Как ни странно это выглядит, но в российской, и не только, исторической науке давно уже стало общим местом и не имеет пока тенденций к изменению положение о том, что проведенная Сталиным коллективизация сельского хозяйства была совершенно необходима России и была жестко обусловлена не его личной прихотью, а объективными историческими обстоятельствами. Большинство историков до сих пор утверждает, что без коллективизации якобы было невозможно провести промышленное перевооружение России, а без этого СССР не смог бы победить в Великой Отечественной войне. Вот такая безупречная, на первый взгляд, логическая триада, автором которой, между прочим, и был сам Сталин, остается господствующей в современной исторической науке.

Между тем еще в 2006 году я в своих публикациях сформулировал тезис о том, что два этих важнейших в истории СССР процесса – коллективизацию и индустриализацию – следует рассматривать отдельно, прежде всего потому, что деньги на индустриализацию пришли совсем из других источников, не из коллективизации .

С той поры эту позицию я отстаиваю в своих публикациях, в научных российских и зарубежных конференциях, но реакции на нее пока не замечаю. Скажу больше, вслед за российскими историками при абсолютно критическом отношении на Западе ко всем почти деяниям Сталина – в вопросе о роли и значении коллективизации все без исключения западные историки, все американские и английские советологи незыблемо стоят именно на сталинской оценке коллективизации. С их подачи именно такая позиция отражена и во всех энциклопедиях западных стран.

Приведу только три цитаты на этот сюжет.

Уже неоднократно цитируемый выше (потому что весьма уважаем мною как исследователь) известный российский историк Святослав Рыбас, ссылаясь на высказывание Сталина от 4 февраля 1931 года о том, что Россия отстала от передовых стран на 50–100 лет и что это расстояние страна должна пробежать за 10 лет, в противном случае Россию сомнут, пишет: «Однако, чтобы развиваться, требовалось прежде всего построить тяжелую промышленность… а средства на строительство взять у деревни. …Деревня была донором». Но зерна катастрофически не хватало, и «в итоге программа индустриализации оказалась под угрозой». Коллективизация, считает этот биограф Сталина, эту угрозу устранила[1].

Британские энциклопедии: «Коллективизация – создание коллективных крестьянских хозяйств вместо частных (индивидуальных). Эта политика, насильственно и с устрашающей жестокостью проводившаяся Сталиным в СССР с 1929 по 1933 г., имела целью преодолеть острую нехватку хлеба в городах. Индустриализация страны полностью зависела от наличия дешевого продовольствия и избытка рабочей силы. Ожесточенное сопротивление крестьянства жестоко подавлялось. Следствием ликвидации кулачества и уничтожения крестьянами собственного скота стал голод 1932–33 гг.»[2].

«Коллективизация – объединение в СССР частных крестьянских хозяйств в коллективные (колхозы). Эта политика, проводившаяся И. В. Сталиным в 1929–1933 гг., сопровождалась «раскулачиванием», то есть конфискацией имущества зажиточных крестьян и их высылкой. Аналогично поступали и с теми, кто отказывался осуществлять свои средства производства. Непосредственным поводом для коллективизации стала острая нехватка в СССР зерна, значительная часть которого экспортировалась, чтобы покрыть расходы на индустриализацию»[3].

Эта ошибочная, на мой взгляд, оценка роли и значения коллективизации и ныне является господствующей в российской и западной историографии.

Абсолютное большинство историков и публицистов убеждены в том, что без сталинского обобществления деревни была бы невозможна и индустриализация[4]. При этом никаких фактических аргументов в пользу этого вывода, как правило, никто не приводит, предлагается просто поверить в этот тезис и идти дальше. Вот характерные примеры в этом плане.

Средства на строительство промышленности пришлось взять на селе, утверждает автор самой объемной на сегодняшний день «Политической биографии Сталина» Н. И. Капченко (первый том – 733 страницы, второй – 720 страниц) и не допускает даже тени сомнения в том, что «увязка коллективизации с индустриализацией абсолютно необходима». Более того, он считает, что в тех исторических условиях «было едва ли мыслимо (обойтись) без жестких административных мер»[5].

Характерным для многих историков является само употребление этого эвфемизма – кровь и жизни миллионов людей назвать всего лишь «жесткими административными мерами». Но дело конечно же не в эвфемизмах, а в сущностном подходе к оценке коллективизации.

«Ход событий подтвердил не только разумность и обоснованность такого курса, – пишет Н. Капченко. – Он подтвердил и отсутствие сколько‑нибудь реально обоснованных альтернатив этому курсу»[6]. Аргументация Капченко в пользу этого вывода типична и характерна и для других авторов, а потому остановлюсь на ней подробнее.

Утверждая, что упразднение ельцинским правительством в 1990‑х годах колхозов привело к резкому снижению продукции сельского хозяйства в России, автор дилогии приходит к далеко идущим выводам. События 1990‑х годов, пишет он, показали, что колхозная «форма ведения хозяйства исторически оправдала себя и выдержала испытание временем. Значит, – делается вывод, – не правы те, кто одним махом сметает со страниц истории такой глубокий и исторически обоснованный процесс, каким была коллективизация. И в этом, на мой взгляд, заключается зерно истины, глубокий смысл преобразований давно минувших лет. Сами эти преобразования с точки зрения закономерностей общественного прогресса не подлежат сомнению»[7].

Все дело в том, продолжает он, что «нельзя рассуждать чисто абстрактно, игнорируя суровые реальности той эпохи и всю грандиозность и сложность задачи, которую предстояло решить… С точки зрения оценки мировой роли Сталина индустриализация и коллективизация предопределили все остальное не только в политической судьбе вождя, но и в решающей мере – значение и место нашей страны в мире на протяжении целой исторической эпохи. Без этих двух компонентов сталинской политической стратегии Советский Союз не стал бы той державой, без участия которой уже нельзя было решать кардинальные вопросы мировой политики и международных отношений. Короче говоря, индустриализация и коллективизация заложили фундамент нашего будущего как великой державы». И резюмирует: «А можно ли было в условиях России осуществить такой поворот мягкими методами? Не стали бы эти мягкие методы и формы первопричиной краха всего грандиозно задуманного плана?»[8]

В чем следует согласиться с Капченко, так это в том, что в оценке таких глобальных, с точки зрения национальной истории, явлений, какой была сталинская коллективизация, «нельзя рассуждать чисто абстрактно». Однако этот посыл следовало бы применять не только к 1930‑м годам, но и к сегодняшнему дню. Между тем взятая в конкретном аспекте современность, увы, не подтверждает вывода Капченко о том, что сталинская коллективизация деревни была «исторически обоснованным процессом».

На первый взгляд, автор дилогии вроде бы прав. После знаменитого декабрьского (1991) указа Б. Ельцина о немедленном упразднении колхозов (а я своими глазами видел в те дни пришедшую из Москвы в администрацию Тверской области поименную разнарядку о немедленном уничтожении колхозов в этом субъекте РФ) производство зерна в стране действительно резко упало. Тут Н. Капченко не погрешил против истины. Но почему‑то при этом он закрывает глаза на то, что потом это производство быстро восстановилось и значительно превысило доельцинскую эпоху. Вот цифры.

В 1981–1985 годах, в условиях коллективизированного сельского хозяйства, в среднем за год валовой сбор зерна в России (в границах 1992 г.) составил 92 млн тонн. А после разгона колхозов наступил спад. В 1994 году – 63,4 млн тонн, в 1998‑м – 47,8. Видимо, на эти цифры и опирался Н. Капченко в своих выводах (хотя в тексте своей монографии он этих цифр не приводит).

Между тем начиная с 2000 года шок от расколхозизации стал проходить. В 2001 году в России было собрано 85,2 млн тонн, в 2002 – 86,6[9], в 2008 году валовой сбор зерна составил 105 млн тонн, а в 2016 году на территории РФ, то есть бывшей РСФСР, было собрано рекордное количество зерна – 120 млн тонн. Никогда прежде ни в Российской империи, ни в Советском Союзе столько зерна не производилось.

Так что, если рассуждать «не абстрактно», к чему призывает Н. Капченко, получается, что его тезис об исторической оправданности колхозизации села опровергает сама жизнь.

И тем не менее коллективизацию «по Сталину» оправдывают как историческую необходимость почти все, и даже противники сталинизма. «Во всяком случае, одним из самых веских аргументов в пользу интенсивной коллективизации, – пишет, например, известный в ельцинскую эпоху критик сталинского режима, публицист А. Ланщиков, – была необходимость форсировать индустриализацию…»[10]

Ладно бы публицисты, на подобной позиции стоят и серьезные, уважаемые в России и за рубежом исследователи. Безоговорочно осуждающий сталинский режим в деревне, заведующий кафедрой истории Пензенского государственного педагогического университета Виктор Кондрашин не допускает и тени сомнения в том, что сталинская коллективизация деревни была актом необходимым.

«Возвращаясь к вопросу о марксистской модернизации деревни, – пишет он, – хотелось бы отметить главное. Именно модернизация крестьянской России, ее переход посредством народных революций и реформ сверху из аграрной в аграрно‑индустриальную и индустриальную стадию развития составляет суть исторического пути страны в ХХ в. Таким образом, в течение столетия Россия превратилась из страны крестьянской в страну индустриальную. В этой трансформации решающая роль принадлежит сталинской коллективизации. В результате форсированной индустриализации и укрепления сталинского режима российская государственность была сохранена в тяжелейшие годы Второй мировой войны…»

В. Кондрашин находит даже историческое оправдание действиям Сталина в деле коллективизации деревни. «К сожалению, – замечает он, – как показывает мировой опыт, ни в одной стране индустриальная модернизация не проходила безболезненно для крестьянства. В Англии, например, крестьян съели овцы»[11].

Здесь, как представляется, надо бы все же видеть отличие английской и российской истории: если в Англии, по образному выражению основоположников марксизма, крестьян «съели овцы», то в России функцию овец в этом плане Сталин «доверил» ОГПУ. Отличие существенное: овцы, как известно, сажать людей в тюрьмы, силой загонять за колючую проволоку и расстреливать не могут, а советские чекисты это делали.

Естественно, возникает вопрос: откуда ведет свое происхождение этот пресловутый тезис? Кто автор его? За кем безоглядно следуют до сегодняшнего дня все сторонники этой «истины»?

Ответ есть: перефразируя Маяковского, следует признать – все эти исследователи в вопросе о коллективизации просто «чистят себя под Сталина».

Именно генсек еще на июльском (1928) пленуме ЦК подробно рассмотрел этот вопрос и обратил внимание партийного актива на то, что «в капиталистических странах индустриализация обычно происходила главным образом за счет ограбления чужих стран, за счет ограбления колоний или побежденных стран или же за счет серьезных более или менее кабальных займов извне». И привел в пример Англию, Германию и Францию.

У нашей страны, сказал он, таких возможностей нет. «Остается одно: развивать промышленность, индустриализовать страну за счет внутреннего накопления». И пояснил: за счет крестьянства. «Это есть нечто вроде «дани» (на крестьянство), нечто вроде сверхналога, который мы вынуждены брать временно (курсив мой. – Вл. К .) для того, чтобы сохранить и развить дальше нынешний темп развития индустрии…»[12]

Спустя полтора года, 27 декабря 1929 года, генеральный секретарь выдвинул дополнительный аргумент в пользу необходимости коллективизации деревни в интересах индустриализации. «Можно ли двигать дальше ускоренным темпом нашу социализированную индустрию, имея такую сельскохозяйственную базу, как мелкокрестьянское хозяйство… Нет, нельзя»[13].

Правда, строго говоря, сама эта идея – индустриализовать страну за счет ограбления деревни – не сталинская, хотя он, судя по всему, всегда считал ее верной. Она принадлежит Троцкому. Это Лев Давыдович 26 октября 1926 года на XV конференции ВКП(б) выдвинул тезис: «ускорение индустриализации» возможно только «путем более высокого обложения кулака»[14]. Но если уж быть совсем точным, то идею эту выдвинул впервые даже и не Троцкий, а последовательный его сторонник, бывший (в 1920–1921 гг.) секретарь ЦК РКП(б) и член оргбюро ЦК, ведущий советский экономист в 1920–1930 годах Евгений Преображенский. Еще в 1922 году он разработал план индустриализации страны и предложил деньги на это дело взять в деревне, сформулировав тезис о «первичном накоплении капитала за счет крестьянства».

Е. А. Преображенский (1886–1937) – большевик с 1903 года, до революции был близок к Ленину, но потом стал «левым коммунистом», противником Брестского мира и противником нэпа. Соавтор Н. Бухарина по книге «Азбука коммунизма», которая послужила идейной основой введения политики «военного коммунизма». Преображенский в декабре 1936 года арестован, в июле 1937 года расстрелян по приговору суда.

Как будет показано ниже, Сталин довольно долго был в плену идеи о том, что деньги на индустриализацию в России лежат только в деревне. Позже он увидел (не понял, а именно увидел), что, даже при уничтожении кулака и при загоне всех оставшихся на селе крестьян в колхозы, денег из деревни для индустриализации в нужных объемах получить не удается, и, с присущей ему гениальностью, быстро переориентировался на другие источники. Но до конца своих дней генсек так никогда публично и не признался в этой своей ошибке. Наверное, потому, что тезис этот позволял ему оправдывать многие свои шаги во внутренней политике.

Между тем в долгосрочной исторической перспективе сталинская коллективизация привела к продовольственной зависимости России от заграницы.

Объемы товарного зерна в руках государства после коллективизации Сталин действительно увеличил. Однако при этом вверг страну в провал в стратегическом плане. Подчистую отобрав у крестьян зерно, даже семенное, большевистское правительство накормило город и армию и направило рабочую силу в районы новых промышленных строек, но при этом надолго подорвало жизненные силы в сельскохозяйственной сфере. Рой Медведев еще в 1974 году привел такие цифры. «Среднегодовое производство зерна составило в 1933–1940 гг. 4563 млн пудов, тогда как в 1913 году (в границах до 17 сентября 1939 года) было произведено 4670 млн пудов. Производство мяса уменьшилось еще более значительно…»[15] По данным И. Е. Зеленина, в 1913 году в России на душу населения было произведено 549 килограммов зерна, а в 1940 году – только 492 килограмма[16]. Валовой сбор зерна в стране только перед самой войной вышел на уровень 1913 года, когда Россия собрала 76,5 млн тонн. И только в 1940 году уровень царского времени был наконец превзойден – было собрано 77,9 млн тонн. Но это было достигнуто за счет расширения площадей посева. А по урожайности страна все еще отставала от царской России, которая в 1913 году получала 8,1 центнера с одного гектара, в 1940‑м же – только 7,7[17]. Но дело не только в зерне. Коллективизация подорвала сельское хозяйство страны в целом.

Кроме зерновой проблемы коллективизация нанесла большой урон сфере животноводства. Предколхозный период (1928) продемонстрировал существенный рост поголовья скота по сравнению с 1916 годом. По всем видам, за исключением лошадей. Спад начался с года «великого перелома» (1929) по всем позициям и продолжался по нарастающей вплоть до конца 1933 года. Поголовье лошадей сократилось более чем в два раза, крупного рогатого скота – почти в два раза, коз – почти в три раза и т. д. А далее, начиная с конца 1935 года, наблюдался постепенный рост, не достигший, однако, не только уровня 1916 года, но и 1928‑го (за исключением коз). Даже в рекордном по урожайности 1937 году животноводческой продукции было произведено меньше (за исключением молока), чем в 1913 году, а среднегодовые показатели за 1933–1937 годы были гораздо ниже аналогичных за 1909–1913 годы.

Словом, с точки зрения реальной экономики коллективизация привела к провалу в развитии сельского хозяйства страны.

Правомерен вопрос – за счет чего страна выживала? Ответ находим у Д. Волкогонова.

В августе 1975 года, пишет он, на рабочий стол генсека ЦК КПСС Л. Брежнева легла служебная записка от министра внешней торговли СССР. Н. Патоличев сообщал, что его ведомство провело «успешную операцию» и закупило в США 17 900 000 тонн зерна. Но необходимый объем закупок в 30 млн тонн не достигнут, и потому надо дозакупить еще 12 млн тонн. Переговоры об этом ведутся с Канадой, Аргентиной, Румынией, Австралией, Францией, ФРГ, Венгрией, Югославией, Бразилией.

А следом все от того же Патоличева, А. Косыгина и других поступила другая записка, в которой подписанты просили разрешения для осуществления этих закупок выделить 397 тонн золота, а также продать за рубеж 15 млн тонн нефти и 1,6 млн тонн дизельного топлива, мазута и автобензина.

В следующем документе, с теми же подписантами, указывалось, что в 1977–1980 годах на свободно конвертируемую валюту необходимо будет закупить 47,4 млн тонн зерна. При этом отмечалось, что Госплан рассчитывает, что в 1977 году в стране будет произведено 88,2 млн тонн зерна, в 1978‑м – 90 млн тонн, в 1979‑м – 91,2 млн тонн и в 1980‑м – 92,6 млн тонн. Исходя из чего Госплан формировал такие прогнозы – непонятно, так как в 1975 году государство закупило у села всего 50,2 млн тонн зерна при фактическом расходовании 89,4 млн тонн[18].

Заметим, что такая ситуация сложилась после подъема целинных и залежных земель в 1953–1960 годах, когда к пахотному клину страны было добавлено около 45 млн гектаров, и целина, по данным ВАСХНИЛ (РАСХН), давала до 40 % валового сбора зерна в стране. Правда, точная цифра того, сколько действительно зерна дала целина, до сих пор неизвестна. Называют от 18 до 27 млн тонн, но сколько реально, не знает пока никто. Да теперь, после распада СССР, наверное, уже и не узнает. Меня, надо сказать, всегда удивлял такой разброс цифр в оценках: почти в два раза. Получается, что результат разработки целины верхи и не волновал: главное заключалось в том, чтобы сбросить туда социальную энергию молодежи, которой образовалось слишком много после смерти Сталина, а дальше – хоть трава не расти.

«В послевоенные годы СССР за зерно перекачал в западные банки около 12 тысяч тонн золота… Например, только в 1977 году и только за «дополнительные» поставки мяса политбюро было вынуждено пойти на дополнительную продажу за границей 42 тонн золота. Фактически все золото, что добывалось в стране, плюс постоянно таявшие старые запасы, уходили за границу за хлеб, мясо, продукты… Если бы экономическая система не была уродливой, эти фантастические суммы могли бы сделать отечественное сельскохозяйственное производство образцовым, сбалансированным, рентабельным. Если учесть, что наивысший объем запасов чистого золота в СССР был достигнут в 1953 г. – 2049,8 тонны, то нетрудно представить, что все, что добывалось позже, а это всегда в размере 250–300 тонн в год, продавалось за хлеб».

Объяснение этому провалу лежит на поверхности. Колхозы не смогли заменить так называемых кулаков, этого самого трудоспособного и самого трудолюбивого слоя русского крестьянства, готового ради достижения эффективных результатов дневать и ночевать в поле. Крестьянство перестало быть созидающим коренным классом России. В. Кондрашин отмечал, что 1930 год оказался чрезвычайно благоприятным для сельского хозяйства в погодном отношении. Тогда был выращен рекордный урожай – по официальным данным, 83 млн тонн. Но уже вовсю шла коллективизация, этот небывалый урожай уже собирали колхозники, а в колхозах крепких и умелых хозяев уже не было, и потому потери зерна при уборке были просто катастрофическими – около 18 млн тонн, или 22 % от валового сбора.

Тем не менее уже 27 июня 1930 года Сталин на XVI съезде ВКП(б) заявил, что благодаря проводимой в деревне коллективизации «по валовой продукции зерновых мы выполняем и перевыполняем пятилетку в 3 года» и «по части посевных площадей и валовой продукции зерновых мы достигаем довоенной нормы и немного превышаем ее лишь в текущем 1930 году»[19]. Это была сознательная ложь во спасение.

Итак, что касается производства зерна, то в принципиальном плане в заявленном аспекте Сталин эту проблему решить так и не сумел, хотя до конца своих дней убеждал население СССР, что задача, поставленная еще в первые пятилетки, выполнена и что сделано это было исключительно благодаря коллективизации. На деле ее решение он оставил своим наследникам. Но и они не справились с ней. Как уже говорилось выше, решена была зерновая проблема в России только в нулевые годы второго тысячелетия в период нахождения у власти президента РФ Владимира Путина.

Спустя несколько лет Сталин перестанет даже упоминать об этой связке – индустриализации и коллективизации. Но это будет потом, и это будет, как однажды выразился Юрий Жуков, уже «иной Сталин».

[1] Рыбас С. Ю., Рыбас Е.С . Указ. соч. Кн. 1. С. 547; Рыбас С. Ю. Сталин. С. 266, 274–275, 285, 290–291, 298.

[2] Оксфордская иллюстрированная энциклопедия. Т. 4. Всемирная история. С 1800 и до наших дней / Пер. с англ. М.: ИНФРА‑М, Весь мир, 2000. С. 179.

[3] Всемирная история. Люди, события, даты / Пер. с англ. Издательский дом «Ридерз дайджест»: London, 2001. С. 312.

[4] «Не проведи он (Сталин) свою так обильно политую кровью и слезами коллективизацию, – пишет даже такой непримиримый критик сталинских деяний, как А. Г. Ушаков, – страна никогда не победила бы в Великой Отечественной войне. Так, во всяком случае, многие ученые считают и по сей день» (Ушаков А. Г. Сталин. По ту сторону добра и зла. М.: Мартин, 2006. С. 476).

[5] Капченко Н.И . Политическая биография Сталина. Т. 2. 1924–1939. Тверь: Информационно‑издательский центр «Союз», 2006. С. 322, 324.

[6] Капченко Н.И . Указ. соч. Т. 2. С. 280.

[7] Капченко Н.И . Указ. соч. Т. 2. С. 374.

[8] Капченко Н.И . Указ. соч. Т. 2. С. 374–375.

[9] Регионы России: Статистический сборник. В 2 т. Т. 2. М.: Госкомстат России, 1999. С. 474; Содружество независимых государств в 2003 году: Статистический ежегодник. М.: Межгосударственный статистический комитет СНГ, 2004. С. 70.

[10] Вождь. Хозяин. Диктатор: Сб. М.: 1990. С. 180.

[11] Кондрашин В . Голод 1932–1933 годов: трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008. С. 368–369.

[12] Сталин И . Соч. Т. 11. С. 157–159.

[13] Сталин И . Соч. Т. 12. С. 145–146.

[14] XV конференция ВКП(б): Стенографический отчет. М.: 1927. С. 514.

[15] Медведев Р. А. К суду истории. Генезис и последствия сталинизма. New York: Alfred A. KNOPFЖ, 1974. С. 19.

[16] Зеленин И. Е. Цит. пр. С. 266.

[17] Сельское хозяйство СССР: Стат. сб. М.: Госкомстат России, 1960. С. 196.

[18] Волкогонов Д. А. Ленин: Политический портрет. В 2 кн. Кн. 2. М.: Новости, 1994. С. 148–149, 151.

[19] Сталин И. Соч. Т. 12. С. 275, 285.