Понедельник, 25.11.2024, 06:34
Приветствую Вас Гость | RSS



Наш опрос
Оцените мой сайт
1. Ужасно
2. Отлично
3. Хорошо
4. Плохо
5. Неплохо
Всего ответов: 39
Статистика

Онлайн всего: 17
Гостей: 17
Пользователей: 0
Рейтинг@Mail.ru
регистрация в поисковиках



Друзья сайта

Электронная библиотека


Загрузка...





Главная » Электронная библиотека » ДОМАШНЯЯ БИБЛИОТЕКА » Познавательная электронная библиотека

«Судорожность» русского развития»

Задача наша такова: избавиться от «судорожности», избегать застоев и обеспечить эскалацию русского новаторства. Так чтобы не Запад, а мы задавали темп и «моды» мировой гонки.

Безусловно, каждый рывок (каждое Русское чудо) сопровождалось и впечатляющими русскими инновациями. Во времена преобразований Петра Великого появились и станки Нартова, и первый в мире завод‑автомат Батищева, и даже подводная лодка – «потаенное судно» Никонова. Но, увы, все эти технические новинки не получили развития. Страна пользовалась в основном заимствованными из Европы технологиями. Россия не смогла породить чего‑то, что заимствовали бы на Западе. Во время инерции «петровского рывка», в XVIII веке, в правление Елизаветы и Екатерины Великой, жили и творили Ломоносов и Кулибин. Именно тогда, еще до Уатта, появилась паровая машина непрерывного действия Ползунова. Однако, увы, Россия так и не стала строить в массовом масштабе ни самоходных (приводимых в движение силой течения реки) колесных судов Кулибина, ни его арочных однопролетных мостов, опередивших свое время. Машина Ползунова так и осталась в единственном числе.

А дальше начинается застой. Хотя русские продолжают творить и изобретать, не получают развития многие прорывные отечественные новации. Если вспомнить царствование Николая I, то мы упускаем возможности развития:

– дальнобойного (по тем временам) ракетного оружия Засядько;

– своих паровых локомотивов (братья Черепановы);

– электрического телеграфа, электродвигателей, якорных мин (академик Якоби).

Промышленная и техническая отсталость России приводит страну к кризису и поражению в Крымской войне 1853–1856 годов.

Во время следующего рывка, после отмены крепостного права в 1861 – м, мы стали свидетелями появления удивительной плеяды русских ученых, изобретателей, конструкторов и инженеров. Перечислить всех просто трудно. Наверное, символом их может послужить Дмитрий Иванович Менделеев. Эта волна развития переходит в Русское чудо Серебряного века, начала ХХ столетия. Но опять мы видим чрезмерное преклонение верхов страны перед всем западным. Опять они упускают множество возможностей, для того чтобы «перепрыгнуть» Запад, а то и вовсе задать новое направление научно‑технического развития. Опять появляется множество русских изобретений, которые так и остаются единичными диковинами. Тогда как Запад инновации подхватывает и развивает до массового применения. А русские опять все это заимствуют и копируют.

Именно в период 1861–1917 годов русские первыми создают гусеничную машину – предтечу трактора (Блинов), однако родиной тракторостроения и танков становятся Америка и Британия. Русские первыми создают электрическое дуговое освещение (Яблочков), но не удерживают приоритета. Хотя первую в мире лампу накаливания изобретает Ладыгин, массовое производство таких приборов налаживает Эдисон в Соединенных Штатах. Так и не доводится до ума самолет Можайского: работы над авиацией в России прекращаются после смерти изобретателя. Только успех американцев, братьев Райт, в 1903 и французских авиаторов заставляют русских броситься вдогонку.

Русские Серебряного века, первыми в мире создав радиосвязь (Попов), упускают приоритет и отстают. Маркони побеждает Попова. То же самое можно сказать об электродвигателе переменного тока Доливо‑Добровольского, ледоколе Макарова, первом в мире обтекаемом моноплане Гаккеля. Об электросварке Бенардоса. Об автомате Федорова. О парашюте ранцевого типа Котельникова. Все время и государство, и капитал в России предпочитают иностранные образцы. Даже знаменитая «трехлинейка» Мосина с трудом пробилась в жизнь, ибо правительство упорно предпочитало заграничные модели винтовок. Мало того, презрение к отечественным творцам заражает и общество, образованную публику, которая не любит правительство и жаждет реформ и революции. Смелые новаторы тогда в России оказываются буквально в одиночестве.

Дальше начинается иное чудо. Советское. Но перед этим предлагаю изучить обстановку с инновациями и новаторами перед самым 1917 годом. Как раз в зените Серебряного века. В стране, где не было никакого коммунистического прошлого, никаких «вырубаний под корень» элиты, массовой эмиграции, многих лет атеизма, интернационализма и прочего. Для примера возьмем судьбу великого авиаконструктора, создателя первых в мире многомоторных воздушных кораблей Игоря Сикорского.

Мытарства Игоря Сикорского

Познакомимся с книгой воспоминаний начальника медицинской службы эскадры воздушных кораблей «Илья Муромец» Константина Финне. «Русские воздушные богатыри И. И. Сикорского». Увидевшая свет в Белграде поздней осенью 1929‑го книга была написана ярым врагом Советской власти. Но тем ценнее было ее читать. Казалось, давно усопший белогвардеец говорит сейчас о современной РФ и сердце его сжимается от горечи.

Еще в СССР было принято считать, будто в царской России Сикорский получил все лавры и торную дорогу. Но Финне писал совершенно о другом. Та, старая, Россия оказалась на поверку не менее раболепной перед Западом, не менее глупой, чем сегодняшний обмылок прежней великой страны.

«Несмотря на то что “Муромец” обратил на себя внимание и, казалось, всколыхнул даже стоячую воду в обывательском болоте, широкие слои русского общества остались безучастными и не проявили своего сочувствия делу И. И. Сикорского, полностью самобытному и носившему ярко национальный характер не только по одному названию. Немногие задумались над тем, что воздушный корабль Сикорского – не только первый русский, но и первый в мире большой многомоторный самолет – знаменовал собой начало новой эры в авиации, что развитие воздушного транспорта при помощи таких больших аэропланов сулило России – стране с необозримыми границами, бесконечными равнинами и слабо развитыми путями сообщения – неисчислимые выгоды. Не было сделано серьезных шагов к тому, чтобы организовать большое русское предприятие, собрать внутри страны крупные средства на открытие специального завода для постройки аэропланов Сикорского и моторов к ним.

В этом сказалось существенное различие между русскими, преклонявшимися перед “заграницей”, и иностранцами. Вспомним, как отнеслись немцы к создавшему громадный управляемый аэростат, названный его именем – графу Цепеллину…».

Финне прав: немцы всем народом помогали графу Цепеллину собрать деньги на строительство полноценного цельнометаллического дирижабля. А затем Германия поставила производство цепеллинов на поток. Она выпустила их больше, чем Российская империя – самолетов Сикорского. Финне пишет:

«…Остается лишь пожалеть, что мы, русские, благоговевшие перед всем иноземным, порой рабски копировавшие “заграницу” и не обращавшие внимания на свое хорошее, русское, не позаимствовали у немцев главного: беспредельной любви к своему отечеству, взаимной поддержки, системы в работе и того добросовестного к ней отношения, которое не отделяет мелочей от главной сути дела. Пассивности русского общества, проявленной по отношению к “Илье Муромцу” Сикорского, можно противопоставить ту кипучую деятельность и самопожертвование, которые проявляла часть интеллигентного русского общества в подготовке российского государства к развалу.

Само собой разумеется, эти русские люди не считали нужным поддерживать “Муромцев” хотя бы и потому, что их поддерживало ненавистное им “императорское” правительство. Громадное же большинство русских людей считало, что не их дело думать о поддержке изобретения Сикорского. Мало ли строят всяких аэропланов? Над тем, как поддержать это русское дело, нужно было еще подумать, а ведь это отвлекало от игры в винт, бридж, преферанс и других тому подобных “серьезных” занятий…

…Возможно, что если бы Сикорский избрал целью своего полета не Киев, а Москву, где ему следовало поклониться тамошним золотым тельцам, то московские меценаты, поливавшие в свое время шампанским дорожки в саду у Шарля Омона, “чтобы не пылило”, или жертвовавшие в 1905 г. “миллион на революцию”, и сделали что‑либо. Но шум моторов “Муромца”, летевшего из бюрократического Санкт‑Петербурга в Киев, не достиг Москвы, и постройка “Муромцев” продолжалась в маленькой мастерской Русско‑Балтийского завода…».

Как видите, ничего не изменилось за целый век! Только хуже стало. Если русский изобретет нечто, что еще не изобрели нигде в мире, то испугается сам. Если же не перелякается и продолжит работать, то затем налетит на русского чинушу, который первым делом спросит: «А это уже есть на Западе? Нет? Иди‑ка ты подальше…». Да только ли в чиновниках дело? Перед русским новатором встанет толпа идиотов. Тупых богачей, которые теперь, конечно, уже не поливают дорожки шампанским, но по‑прежнему тратят шальные миллионы на все, что угодно, только не на поддержку русских гениев. Они выбросят горы золота на яхты и любовниц, на очередную церковь или на футбольные клубы, однако удавиться будут готовы, коли речь зайдет о средствах на новую разработку. Господи, неужели это родовое русское проклятье? И не из‑за этого ли моя страна – трясина, гиблое место для изобретателей с учеными?

Русский интеллигент будет десятилетиями подряд решать последние вопросы мироздания, сочинять идеальную конституцию, мечтать об идеальном обществе или выдумывать новую религию, всегда отмахиваясь от реальных дел, от каких‑то «железок» или изобретателей. Интеллигент будет выстраивать какие‑то воздушные замки политических схем и горних идей, не понимая самой простой вещи: что все философии и политики должны опираться на вполне твердую базу из заводов, технологий, инноваций, подготовленных кадров! При этом страна продолжит проваливаться все глубже и глубже в бездну отсталости, а теперь и в пропасть вымирания. Но продолжим изучать свидетельство Финне.

«…С отправкой “Муромцев” в действующую армию спешили: в середине сентября 1914‑го один из них, “Илья Муромец I”, сочтен был вполне готовым для боевых полетов и отправился воздушным путем в действующую армию. И воздушный корабль, и обслуживающий его отряд готовились спешно и кое‑как. Результаты такой работы, от которой нас не отучила русско‑японская война, не замедлили тотчас же сказаться на деле…».

Финне со злостью описывал то, как армейское командование и даже летчики‑аристократы поливали корабли Сикорского грязью и норовили сделать так, чтобы их вообще убрали с фронта. И то на аэроплане им не нравилось, и это. Генералы просто выживали самолет из армии. Дело дошло до того, что русскому промышленнику, главе «Руссо‑Балта» Михаилу Шидловскому, который с 1910 года поддерживал Сикорского, пришлось сформировать отдельную эскадру воздушных кораблей и стать первым русским генералом дальней авиации. Ее основоположником. Ибо иначе нельзя было защитить его любимое детище от нападок толпы злопыхателей в погонах. И опять вылезло проклятое преклонение русских перед всем импортным!

Финне рассказывал о 1915 годе: «…Время показало, что многое из того, что командир “Ильи Муромца I”, относил к плохой конструкции моторов и ненадежности “Ильи Муромца” по сравнению с “нормальными” типами аэропланов, было лишь следствием больших симпатий этого летчика к принятым у нас в то время в армии типам аэропланов, то есть почти исключительно французским аппаратам Фармана, Ньюпора, Дюпердюссена, Морана, Вуазена.

Пристрастие командира “Ильи Муромца Первого” к иноземным аппаратам не было единичным явлением. Корни этой склонности ко всему заграничному можно видеть в космополитизме Главного военно‑технического управления, ведавшего авиацией…».

«…Недоверие к “Муромцам”, а также явно отрицательное отношение штаба полевого генерал‑инспектора авиации к начальнику эскадры воздушных кораблей генералу Шидловскому, впоследствии принявшее еще более острый характер, привело к обособлению тяжелой авиации и, конечно, не могло не повлиять на нормальное развитие русского воздушного корабля “Илья Муромец” и широкое применение самолетов этого типа для боевой работы.

В этом сказалась наша русская или, вернее сказать, общеславянская черта – видеть в несогласных с нами, хотя бы и в мелочах, соотечественниках врагов злейших, чем внешний неприятель.

Русь неоднократно испытывала тяжелые последствия непримиримой междоусобной розни удельных князей, бояр и, наконец, политических партий.

Уроки истории не пошли нам впрок, и слова, сказанные в старину: “Нам, русским, не надобен хлеб, мы друг друга едим и с того сыты бываем”, остались в силе и по настоящее время. Мы сравнительно легко прощаем ближним их ошибки, но не можем простить им наши собственные… Не это ли привело нашу родину к тому, что враги без труда захватили ее в свои руки и дали ей иго во много раз горшее, чем монгольское?».

Это написано не сейчас, а в 1929‑м и по поводу еще «не изуродованной коммунизмом» царской России. Ну черт возьми, русские мои соплеменники, неужели вы так безнадежны? Оказывается, вы склочничали и ели друг друга поедом еще задолго до постсоветского позорища. Вы, стало быть, изначально занимались междоусобиями и тем, что губили своих новаторов, и потому вами всегда правили нерусские. После распада СССР всплыли наружу все старые пороки, и нами снова помыкают архитекторы нового ига. Теперь понятно, откуда пошла легенда о призвании русскими племенами иноземных варягов на царство, ибо сами устали от поедания друг друга, пришлось власть брать извне.

Интересно, а что сказал бы Константин Финне, если бы тогда, когда изливал свои мысли и чувства на бумагу, узнал бы, что история с тяжелыми самолетами и Шидловским почти зеркально повторится при Сталине, когда энтузиаст Голованов станет формировать инновационную Авиацию дальнего действия? Ведь и накануне сорок первого года только покровительство Иосифа Грозного спасло Голованова от того, что его с потрохами не сожрали генералы ВВС?

Что бы сказал Финне, узнай он тогда о том, что сталинская попытка внушить русским веру в их способность быть не хуже западников захлебнется вскоре после смерти вождя? Что уже советские бонзы – вчерашние рабочие и крестьяне – начнут страдать точно таким же раболепием перед всем иностранным, как и романовские дворяне? Что страна останется такой же равнодушной к своим ученым, инженерам и конструкторам? И что в начале XXI столетия то, о чем он с ненавистью писал в своей книге, полностью повторится в постсоветской, урезанной и деградировавшей РФ?

Не благодаря, а вопреки

«…Уже в 1916 году, когда “Муромцы” по указанным выше причинам могли лишь медленно совершенствоваться, у наших врагов, а также и у союзников появились многочисленные аппараты легкого типа, обладавшие скоростью, превосходившей “Муромца” чуть ли не вдвое.

Не совсем понятным является тот факт, что наши союзники не помогли нам в деле изготовления русских двигателей, оказавшихся много лучше французских и английских. Надо думать, им было выгоднее не только с коммерческой точки зрения сбывать нам свои.

Ведь в России привыкли считать, что все, имеющее марку “Made in England”, “Germany” и т. д., говорит само за себя, поэтому раз хлам имел такую марку, то он был уже хорош и его принимали чуть ли не как знак великодушного внимания со стороны наших друзей и союзников.

В 1919 году автору этой книги пришлось быть очевидцем гибели шести русских летчиков, заживо сгоревших на трех английских аэропланах КЕ‑8 во время испытательных полетов. Этими аэропланами Англия любезно снабдила Белую армию…

Время, однако, показало “рукою беспощадною”, что союзникам нужна была не сильная национальная Россия, а лишь пушечное мясо для ослабления их конкурента, Германии, поэтому заботиться о поддержке и развитии наших отечественных предприятий вовсе не входило в их планы…» – пишет Финне.

«…Причины общественного равнодушия к нашим выдающимся людям нужно искать в отсутствии у нас здорового национального воспитания, приучавшего с детства любить родину, относиться с уважением к ее лучшим представителям, уметь и самим жить хорошо, и другим жить давать. Взирая с благоговением на “заграницу”, у нас привыкали видеть в родине одни лишь недостатки, выставлять их напоказ и на посмешище, забывая, что этим самым достигали сходства с одним из сыновей Ноя. Боязнь российского интеллигента показаться недостаточно либеральным приводила к тому, что он готов был выбросить из своего лексикона слова “Россия”, “Родина”, “Отечество”, лишь бы не дать повода считать его “приспешником полицейского режима и слугою реакции”…

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в начале войны, в то время, когда русская кровь лилась в Восточной Пруссии и Галиции, когда немцы обращались с нашими попавшими в плен солдатами хуже, чем со скотом, находились русские люди, встречавшие пленных германских и австрийских офицеров с шампанским и букетами цветов.

И. И. Сикорский придал своему изобретению ярко национальную окраску, и этого было достаточно, чтобы наша так называемая интеллигенция отнеслась к нему сдержанно…

Равнодушие русского общества к своим выдающимся людям, к сожалению, факт давно известный; еще Пушкин сказал: “Замечательные люди исчезают у нас бесследно: мы ленивы и нелюбопытны”… Композитор Мусоргский печально окончил свои дни на койке Николаевского военного госпиталя, в расцвете своего могучего самородного таланта; он получил известность значительно позже своей смерти, после того как о нем заговорили иностранцы. Современное М. И. Глинке русское общество отнеслось пренебрежительно к творчеству композитора, называя его произведения “извозчичьей музыкой”…

…Что касается наших талантливых людей на других поприщах, то с ними дело обстояло ничуть не лучше. Судьба русских изобретателей очень красочно изображена Лесковым в его “Сказе о тульском Левше и стальной блохе”. Здесь можно вспомнить о профессоре Попове, открывшем на полгода ранее Маркони беспроволочный телеграф и телефон. Последние носят имя Маркони, дают громадные барыши предприятиям, эксплуатирующим “радио”, профессор же Попов умер чуть ли не в нищете, а об открытии им беспроволочного телеграфа говорилось лишь коротко в специальных, мало доступных широкой публике руководствах по электротехнике.

Этот пробел в настоящее время восполнен в Советской России, где, помимо популярных книг об открытии Попова, выпущены были даже специальные почтовые марки, посвященные ему. Такое внимание к русскому ученому, не имевшему отношения к коммунизму, надо объяснить стремлением правительства Советов подчеркнуть ошибки старой буржуазной России, а главное – пробуждением национального чувства у русских людей, оставшихся в России и пытающихся сохранить остатки русской культуры…».

«В самом деле, в России было немало талантливых ученых, специалистов по всем вопросам техники; эти специалисты нисколько не уступали заграничным, а иногда и превосходили последних. С мнением наших ученых считались в странах с высоко развитой техникой и промышленностью, сырого материала было более чем достаточно, смышленость и искусство русских рабочих бывали порой изумительны, а “отсталость” отрицать, конечно, невозможно. Зависела она не от отсутствия средств или неумения взяться за дело, а главным образом от нашего равнодушия, от нежелания дружно и серьезно взяться за работу, оставив в стороне разрешение всевозможных “социальных проблем”. Это нежелание, а порой и попросту русская лень при отсутствии у нас привитого воспитанием уважения к своему, русскому, вместе с преувеличенным представлением о достоинствах всего иностранного вело к более легкому выходу – получать все в готовом виде из‑за границы.

К сожалению, подобные взгляды глубоко укоренились в широких слоях так называемого интеллигентного общества, и робкие попытки отдельных лиц отстаивать русскую самобытность готовы были отождествлять с отсталостью, наделяя пытавшихся стать на защиту национального достояния и достоинства различными эпитетами вроде “наемников правительства”, “квасных патриотов”, “черносотенцев” и проч. Ослепление лучами пресловутой западной культуры в конце концов и довело Россию до настоящего положения…».

Умри, Денис, а лучше не скажешь. Финне оставил нам ярчайшую картинку того, как жилось смелым новаторам России даже в пору Серебряного века. Понятно, почему и тогда Россия так и не смогла расправить крылья, заставив Запад догонять себя. Все упиралось в ограниченность, склочность, неверие в собственные силы, в национальный мазохизм и преклонение перед всем иноземным. Хотя, казалось бы, в России тех времен была и частная инициатива, и своя промышленность, которые могли бы подхватить и коммерциализовать смелые русские новации. Однако этого не случилось.

Первый в мире частный фонд финансирования изобретений (предтеча нынешних венчурных фирм и «бизнес‑ангелов») возник тогда же – общество купца Христофора Леденцова (1909 г.)

Как пишет современный журналист Евгений Панов, «на средства Общества была построена и оборудована лаборатория физиолога И. П. Павлова в Петербурге, и аэродинамическая лаборатория Н. Е. Жуковского при Московском университете, и лаборатория для испытания гребных винтов и моделей при Московском Техническом училище (из нее вырос знаменитый ЦАГИ). Общество финансировало работы выдающихся химиков А. Е. Чичибабина, Л. А. Чугаева, Н. М. Кинжера и исследования В. И. Вернадского по радиоактивным минералам Российской империи. Их лаборатории – ростки будущих институтов Академии наук СССР, а затем и РАН. Общество субсидировало изыскания К. Э. Циолковского, работы В. И. Гриневицкого по двигателям внутреннего сгорания, издало научные труды Д. И. Менделеева, И. И. Мечникова, H. A. Умова. На средства Общества строится биостанция на Карадаге в Крыму. Периодическую материальную поддержку от Леденцовского общества получали Московское общество испытателей природы, Русское физико‑химическое общество, Оргкомитет Первого Всероссийского съезда по вопросам изобретений, который состоялся в Москве в октябре 1916 года. Общество способствовало появлению пионерных работ по авиации, телевидению, радиоактивности…».

Иными словами, миллионщик Леденцов был истинно русско‑православным инноватором.

И опять мы должны признать горчайшую правду: на фоне всех русско‑православных купцов начала XX века Леденцов так и остался «белой вороной». И хотя в нынешней РФ появилось новое православное «купечество», оно не возродило Общество Леденцова, не создало его аналога.

Видимо, причины гашения инноваций в России, их неразвития в нашей стране лежат прежде всего не в экономике и не в недостатке частной инициативы. Они прежде всего психологические. Это комплекс национальной «вторичности», неверие в свой народ и его способности, робость делать что‑то первыми в мире без оглядки на Запад. Плюс порок отечественной интеллигенции – неистребимая ее тяга к уничижению собственного народа, ее национальный мазохизм.

Со времен Сикорского и Леденцова пролетел бурный век. Но как будто и не было его. Недавно мой читатель Алексей Улитин из Нижнего Новгорода прислал афишу, висевшую в его вузе осенью 2013‑го – ровно через век от тех дней, когда Сикорский поднимал в воздух «Илью Муромца», а толпа русских интеллигентов внизу продолжала хаять все русское.

«Уважаемые студенты и сотрудники!

13 ноября в 15–00 состоится публичная лекция профессоров‑исследователей истории науки на тему “Мифы научного развития”. В ней будут рассмотрены и опровергнуты следующие навязанные идеологией легенды об отечественной науке:

1. Миф об открытии Ломоносовым атмосферы Венеры.

2. Миф о первенстве Менделеева в создании Периодической Системы.

3. Миф о влиянии Циолковского на дирижаблестроение.

4. Миф о Лодыгине как создателе электрической лампы накаливания.

5. Миф об участии Петра Капицы в исследованиях ядерной энергии.

Лекция состоится в малом актовом зале. Вход свободный».

«…Ну что, проняло? Как вам такая идеология: “Мы никогда не были первыми ни в чем! Все открытия идут с Запада!”. И какого же развития мы достигнем, если сами идеологи – носители пораженческого мировоззрения? А им за это еще и звания профессорские дают (интересно, не американских ли вузов?). Такое возможно только в России! Представьте себе, что в американском вузе прошла бы публичная лекция на тему “Эдисон не изобретатель лампы накаливания”? Я лично такого представить не могу. Наоборот, начиная со школы, американцам вбивают мысли о том, что “Мы самые лучшие! Мы самые первые”. Даже если первенство оспорить не удается, стараются говорить о “первенстве рыночного продукта”. Человек, устроивший подобное, был бы в среде преподавателей нерукопожатным… А у нас – чемпионат по мазохизму! Причем даже в научной среде. Видать, личности первооткрывателей прошлого не дают спать всяким “борцам со лженаукой”. О, они готовы сдать даже нашу историю и наши победы, лишь бы наслаждаться “тихой жизнью” (по Мухину) в кабинетах. Неудивительно, что над нами издеваются даже ляхи…» – написал А. Улитин.

Категория: Познавательная электронная библиотека | Добавил: medline-rus (07.02.2018)
Просмотров: 247 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar
Вход на сайт
Поиск
Друзья сайта

Загрузка...


Copyright MyCorp © 2024
Сайт создан в системе uCoz


0%