Простой люд Московщины был далек от хитроумных спекуляций их правителей с титулами. Себя он обычно называл христианами.

«На огромной части своей территории российский народ не дает себе никакого названия»[1]. Отсюда, о чем уже говорилось, вытекает тот странный факт, что название «крестьяне» в российском языке (надо помнить, что включительно до XIX ст. крестьянство составляло почти 90 процентов населения России) происходит не от них места проживания (село), и не от рода их деятельности (хлебопашество), а по религиозным признаком христиан – «крестианин». Это отмечал еще автор «Истории Русов», а со временем другие исследователи. «Российские земли под властью Золотой Орды остались христианскими. Более того, есть все основания утверждать, что именно в период монголо‑татарского ига христианство стало по‑настоящему религией российского народа. Самое понятие „христианин“ в форме „крестианин“ и стало из тех пор определением основной массы российского населения, в то время как князья и другая знать с охотой роднилась с татарскими вельможами, считая за честь брать в жены если не родственниц ханов, то в крайнем случае знатных девиц из Орды»[2].

До революции наряду со словом «крестиянин» как этноним употреблялся синоним «православный». Известный панславист Иван Аксаков в письме к писателю Ф. Достоевскому так об этом пишет: «Мудреная вещь написать призыв к русскому народу, как его пишут в других странах: „французы“ или „британцы“ – „Русские!“ не годится, самый язык не терпит. А на всех сходках ежедневно на всей территории России провозглашаются речи с призывом: „Православные“. Вот как русский народ определяет свою национальность»[3]. Без сомнения, это самоназвание является дополнительным свидетельством огромной роли церкви в процессе славянизации населения Залесья.

В Украине‑Руси и в Белоруссии в повседневной речи употреблялись термины «Московщина» и соответственно «москаль». «К сожалению, я должен закончить описание нравственности малороссиян неприятной чертой, я должен, наконец, тебе сказать о ненависти их к великороссиянам. Ты легко можешь здесь в том удостовериться, ибо часто услышишь их слова: добрый человек, да москаль»[4]. Далее цитируемый автор пишет, что в Украине матери пугают своих детей словом «москаль». Подобное отмечает краевед Д. Семенов: «Малоросс называет русского москалем. „Хороший мужчина, да москаль. С москалем дружи, а камень за пазухой держи“, говорит малоросс и такими поговорками лучше всего выказывает свой взгляд на великороссиянина»[5]. Какой‑нибудь Иван Сбитнев жаловался в «прогрессивном» журнале «Вестник Европы» на украинцев: «Туземцы (обратите внимание на колонизаторскую фразеологию – авт.) насмешливы и не любят ни москалей, ни задесенцев, или, по их названию, литвинов. Увидев проезжих, оставляют работу, затягивают о них ругательные и сатирические песни, сопровождаемые громким смехом и продолжительными выкриками»[6]. В записке, адресованной в 1812 г. российским правительственным кругам, публицист П. Чуйкевич доносит: «Народ не любит россиян, вот коих различествует наречием, обычаями и нравами. Имя Москаль служит в них посмейным»[7].

Этнограф Симонов, который выступал под псевдонимом М. Номис, опубликовал первый в украинской этнографической науке корпус поговорок и пословиц. Среди них Номис зафиксировал такие поговорки: «Чортзнащо в лаптях, та й то москаль. Москаль ликом чваниться й кожному під ніс з ним пхається. Москва на злиднях збудована, та й злиднями годована. Москаль ликом в'язаний, у ликах ходить, та й всіх у ликах веде. Москаль, як ворона, та хитріший за чорта. Москаль тоді правду скаже, як чорт молиться стане»[8].

Названия «московщина», «москаль» постоянно употребляли классики украинской литературы, украинские языковеды, историки и публицисты. Например, в 1918 г. выходит довольно известный в свое время двуязычный словарь В. Дубровского, который носит название: «Словарь московско‑украинский»[9]. Его рекламировали как «практичний підручник української розмови і збірник москалізмів. Словник потрібний всім змосковленим українцям, що тепер освідомлюються і вчаться рідної мови».

Яркие примеры употребления этих этнонимических терминов украинскими историками и публицистами были уже представлены предварительно, и нет потребности, на наш взгляд, их множить до бесконечности.

Московские правящие круги вели постоянную борьбу с их употреблением. Царская цензура имела распоряжение исключать из печати такие слова, как «москаль», «Украина», «украинский», «Сечь», «Запорожье»[10]. Борьба достигла апогея в сталинские времена, когда за слова «Московщина» или «москаль» люди платили жизнями как буржуазные националисты. Почему в России так панически боялись и боятся украинского извечного наименования «москаль»? Почему в этом слове они усматривают страшную неприязнь? Чтобы ответить на этот вопрос, надо присмотреться к тому, какую эмоциональную нагрузку оно несет. Собственно, название «москаль» никогда (за очень редкими исключениями) не уживается нейтрально, как это функционально подобает термину, то есть без эмоционального наслоения. В термине «москаль» всегда ощущалась враждебность, отвращение, пренебрежение, превосходство, ненависть к определяемому. И странного здесь нет ничего, потому что в этом уже виновно не самое слово, а те исторические отношения, которые сложились между украинцами и москалями.

Подобную эмоциональную окраску имеет также и такой термин, как «турок». И хоть уже больше двух веков украинцы с турками не воюют, даже не сталкиваются, но отголосок казацкого времени остался по сей день. Назвать кого‑то турком – означает обругать, обидеть, осмеять, принизить.

В письменной форме вместо названия «москаль» официально заведен термин «россиянин». Характерно, что ни полякам, ни белорусам, ни тем более украинцам не удалось навязать название «русские», что, кстати, имело место среди осведомленных в этих делах западноевропейских народов. Видно, этническое воображение этих трех соседних с Московщиною народов никак не могло смириться, чтобы столь знакомые им названия «Русь» и «русские» перенести на московитов. Первыми поляки, как сторона наименее заинтересованная, пошли на компромисс и стали употреблять от греческого «Россия» слово «россиянин». «В давность писали Правда Русская; лишь Польша прозвала нас Россией, россиянами, российскими, по правописанию латинскому, а мы переняли это, перенесли в кириллицу свою и пишем русский!»[11]. Наследуя их, рады не рады, этот греческий выкрутас, главным образом из‑за цензурных соображений, стали употреблять украинские и белорусские авторы.

Среди простого народа ни в Украине, ни в Белоруссии он до 20‑х годов прошлого столетия, то есть до времени, пока в этот вопрос резко не вмешались административные органы, не нашел применения. Да и в дальнейшем в живом, разговорном языке производит впечатление искусственного, чисто книжного вкрапления.

Как знаем, украинским школьникам при рассмотрении поэмы Т. Шевченко «Катерина» к известным строкам: «москалі – чужі люди, роблять лихо з вами» – подавалось смехотворное объяснение, суть которого в том, что словом «москаль» украинцы называют солдат. Строка «пойдет в свою Московщину» надо понимать: пойдет в казарму. «Во всех изданиях произведений Шевченко под российской коммунистической оккупацией к слову „москаль“ в поэме „Екатерина“ добавляются пояснения: „москали – царские солдаты, Московщина – царская Россия“» (Т. Шевченко. Полное собрание сочинений в шести томах, том I, стр. 604, Киев, 1949). Но это не согласуется с текстом поэмы, как мы видели выше, потому что «москали» – это «чужие люди», а не «царские солдаты»[12]. Переместить термин «москаль» из этнической сферы в обиходно‑социальную стремятся и до сих пор. Например, твердят, что слово «москаль» является синонимом слова «госслужащий»[13]. Такие утверждения игнорируют практику употребления этого этнонимического термина украинской классической литературой, которая выросла на народной языковой основе. Интересно, что, например, Ленин употреблял термин москаль отнюдь не в понимании воинов (солдат). Выступая на XIII съезде РКП(б), он настаивал на признании самостоятельности Финляндии, потому что иначе скажут, «что москали, шовинисты, великорусы хотят удушить финнов»[14]. Подобным образом он высказался относительно Польши: «рабочих там берут на испуг тем, что москали, великороссы, которые всегда поляков давили, хотят внести в Польшу свой великорусский шовинизм, прикрытый названием коммунизма»[15]. Кстати, московским периодом российской истории XV–XVII ст. называл «согласно историографической традиции XIX – начала XX ст.» сам Ленин[16].

В конце концов, Т. Шевченко в знаменитой «Седнівській передмові» ясно и недвусмысленно растолковал, что он сам и вся тогдашняя украинская интеллигенция понимает под словом москаль. «Большая тоска охватила мою душу. Слышу, а иногда и читаю: поляки печатают, чехи, сербы, болгары, черногоры, москали – все печатают, а у нас ничегошеньки, будто у всех заело… Они кричат, почему мы по‑московски не пишем? А почему москали сами ничего не пишут по‑своему, а только переводят, да и то черт знает как… Кричат о братстве, а грызутся, будто бешеные собаки. Кричат о единой славянской литературе, а не хотят и заглянуть, что делается у славян!

Разобрали ли они хоть одну книжку польскую, чешскую, сербскую или хоть и нашу? Потому что и мы таки, слава Богу, не немцы! Не разобрали. Почему? Потому что не соображают. Наша книжка как попадет в их руки, то они аж кричат, и хвалят то, что наихудшее»[17]. Заканчивается «Седневское предисловие» таким призывом Т. Шевченко: «А на москалей не обращайте внимания, пусть они себе пишут по‑своему, а мы по‑своему. У них народ и слово, и у нас народ и слово»[18]. Следует отметить, что Т. Шевченко никогда не употреблял термина «россиянин». Упоминая об исторических событиях, Т. Шевченко говорит о времени:

Як Москалі, Орда, Ляхи

Бились с козаками.

Тарасова ніч

Для более полного понимания этнонимики Шевченко следует вспомнить вот этот отрывок из поэмы «Сон»:

От і братія сипнула

У сенат писати,

Та підписувать, та драти

І з батька і з брата.

А між ними і землячки

Де‑де поглядають;

По московська так і чешуть,

Сміються та лають

Батьків своїх, що змалечку

Цвенькати не вчили

По німецьки…

П'явки, п'явки!

Може батько

Останню корову

Жидам продав, поки вивчив

Московської мови!..

Україно, Україно!

Оце твої діти,

Твої квіти молодії,

Чорнилом политі,

Московською блекотою…

…Плач, Вкраїно,

Бездітна вдовице!

Не оставляет места для двузначного толкования этнонима москаль и другой гигант украинского литературного слова – Иван Франко. В поэзии «Не пора» он призвал:

Не пора, не пора, не пора

Москалеві й ляхові служить;

Довершилась України кривда стара

– Нам пора для України жить![19]

Или вспомним «Наталку‑Полтавку» Ивана Котляревского:

«Петро. Співали московські пісні на наш голос, Климовський танцював з москалем. А що говорили, то трудно розібрати, бо сю штуку написав москаль по‑нашому і дуже поперевертав слова.

Виборний. Москаль? Нічого ж говорити. Мабуть, вельми нашкодив і наколотив гороху з капустою»[20].

П. Гулак‑Артемовский в произведении «Дещо про того Гараська» иронизирует таким способом: «Ну, та се, бач, воно так виходить по нашому, а по московськи інше діло: по нашому б то „вороватий“ значиться „злодійкуватий“, а по їх – „скусний, спритний“»[21].

Евгэн Гребинка, автор романса «Очи черные», переводя поэму Пушкина «Полтава», вместо слова «русский» употребляет слово «москаль», где у Пушкина Россия, у Гребинки Московщина. Слова Пушкина:

Без милой вольности и славы

Склоняли долго мы главы

Под покровительством Варшавы

Под самовластием Москвы.

Но независимой державой

Украйне быть уже пора.

Евгэн Гребинка перевел так:

Давно без батьківської слави

Ми, як воли, в ярмі жили,

У підданстві або Варшави,

Або великої Москви.

Возиться годі з москалями

Украйні царством буть пора[22].

Выражение Пушкина «Когда Россия молодая» Гребенка перекладывает «Московщина». Строфа «Казак на север держит путь» – «Козак в Московщину летить». Слова «И след ее существования пропал, как будто звук пустой» Гребинка уточняет «в чужбині – що звуть Сибір» и т. д.

А вот, например, отрывки из драматической поэмы «Боярыня» Леси Украинки:

«Іван . Однаково чиї лизати пяти, чи лядські, чи московські!

Оксана . Не вимовлю. Проте ж воно нічого і по‑московському, хто добре вміє. А як по‑їхньому Оксана буде?

Ганна . Аксинья чи Аксюша.

Оксана . Щось негарно.

<…>

Оксана . Як я умру, ти не бери вдруге українки, візьми московку ліпше…»[23]

В 1860 г. Анатолий Свидницкий создал знаменитую песню «Вже більше літ двісті», очень популярную в свое время на восточноукраинских землях. Приводим некоторые отрывки:

Вже більше літ двісті

Як козаку неволі, –

По‑над Дніпром ходить,

Викликає долю:

Гей вийди, вийди із води

Визволь мене, серденько, із біди!

Не вийду, козаче,

Не вийду, соколе!

Хоч рада – б я вийти,

Та й сама в неволі, –

Гей, у неволі, у тюрмі

Під московським караулом, у ярмі[24].

В другом произведении этот же А. Свидницкий пишет: «В духовних школах після обіду пишуть було упражнєнія: або з латинського чи грецького на московське перекладають, або з московського на латинське чи грецьке»[25].

Можно еще вспомнить популярную песню «Стоїть явір над водою», которая имеет такое продолжение:

Ой поїхав в Московщину козак молоденький,

Горіхове сіделечко, ще й кінь вороненький,

Ой поїхав в Московщину то там і загинув,

Свою рідну Україну на віки покинув.

Приведем отрывок из переписки двух классиков украинской литературы. В письме к Б. Гринченко от 22 февраля 1899 г. корифей украинской драматургии М. Кропивницкий пишет: «Все то, что говорят нам москали о братстве и благосклонности, все это бредни и вранье. Нет этого ничего: надевай косоворотку, зипун и кацапься, но и тогда не будешь ему родным. Те, что здесь живут, наши – они совсем не наши; прикидываются только нашими постольку‑поскольку им это полезно. Нет, пусть уже кто другой ездит, а я уже удовлетворился вволю. Спасибо за хлеб, соль и за квасок. Или знаете вы это, что иные коренные кацапы нас имеют будто за калмыков или киргизов? Меня спросил один купец: „Скажите, пожалуйста, хохлы, они православные?“ А одна курсистка, кровная москвичка, на вопрос моей жены „почему вы не хотите смотреть малороссов?“ ответила: „Да ведь это же цыгане“»[26].

В свою очередь Борис Гринченко тоже постоянно употреблял термины москаль, москали, Московщина. Например: «Выходило так, что на Украине живут будто бы то два народа, две национальности: простой народ рабочий были украинцы, а господа – москали»[27]. В другом месте этой написанной для простого, малообразованного народа книжечке, он употребляет этот этнонимический термин со всеми его тогдашними синонимами: «Тогда же начался спор и с москалями (русскими, великороссами, кацапами)»[28]. Относительно российского языка он везде употребляет термин «язык московский».

Чтобы чрезмерно не перегружать повествование цитатами по данному вопросу (а их из казны украинской классической литературы можно набирать целыми пригоршнями), мы ограничимся здесь последней уже цитатой из творчества такого знатока языка и украинской терминологии, как Иван Нечуй‑Левицкий: «Кто из киевлян не помнит времени перед Севастопольской войной?

Это было тяжелое время для Украины, это было ее тяжелое время. Простой народ стонал в тяжелой неволе под господами, должен был молчать и терпеть хуже, чем до Хмельницкого. А за каждый стон его по московским обычаям подвергали казни. Украина забыла исторические предания и не могла наукой дойти до утраченных идей.

На обоих берегах Днепра оказались в чужих устоях, в чужой шкуре, набирались чужого языка, забывали свой. Пропала наука, пропало просвещение, оставаясь только в схоластических латинских духовных школах. Университетская наука была всего лишь азбукой европейского просвещения, обрезанного по казенным меркам.

Эта наука хотела выучить людей на москалей, для войска, для правительства. Из украинских университетов и других школ повыходили халтурщики, взяточники‑урядники, неправедные судьи, которые правого делали виновным, а виноватого правым, – те консерваторы учителя и профессора, которые вертели историей по московскому приказу, и офицеры‑москали, которые забивали свой же народ на экзекуциях.

А народ делал барщину, а помещики‑ляхи и москали сдирали последнюю шкуру из Украины, тем временем как наши патриоты‑украинцы за свою молодую украинскую идею сидели уже в неволе, на далеком московском севере. Это было тяжелое время, пусть оно не возвращается»[29].

Думаем, что вышеприведенные цитаты из творчества таких мастеров украинского слова, как И. Котляревский, Т. Шевченко, I. Франко, П. Гулак‑Артемовский, Е. Гребинка, Леся Украинка, И. Нечуй‑Левицкий, Б. Гринченко, Г. Кропивницкий, А. Свидницкий, а к этому перечню можно было бы добавить целый ряд других, достаточно убедительно свидетельствуют, что когда‑то нормой украинского языка были термины «москаль», «Московщина» и производные. Эта норма выводилась из живого разговорного языка украинского народа и широко отображалась в фольклоре.

Для Западной Украины, в силу исторических причин, с термином москаль возникла определенная сложность. Надо было объяснять возникновение этого названия и проблемы изменения этнонима. Выдающийся общественный деятель, педагог, журналист и композитор Анатоль Вахнянин толковал этнонимическое российское хулиганство таким образом: «Чтобы дальше осветить, каким образом суздальцы или северяне, чужие по роду, это наше имя себе присвоили, поставим этот небольшой вопрос: какое бы носила название сегодня Германия, если бы призвала на цезарский трон князей из русского рода, или когда бы те князья самые подчинили бы ее своей власти? Не иначе как просто носила бы название она земли русской – Русь, а народ – Русины.

Или невидаль теперь, что северу, то есть Суздальцам, пришлось имя Руси? Нет. Он, подпав под волю князей из того самого русского рода, должен был или насильно, или нехотя принять это имя, однако же только в значении политическом, а никогда в этнографическом, потому что Русью в значении этнографическом называли так все соседи, а ранее и сам север, только наш юго‑западный край. Северян же называет наш народ, как и все соседние, москалями»[30].

На восточно‑украинских землях, где издавна за употребление этих терминов преследовали, они, как не удивительно, бытуют по сей день. Вот, например, данные этнографической экспедиции, которая исследовала пограничные районы Сумской и Харьковской областей. «В прошлом в селе Алешши, как и во всех других селах на исследуемой территории, россияне называли украинцев хохлами, украинцы россиян – кацапами, москалями»[31]. Далее в сообщении экспедиции подается запись беседы с «обруселым» украинским крестьянином: «Наши деды были хохлами, – рассказывает Кучеренко (1890 г. н.), – а мы смесь, оборотни. Постепенно наш язык смешался с русским, живем среди москалей и разговаривать стали по‑москальски»[32].

Насколько семантически развит этнонимический термин «москаль» в украинском языке, можно судить на основе того, что словарь Гринченко подает пятьдесят шесть его значений, форм и оттенков: «Москаленко, Москаленка; москаленя, москаленяти; москалик, москаличка; москалів, москалева, москалеве; москалівна, москалівни; москаль, москаля; москальня, москальні; москальство, москальства; москальча, москальчати; москальчик, москальчика; москальчук, москальчука; москалюга, москалюги; Москва, москви (тут в этническом понимании: „Москаль, що якесь старе залізо продавав і не чув, що жвавий міщанин у чемерці штовхав його: „Москва, москва, чи продаєш залізо?“); москвофіл, москвофіла; москвофільство, москвофільства; москвофільський, москвофільська, москвофільське; Москівщина, Московщина, Московщини; московець, московці; московка, московки; московський, московська, московське; московщеня, московщеняти; московство“. В словаре добавлены еще два фразеологических поворота: „подпускать, подвозить москаля“, что означает врать, обманывать, и „пеня московская“ в понимании „беспричинно цепляться“». Можно добавить, что Б. Гринченко пропустил такие формы, как «москалиха, москалихи» и простонародную «москофил, москофильство».

Название «москаль» употреблял Александр Герцен: «Ну, а если после всех наших соображений Украина, которая помнит все притеснения москалей, и крепостное состояние, и вымогательства, и бесправие, и грабеж, и кнут с одной стороны, но не забывая, с другой, как ей было и при Речи Посполитой с жолнерами, господами и коронными членами правительства, – не захочет быть ни польской, ни российской? По‑моему, вопрос решается очень просто. Украину следует в таком случае признать свободной и независимой страной»[33].

Слово «москаль» в России не любили никогда. Белинский как‑то сделал попытку прорецензировать работу Бодянского «Наські українські казки», и ничего у него не вышло. В сердцах он обиженно признался: «Сочинение отличается самым чистым малороссийским языком, который совершенно недоступен для нас, москалей»[34].

Самый большой российский лексикограф В. Даль подает, что термин «москаль» малорусского происхождения и означает: «москвич, русский, солдат, военнослужащий. От москаля, хоть полы отрежь, да уйди! Кто идет? Черт! Ладно, абы не москаль. С москалем дружись, а камень за пазухой держи (а за кол держись). Мутит, как москаль, а чтобы концы хоронил. Знает москаль дорогу, а спрашивает! Москалить – малорос, мошенничать, обманывать в торговле»[35].

Употребляются иногда обидные по смыслу этнонимы, однако носители таких этнонимов не ощущают обиды. Например, общераспространенный среди славянских языков этноним «немец» означает человека, который неясно, непонятно говорит. Вообще, – всякий, кто разговаривает на чужом непонятном языке. Сам иже немцы (deutsch) не обижаются на этот язвительный этноним. В польском языке итальянцев называют влохами – название происходит от слова валашити, то есть оскоплять. Вместо этого этноним «москаль» воспринимается его носителями как обидный. И хоть Россия, российский, россияне – искусственное название, появившееся лишь с XVI ст. на основании греческой формы Rhos[36], оно постепенно стало в украинском языке литературной нормой. Конечно, между литературной нормой и реальным употреблением этнонимов существует в Украине (в конце концов и в России) расхождение. Однако через школу, литературу, средства массовой коммуникации украинцы учились употреблять термины «Россия», «россиянин». И так должно, подчеркиваем, в дальнейшем быть, нужно применять семантически нейтральные этнонимы «Россия», «россиянин» и производные от них. Не надо этнонимом обижать народы. Не следует современным украинцам употреблять этнонимы «москаль», «лях» или «жид». О последнем этнониме поговорим еще отдельно.

[1] Соболевский А. И. Русский народ как этнографическое целое. – Львов, 1911.– С 6.

[2] Новосельцев А. И. Христианство, ислам и иудаизм в странах Восточной Европы и Кавказа в средние века // Вопросы истории. – 1989.– № 9.– С. 31.

[3] Письма И. С. Аксакова к Ф. М. Достоевскому // Известия АН СССР. Сер. лит. и языка. – 1972.– Вып. 4.– Т. – 81.– С. 354–355.

[4] Левшин А. Отрывки из писем о Малороссии // Украинский вестник. – 1816.– С. 47.

[5] Семенов Д. Отечествоведение. Россия по разсказам путешественников и ученым изследованиям. – СПб., 1871.– Т. II. – С. 106.

[6] Сбитнев И. Поездка в Харьков // Вестник Европы. – 1880.– Т. 2.– С. 224.

[7] Кравченко В. В. Нариси з української історіографії епохи національного Відродження (друга половина XVIII – середина XIX ст.). – X.: Основа, 1996.– С. 27.

[8] Номис М. Українські приказки, прислів’я і таке інше. – Харків, 1928.– С. 32–33.

[9] Дубровський В. Словник… – К.: Рідна мова, 1918. Т. 1: Словник московсько‑український. – 546 с.; Т. 2: Словник українсько‑московський. – 366 с.

[10] Стебницкий П. Очерк развития действующего цензурного режима в отношении малорусской письменности // Україна: Наука і культура. – К., 1993.– Вин. 26–27.– С. 109.

[11] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. – М.: ГИС, 1955.– Т. IV– С. 114.

[12] Луців Л. Тарас Шевченко про москалів і Московщину // ЗНТШ. – 1962.– Т. 176.– С. 55.

[13] Миллер А. И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). – Санкт‑Петербург: Изд‑во «Алетейя», 2000.– С. 37.

[14] Ленін В. I. Твори. – 4‑е вид. – Т. 29.– С. 145.

[15] Там само. – С. 153–154.

[16] Хорошкевич А. Л. Русь, Русия, Московия, Россия, Московское государство, Российское царство // Спорные вопросы отечественной истории XI–XVIII веков. – М.: Ин‑т истории СССР, 1990.– С. 291.

[17] Шевченко Т. Повне зібрання творів: У 6 т. – К.: Вид‑во АН УРСР, 1964.– Т. 6.– С. 312.

[18] Там само. – С. 314.

[19] Франко I. 3 вершин і низин. – Львів: Накл. Ольги Франко, 1893.– С. 73.

[20] Котляревський I. Твори: У 2‑х т. – К.: Держлітвидав УРСР, 1960.– Т. 2.– С. 53.

[21] Твори Івана Котляревського, Петра Артемовського‑Гулака, Евгенія Гребінки. – Львів, 1908.– С. 378.

[22] Гребінка Є. П. Твори у трьох томах. – К.: Наук. думка, 1980.– Т. 1.– С. 180.

[23] Українка Леся. Твори. – К.: Книгоспілка, 1925.– Т. 8.– С. 114, 128, 152.

[24] Свидницький А. Оповідання. – К.: Книгоспілка, 1927.– Додатки. – С. 8–9.

[25] Свидницький А. Твори. – К.: Держлітвидав УРСР, 1958.– С. 137.

[26] Кропивницький М. Твори. – К.: ДВУ, 1929.– Т. І.– С. 120–121.

[27] Грінченко Б. Як жив український народ (Коротка історія України). – Чернівці, 1908.– С. 46.

[28] Там само. – С. 9.

[29] Нечуй‑Левицький І. Причепа. – Вінніпег: Тризуб, 1955.– С. 89–91.

[30] Дописи з‑над Сяну // Мета. – 1864.– № 5.– С. 72.

[31] Чижова Л. Н. Об этнических процессах в восточных районах Украины (По материалам экспедиционного обследования 1966 года) // Сов. этнография. – 1968.– № 1.– С. 24.

[32] Там же. – С. 24.

[33] Герцен А. И. Сочинения. – М.: Изд‑во АН СССР, 1958.– Т. 19.– С. 21.

[34] Белинский В. Г. Полное собр. соч. – М., 1953.– Т. 1.– С. 239.

[35] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. – М.: ГИС, 1955.– Т. II. – С. 349.

[36] Bruckner A. Słownik etymologiczny jeżyka polskiego. – Warszawa, 1957.