, получается, только в таком качестве они будут выстраивать курс на сотрудничество, а не на антагонизм. Кроме того, отметим, что и сами страны – потенциальные импортеры турецкой модели, только что получившие свой «кусочек независимости», сильно заерзали, опасаясь его утраты путем установления над ними очередного протектората – на этот раз сурового турецкого «агабейлика». В итоге государственное строительство на демократических или же не слишком демократических принципах тогда не возымело решающего значения, а посему было отложено, ко всеобщему облегчению, до лучших времен.

Но с наступлением в 2010 году переломных событий, как уже было сказано выше, возникла совсем иная аргументация и оказались затронутыми совсем другие интересы, так что дискуссия о том, сможет ли Турция послужить прообразом для будущих арабских демократий, разгорелась уже с новой силой.

Кто‑то считал, что – да, может, упирая на достаточно уникальное в мировой практике сочетание в Турции ислама как религии подавляющего большинства населения и демократии, тем более на фоне демонстрирующей заметные успехи либеральной экономики страны. И с темпами роста ВВП, которые уступали в отдельные годы лишь китайским и индийским.

Оппоненты, тоже в немалом числе, хотя и признавали сам по себе обнадеживающий факт «сочетания плохо сочетаемого», указывали на то, что в самой Турции процесс демократических преобразований пока не завершен, а демократия страны, если можно так выразиться, является «демократией для чайников», со всеми своими заморочками: проблемой национальных и религиозных меньшинств, включая извечный курдский вопрос, растущим расколом между исламистами и кемалистами, неочевидностью ситуации с базовыми демократическими правами и свободами и т. д. и т. п. Далее можно прямо идти по тексту ежегодных евроотчетов «о прогрессе Турции» на тернистом пути к «звездам» ЕС.

О том, что в Турции со всем этим творится, мы еще поговорим в главе 7, ставя точку в списке аргументов скептиков. У каждой страны – собственная история и особенности развития, и пытаться насаждать свой, исключительно индивидуальный, опыт на чужеродную почву – дело бесперспективное и даже опасное.

Впрочем, возможно, с учетом именно неоднозначного среднеазиатского опыта, на официальном уровне руководство Турецкой Республики в лице президента Абдуллаха Гюля и премьер‑министра Реджепа Тайипа Эрдогана наличие каких‑либо намерений по прямому экспорту турецкой модели в охваченный волнениями регион категорически отрицали. Хотя и подчеркивали немедленную готовность Турции к тому, чтобы при наличии запроса щедро делиться своим опытом и предоставлять необходимую поддержку преобразованиям во вновь формирующихся демократиях региона.

Надо сказать, что период, последовавший за добровольным отречением от власти в феврале 2011 года египетского президента Хосни Мубарака, самого сильного в военном отношении и самого густонаселенного арабского государства, начинался для турецко‑египетских отношений весьма многообещающе.

Прибывших в Каир в сентябре 2011 года президента Эрдогана с его супругой уличная толпа встречала бешеным скандированием «Хош гельдиниз», что по‑турецки означает «Добро пожаловать!», и не нуждающимися в переводе выкриками «Аллаху Акбар!». Зарубежная пресса хором говорила об укреплении позиций Турции в регионе как о неизбежности, особенно после громкого разрыва отношений с Израилем. И, разумеется, с учетом идеологической близости между эрдогановской Партией справедливости и развития и пришедшими к власти в Египте «Братьями‑мусульманами», до этого годами находившимися под запретом.

Хотя от внимания многих укрылся тот факт, что когда в ходе своего каирского визита Эрдоган с трибуны призвал египтян «не бояться светскости», он незамедлительно получил жесткий отпор от, казалось бы, партнеров по идеологии. Махмуд Гузлан, один из спикеров движения, охарактеризовал выступление Эрдогана как попытку прямого вмешательства во внутренние дела Египта и указал на невозможность копирования чужеродного опыта на египетскую почву…

Но это, конечно, нюансы, которые были не в состоянии испортить настроения турецкому премьеру, которого по телевидению Египта представляли в качестве героя – в специальном выпуске ток‑шоу «египетской Опры Уинфри» – Моны эль‑Шазли. В том интервью Эрдоган говорил о судьбах региона и указывал на то, что Турция и Египет являются самыми важными его государствами. По его же словам, установление отношений с Израилем в свое время было ошибкой, но ведь тогда у власти в Турции была совсем другая партия… А на вопрос ведущей об отношениях уже между Турцией и Египтом на новом витке развития Эрдоган предпочел ответить поэтическими строками турецкой песни, считающейся одним из неофициальных гимнов его партии. Текст этой песни лично автору напомнил популярный детский шлягер из советских времен «Вместе весело шагать по просторам!», только несколько переделанный на тягучий, с элементами драматизма, восточный манер: «Вместе мы шагали по этим дорогам, вместе мокли под проливными дождями»…

Пришедший к власти в июне 2012 года, по итогам проведенных в стране президентских выборов, лидер египетских «братьев» Мухаммед Мурси в том же сентябре стал почетным гостем в Анкаре – на конгрессе «родственной» Партии справедливости и развития. В своей почти часовой речи он не скупился на похвалы в сторону Турции, которая, по его словам, вкупе со своими демократическими достижениями стала «источником вдохновения для Ближнего Востока». А турецкое участие в региональных делах было охарактеризовано Мурси как необходимый этап для «социальной и экономической реабилитации Ближнего Востока, пережившего “арабскую весну”». Упомянул в своем выступлении египетский президент также о Сирии и о «преступных деяниях Асада», из‑за которых «никто в регионе не может по ночам сомкнуть глаз». Ну и не в состоянии сдержаться, от себя добавим – не исключено, что и кебаба кушать тоже…

Впрочем, это быстрое сближение между двумя странами, сопровождавшееся выделением Египту со стороны Турции 2 миллиардов долларов экономической помощи, подписанием пачками соглашений о сотрудничестве и постановкой амбициозных целей и задач, закончилось довольно быстро с египетской контрреволюцией военных и заключением в июле 2013 года теперь уже самого президента Мухаммеда Мурси под стражу.

Нужно ли говорить о том, что нынешнее турецкое руководство хорошо помнит родную историю с огромным опытом самой Турции по части военных переворотов, а посему вдвойне остро отреагировало на ситуацию в дружественном Египте? Именно тогда на улицах и площадях возник и быстро вошел в исламском мире в моду символ сопротивления военным путчистам, получивший название «Рабиа» и выглядящий как ладонь, обращенная к смотрящему с четырьмя открытыми пальцами и одним подогнутым – большим.

Не будем заниматься перечислением всех версий, которые существуют на предмет происхождения данного жеста. Просто заметим, что преобладает нумерологическая: слово «рабиа» происходит от арабского слова «четвертый», пальцев поднято четыре, и если забыть про первого президента Египта Мохаммеда Нагиба, не слишком долго пробывшего на своем посту, то Мухаммед Мурси оказывается четвертым по счету.

В общем, эти «пальцы веером», которые до сих пор нередко можно увидеть на различных митингах в исламских странах, включая Турцию, а также в виде различной печатной продукции, скажем, стикеров на автомобилях, – это, во‑первых, выражение солидарности с незаконно свергнутым президентом Мурси, а во‑вторых, символ сопротивления всем незаконным переворотам, как таковым. Ну, то есть, к свергнутому четвертому президенту Украины Виктору Януковичу этот символ тоже вполне себе применим и с той самой, нумерологической, точки зрения – даже побольше, чем к самому Мурси…

После заключения Мурси под стражу многообещающие отношения между Турцией и Египтом рассыпались. За время египетских революций‑контрреволюций популярность Турции в Египте, согласно опросам общественного мнения, успела сначала взлететь до рекордных 86 % в 2011 году, чуть снизиться до 84 % в 2012 году и окончательно рухнуть до катастрофических 38 % в 2013 году…

На момент написания книги, невзирая на туманные намеки турецкой стороны, начавшие появляться в середине 2016 года, о скорой нормализации отношений, они так и остаются невосстановленными. Взгляд нынешнего руководства Турции на египетский режим генерала ас‑Сиси (пока, во всяком случае) однозначен: они – военные преступники, свергнувшие законную власть и поправшие «солдатскими сапогами» демократический выбор народа Египта.

В отличие от тех же египетских событий, которые с самого своего начала целиком и полностью были поддержаны турецким руководством, его взгляд на брожения в Ливии, начавшиеся в феврале 2011 года, стык в стык с событиями в Тунисе и Египте, был далеко не столь однозначным.

Конечно, полковник Каддафи был военным, а это уже сразу огромный жирный минус в его «резюме» в глазах турок. Его столь же богатое, сколь и неоднозначное прошлое вкупе с нарочитой экстравагантностью не оставляли ливийскому диктатору никаких шансов на равнодушное к себе отношение. То он пройдется по комплекции катарского эмира Хамада аль‑Тани, дерзко и совершенно безосновательно сравнив на публике его 160‑килограммовое королевское высочество с нефтяной бочкой, то он резко выступит против кандидатства Турции в ЕС, заявив, что ее возможное принятие в «европейскую семью народов» сработает на «рост исламского экстремизма» и, перейдя уже всякие границы, что «членство в ЕС Турции будет означать победу Усамы бен Ладена». В те же 1990‑е годы турецко‑ливийские дипломатические скандалы вообще были вещью совершенно обычной с учетом тех критических реплик, которые позволял себе отпускать ливийский диктатор в адрес политики Турции по отношению к курдскому меньшинству страны.

Но у этой «медали» была и другая, «блестящая» сторона. Нельзя забывать, что Ливия – это именно та страна, с которой свою экспансию за рубеж начинали турецкие строительные подрядчики, на которой они тренировались и зарабатывали свои первые референции на международной арене. Поясним, что референция – это официальное свидетельство об успешном завершении проекта, подписываемое приемной комиссией заказчика, и без солидного и регулярно обновляемого портфолио ни одну компанию не допустят до конкурсных процедур по любому приличному проекту, ни за рубежом, ни теперь уже и в самой Турции. Поэтому наработка самых первых референций – весьма трудная и где‑то даже творческая задача, ради решения которой компании‑новички готовы буквально на все – от демпинга до киднеппинга. Шутка…

Таким тренировочным полигоном для турок в семидесятые годы прошлого века и стала Ливия. 1970‑е годы: свыше 70 % всех зарубежных проектов турецких строителей реализуются в Ливии. 1980‑е годы: свыше 50 % строек – ливийские. И только с восхождением в девяностых годах прошлого столетия на турецком небосклоне российской звезды Ливия потихоньку перебралась на вторую позицию. Всего же турками с семидесятых годов и по сию пору было реализовано в Ливии свыше 600 проектов на сумму около 30 миллиардов долларов США. Хотя по понятным причинам второе десятилетие XXI века стало для турецких строителей в Ливии абсолютно провальным, сопровождаясь их массовой эвакуацией с североафриканского побережья флотилией специально снаряженных паромов. Всего же из страны было вывезено около 30 тысяч турецких рабочих.

Нельзя обойти вниманием и личные отношения между Муаммаром Каддафи и Реджепом Тайипом Эрдоганом. После того как в 2009 году состоялся первый с 1996 года визит турецкого лидера в Триполи, Эрдоган стал в этой стране весьма частым гостем, вплоть до падения ливийского режима. А в 2010 году Эрдоган даже получил премию, учрежденную Каддафи за борьбу в сфере прав человека – так называемая «Al‑Gaddafi International Prize for Human Rights». Этой премии ранее были удостоены Нельсон Мандела, Луис Фаррахан, Уго Чавес и Фидель Кастро.

В своей речи на церемонии награждения Эрдоган отметил: «Вы можете быть уверенными, что эта награда сподвигнет нас на еще большую борьбу за права человека в региональном и глобальном масштабе. Единственная вещь, которую мы хотим для нашего региона и для планеты, – это мир и справедливость. Поскольку если в регионе царит процветание, то от этого выигрывает каждое государство. Все страны региона должны жить в мире, гармонии и стабильности. Каждый должен быть уверен в одном: все, что мы хотим для себя, мы также хотим и для других».

А теперь – интересный вопрос для «знатоков» от «телезрителей»: для чего Турции понадобились бы в Ливии всякие «революционные сквозняки»? Правильный ответ: они и не понадобились.

В отличие от своей собственной воинственной позиции по Сирии, о которой мы поговорим чуть позже, в Ливии Турция активно выступала против принятия резолюции СБ ООН № 1973 от 17 марта 2011 года о создании над страной бесполетной зоны. Невзирая на то что основные аравийские игроки, включая Катар, Саудовскую Аравию и ОАЭ, демонстрировали единодушие по поводу необходимости свержения Каддафи, вплоть до начала авиаударов со стороны широкой международной коалиции, ведомой Францией, турки предлагали целый ряд дипломатических решений внутреннего конфликта. Их отказ от интервенции в Ливию вызвал волну критики со стороны НАТО, напомнившей туркам о том, что воинские контингенты страны до этого вполне себе спокойно участвовали в операциях в Боснии‑Герцеговине, Косово и Афганистане…

И лишь когда Турция окончательно осознала, что Каддафи не может быть частью плана по мирному урегулированию, она поддержала главу так называемого Переходного национального совета Мустафу Мухаммада Абд‑аль‑Джалиля. 3 мая 2011 года Реджеп Тайип Эрдоган выступил с официальным заявлением, призвав Каддафи уйти из политики и отказаться от своих притязаний на власть. Не сдавшийся и зверски убитый в октябре того же года Муаммар Каддафи, по воспоминаниям своего телохранителя, до последнего момента ждал помощи со стороны своих друзей, к которым он, получается, напрасно, относил Сильвио Берлускони, Тони Блэра и Реджепа Тайипа Эрдогана…

О другом человеке, который считал турецкого лидера своим другом, – президенте Башаре Асаде и о событиях в Сирийской Арабской Республике, переросших в затяжную гражданскую войну с появлением на свет такого феномена как «Исламское государство», не забывая каждый раз добавлять «запрещенная в РФ террористическая организация», чуть больше будет сказано уже в следующей главе. Равно как и о том, как Сирия повлияла и продолжает влиять до сих пор на российско‑турецкие отношения.