Один из методов, используемых верхушками Запада против России (впрочем, не только против неё), – рефлексивное управление. Одним из основных разработчиков этого метода был эмигрировавший из СССР в 1970‑е годы В. Лефевр. Цель рефлексивного управления – заставить мишень реагировать на действия «игрока» так, как это ему нужно – это как кручёная подача в теннисе: подающий знает, куда будет отбит мяч и ждёт его у сетки, готовясь заработать очки.

Е.С. Ларина приводит два примера. Первый – манипуляции с термином «холодная война». В последние годы и у нас, и на Западе заговорили о «новой холодной войне». Мне уже приходилось писать, что нет ничего более ошибочного, чем перенос на нынешнюю ситуацию сути советско‑западного, т. е. антикапиталистическо‑капиталистического противостояния. Холодная война была противостоянием двух систем, двух идеологий, двух мировых проектов будущего. На сегодняшний день у РФ нет идеологии, значит, не может быть и проекта будущего; что касается социальной системы, то в РФ провозглашён капитализм как на Западе. Внешне это больше напоминает дореволюционное противостояние Российской и Британской империй, и неважно, что США являются ядром неоимперии, а РФ империей не является. Суть противостояния от этого не меняется – это не схватка проектов. Но если российские аналитики, употребляя этот термин применительно к нынешней ситуации ошибаются, то в случае с нашими западными оппонентами, подчёркивает Е.С. Ларина, это не ошибка, а целенаправленное семантическое воздействие на аналитическое сообщество и правящий класс России, по сути, это рефлексивное управление, создающее ложную картину и провоцирующее на ошибочные действия – в ущерб России и к выгоде Запада.

Здесь хочу обратить внимание ещё на один вопрос, трактовка которого Е.С. Лариной вызывает у меня серьёзные сомнения. По её мнению, разрушение СССР – не результат поражения или предательства элит, а следствие того, что СССР первым вступил в системный мировой кризис индустриальной системы, т. е. разрушение СССР – это начало разрушения индустриальной системы.

То, что падение СССР – это «стук Судьбы» в «дверь Запада», – центральный тезис опубликованной по‑русски в 1996 г. моей работы «Колокола Истории»; но не индустриального Запада и не мировой индустриальной системы – такой не было. Была капиталистическая система (и есть, только без системного антикапитализма СССР). Индустрия – понятие хозяйственное, фиксирующее специфику труда, т. е. отношения человека к присваиваемой им природе. Термины «капитализм», «капиталистический» характеризуют отношения людей друг к другу по поводу присваиваемой ими природы в процессе этого присвоения, т. е. производственные отношения. В кризис в конце XX в. вступила не индустриальная система, а капиталистическая; антикапитализм, не сумевший, несмотря на имевшиеся в середине 1960‑х годов возможности создать адекватную ему постиндустриальную систему управления и производства, рухнул не из‑за кризиса индустриальной системы, а из‑за неспособности создать адекватную себе систему производства – кто не идёт вперёд, тот катится назад; покатиться, по злой иронии, помогла нефть.

Растущая неадекватность правящей элиты советскому обществу и миру в целом активно использовалась, а затем стала направляться социосистемным антиподом. Не случайно же М. Олбрайт главную заслугу Буша‑старшего определила как «руководство распадом Советской империи». Преувеличение – да, но принцип схвачен верно: Запад сумел провести десубъективацию советской верхушки, её децефализацию, став в какой‑то момент, именно тогда, когда горбачёвская верхушка всё больше стала походить на мечущуюся курицу с отрубленной головой – в значительной степени её головой. Что до индустриальной системы, то она существует до сих пор. Накопив слишком мало «жирка», системный антикапитализм стал первой жертвой кризиса капитализма – Маркс называл такие ситуации «язычник, чахнущий от язв христианства». Это первое.

Второе. Я не случайно употребил слово «жертва». Системному антикапитализму активно помогали слететь в пропасть определённые сегменты верхушки мирового капиталистического класса (и их подельники в СССР, «плохиши», «записавшиеся в буржуинов»), и поскольку горбачёвская команда капитулировала (2–3 декабря 1989 г. на Мальте, а по сути раньше), имея «под руками» промышленную державу с ядерным арсеналом, то это и предательство, и поражение.

СССР в 1970–1980‑е годы переживал структурный кризис, горбачёвские «реформы» и внешние воздействия превратили его в системный, т. е. такой, когда система не может решать свои проблемы и воспроизводить себя на собственной системной основе, а потому должна умереть. «Перестройка» открыла внешнему миру и так слабо сбалансированную систему, а как известно, в такой системе нарастают хаотические колебательные процессы, которые невозможно объяснить одними внутренними закономерностями. Что касается внешнего фактора, то в такой ситуации достаточно небольшого внешнего воздействия для того, чтобы процесс разрушения стал необратимым. А если правильно выбрать точку нанесения удара, то смерть неминуема. В СССР такой точкой в силу особенностей системы это было высшее руководство КПСС, А.А. Зиновьев сформулировал это следующим образом: «Как иголкой убить слона», т. е. куда воткнуть иголку. Его ответ ещё до прихода Горбачёва к власти был прост: генсек. Использование самой КПСС для разрушения системы сверху и было таким «убийством слона». А.Н. Яковлев откровенно сказал, что они («прорабы перестройки» – могильщики системы) «использовали дисциплину тоталитарной партии для её разрушения» и что – внимание! – экономических предпосылок для системного кризиса не было – они были созданы «перестройкой».

Ещё одна особенность открытых несбалансированных систем заключается в том, что меняется соотношение закономерности и случайности. С одной стороны, вовсе не обязательно являющиеся необходимыми, закономерности обретают это качество; с другой – они как бы уравниваются со случайностями – на недолго, на «миг‑вечность» (О. Мандельштам). В результате революция Чиполлино происходит от того, что его отец Чиполлоне наступил на ногу принцу Лимону. Конечно же, в основе всего – система Лимона, в которой воры и убийцы сидели во дворцах, а честные люди томились в тюрьме или страдали, как кум Тыква со своим домом. Но революционной закономерностью обернулся случай отдавленной ноги принца (хочу обратить внимание: после 1991 г. «Чиполлино» как по команде исчез из радиопередач и с экранов ТВ – вот что значит классовое чутьё!).

В‑третьих, в последние годы появились работы, в которых делаются попытки объяснить разрушение СССР в терминах «големов», «повышения энтропии» и т. п. Этот подход представляется эвристически плодотворным и способным уточнить целый ряд наших представлений, подводя все системы к одному знаменателю. Проблема, однако, в том, что социальные системы разнокачественны (капитализм, антикапитализм, феодализм и т. д.) и улавливая лишь то общее, что присуще всем кибернетическим системам – от человека до утюга – мы мало что поймём в их жизни и смерти. Акула, ихтиозавр и дельфин имеют внешне схожие очертания и живут в воде, однако, они относятся к разным классам живых существ. Системный антикапитализм был разрушен с использованием имманентных только ему противоречий, обусловленных таким объектом присвоения, которого не было в других системах. Кризис и гибель феодального «голема» были иными, иной будет и гибель капиталистического «голема».

Одно сходство можно отметить – предательство элит, но в каждом случае оно будет различным из‑за различной, особой формы взаимодействия внутренних и внешних факторов. В случае с СССР эта особость была обусловлена уникальной спецификой социума – его генетически и функционально негативным («анти‑») качеством по отношению к капитализму; а это, в свою очередь, результат уникальной особенности капитализма как единственной системы, способной существовать и со знаком «плюс» и со знаком «минус». Именно в этом – основа и секрет межэлитного взаимодействия СССР и Запада. Политэкономия этого взаимодействия – part and parcel теории капитализма и системного антикапитализма; более того, она способна стать концептуальным мостом между теориями двух этих систем.

Именно указанное качество СССР как антикапитализма, наложившись на исходно недружественное религиозно‑цивилизационное несходство, ещё более усилило тотальность, метафизичность последнего: целиком капиталистический Запад против антикапиталистической России как целостности. И последнее: если норма капсистемы в её зрело‑здоровом состоянии – её «плюсовоминусовое» состояние, то выпадение «минуса» под воздействием «плюса» означает её скорую гибель. Посчитавшим себя победителями в 1991 г. буржуинам можно ответить строками Н. Коржавина: «Но их бедой была победа – / За ней открылась пустота». Но пустота, повторю, не некой индустриальной системы, а капиталистической. Изображение гибели СССР как кризиса индустриализма не просто упрощает реальную ситуацию, а выворачивает её наизнанку.