Наука комбинаторика, занимающаяся составлением различных последовательностей из заданного набора элементов и подсчетом их количества, применительно к основному лозунгу «новоосманизма» – «ноль проблем с соседями» – привела к появлению огромного числа не предусмотренных его идеологами вариантов. Точно, как в старом анекдоте про задание детям придумать предложение с использованием слов «санки», «малыш», «горка», «съехать» и «крутая» и немало подививший учителя результат – «крутой малыш съехал на санках с горки». Слова «ноль», «соседи», «проблемы» по прошествии всего нескольких лет несколько обескураживающим для Турции образом сложились в «ноль соседей – ноль проблем» и «ноль соседей без проблем».

Сложно спорить с тем, что решение каждым государством наболевших проблем как по периметру своих границ, так и на удалении – это уже сама по себе благая идея. И, конечно же, в случае успешной реализации она должна принести неплохие дивиденды: буксовали‑буксовали отношения с той или иной страной – и вдруг стронулись с места. Математика на уровне средней школы: отношение любого положительного числа к нулю дает «восьмерку на боку», бесконечность.

Не будем излишне придираться к Ахмету Давутоглу, который, пожурив ататюрковский лозунг «Мир на родине – мир во всем мире» за его излишнюю идеалистичность, предложил свой «ноль проблем с соседями» и немедленно после своего назначения министром иностранных дел направился мириться с Арменией и утрясать кипрский вопрос.

Напомним, что на пути сближения с Арменией – весьма серьезные барьеры, включая события 1915 года, Нагорный Карабах и отношения с братским для Турции Азербайджаном. Объединение Кипра после событий 1974 года упирается в возврат грекам утерянного ими движимого и недвижимого имущества, а самое главное – в будущую структуру управления островом, где доминирует именно греческое население. Понятно, что пропорциональное представительство в руководстве острова, занимающего стратегическое положение в восточном Средиземноморье, турок не может устраивать по определению.

Персонаж известного советского кинофильма справедливо изрек про «Кемску волость»: «Такие вопросы, дорогой посол, с кондачка не решаются!» В общем, «зайдите на недельке». Так, собственно, и получилось: протоколы о нормализации турецко‑армянских отношений, подписанные главами внешнеполитических ведомств двух стран – Давутоглу и Налбандяном – в Цюрихе в 2010 году с большой помпой, в присутствии десятков министров иностранных дел различных зарубежных стран, включая Хиллари Клинтон и Сергея Лаврова, так и не были ратифицированы. Встал грудью Азербайджан, заставивший турок поставить предварительным условием прохождения через свой Меджлис урегулирование Нагорнокарабахского конфликта. Конечно, сам протокол никто не аннулировал, но его ратификация отодвинулась к линии горизонта. Ведь всем здравомыслящим людям понятно, где для Турции братский Азербайджан с его природным газом, а где Армения с ее «злопамятными» армянами. Впрочем, чуть лучше обстоят дела с Кипром: администрациями двух частей острова на момент написания этой книги ведутся интенсивные переговоры с перспективой выйти на договоренности в ближайшие месяцы.

Так что, справедливости ради, можно признать результат деятельности турецкой дипломатии по этим двум застарелым вопросам не нулевым. Чтобы не было совсем грустно, можно даже торжественно занести их в «зал славы», поскольку в отношении многого остального – того, что, как говорится, «каши не просило» и активного вмешательства не требовало – туркам впору хвататься за голову. «Арабская весна» стала той самой гайкой, настойчивое откручивание которой в итоге привело к утрате устойчивости всей несущей конструкции в целом.

После ухода Ахмета Давутоглу из большой политики в мае 2016 года потребовался срочный ребрендинг его «ноля проблем с соседями», в качестве лозунга внешнеполитического курса переставшего быть смешным и ставшего сюрреалистическим. Его пришлось оперативно заменять на более похожий на правду – «уменьшение количества врагов» – и пытаться срочно замириться с новичками в турецком списке недоброжелателей – с Израилем, Египтом и Россией. С теми, с кем турки своими собственными руками отношения и испортили. Причем в отличие от Армении и Кипра, доставшихся «новоосманам» в качестве «тяжелого наследия прошлого» – уже в самой что ни на есть новейшей истории, когда вроде бы все делалось правильно и «по науке». Как шутили оппозиционеры в самой Турции, в очередной раз безжалостно обыгрывая название «Стратегическая глубина», – страна уже погрузилась достаточно, кислород кончается, пора бы ей уже начинать всплывать.

Конечно, снижение рейтинга популярности Турции в целом ряде стран, переживших с грехом пополам «арабскую весну», – обстоятельство для турок не слишком приятное, но, наверное, не смертельное. Поскольку настроение толпы переменчиво: сегодня рейтинги есть, завтра их нет. Да и современные технологии позволяют их подправить, когда требуется. В общем, торгово‑экономические отношения сохраняются на приемлемом уровне, а местами продолжают подрастать – ну и ладно, как говорится…

Разрыв отношений с Израилем в пользу укрепления своей роли в исламском мире и выстраивания отношений с государствами Персидского залива, в первую очередь с Катаром и Саудовской Аравией, – тут, с точки зрения перспектив и рисков ситуация обсуждаемая. Кроме того, на крайний случай есть США – естественный «стоп‑кран», который, если что, удержит двух своих «верных союзников» в регионе от скатывания в откровенную эскалацию. На Капитолийском холме надавили – и вот в 2013 году премьер‑министр Израиля Биньямин Нетаньяху совершает телефонный звонок своему турецкому коллеге Реджепу Тайипу Эрдогану. Как сообщалось в СМИ, разговор состоялся по инициативе… президента США Барака Хуссейна Обамы. Сцена из серии: нобелевский лауреат честно отрабатывает выданную авансом награду и примиряет своих «неразумных чад»…

И Нетаньяху то ли извиняется, то ли выражает сожаление в связи с гибелью девяти турецких граждан в ходе инцидента с «Флотилией мира» и обещает решить вопрос денежной компенсации. В самом Израиле, кстати, данный шаг своего лидера был оценен как позорный, хотя все и было сделано прямо по рекомендациям упомянутого ранее доклада Джеффри Палмера. Но как бы то ни было, процесс диалога у турок с Израилем пошел. Впрочем, тут уже Турция, верная своему принципу «не отступать, не сдаваться», явно передавливает, продолжая настаивать на снятии морской блокады с Сектора Газа.

Египет и Ливия, о которых говорилось в предыдущей главе, – это, по‑видимому, уже серьезнее. Однако при отсутствии между ними и Турцией общей сухопутной границы тоже, в общем и целом, терпимо.

Но вот совершенно необъясним, выражаясь покерным языком, тот «тильт», который охватил турецких руководителей, когда в марте 2011 года, вслед за Тунисом и Египтом, начались волнения в соседней Сирии. С которой у Турции, вообще говоря, самая протяженная сухопутная граница – около 900 километров.

Неизбежен вопрос: о чем только думало турецкое политическое и военное руководство, когда в 2012 году буквально «двумя ногами» вступало в интернациональный клуб так называемых «друзей Сирии»? Об этом доподлинно известно только членам турецкого Совета национальной безопасности, но скорее всего, что рассчитывали на скоротечность смены власти в Сирии, по аналогии с теми же Египтом и Ливией.

Отказавшийся инкорпорировать так называемых «умеренных исламистов» во власть Башар Асад, вплоть до тех самых пор – друг Турции и брат Эрдогана, в один момент был превращен средствами массовой информации в кровавого диктатора, чье имя, согласно нормам правильного турецкого языка, уже стало непонятно как произносить. Теперь он то ли уже стал «Esed», то ли остался, как раньше, «Esat» – толком не разберешь. Серьезнейшая дискуссия в стране на эту тему развернулась, знаете ли…

Тут, конечно, хотелось бы вспомнить выступление самого Эрдогана на митинге в приграничном к Сирии турецком городе Газиантеп в 2010 году. То есть это было в те «старые добрые времена», когда Асада в Турции еще называли «Esat», сам он был частым гостем в стране, а у выхода из самолета его нередко встречал лично Эрдоган. Думается, нет нужды развернуто объяснять, что данный жест означает на языке дипломатического протокола, где сам по себе факт приезда первого лица в аэропорт ой как красноречив, не говоря уже о подъеме его прямо по трапу к выходу из самолета.

До старта «арабской весны» в Сирии оставалось меньше года. Не поскупимся на печатные знаки и приведем развернутую цитату, настолько она выбивается из нынешнего турецкого дискурса.

«Теперь смотрите, дорогие жители Газиантепа. В течение десятилетий Турция была жертвой искусственных страхов и ненужных беспокойств. Внутри страны были созданы искусственные угрозы, за ее пределами – враги. Что нам говорили? Турция окружена: с трех сторон морями, с четырех сторон – врагами. Пришли мы и полностью уничтожили этот стереотип, мы его стерли из нашей жизни. Газиантеп самым непосредственным, самым близким образом является тому свидетелем. Семь с половиной лет назад Сирия и Турция смотрели друг на друга со злобой, постоянно возникала напряженность, время от времени страны оказывались на пороге войны. Пришли мы, сели с моим братом Асадом и обсудили с ним проблемы, существующие между двумя странами, проконсультировались, провели переговоры.

Мы превратили Турцию и Сирию в две братские, в две дружественные страны? Мы наладили в каждой сфере сотрудничество? Мы подписали соглашения о сотрудничестве в экономике, торговле, внешней политике, культуре, искусстве, транспорте, инфраструктуре? Мы предприняли шаги по разминированию территорий на сирийско‑турецкой границе? Мы отменили с Сирией визовый режим? (прим. авт .: каждый вопрос сопровождается одобрительными овациями слушателей.)

Теперь мой брат из Газиантепа кладет в карман паспорт и едет куда захочет: хочет – в Алеппо, хочет – в Дамаск. А мой брат из Алеппо, Дамаска, Латакии и Хомса берет свой паспорт и приезжает в Газиантеп. Я спрашиваю, кто выиграл? Газиантеп выиграл, не так ли? Мой брат ремесленник выиграл, не так ли? Торговец выиграл, не так ли? Промышленник выиграл, не так ли? Мой гражданин выиграл, не так ли? Стало явным, насколько все эти страхи, все эти угрозы были пустыми. Явной стала не польза, а вред политики по созданию врагов…»

Как можно заметить, Эрдоган – выпускник школы имамов‑хатыбов и редкого дара оратор – говорит в Газиантепе, используя свой излюбленный прием противопоставления «было до» и «стало после». Понятно, что переломная точка – это 3 ноября 2002 года, когда Партия справедливости и развития, едва только созданная Эрдоганом и сотоварищами, разнесла в пух и прах своих соперников на всеобщих парламентских выборах.

Следует признать, что еще в первом десятилетии XXI века все эти «до» и «после» смотрелись весьма кстати, были аргументированы и убедительны, а посему действовали на аудиторию, включающую, кстати, и идеологических противников, практически безотказно. Введенные в строй фабрики, аэропорты, дороги и мосты, то есть конкретные результаты деятельности нового руководства страны, которые каждый турецкий гражданин мог лицезреть глазами и щупать руками, блокировали любые демарши оппозиции по поводу «разрушения основ кемализма» и «ползучей исламизации», кажущиеся на таком фоне абстракцией и демагогией.

В походе за примерами, относящимися непосредственно к нашему повествованию, снашивать железных башмаков не придется.

Существовал непрерывно с 1987 года в восточных и юго‑восточных провинциях страны режим чрезвычайного положения по причине активной террористической деятельности Рабочей партии Курдистана?

Пятнадцать лет этот регион жил, по сути, на осадном положении, с контрольно‑пропускными пунктами, ограничениями на свободу передвижения, рейдами и обысками, комендантскими часами и прочими прелестями. За это время там выросло целое поколение, для которого «лицом к стене, руки за голову!» звучало так же привычно, как приветствие знакомого на улице. Но меньше чем через месяц после своего прихода ко власти Партия справедливости и развития чрезвычайное положение отменила просто волевым решением. А потом предприняла самые активные шаги по переводу вооруженного конфликта в русло мирных переговоров. Истории про то, как в 2015 году мирный процесс с курдами был турецким руководством свернут, мы коснулись еще в самом начале нашего повествования.

Тянулась десятилетиями вражда с Сирией, от которой откололась и в 1939 году возвратилась в «турецкую гавань» средиземноморская провинция Хатай? Прямо‑таки точь‑в‑точь по сценарию памятного крымского референдума.

Кстати, почему‑то никто из наших политиков и дипломатов для объяснения российской позиции по Крыму ни Хатай, ни Северный Кипр туркам ни разу не вспомнил. По крайней мере, так, чтобы официально и на памяти автора. А следовало бы! Имея в виду их бросающуюся в глаза схожесть, можно было бы предпринять попытку пробудить в наших южных соседях чувство эмпатии. Впрочем, у них и свои чувства к Крыму наличествуют, однако попробовать, чисто теоретически, все же можно. Но это так, к слову пришлось…

Рис. 8. Премьер‑министр Турецкой Республики Реджеп Тайип Эрдоган и президент Сирийской Арабской Республики Башар Асад, 2004 (вверху) и 2008‑й (внизу) годы.

Две страны не раз оказывались на грани войны, в частности, когда Анкара в конце 1990‑х годов поставила ультиматум перед Дамаском, в то время открыто покровительствовавшим Рабочей партии Курдистана, выдать скрывавшегося в Сирии лидера этой организации Абдуллу Оджалана. И продавила‑таки – в 1998 году Оджалан был из страны выслан, но, правда, не в Турцию. Успев по пути заехать в Россию, Италию и Грецию, год спустя он был задержан в ходе совместной операции турецких и израильских спецслужб в Кении и с тех пор содержится в тюрьме на острове Имралы в Мраморном море, отбывая там пожизненное заключение.

Нормализация в отношениях с Сирией наступила в том самом 2004 году, когда с историческим визитом в Анкаре побывал не только Владимир Путин, но заехал и Башар Асад. Тогда был подписан целый ряд турецко‑сирийских документов, фиксирующих между сторонами примирение и открывающих между ними новую страницу стратегического партнерства. К их числу можно, к примеру, отнести турецко‑сирийское Соглашение о свободной торговле. А пять лет спустя, в 2009 году, были отменены уже не только таможенные барьеры, но и визовые ограничения. Вот отсюда, собственно, и громко прозвучавший на митинге, через ретрансляторы, призыв Реджепа Тайипа Эрдогана к жителям города Газиантеп, являющегося юго‑восточными торговыми воротами Турции, бросить все и махнуть в Дамаск. Хоть по работе, хоть просто так.

И вот ведь что характерно. Стенограмма того выступления Эрдогана, из которого взята приведенная выше цитата, до сих пор находится в открытом доступе на сайте правящей Партии справедливости и развития. Она служит наглядным подтверждением принципа, весьма кратко и емко сформулированного тяжеловесом турецкой политики – четырехкратным премьер‑министром и девятым президентом страны Сулейманом Демирелем. Когда ему задавались неловкие вопросы по поводу кажущейся непоследовательности проводимой им политики, он отвечал просто, без затей и тени смущения: «Вчера – это вчера, а сегодня – это сегодня!» Но это, разумеется, не от беспринципности, а от понимания того, как крутятся шестеренки, причем не только в турецкой политике, а вообще.

В следующий раз Эрдоган приглашал своих сторонников посетить Дамаск уже в 2012 году. Правда, тогда это приглашение прозвучало как прямая угроза в адрес официального сирийского правительства: «…Приведи Аллах, в скором времени мы войдем в Дамаск и там горячо обнимемся с нашими братьями. Этот день близок. Если будет это угодно Аллаху, мы прочтем Аль‑Фатиху на надгробии Салах ад‑Дина Юсуфа ибн Аюба и совершим намаз в Мечети Омейядов. Мы свободно вознесем молитву во славу нашего братства на надгробиях Билала ибн Рабаха и Ибн Араби, в Мечети Сулейманийе и на станции Хиджазской железной дороги…»

Здесь под братьями имеется в виду не Башар Асад и «официальный режим» в Дамаскве (прим. авт: да‑да, бывают и такие вот опечатки по Фрейду, которую, заметив, собираешься исправить, а потом задумываешься – стоит ли?). При этом слово «официальный» дикторами турецких СМИ произносится таким тоном, как будто слово это одномоментно поменяло свой смысл на противоположный и получило новые синонимы – «нелигитимный» и «преступный». Иногда оно и вовсе опускается. Тогда остается короткое и многозначительное – «режим в Дамаске».

Вот это обещание, данное Эрдоганом в самом начале сирийской гражданской войны, вскорости совершить «праздничный пятничный намаз в Дамаске», на протяжении неутихающего конфликта заняло свое почетное место в сборнике турецких политических пословиц и афоризмов и стало такой же классикой жанра, как и знаменитое давосское «one minute please».

Не отстал от Эрдогана и Ахмет Давутоглу, который в начале 2012 года, когда в Сирии вовсю закрутилась свистопляска и руководство страны приступило к жесткому подавлению протестных выступлений, в интервью информационному агентству «TGRT Haber» пояснил позицию Турецкой Республики по отношению к Башару Асаду. Причем, что характерно, сделал это он со ссылкой на свои состоявшиеся контакты с «Москвой», хотя операции российских Военно‑космических сил тогда на повестке дня и близко не было. А позиция была выражена в форме повторения диалога – недоуменного вопроса неназванного кремлевского собеседника и глубокомысленного ответа министра: «Что случилось? Ведь Асад был вашим другом?» – «Да, пока у него был мир со своим народом, он был нашим хорошим другом. Чтобы мир с народом продолжался, а переход был осуществлен мягко, мы хотели, чтобы он стал сирийским Горбачевым. А он предпочел стать Милошевичем».

И далее Давутоглу кратко, но ярко живописует преимущество нынешнего положения первого по сравнению со вторым: «Сегодня Горбачев путешествует по всему миру и сам живет в мире. А Милошевич стал виновником одного из самых больших геноцидов в мировой истории…» Ну, то есть выглядит так, что Давутоглу апеллирует не к засевшему в зарубежном массовом сознании образу Горбачева – «реформатора» и «миротворца», а в первую очередь как к примеру политика, который, выражаясь по‑простому, вовремя встал на лыжи, когда запахло жареным.

Но вот что является весьма красноречивым подтверждением той простой истины, что ничто, ну или почти ничто, в нашей жизни не является на самом деле тем, чем оно выглядит со стороны. Ведь случились и в самой Турции громкие отголоски «арабской весны», которая нагрянула в страну позже всех «оттепелей» региона – в мае 2013 года. Тогда, напомним, на стамбульской площади Гези начались волнения, стремительно прокатившиеся протестами по всей стране, включая и столицу – Анкару. Согласно официальным данным, в протестах в общей сложности приняло участие 3,6 млн человек. А по неофициальным оценкам – минимум в два раза больше. Здесь, заметим, совершенно не важны ни причины протестов, ни их спусковые крючки, тут принципиально другое – методы, примененные руководством страны с целью нормализации ситуации.

А были эти методы весьма далекими от пацифистских, невзирая ни на какие призывы международного сообщества и «набаты» правозащитных организаций, выкладывающих гигабайты роликов в Интернет и потрясающих перед телекамерами сводками с удручающей статистикой по числу пострадавших, задержанных и даже погибших.

Чем принципиально отличались Анкара и Стамбул от Туниса, Каира, Триполи или Дамаска? По большому счету только одним: туркам удалось относительно быстро локализовать ситуацию и справиться с ней, а остальным – нет…

Впрочем, никто из руководства указанных столиц в критической ситуации не явил себя миру в качестве рефлексирующих фанатов группы «Scorpions» с их гимном «мягких революций» для всех времен и народов – «Wind of changes» («Ветер перемен»). Это – Ближний Восток, и на подобные случаи здесь припасены совсем другие композиции. Со своей стороны можем подкинуть им в качестве рингтона песню «Мусорный ветер» группы «Крематорий», которая куда лучше и адекватнее отражает происходящее. Но это, конечно же, ни у кого не отобьет желания выступить с каким‑нибудь бодрым заявлением про демократизацию региона, когда дело касается не лично тебя, а твоего соседа. Правда, тут Турция с вновь обретенной «новоосманской» прямотой пошла намного дальше, чем она делала доселе на протяжении всей своей республиканской истории.

Уже в августе 2011 года (напомним, протесты в Сирии начались в марте) Турецкая Республика устами Эрдогана провозгласила все происходящее в Сирийской Арабской Республике… своим внутренним делом . Цитируем турецкого лидера: «…Мы не рассматриваем сирийский вопрос в качестве внешней проблемы. Сирийская история – наш внутренний вопрос. Потому что у нас с Сирией 850‑километровая граница, а с самой страной есть родственные, исторические и культурные связи. Следовательно, мы никак не можем оставаться сторонними наблюдателями того, что происходит. Напротив, мы обязаны слышать раздающиеся там голоса, слышим их, и, конечно же, мы находимся в том положении, которое обязывает нас предпринимать необходимые шаги…»

Буквально накануне того выступления, при поддержке широкого фронта зарубежных стран, включая аравийские монархии – Саудовскую Аравию и Катар, а также Турцию, из десятка разрозненных группировок была на грубую нитку скроена так называемая «Свободная сирийская армия» (ССА), которая обозначила себя в качестве военного крыла «умеренной оппозиции».

Что уж подразумевается в данном выражении под «умеренностью», так сразу и не поймешь, поскольку свержение режима Асада, с арестом или же физическим уничтожением законно избранного сирийского президента, без предварительных условий и переговоров, было заявлено ССА в качестве главной цели своей вооруженной борьбы.

Может быть, «умеренность» заключается в том, что они пока еще людям головы на камеру в специально срежиссированных, постановочных роликах не режут? Как это стала практиковать запрещенная в России и в ряде других нормальных стран террористическая организация «Исламское государство» (ИГ), возникшая де‑факто в середине 2000‑х годов в Ираке в качестве ответвления «Аль‑Каиды», но получившая всемирную известность лишь после провозглашения своей «государственности» и «независимости» в 2014 году. В том году «Исламским государством», воспользовавшимся возникшим вакуумом силы, был стремительно установлен контроль над значительными территориями, в том числе в Ираке и в Сирии, а штаб‑квартирой стал сирийский город на севере страны – Эр‑Ракка.

«Исламское государство», или, как его еще пытаются называть в последнее время, «ДАИШ», – это уродливое порождение разрушенного баланса в многоконфессиональном и построенном по кланово‑племенному признаку Ближнем Востоке, не только одномоментно получило доступ к огромным ресурсам, обеспечивающим ему бесперебойное финансирование, но и заручилось серьезной скрытой поддержкой из‑за рубежа. Это то, о чем, собственно, на саммите «Большой двадцатки» в ноябре 2015 года в турецкой Анталье заявил президент РФ Путин, пусть прямо и не обвинивший ни одну страну, но зато в качестве наглядного свидетельства подкрепивший свой тезис спутниковыми фотографиями автомобилей с цистернами, которые растянулись гигантскими змеями вдоль турецко‑сирийской границы и напоминали скорее мобильные трубопроводные системы, нежели обычные автоколонны.

На рис. 9 показано, как, согласно турецким обозревателям, на пятом году войны, за два месяца до начала операции российскими ВКС, выглядело территориальное деление Сирии, зыбко оформившееся в этой странной войне всех против всех, которая лишь только номинально может называться гражданской.

Рис. 9. Карта контроля территорий Сирийской Арабской Республики различными силами – участницами конфликта по состоянию на конец июля 2015 года.

Понятна предельная условность этой карты, на которую чисто физически невозможно нанести все воюющие в Сирии стороны конфликта, включая многочисленные террористические организации и контролируемые ими населенные пункты и провинции. Оперативная ситуация меняется ежедневно и ежечасно. Если ты не офицер генштаба и не следишь за ней в режиме «7/24», то невозможно разобраться в десятках и сотнях различных группировок разной степени «радикальности» или «умеренности», среди которых у российской публики на слуху чаще всего оказываются лишь только «Исламское государство» и другое Аль‑Каидовское ответвление – «Джебхат ан‑Нусра». Однако, глядя на эти события со стороны, одно можно сказать со всей уверенностью: в Ирак и Сирию слетелся весь «цвет» террористического интернационала. У которого, надо сказать, и у себя дома «дела» остались. После того как сирийская «командировка» подойдет к концу…

А отсюда, собственно, и вытекает заявленная российским руководством официальная («официальная», безусловно, не означает «единственная») цель «химиотерапевтической» операции в Сирийской Арабской Республике, проводимой по приглашению сирийского правительства, – обеспечить целостность Сирии и выписать террористам «билет в один конец», не допустив их последующего расползания по миру. В первую очередь, конечно, – возвращения в нашу страну воюющих на стороне «ИГ» боевиков – обладателей российских паспортов. Согласно заявлениям российских официальных лиц, их численность оценивается в несколько тысяч. Тем, кто видел Дубровку и Буденновск, думается, не надо объяснять, что может сделать в мирном городе или поселке десяток вооруженных, обученных и обстрелянных боевиков, не говоря уже о рассматриваемом случае, где счет им идет на сотни и тысячи. Официальный счет, заметим…

Вот там бы весь этот копошащийся «гадюшник» и накрыть ковровым бомбометанием в едином порыве сплотившегося прогрессивного человечества, замечтаемся мы на секунду и тут же сами себя одернем: исходя из того, сколько зарубежных стран оказалось вовлечено в сирийский конфликт прямо и косвенно со своими узконациональными интересами, этот конфликт ряд обозревателей даже поспешил отнести к категории мировой войны.

Не стоит, конечно, сгущать краски, но линии фронта в сирийском конфликте, зачастую невидимые для простого глаза, простираются далеко за пределы географических границ самой Сирийской Арабской Республики, региона и евразийского континента. Понятно, что при отсутствии внешних спонсоров у сирийской «оппозиции» и у разномастных террористических организаций официальный Дамаск рано или поздно контроль над ситуацией в стране восстановил бы. Верно и обратное: при наличии у них по факту таких спонсоров, но без внешней поддержки самого Асада, – официальный Дамаск пал бы, каковая перспектива перед ним предстала воочию летом 2015 года.

Рассуждая на тему современных конфликтов, в последнее время все чаще говорят о войнах нового типа, используя какой‑нибудь замысловатый термин типа «гибридная». Как Первая мировая война отличалась от наполеоновских войн, как Вторая мировая война отличалась от Первой, так и ведущаяся в настоящее время сирийская война отличается от всех предыдущих. Ведь человечество эволюционирует непрерывно вместе с развивающимся опережающими темпами искусством массового уничтожения себе подобных. И в этом смысле все конфликты, неизменно ведущиеся на переднем крае достижений науки и техники, разумеется, отличаются друг от друга по своей сомнительной «продвинутости». Особенностью сирийского конфликта на фоне формальной вовлеченности в него большого числа стран (свыше семидесяти) является минимальное участие многих из них при невиданной доселе роли освещения событий в СМИ – реальных, вымышленных и находящихся на стыке правды и лжи.

В качестве одной из первопричин ряд обозревателей указывает на столкновение суннитского и шиитского течений в исламе, где с одной стороны линии фронта – суннитская коалиция, ведомая монархиями Аравийского полуострова и включающая Турцию, а с другой – шиитский «пояс», – выходящий из‑под режима международных санкций и постепенно набирающий мощь Иран и его союзники – Ирак, Ливан и официальный Дамаск. Если смотреть на ситуацию до предела упрощенно, то западные страны в общем и целом оказываются на стороне первых. Ну а в свою очередь, Российская Федерация и Китайская Народная Республика – на стороне вторых. Региональная сверхдержава Израиль в этой системе уравнений оказывается где‑то посредине, как и положено умудренному древнему народу, маневрируя и ведя диалог с обеими сторонами.

При этом мысль о суннитско‑шиитском противостоянии иногда объясняют «молодостью и пассионарностью» ислама как мировой религии, проводя при этом параллели с религиозными войнами в Европе пятисотлетней давности – мол, лет через сто или двести регион перемелется, успокоится, и снова зазвучит ночью в узких ближневосточных переулках протяжно‑заунывное «в Багдаде все спокойно».

Что‑то, конечно, в этом есть, но здесь все же налицо путаница с понятиями: расхождения в религии нередко становятся спусковым крючком крупных конфликтов, но никак не могут претендовать на роль первопричины, которая всегда комплексна и в общем виде может быть разложена на последовательность слагаемых – факторов политического, экономического, социально‑демографического и прочих свойств. Когда все факторы сходятся в нужную комбинацию, вопросом становится лишь то, какой «триггер» сработает и когда.

Так, собственно, получилось и в имеющей важное транзитное значение Сирии, которая для этой ситуации не только созрела или, лучше сказать, в достаточной степени расшаталась, но и весьма некстати для себя попала в фокус интересов внешних игроков, включая своих непосредственных соседей.

И здесь важнейшую роль сыграла новая внешняя политика «миротворца» Обамы, объявившего об «уходе США» из региона и ставшего для местных игроков предвестником скорого образования вакуума силы на Ближнем Востоке. Конечно, легче сказать, чем сделать на практике: уж слишком США завязли в тех же Ираке и Афганистане. Однако факт остается фактом: развитие технологий коммерческой добычи сланцевых нефти и газа снижает значимость для американцев ближневосточных энергоносителей и делает неминуемым дистанцирование США от этого еще недавно стратегического региона с его государственными границами, весьма условно «по линейке» прочерченными столетие назад великими державами, а посему очень и очень зыбкими. Серьезным сигналом арабскому миру о том, сколько ломаных центов на деле стоит их дружба с США, стало то, как быстро и без тени сомнения в ходе «арабской весны» американцы сдали «умеренным исламистам» своего многолетнего союзника – президента светского Египта Хосни Мубарака.

С другой стороны, продолжающиеся, невзирая ни на какие санкции и давление со стороны США и стран Европейского союза, ядерные исследования Ирана к первому десятилетию XXI века привели, по оценкам экспертов МАГАТЭ, эту страну к порогу обладания собственной атомной бомбой. Как бы трудно ни шла у Ирана разработка средств доставки, это означает констатацию возникновения в регионе ядерной державы – первой, или, скорее всего, все же второй – после Израиля. Дело не в сомнениях автора, а исключительно в многолетней официальной позиции самого Иерусалима, который не подтверждает, не отрицает и не комментирует вопросов, связанных с наличием или отсутствием у Израиля ядерного оружия. От чего всем должно становиться только понятнее, что у Израиля оно таки есть…

По доказанным запасам нефти и природного газа у Ирана с арабскими соседями, в общем‑то, паритет. По нефти, согласно оценкам «British Petroleum», Иран занимает четвертую строчку в мировом рейтинге после Венесуэлы, Саудовской Аравии и Канады, находясь вровень с Ираком. По газу уступает лишь России, зато заметно опережает «сильный, но легкий» Катар. Однако по целому ряду прочих, ключевых параметров арабам за персами не угнаться.

Речь, конечно же, идет не о валовом внутреннем продукте и не об удельном ВВП к численности населения. По части последнего пальма первенства всегда будет либо у экономических сверхдержав вроде США, либо у карликовых или средних по размерам государств. Тех, кому небольшим «коллективом» посчастливилось обосноваться на «скважине» или на любой из разновидностей транзита – хоть грузов, хоть финансов. Ну там, «банковская тайна», «налоговая гавань» или «удобный порт» в стратегической и обустроенной должным образом точке мира, и всенепременно – с красивой набережной. Чтоб обдуваемым морским бризом прогуливаться по ней в парусиновых штанах и белой панаме…

Зато с точки зрения достигнутого научно‑технологического, промышленного и военного потенциала, а также по численности и образованности своего населения Иран и, допустим, Саудовская Аравия или Катар – это вообще игроки разных лиг. Мы в предыдущей главе уже говорили про важность собственного производства того, что немного условно именовали «двигателями внутреннего сгорания».

Да‑да, иранцы умудрялись тянуть к себе западные технологии, подчеркнем – не товары, а именно НИОКР и производство, невзирая на жесточайший санкционный режим. С отключением от международной межбанковской системы SWIFT, что превращало каждый отдельно взятый взаиморасчет с Ираном в своего рода финансовый квест. И это еще не все: любой проведенный платеж дамокловым мечом висит над каждой компанией, которая покусилась на блокаду Ирана, грозя преследованиями со стороны США и ЕС по всему миру, невзирая на юрисдикцию нарушителя, позицию его собственного государства и сроки давности.

Нужно ли говорить о том, как высоко оцениваются экспертами перспективы этой богатой на природные ресурсы страны, когда и если санкции в ее отношении окажутся полностью сняты? И это понятно: только‑только приподнявшие «железный занавес» страны с зияющими брешами рыночных ниш, будь то Иран или Куба, – мечта любого бизнесмена. Именно так сколачиваются крупные состояния, если только не на «залоговых аукционах». Сколько, скажем, турецких бизнесменов «поднялись» на распаде Советского Союза? Всех и не перечислить…

Серьезная заявка на выход Ирана на бескрайний оперативный простор была сделана 15 июля 2015 года в Вене, когда Иран и шестерка международных посредников, включая США, Францию, Великобританию, Германию, Китай и Россию, после многолетних дипломатических баталий все же достигли соглашения по иранской ядерной программе. Невзирая на то, какой грудью встали против этих договоренностей аравийские монархии и главный союзник США в регионе – Израиль.

И прямо как в рубрике «удивительное – рядом»: арабы начали договариваться с евреями о коллективной безопасности, в кулуарах, строго секретно, но все же… Поскольку Исламская Республика Иран для большинства арабских стран Ближнего Востока считается угрозой национальной безопасности номер один, оставляя за спиной даже столь нелюбимых ими евреев. Которые, хоть и будучи весьма жесткими парнями, мечтают только об одном – чтобы их просто оставили в мире и покое.

Отношения же Турции и Ирана, безусловно, менее однозначны. Можно даже сказать, что они в чем‑то напоминают отношения Турции с Россией, которая, с одной стороны, является крупным поставщиком в страну энергоносителей и важным рынком сбыта для турецких продукции и услуг, а с другой – региональным соперником, в частности, в бассейне Черного моря, на Кавказе и в Средней Азии.

То же самое и с Ираном, являющимся вторым по значимости, после Ирака, поставщиком сырой нефти в Турцию, на чьи доли приходится 22,4 % и 54,6 % турецкого рынка соответственно. Третье место за Россией с ее 12,4 %. Что же касается природного газа, то первая тройка поставщиков в Турцию выглядит следующим образом: Россия – 55,3 %, Иран – 16,2 % и Азербайджан – 12,7 %.

В то же время в период экономической изоляции Ирана Турция, наравне с Объединенными Арабскими Эмиратами, являлась важным торговым партнером, можно даже сказать – воротами как для поставки собственных, так и для реэкспорта западных товаров и услуг.

Исключал ли экономический фактор постоянную подковерную борьбу между Турцией и Ираном в Северной Африке, на Кавказе и на Ближнем Востоке до событий «арабской весны»? И является ли плодотворное экономическое сотрудничество достаточной гарантией от будущих потрясений после начала войны в Сирии, когда многие страны оказались между противоборствующими сторонами как заряженные частицы между двумя полюсами магнита? Ничуть не бывало! Перед глазами у нас есть наилучшее тому подтверждение. То, которое свалилось нам как снег на голову – черная дата в календаре российско‑турецких отношений, 24 ноября 2015 года. Вот уж поистине «shit happens», что в вольном переводе может звучать как «жизнь – чертовски сложная и непредсказуемая штука».

Итак, что же к осени 2015 года принесла сирийская война Турции, провозгласившей этот конфликт своим внутренним делом? Во что уже обошелся ей «пригласительный билет» на «пятничный намаз в Дамаске», с учетом того, что ни конца, ни края противоборству там пока что не предвидится?

Перед тем как ответить на этот вопрос, нужно сказать о вышедшем на международную повестку дня в полный рост курдском вопросе. После получившего юридическую автономию Иракского Курдистана курдские кантоны в Сирии также начали обособляться и объединяться между собой, грозя создать свой сплошной пояс вдоль всей турецко‑сирийской границы.

Сценарий для Турции образца 2015 года, когда процесс мирного урегулирования с местными курдами оказался уже свернутым окончательно – чрезвычайно опасный, а оттого абсолютно неприемлемый. С точки зрения угрозы дальнейшего расшатывания ситуации в курдских восточных и юго‑восточных провинциях страны, где не затихает антитеррористическая операция. Не говоря уже о том, что если вдоль границы будет создан курдский буфер, он сразу отрежет Турцию от событий в Сирии и лишит ее там сколь‑нибудь серьезных рычагов влияния.

Конечно, единая курдская государственность, которая бы собрала под одним флагом все части этого народа, проживающего в Ираке, Сирии, Турции и Иране, в обозримой простым человеческим глазом перспективе – это утопия. Будь на полотнище хоть традиционное для курдов изображение золотого солнца с двадцатью одним лучом, хоть чуть менее традиционная красная пятиконечная звезда, хоть оба этих символа, вписанные друг в друга. Дело в том, что «самая многочисленная» этническая общность в мире, не имеющая собственного государства, по факту единым народом не является. Однако образуется или не образуется в итоге из множества разноязычных племен и кланов единое курдское образование – непринципиально для созданной по унитарному принципу Турции, где борьба с отдельно взятым сепаратизмом Рабочей партии Курдистана ведется уже не одно десятилетие и уже отозвалась гулким эхом в очень многих турецких семьях.

Оппозиционными партиями и соответствующим образом настроенной частью турецкого общества новый внешнеполитический курс своего руководства уже изначально был принят в штыки, как поправший «букву и дух» кемализма. По прошествии же времени своей имплементации он принес стране огромный букет, но в той флористической композиции были «не розы, не тюльпаны и не лилии», а вместо них рост террористической угрозы, волна беженцев, курдский сепаратизм, снижение внешней торговли с рядом стран и ухудшение образа Турции на международной арене, которое, так или иначе, негативно влияет на всех – от зарубежных инвесторов до интуристов.

Как дым при этом рассеялись все иллюзии, если у кого они и были, по поводу возможного углубления интеграционных процессов между Турцией и Европейским союзом. Речь уже идет даже не о полноценном членстве, а о столь желанном для турецкого руководства режиме безвизового въезда в Европу для своих граждан. Но тут, что называется, нашла коса на камень: какими бы отговорками ни мотивировала свой отказ «старушка процентщица» Европа, понятно, что визы она не отменит ровно до тех пор, пока не улягутся страсти на Ближнем Востоке.

В общем, в кои‑то веки правящей Партии справедливости и развития, терпеливо выстраивающей свой образ прагматиков и практиков, нацеленных на достижение конкретного положительного результата, нечего оказалось сказать в ответ своим политическим оппонентам.

То, что сирийский конфликт может поставить к барьеру Турцию с Ираном, то есть две страны схожего экономического и военного потенциала, – это, разумеется, не может не беспокоить турок. Однако сбитый 24 ноября 2015 года российский бомбардировщик «Су‑24» превзошел все мыслимые и немыслимые черные пророчества скептиков от оппозиции.

В первые часы и дни после трагедии в турецком массовом сознании наступил паралич. Это была не паника, когда люди кидаются скупать макароны, пшенку, соль и сахар и спешно начинают оборудовать близлежащие подвальные помещения на случай тяжелой российской «обратки». Произошедшее было настолько фантасмагорично, а сознание настолько отказывалось верить в реальность случившегося, что турок просто охватил паралич, ступор. Как выражаются психиатры, возникло состояние грубого нарушения нормальной психической деятельности с учетом того, кем Российская Федерация и Турецкая Республика стали друг для друга по итогам «золотого десятилетия» дружбы.

Невзирая на все немалые различия в политических взглядах и на наличие «здоровой» конкуренции в ряде регионов мира, российско‑турецкие отношения встали на прочный экономический и гуманитарный фундамент. Однако, в отличие от наиболее современных атомных электростанций, которые проектируются с учетом возможных сценариев падения на них тяжелого самолета, подобной защиты у российско‑турецких отношений в ноябре 2015 года не оказалось…

Первое десятилетие XXI века было отмечено бумом взаимной торговли: 2002 год – 5,1 миллиарда долларов США, 2005 год – 15,3 миллиарда долларов, и, наконец, в 2008 году оказался достигнут исторический максимум – 37,8 миллиарда долларов. Пережив спад в результате разразившегося глобального экономического кризиса, к 2011 году товарооборот вновь вышел на траекторию роста: 2011 год – 29,9 миллиарда долларов, 2014 год – 31,2 миллиарда долларов.

По этому показателю Турция устойчиво вошла в первую пятерку торгово‑экономических партнеров из числа стран дальнего зарубежья, под которым подразумеваются все, кроме государств – бывших республик Советского Союза. В свою очередь, Россия для Турции вышла на первые строчки рейтингов без какого бы то ни было деления соседей на «дальних» и «ближних». Российским и турецким руководством была провозглашена и стратегическая цель на ближайшие несколько лет – обеспечить троекратный рост экспортно‑импортных операций и дотянуться до планки в 100 млрд. долларов.

Весьма красноречивый факт: в экспортной стратегии Турецкой Республики, разработанной в 2011 году, Россия стала единственным приоритетным рынком сбыта для товаров и услуг по всему спектру из 24 отраслей экономики. США, Германия, Ирак, Китай и Великобритания – все они по своей привлекательности в глазах предпринимательского сообщества не смогли тягаться с Россией и остались позади.

«Грузите апельсины бочками!» – выступил с призывом к бизнесу страны Меджлис турецких экспортеров (в турецкой аббревиатуре – TİM), влиятельнейший в стране внешнеторговый «профсоюз» и разработчик документа. А «бочка» сия велика и глубока – там и сельхозпродукция с бакалеей, и текстиль с кожей, и бытовая техника с электроникой, изделия машиностроения и станкостроения, отделочные и строительные материалы.

Вот и прозвучало, наконец, заветное слово, неизменно ласкающее турецкий слух, – «стройка». В России же словосочетание «турецкий строитель» уже стало идиомой. А многие ли россияне представляют себе, что скрывается за этим словосочетанием? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно написать толстую книгу про историю зарубежных успехов турецких строительных подрядчиков, начавшуюся отнюдь не с Советского Союза и не с Российской Федерации. А с Ливии и далекого 1972 года, когда одной турецкой компанией был подписан первый контракт за границей. С тех пор и вплоть до начала 2016 года турецкими подрядчиками было реализовано 8755 международных проектов на общую сумму в 325,4 миллиарда долларов США. Деля второе число на первое, получаем среднюю стоимость выполненных работ – 37 миллионов долларов. Отложим пока эту цифру в сторону, чтобы абзацем позже к ней вернуться…

В самом свежем, на момент написания данной книги, перечне из 250 крупнейших международных строительных подрядчиков «Engineering News Record» турецкие компании занимают 40 позиций. По этому показателю Турция занимает второе место в мире, уступая лишь Китаю (65 компаний), но зато опережая первую экономику мира – Соединенные Штаты Америки (38 компаний).

А сколько в этом перечне, собственно, компаний из Российской Федерации? А сколько вообще можно ожидать там различных ОАО и ФГУПов – представителей страны, занимающей 1/8 часть суши, а следовательно, просто обязанной самостоятельно отстраивать и обустраивать регионы, не забывая связывать их всеми видами транспортной инфраструктуры? 10? 20? 30?

Так вот: правильный ответ на этот вопрос на телевикторине «Кто хочет стать миллионером?» не только не стоил бы трех миллионов, но даже – и первой несгораемой суммы. Констатируем: ни одной российской компании в том списке уже не значится. Все, кому в первые постсоветские годы еще как‑то, на старых наработках, удавалось там держаться, к настоящему времени благополучно выбыли из рейтинга.

Советский хит «Нам песня строить и жить помогает!» можно отдавать для перевода на турецкий язык: в пиковые годы турецким строителям, по разным оценкам, принадлежало от одной пятой до одной трети всего подрядного рынка Российской Федерации. При этом, вспоминая про выведенную цифру в 37 млн долларов, замечаем, что в 2015 году средняя стоимость заключенного турками контракта в России составляла уже 207 млн долларов.

Что могут построить за эти деньги эффективные, в хорошем смысле, управленцы? Крупное промышленное предприятие, международный терминал аэропорта, электростанцию местного значения, в общем – много чего. Проекты подобного масштаба – не случайность, а закономерность, и вручаются они в торжественной обстановке бизнесу, доказавшему свою состоятельность и прочно стоящему на ногах.

Еще немного статистики. Всего на территории Российской Федерации турецкими подрядчиками было выполнено 1 939 проектов общей стоимостью 64,8 млрд долларов. За весь период «наблюдения» их зарубежной деятельности, то есть с 1972 по 2016 год, российский рынок стал для турок главным работодателем с долей в общем портфеле заказов 19,9 %. Все конкуренты остались далеко позади.

И это для Российской Федерации могло бы быть совсем уныло, если бы не одно обстоятельство, связанное с самой спецификой строительного бизнеса, который в силу долгосрочного характера выполняемых работ и требований по их сертификации и лицензированию вынуждает иностранные компании в полном смысле оседать в стране. Это не купля‑продажа, где отгрузил товар, оформил коносаменты‑накладные, деньги получил, и разбежались до следующего раза, «иншаллах!», как говорят на Ближнем Востоке, что означает – «все в руках Всевышнего!». В строительстве же необходимо много больше, чем воля провидения: нужно открывать полноценные дочерние компании, арендовать офисы, создавать рабочие места для местного персонала, обзаводиться парком строительной техники и т. д. и т. п.

Иными словами, может, головная компания и находится в Турции, а вот то, что основано ими в России, – вроде турецкое, а вроде уже и нет. Более того, история знает немало примеров, когда «маленькая, но гордая» группа предприимчивых турок, презрев старое правило, все же «отрывалась от коллектива» и создавала свою компанию в России с полного нуля. Таким образом, единственная связь, которая сохранялась у подобным образом созданной компании с Турцией – это паспорта с полумесяцем и звездой у ее соучредителей. Но со всех прочих точек зрения это было уже целиком и полностью российское юридическое лицо со штаб‑квартирой в Российской Федерации. И, возможно, даже этой связи бы у турок не осталось, если бы российское государство проще относилось к приему иностранцев в свои граждане. В конце концов, ну не каждый родился Жераром Депардье, Роем Джонсом или Стивеном Сигалом…

Подобная глубокая торгово‑экономическая интеграция не могла не привести и к параллельному развитию гуманитарных связей. Разумеется, самая гуманитарная в ряду прочих гуманитарных разновидностей двусторонних отношений – это «союз двух сердец», то есть создание смешанных русско‑турецких семей. По поводу их численности официальная статистика молчит, потупив взгляд. У нее подобных данных нет, а следовательно, и у нас тоже. На глазок порядок цифр оценивается на уровне в 100–200 тысяч зарегистрированных пар, где, как правило, муж – турок, а жена – русская. Чистейший, стамбульский, турецкий язык для российских городов стал столь же привычным, сколь и русский язык на турецких улицах, пусть и с характерным южным говором. Равно как никого не удивляют светловолосые дети‑билингвы от смешанных браков.

Знаковые перекрестки история пролетает стремительно. Это несколько высокопарно называется водоворотом событий, и 24 ноября 2015 года в него была спущена немалая доля того, что нарабатывалось с огромным трудом, невзирая на все предубеждения и идеологические различия, народами двух стран. Президент и правительство Российской Федерации моментально приняли целый ряд жестких ограничительных мер в отношении торгово‑экономических отношений с Турецкой Республикой и турецким бизнесом.

Как водится в подобных случаях, в эти сомкнувшиеся каменные жернова попали совсем не те, кто отдавал приказ атаковать российский бомбардировщик или стрелял по выпрыгнувшим из самолета российским пилотам. Семь месяцев, прошедших между «ножом в спину» и извинениями турецкого руководства, всем запомнятся по‑разному. Здесь, конечно, все очень относительно и определяется тем, насколько отдельно взятого человека лично затрагивало или не затрагивало происходящее.

Фоном начали раздаваться голоса, утверждающие, что российско‑турецкие отношения, несмотря ни на что, не были подлинно «доверительными и партнерскими». Читатель уже успел убедиться, что в российско‑турецких отношениях полным‑полно подводных камней, причем не естественных, а вполне себе рукотворных.

В этом смысле уже совершенно не важно, «извинился» ли перед Россией президент Турции Эрдоган или же только выразил «сожаления». Это имело значение лишь 27 июня 2016 года. Ну, может быть, еще недельку‑другую – в качестве информационного повода. Здесь и сейчас главным представляется то достижение, что по относительно горячим следам двум странам удалось вернуться к диалогу, пока трещина между ними не разошлась окончательно и они не стали друг для друга просто точками на карте мира. Есть она, эта точка, или же нет ее – ни холодно, ни жарко…

Но как разобрать завалы обвалившегося здания и как избежать новых трагедий, подобных уже случившейся, – это большой и отнюдь не праздный вопрос. Для российской стороны в поиске ответа на вопрос о том, как выстраивать дальнейшие отношения с Турцией, не могут не иметь огромное значение те перемены и метаморфозы, которые в последние годы переживает наш южный сосед.