Еврейская тема в истории СССР не является предметом исследования в настоящей книге. Но и обойти ее в работе о Сталине не представляется возможным, поскольку абсолютное большинство западных и идущих им в кильватере российских авторов сталинианы настойчиво пытаются убедить читателей своих произведений, что Иосиф Джугашвили чуть ли не с детства страдал антисемитизмом.

Сам термин «антисемитизм» во всех энциклопедиях определяется одинаково: «враждебное отношение к евреям»[1]. Появление этого термина датируется 1870–1880 годами, а сам феномен «особенно ярко проявлялся во Франции, Германии, Польше, России, Испании и ряде других стран» (Оксфордская энциклопедия). Согласно историческим сведениям, еврейская проблема в Европе проявилась еще в XII веке, когда в европейских странах появились первые законы, требовавшие от евреев жить отдельно от других народов. Представителям этого этноса было запрещено заниматься многими видами деятельности, имеющими отношение к важным общественным и государственным сферам. В этих условиях евреи выдвинулись в ростовщичестве, банковском деле и торговле и быстро собрали в своих руках огромные суммы денежных средств в национальных унитарных государствах – Англии, Испании, Франции, Германии, Польше, других странах.

У государствообразующих народов вышеназванных стран при виде таких богатств, не принадлежащих им, да еще и часто выраженных в чистом, так сказать, виде – в денежных знаках, – развилось и быстро окрепло чувство жуткой зависти. На евреев начались гонения, в которые включились христианская церковь, христианские купцы и ремесленные гильдии.

У титульных, как теперь принято говорить, наций недостало ума понять, что богатство евреев работало ведь в основном на то государство, в котором проживали евреи, зависть на бытовом уровне оказалась сильнее рассудка, и она тут же конвертировалась в правительственные действия. Ни о какой справедливости при этом даже и речи не шло, евреев просто грабили. Так, королева испанская Изабелла Кастильская заняла у еврейских ростовщиков огромные деньги на экспедицию Христофора Колумба в Новый Свет в 1492 году, а потом, чтобы не выплачивать этот долг, приказала изгнать евреев из Испании.

В России еврейская проблема возникла только в 1772‑м, а еще более – в 1795 году после третьего раздела Польши, когда вместе с поляками в состав Российской империи вошла и большая группа проживавших здесь евреев. Российская императрица Екатерина II ввела для них черту оседлости в западных провинциях империи и наложила на евреев воинскую повинность. С 1881 года зарегистрированы первые еврейские погромы в России.

В Россию евреи пришли со своей уже сложившейся религиозной, бытовой и языковой культурой, как единый народ. Однако, оставаясь таковым, основная их масса не пошла по пути противопоставления себя русскому этносу, а восприняла русскую духовную культуру как свою собственную, обогатила ее своим интеллектуальным потенциалом.

Правда, не все евреи повели себя таким образом. Были и те, кто не хотел растворяться ни в чьей культурной среде, ни в русской, ни в немецкой или французской. Эту ситуацию очень хорошо выписал современный русский писатель, питерец Александр Мелихов.

Иронизируя над нашей наивной верой после событий 1991 года в то, что если мы, после того как сами же разрушили Советский Союз, враз и серьезно полюбили Запад, то, вне всякого сомнения, и Запад тоже должен был полюбить нас такими, какие мы есть, и в поисках ответа на то, почему со стороны Запада этого не произошло, писатель выдвинул тезис, согласно которому между народами взаимоотношения на чувствах строиться не могут, потому что не получается.

Наверное, это естественно, пишет он, но мы, русские, этого не поняли и не приняли.

«Отвергнутую любовь, – пишет он, – простить неизмеримо труднее, чем ущерб материальный. Ибо отвергнутая или, скажем мягче, недооцененная любовь унизительна, а для всякого народа длительное унижение смерти не просто подобно, но оно и есть сама смерть. Поскольку народы создает не корысть, но гордость. Каждый народ сохраняет жизнеспособность лишь до тех пор, пока ощущает себя избранным. По крайней мере, принадлежащим к кругу избранных. А тот круг народов, в котором царит согласие об их совместной избранности, по‑видимому, и можно назвать пышным словом «цивилизация».

В первом десятилетии XXI века у русских войти в круг избранных на любви не получилось. И мы обиделись. А напрасно, считает Мелихов.

«Европа, а затем и Россия уже наблюдали нечто подобное более ста лет назад, когда самая продвинутая и энергичная часть молодежи из европейского гетто ринулась в блистающий мир, где ее приняли не настолько ласково, как ей грезилось…

Самым гордым было невыносимо чувствовать себя второсортными пускай в одном, но крайне болезненном пункте – национальном, в котором люди черпают свои важнейшие иллюзии – иллюзии могущества, бессмертия и красоты. Можно было бы, конечно, посоветовать этим гордецам быть поскромнее, но Бог не создал человека скромным, он создал его по своему образу и подобию…

Освободиться от унижения можно было двумя путями: можно было дойти до полной самоотверженности по отношению к тому престижному клубу, куда тебя не принимают, сделаться европейцем из европейцев (русским из русских). Но можно было попытаться и разрушить этот клуб.

Для этого тоже открывались два пути – объединить все народы в один клуб, без Россий и Латвий (путь коммунизма), или разложить все национальные общности на атомы (путь либерализма), – пассионарные евреи, как известно, отличились на обоих этих путях.

Но был и третий путь – завести свой собственный клуб (сионизм).

И духовный лидер российского сионизма Владимир Жаботинский первоочередной задачей провозгласил пробуждение национальной гордости: нам нужно освободиться от унизительной влюбленности в русскую культуру – влюбленности свинопаса в царскую дочь. Этот третий путь в итоге оказался и самым безопасным для русско‑еврейских отношений: отказ от любви оказался отказом от ненависти, и, если бы не стремление двух систем десятилетиями творить друг другу пакости, безвизовый режим в общении между Россией и Израилем мог бы осуществиться и полвека назад»[2].

На мой взгляд, А. Мелихов в этих немногих словах практически выписал всеобщий философский закон: по‑настоящему сближаться и создавать прочное сообщество могут только качественно определенные в самих себе сущности, когда при сближении ни одна из этих сущностей не теряет своих качественных характеристик.

Этот закон действует в веках как на бытовом, так и на межгосударственном уровне.

Мне в жизни посчастливилось наблюдать действие этого закона в обеих этих ипостасях.

В 1973 году мне довелось приехать в Литву с курсом лекций и познакомиться со старым коммунистом, немецким евреем, который в 1934 году формировал отправку из Гамбурга нескольких пароходов с евреями в Биробиджан, где Сталин образовал Еврейскую автономную область. В 1973 году Олькису было уже далеко за семь десятков, и он жил в самом центре Вильнюса в шикарной (по советским меркам) трехкомнатной квартире. Я знал, что у него три взрослых, уже женатых, сына, но в квартире он жил вдвоем с женой. Я спросил его, почему он отселил сыновей на собственную жилплощадь? Олькис, как старый мудрый ворон, посмотрел на меня и ответил: «А я сказал сыновьям: если будем жить порознь – на всю жизнь останемся дружить семьями, а вот если будем жить вместе – обязательно рассоримся».

Так старый большевик, а по сути – мудрый еврей в нескольких словах сформулировал упомянутый выше философский закон на бытовом уровне.

Двумя десятилетиями позже мне довелось стоять у истоков идеи создания российско‑белорусского Союзного государства. Как заместителю главного редактора правительственной «Российской газеты» мне, в плане поддержки этого образования, довелось организовывать специальное издание газеты «СОЮЗ: Россия – Белоруссия» с тиражом около 1 млн экземпляров, распространяемой на территории России и Белоруссии. Будучи первым главным редактором этого издания, я на его страницах сформулировал девиз строительства Союзного государства: «Россия – Белоруссия: 1+1».

Белорусская интеллектуальная элита эту формулу приняла сразу, и в течение нескольких лет в «Российской газете» и в газете «Советская Белоруссия» отрабатывалась версия Союзного государства по этой схеме. Но через несколько лет Москва отошла от этой формулы и выдвинула новую: Белоруссия должна войти в состав Российской Федерации в виде семи областей, полностью утратив свою государственную самобытность.

С моей точки зрения, это была политическая ошибка. Минск в лице всех, без какого‑либо исключения, политических сил (и официальной власти, и оппозиции) лишаться своего суверенитета не захотел. В итоге Россия потеряла в лице Белоруссии верного союзника на международной арене. Потребуется немало времени и усилий, чтобы Москве и Минску вновь вернуться к принципиальной идее создания Союзного государства – согласно философскому закону прочно объединиться могут только самостоятельные сущности. Думаю, однако, что возврата к формуле 1994 года уже не будет.

Сталин в этом плане вопросы решал в другом ключе. Не допустив после войны образования Еврейской Республики в Крыму в составе СССР (что, на мой взгляд, было с его стороны крупной политической ошибкой), генсек одобрил создание самостоятельного еврейского государства в Палестине, рассчитывая (без достаточных на то оснований) на сохранение там влияния Москвы. Этого не получилось. А евреи, образовав Израиль, получили свое собственное государство, к чему они стремились со времен Иосифа Флавия. Это обстоятельство сразу изменило русских евреев, в психологическом смысле. Кто хотел – тут же уехал в новое государство. Сталин отпустил туда даже Героев Советского Союза. Но гордо подняли голову и те, кто остался. Думаю, что нет ни одного здравомыслящего еврея, который бы не гордился существованием Государства Израиль и не поддерживал бы его.

Но сказанное совсем не означает, что живущие в России евреи не воспринимают русскую культуру как свою собственную, а Россию – как свою родину. Воспринимают. И себя от России не отделяют.

К сожалению, в нашей исторической литературе постоянно присутствуют попытки наособь выделить живущих в России евреев, отделить их от русского народа. Так, автор многостраничной монографии «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм» Г. Костырченко, претендующий на «правильное» обоснование, и даже открытие, темы «антисемитизм Сталина», утверждает, что евреи в России всегда, но в особенности в советское время, жили РЯДОМ с русскими и русской культуре всегда были чужаками [3].

Уважаемый мною историк и литературный критик Вадим Кожинов посвятил этому вопросу целую главу в одной из своих монографий, назвав ее «Какова была роль евреев в послереволюционной России», где тоже определил эту роль как присутствие «чужаков» «в восстановлении национальной государственности» России[4]. Практически этой же позиции придерживается Жорес Медведев, когда пытается утверждать, что у советских евреев были свои особые «интересы», в необходимости защиты которых была нужда[5]. (Правда, в другом месте этой же книги Ж. Медведев утверждает обратное, но разрешение этого противоречия – это уже проблема самого Ж. Медведева.)

Мне представляется, что проблему эту (взаимоотношения евреев и русских) глубоко и верно отразил А. И. Солженицын, когда опубликовал свою дилогию «Двести лет вместе». Цитируя И. Эльдада из его работы «Еврейская аномалия в трех измерениях» (Нью‑Йорк, 1982), который о своих соплеменниках говорит: «мы дрожжи… наша задача – сбраживать чужое тесто», Александр Исаевич пишет:

«И по многим историческим примерам, и по общему живому ощущению, надо признать: это – очень верно схвачено. Еще современнее скажем: катализатор. Катализатора в химической реакции и не должно присутствовать много, а действует он на всю массу вещества.

К этому, – продолжает автор исследования «Двести лет вместе», – следует добавить не только несомненную подвижность ума, еврейское «доверие к разуму и ощущение, что конструктивными усилиями можно решить все проблемы», но и – острую чуткость к струям времени. Чутче евреев, я думаю, нет народа во всем человечестве, во всей истории. Еще только первые молекулы тления испускает государственный или общественный организм – уже евреи от него откидываются, хотя были бы доселе привержены, уже – отреклись от него. И едва только где пробился первый росток от будущего могучего ствола – уже евреи видят его, хвалят, пророчат, выстраивают ему защиту»[6].

В заключительной главе своего исследования под названием «Об ассимиляции» Александр Исаевич высказывает мысль, что в быту еврей никогда не отказывается от своей принадлежности к еврейскому племени, но в культуре – может. «Но и как много было в России евреев таких, кто не боялся (по словам В. Жаботинского) «утонуть в громаде ассимилирующего тела», кто предался русской стихии, русской культуре самозабвенно… Да, очевидно, у ассимиляции – свои, непереходимые пределы; в том и кроется отличие полной духовной ассимиляции от ассимиляции культурной, тем более – от широко разлитой гражданско‑бытовой. Евреи – судьбоносно для еврейства – сохраняют себя и при всех внешних признаках ассимиляции, сохраняют «внутренний облик еврея».

При этом, пишет Солженицын, «ключ – не в фатальности происхождения, не в крови, не в генах, а: чья боль прилегает ближе к сердцу: еврейская или коренной нации, среди которой вырос?» И в подтверждение этой своей мысли цитирует Л. Цигельман‑Дымерскую (1978): «Национальность не исчерпывается, увы, ни знанием языка, ни приобщением к культуре, ни даже привязанностью к природе и жизненному укладу страны. Она имеет другое измерение – общность исторической судьбы, которая для каждого человека определяется мерой его сопричастности к истории и судьбе собственного народа. Но если для других эта сопричастность дана изначально, то для еврея она, во многом, – вопрос выбора, и нелегкого».

Так это или нет, наверное, каждый еврей решает для себя сам, но что в этой фразе много правды – для меня очевидно. Чаще всего еврея к этому выбору подталкивает окружающая его среда обитания. Такая ситуация имеет место во всех цивилизованных обществах. Однако, рискуя навлечь на себя критику, все же скажу: в России этот процесс тоже имеет место, но протекает он совершенно наособь, не похоже на другие страны.

Русские евреи, оставаясь евреями по этническому происхождению, в мировой культуре выступают как представители русского духовного мира. Откройте любую российскую и мировую энциклопедию. На именах Иосиф Бродский, Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Андрей Вознесенский, Борис Слуцкий вы прочтете – «русский поэт», на имени Натан Эйдельман – «русский историк». А как в мировых справочниках позиционируют Майю Плисецкую, Элину Быстрицкую? А разве не Инна Гофф (1928–1991) написала пронзительную песню «Русское поле», про которую Расул Гамзатов сказал так: «Это лучшая песня о Родине. Я бы предложил сделать ее государственным гимном России»?

Работая в 1980‑х годах в Академии наук СССР, я воочию наблюдал, как позиционировали себя в этом плане трижды Герой Социалистического Труда физик Яков Зельдович (1914–1987), дважды Герой Социалистического Труда нобелевский лауреат физик Николай Басов (1922‑2001). Да мало ли у нас наших выдающихся соотечественников, которые никогда не скрывали своего еврейского происхождения и которыми все мы несказанно гордились, гордимся и гордиться будем как русскими деятелями?!

Нас всех, и русских, и евреев, да и других, объединяет такое общее, которое в общемировом цивилизационном процессе определяется как русская культура. И это не узкокорпоративное понятие, а, так сказать, общая канва и тренд. Эта культура создавалась на базе духовных традиций русского народа, но на всем пути ее развития свой вклад в нее внесли (и вносят) представители самых разных национальностей и племен. Лицам еврейской национальности принадлежит в этом деле вклад огромный, неоценимый. Как можно отделить от русской культуры Самуила Маршака, Льва Кассиля, других, которые никогда не отказывались от своего национального характера, но и от принадлежности к великой русской культуре – тоже. Большинство из них совершенно справедливо не видят причин скрывать при этом свою принадлежность к еврейскому племени, но в общем контексте – это представители великой русской культуры. Только слепой или очень уж сильно ангажированный исследователь не желает замечать этого обстоятельства.

Лично для меня все эти люди – представители русской интеллигенции, вполне оправданно не отказывающиеся от своей племенной (национальной) принадлежности, но при этом считающие себя представителями русской культуры как единого целого.

Именно вместе, а не рядом живут 200 лет русские и евреи. И живут они в лоне одной качественной среды, которая носит название «русская культура». Именно русская, а не российская. Это народ в границах нашего государства живет российский, а культура – русская.

Да, еврей имеет право гордиться тем, что это его соплеменник Осип Мандельштам (1891–1938) сумел в октябре 1922 года в одной только строчке гениально выразить (и предвосхитить) то, что до него никому не удавалось, – историческую суть ХХ столетия с его Лениным, Гитлером, Сталиным, Пол Потом и другими:

Век мой, зверь, кто сумеет

Заглянуть в твои зрачки

И своею кровью склеит

Двух столетий позвонки.

А потом, уже в конце 1935 года:

Мне на плечи кидается век‑волкодав,

Но не волк я по крови своей…

Но ведь этим же самым Осипом Мандельштамом как своим гениальным соотечественником горжусь и я, сын потомственного сибирского крестьянина, русский до мозга костей. Потому что эта строчка выписана на русском языке, родилась в лоне русской культуры. И потому я, коренной сибиряк, по праву считаю Мандельштама русским поэтом.

Осип Мандельштам погиб в сталинских лагерях на Дальнем Востоке еще в 1930‑х годах. Но спустя 30 лет после его смерти русский обитатель тех же лагерей, которого еще при жизни называли «лучшим русским поэтом ГУЛАГа», умерший от инфаркта в психушке уже в брежневское время Валентин Соколов, по стопам своего старшего коллеги написал тоже бессмертные строчки о ХХ столетии:

Я устал от двадцатого века,

От его окровавленных рек.

И не надо мне прав человека,

Я давно уже не человек[7].

Хочу еще раз сказать: евреи имеют право гордиться своей родословной. Не знаю, потому ли, что за ними стоит 3 тысячи лет эволюции, в ходе которой, несмотря на колоссальные трагедии, постигавшие это племя, они сохранили свою самобытность, проявили потрясающую выживаемость, жизнеспособность. Или потому, что на протяжении всей своей истории евреи были гонимы и потому, чтобы сохраниться, были вынуждены проходить узкие туннели естественного отбора, но интеллектуальный потенциал этого народа демонстрирует высокое качество. Есть интересные признания на этот счет от людей выдающихся.

«Российская газета» 3 февраля 2006 года опубликовала беседу журналиста Владимира Снегирева с выдающимся разведчиком СССР, бывшим заместителем начальника Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка) генерал‑майором Борисом Соломатиным. Генерал по собственной инициативе затронул и еврейскую тему.

«Ты ведь знаешь, – сказал он в этой беседе, – что ходят слухи, будто Андропов – еврей. Возможно, эти слухи и имеют под собой основания. Мои детские годы прошли в Ростове, там среди моих приятелей много было евреев. Но в то время никто не тыкал в них пальцем, не обзывал жидами. Мы просто дружили, общались. Это теперь, задним числом, я понимаю, что ребята выделялись – и умом, и смекалкой. Так вот, насчет Андропова – я согласен со слухами. Этот человек действительно обладал очень острым умом и хитростью, которую он, правда, тщательно маскировал. Умел быстро принимать нестандартные решения в трудных ситуациях и явно выделялся среди других руководителей».

4 июня 2009 года, в день 95‑летия со дня рождения Ю. В. Андропова, «Известия» опубликовали интервью историка Николая Добрюхи с бывшим председателем КГБ СССР В. А. Крючковым (1924–2007).

В. А. Крючков. Про национальность Андропова чего только не болтали: и грек он, и татарин, и швед, и немец, и даже еврей. Сам он всегда утверждал, что русский, хотя кто знает: чего только у нас у всех в крови за долгие годы войн и переселений народов не намешано?! Я же знал его как исключительно убежденного интернационалиста.

Н. Добрюха. Развивать эту тему Крючков не стал. Я же как‑то спросил его: «А вы знаете, в архивах обнаружилось, что настоящая фамилия Андропова – Флеккенштейн? Однако, судя по всему, новостью для Крючкова оказалось не это, а то, что это рассекретили.

Едва не все авторы западной сталинианы исходят как из непреложного, что Сталин с самого начала своей политической биографии выказал себя убежденным антисемитом. А некоторые идут еще дальше. Так, например, Р. Такер «обнаруживает», что корни такого позиционирования Сталина кроются в «презрительном отношении ко всему небольшому и слабому, что и явилось причиной антисемитизма Джугашвили, который к концу жизни перерос в манию»[8].

Между тем прямых доказательств в подтверждение этой мысли ни Такер, ни его российские последователи привести не могут. Практически мы имеем дело с формулой «мне так кажется».

Типичным примером такого подхода можно считать монографию Геннадия Костырченко.

В аннотации к книге автор пишет, что читателю представлено «первое фундаментальное научное исследование об использовании антисемитизма как одного из инструментов осуществления тоталитарного сталинского режима», где «прослеживаются два тесно связанных между собою процесса: сосредоточение абсолютной власти в руках Сталина и его перераставшие в юдофобию целенаправленные практические действия, усиливавшиеся стремлением списать реальные политические проблемы на происки «еврейских националистов».

Г. Костырченко не стесняется охарактеризовать себя как политически неангажированного, независимого и объективного исследователя, следующего традициям классиков мировой и русской исторической науки, стремящимся к глубокому проникновению в суть событий и явлений прошлого. Правда, при такой высокой самооценке автор все же вынужден оговориться, что его «фундаментальное научное исследование… слабо документировано». И действительно, с доказательной базой у автора получается плохо. Практически вся его почти 800‑страничная монография построена на вольной интерпретации фактов репрессий в отношении лиц еврейской национальности.

Книга пестрит эвфемизмами типа: «политика негласного антисемитизма», «закамуфлированный, латентный антисемитизм», «негласная политика государственного антисемитизма» и т. п., но доказательств наличия этих явлений автор не приводит. (Хотя отдельные случаи мог бы привести, и, к слову сказать, немало.)

А временами автор «фундаментального научного исследования» просто‑напросто выдает с головой свою действительную идеологическую позицию. К моменту написания его книги российская историческая наука уже давно вынесла оценку Ленину как политическому деятелю, который ставил себе в задачу уничтожить и Россию как государство, и русскую нацию как таковую. Костырченко же ставит Сталину в вину «уничтожение в партии интернационалистского духа и ленинских кадров», тех самых кадров, у которых, как теперь широко известно, руки по локоть в крови в деле уничтожения российского населения.

Фактически же вся монография Костырченко написана не о государственном, а о бытовом антисемитизме, который действительно имел и имеет место, и не только в России, а и в других странах.

По‑видимому, понимая слабость своей научной позиции, Г. Костырченко весьма сожалеет о том, что даже автор «одного из самых полных исследований такого рода: «Антисемитизм в Советском Союзе» С. М. Шварц, товарищ министра труда в правительстве Керенского, еще в 1952 году опубликовал в Нью‑Йорке свое исследование, но «так и не решился прямо назвать антиеврейскую политику советских властей государственным антисемитизмом». Но Шварц, по‑видимому, не из‑за нерешительности не пошел на это, а потому, что не увидел этой политики у Сталина.

Стоит, в этой связи, привести мнение профессионального советского диссидента, прошедшего ад советской психушки, известного генетика и правозащитника, лишенного советского гражданства в 1970‑х годах (в 1990 году возвращено) Жореса Медведева, долго жившего в Лондоне.

Полемизируя с известным русским драматургом Э. Радзинским, который в 1990‑х годах переквалифицировался в историка и много напутал в своих произведениях в этой области, в том числе и в своей книге «Сталин», Ж. Медведев пишет: «Анализ еврейской проблемы в послевоенной период сталинской диктатуры был бы неполным без ответа на вопрос о достоверности часто упоминаемого в литературе плана массовой депортации советских евреев в Сибирь и на Дальний Восток, привязанной к «делу врачей». Утверждения о существовании плана такой депортации были до недавнего времени настолько частыми и категоричными, что они стали переходить из одной работы в другую без ссылок на какие‑либо документы, как нечто давно доказанное… Целью такой депортации была якобы подготовка к тотальной войне с Западом. Сталин, по утверждению Эдварда Радзинского, хотел создать «острую антисоветскую волну на Западе и прежде всего в США… чтобы начать новую Большую войну – войну с Западом» (Э. Радзинский. Сталин, с. 607). Доказательств подобных намерений Сталина, однако, не существует. …Вести по всем этим вопросам полемику очень трудно по той простой причине, что утверждения о плане депортации евреев никогда не опирались на какие‑либо документы. Таких документов в архивах никто никогда не находил. Массовая депортация евреев даже только из Москвы была невозможна по чисто практическим причинам. В Москве в 1953 году проживало около 400 тысяч евреев, большинство которых было полностью ассимилировано в советском обществе. Для них родным был именно русский язык. Для большей части евреев в 1953 году был характерен советский, а не израильский патриотизм. Психология «советского», а не узко этнического сознания была в послевоенный период особенно сильна» (курсив мой. – Вл. К. )[9]. А ведь поначалу Ж. Медведев считал, что именно Сталин был автором существования «государственного антисемитизма» в СССР[10].

Существует множество свидетельств того, что выделение наособь отношения Сталина только к евреям, да еще и в негативном только ключе, в лучшем случае может быть охарактеризовано как добросовестное заблуждение.

Стоит в этом плане напомнить, что даже в 1949 году, в разгар борьбы с «космополитами», когда бытовой антисемитизм выплеснулся на страницы газет, и редакторы кинулись взапуски расшифровывать русские литературные псевдонимы типа «Иванов», «Маринин», «Викторов», снабжая их через дефис еврейскими фамилиями, Сталин на одном из совещаний счел необходимым публично такую практику осудить.

Хотя из песни слова не выкинуть. Безжалостно честный к концу жизни по отношению к своим поступкам Константин Симонов в своих пронзительных воспоминаниях «Глазами человека моего поколения», которые он надиктовал за несколько месяцев до своей смерти, но не успел даже вычитать, уличил Сталина в актерстве и неискренности в этой тираде[11]. Правда, ограничился при этом почему‑то только голословным утверждением, не привел ни одного факта, хотя бы по памяти. Последнее сильно настораживает с точки зрения достоверности утверждения К. Симонова.

Возвращаясь к обильно цитируемому за рубежом «фундаментальному труду» Г. Костырченко, следует сказать, что главная слабость этой работы заключается в предвзятости подхода к теме исследования, в особенности когда автор в попытках доказать антисемитизм Сталина в качестве основного аргумента ссылается на репрессии. Почему в этом случае акцент сделан только в отношении евреев? Ведь хорошо известно, что массовые репрессии прошли во всех республиках СССР, но более всего – в РСФСР, Украине и Белоруссии. После войны в рамках так называемого «ленинградского дела» были репрессированы и физически ликвидированы по надуманному обвинению в русском шовинизме десятки тысяч чисто русских кадров. А чеченцы, башкиры, калмыки и другие? А ведь в отношении евреев массовых (именно массовых) репрессий не было никогда в годы советской власти. Точечные репрессии были, а массовых не было.

Более того, первый биограф Сталина (на английском языке, 1948), ярый сторонник Троцкого, автор трилогии о Троцком Исаак Дойчер обратил внимание на такой факт: «Несмотря на все преступления Сталина, необходимо упомянуть о судьбе тех двух с половиной миллионов евреев, которые были по его приказу перемещены с территорий, подвергшихся оккупации, во внутренние районы России и таким образом спасены от нацистских концентрационных лагерей. Об этом еврейская националистическая и сионистская печать часто забывает»[12].

Об этом факте говорит и крайне правый сионист Менахем Бегин, бывший премьер‑министр Израиля: «Я не могу забыть, и ни один еврей не должен забывать этого… Благодаря Советскому Союзу сотни тысяч евреев были спасены от рук нацистов». Понятно, что, произнося слова «Советский Союз», никого другого, кроме Сталина, Бегин не мог иметь в виду.

Почему Костырченко взял только один этнос и именно на нем стал «первопроходцем» темы о национальных репрессиях сталинского режима?

Думаю, что вопрос этот нужно обратить к самому автору книги, и предполагаю, что ответ на него он прекрасно знает сам: на репрессиях в отношении русских или белорусов авторитета в мире не заработаешь, а на евреях можно.

Сталин подвергал репрессиям людей самых разных национальностей. Евреям в этом деле пальма первенства не принадлежит.

В России всегда жили различные нации. Но государствообразующим народом, и качественно, и количественно, всегда был один‑единственный – русский. И если в высшем звене государственной власти (подчеркиваю – государственной власти) какой‑то национальный элемент начинал занимать непропорционально высокий процент – это всегда было чревато социальным взрывом. Сталин очень хорошо это понимал, бдительно следил за равновесием в этом деле и, образно выражаясь, «стриг» этот излишне выпирающий наверх протуберанец, касалось ли это евреев, украинцев, русских, татар, грузин и т. д.

Вопрос это чисто политический, а не психобиологический. Именно высшая политическая власть должна следить за соблюдением объективных пропорций в этом деле. Сам национальный элемент объективно осознать эту опасность, которая может привести к распаду государства, как показывает многолетняя российская практика, не может. Любой национальный элемент инстинктивно всегда будет стремиться к абсолютному национальному превосходству во власти, и на высшее политическое руководство страны ложится ответственность не допускать таких перекосов.

Насколько легко может быть разрушено это равновесное представительство во власти, показывает опыт постсоветской России. При отсутствии политического контроля сверху («Берите суверенитета столько, сколько сумеете проглотить» – Б. Ельцин ) представители так называемых титульных наций в автономных образованиях, даже когда они в абсолютном меньшинстве в той или иной национальной республике или области, мгновенно переходят к тому, что замещают представителями своего этноса практически все пространство во властных структурах.

Первым после Сталина на эту опасность обратил внимание Ю. В. Андропов. И потребовал равновесия в этой области: в национальных республиках все органы власти должны быть сформированы пропорционально их доле в количественном составе населения административно‑территориального субъекта, сказал он. Но смерть помешала ему осуществить эту политическую линию на деле.

Сталин же хорошо это осознавал. Известен случай, когда 1 мая 1945 года доброхоты, желая сделать генсеку приятное, доложили, что флаг Победы над Рейхстагом водрузили два грузинских солдата. Сталин пришел в ярость и потребовал, чтобы вопрос этот был тщательно проверен. «Не может быть, – сказал он, – чтобы на купол Рейхстага взобрались только грузинские воины, а русских там не было, что ли?» В результате «обнаружилось», что Знамя Победы над куполом Рейхстага водрузили М. Егоров и М. Кантария.

Если бы Костырченко взял все это во внимание, он легко смог бы показать, что Сталин регулярно «проводил прополку» представителей всех этносов в руководящих структурах государства, стремясь соблюсти баланс в этом деле. Причем ведь это именно Сталин в 1920‑х годах обратил внимание на то, что на Украине, например, искусственно проводится ползучая русификация, и провел на государственном и партийном уровнях решение о восстановлении прав украинского языка в школах, вузах и государственных учреждениях. Сейчас об этом предпочитают «не помнить». Как и о том, что ползучая украинизация на Украину вернулась при Хрущеве и Брежневе.

Вообще, надо сказать, проблема эта, положение лиц еврейского этноса в структурах политической и государственной власти в Советской России, не только деликатная, но и очень сильно запутанная.

Сюжет о евреях в становлении советской государственности своими корнями уходит не в сталинскую эпоху, а в ленинскую еще. Подробно исследовал этот вопрос Д. Волкогонов. Повторюсь, но воспроизведу то, что написал этот идеологический генерал‑полковник.

Предками Ленина, пишет он, были русский, калмычка, еврей, немка. Но по материнской линии Ленин был чистокровным евреем. Генеалогическая линия его матери восходит к Мойше Ицковичу Бланку, врачу‑гинекологу. Его сын, отец матери Ленина, Сруль Мойшевич Бланк, принял православие и назвался после этого Александром Дмитриевичем Бланком. Естественно, и родная бабушка Ленина по материнской линии тоже была чистокровной еврейкой.

Родные сестры Ленина совсем не считали нужным стесняться своего генеалогического древа. В 1932 году А. И. Ульянова‑Елизарова обратилась к Сталину с письмом: «Для вас, вероятно, не секрет, что исследование о происхождении деда показало, что он происходил из бедной еврейской семьи. Этот факт, – писала она, – может сослужить большую службу в борьбе с антисемитизмом».

«Автор письма, – пишет Д. Волкогонов, – утверждает весьма спорные положения о том, что факт еврейского происхождения Ленина «является лишним подтверждением данных об исключительных способностях семитического племени, что разделялось всегда Ильичом. Ильич высоко ставил всегда евреев».

Сталину это письмо передала Мария Ильинична и услышала категоричное: «Молчать о письме абсолютно!»

Это понятно. Кому‑кому, а Сталину‑то было хорошо известно широкое распространение бытового антисемитизма в России. Пришла эта социальная болезнь в Россию после раздела Польши в XVIII веке и быстро распространилась по всей европейской части империи, за исключением Сибири, где никто и никогда не делил людей по национальному признаку. Не делит и сегодня.

Сталин хорошо понимал, что если он последует совету автора письма, то авторитету основателя Советской России будет нанесен очень чувствительный удар, а это означало – удар по правящей партии, генеральным секретарем которой был Сталин. Допустить такой политической ошибки Сталин не мог, но и объяснять автору письма ее глупость он тоже не стал.

Но счастье любого недалекого ума в том и заключается, что он своей глупости не видит. Через год с лишним старшая сестра Ленина, проявляя завидную настойчивость, вновь обращается с этим вопросом к Сталину, утверждая, что «как в институте Ленина, так и в институте мозга… давно отмечена большая одаренность этой нации и чрезвычайно благотворное влияние ее крови при смешанных браках на потомство. Сам Ильич высоко ценил ее революционность, ее «цепкость» в борьбе, как он выражался, противополагая ее более вялому и расхлябанному русскому характеру. Он указывал не раз, что большая организованность и крепость революционных организаций Юга и Запада зависит как раз от того, что 50 % их составляют представители этой национальности».

Но Сталин, пишет Волкогонов, обрусевший грузин, не мог допустить, чтобы люди узнали о еврейских корнях Ленина. Его жесткий запрет действовал долго и прочно[13]. При желании можно, конечно, и этот шаг генсека квалифицировать как проявление антисемитизма. Но только при очень большом желании.

Почему Сталин «закрыл» это письмо Ульяновой‑Елизаровой? Антисемит? Да нет, политик. В период его абсолютного правления негативное отношение к евреям не стало государственной политикой. Это уже после его смерти ближнее и дальнее сталинское окружение привнесло в высокие государственные сферы бациллы бытового антисемитизма, которые во все времена имели место в российском обществе и в царской России регулярно выплескивались в виде еврейских погромов.

Это при Хрущеве, Суслове, Демичеве и других стали полуофициально появляться ограничения на прием на работу людей еврейского происхождения в партноменклатуру, на дипломатическую работу, в атомную физику, оборонные отрасли, науку и т. д. А при Сталине этого не было. При Сталине великие граждане великой страны еврейского происхождения получали самые высокие государственные признания и награды и за рубеж не бежали. В силу ли того, что Юрий Владимирович сам был евреем, или в силу других причин, но Андропов антисемитом не был тоже. Более того, придя к власти, начал исправлять политику ограничения доступа евреев к государственным должностям.

Это в брежневские времена талантливые граждане России еврейского происхождения стали покидать СССР, что не могло не повлиять на интеллектуальное обеднение России.

В нашумевшей в свое время статье экономического обозревателя нью‑йоркского журнала Research Алексея Байера, помещенной в московской газете «Ведомости» (31 августа 2007 г.), сформулирован такой вывод: «Так уж получилось, что современная Россия спроектирована в значительной степени Сталиным, а построена в значительной степени евреями. И не только Россия».

И далее:

«Спору нет, США достигли богатства, экономической мощи и гегемонии отнюдь не благодаря своему еврейскому населению. Основная масса евреев приехала в Америку в начале ХХ века и не ассимилировалась до конца 1930‑х годов. Даже после Второй мировой войны и вплоть до 1960‑х годов евреев без восторга принимали в Гарвард, Йель и прочие престижные университеты.

Тем не менее бесспорно также, что влияние евреев в общественной, политической и академической жизни США, в бизнесе и финансовой сфере росло на протяжении всего прошлого века и шло в ногу с ростом влияния США в мире. В то же время страны, потерявшие свое еврейское население (в том числе Германия, которой в начале прошлого века многие прочили мировое господство, Австрия), сдали лидирующие позиции не только в политике, но и в науке, культуре и прочих областях.

Ну и Россия. У того, что бывшая сверхдержава сегодня не та, что прежде, есть много причин. Но потеря пары миллионов еврейских граждан, возможно, не последняя из них».

Так что вопрос о том, кто в России из политических и государственных деятелей плелся в своем политическом курсе вслед за бытовым антисемитизмом, Сталин или его позднейшие эпигоны, в лице Брежнева, Суслова, Демичева, Зимянина и т. д., в истории нашей страны давно уже ясен. И не надо здесь наводить тень на плетень.

В этом плане можно сослаться и на конкретный пример. В октябре 1964 года пленум ЦК КПСС освободил от должности первого секретаря ЦК Н. Хрущева. Вместо него пленум избрал Л. Брежнева, который почти сразу же поставил вопрос о смене названия лидера партии – захотел называться не первым секретарем ЦК, а генеральным. И стал им.

Событие это имело большой политический резонанс, и «наверху» было принято решение о том, что все члены политбюро ЦК должны пойти в первичные партийные организации в целях «правильного» объяснения отставки Хрущева. Я в тот момент учился на 3‑м курсе философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. На наш партактив был делегирован для выступления только что избранный кандидатом в члены политбюро ЦК секретарь ЦК П. Н. Демичев. Рассказывая нам о работе пленума ЦК, Петр Нилович подробно остановился на двух сюжетах. Во‑первых, подверг резкой критике Хрущева за его доклад о культе личности Сталина на ХХ съезде КПСС, сказав, что Сталин был великой личностью и что если бы не Сталин, то мы не смогли бы победить Германию в Великой Отечественной войне (в этот момент Петр Нилович в буквальном смысле пустил слезу). А во‑вторых, раскритиковал бывшего первого секретаря ЦК за попустительство по отношению к евреям. Рассказал, в частности, что в Театре Ленинского комсомола была поставлена пьеса о поэтах, погибших во время войны, и оказалось, по его словам, что был при этом допущен сильный идеологический перекос: все погибшие поэты оказались евреями. А что, бросил оратор в зал, разве не было русских погибших поэтов?

Меня возмутил и первый сюжет, и неприкрытый антисемитизм секретаря ЦК. Сейчас уже не помню – что в большей степени. Я попросил слова, вышел на трибуну и, повернувшись к секретарю ЦК, который к этому времени уже сидел в президиуме партактива, сказал, что мы, молодые коммунисты, не согласимся с политической линией ЦК, если руководство партии решит реабилитировать Сталина. Буквально я сказал фразу: «Если вы решите реабилитировать Сталина, тогда мы, молодые коммунисты, из партии выйдем!» Кто‑то из президиума негромко, но получилось на весь зал, произнес: «Ты уже вышел…» Резолюцию партактива, предложенную мною, голосовали до 23:00, но приняли в моей редакции. Рассказываю это для того, чтобы проиллюстрировать, что не Сталин, а его наследники «болели» антисемитизмом.

И наконец, последнее соображение по теме: Сталин и еврейский вопрос.

В конце концов, можно ведь всю эту проблему с ролью еврейского этноса в иноэтнической для них среде трактовать и так:

Русские в веках своего существования и развития доказали, что они в массе своей успешно для самих себя и эффективно для дела умеют хозяйствовать на принадлежащей им земле (в селах и в городах в равной степени). Но при этом, опять же в массе своей, проявляют не в пример менее интереса к торговле, управлению культурой и вообще к труду управленческого характера в абстрактном для русского человека восприятии.

Но без управления‑то обществу в любой его сфере жизнедеятельности существовать невозможно. Кто‑то ведь должен заниматься этим профессионально. И вот тогда естественным образом совершается своего рода вербальный общественный договор: коренное население страны – русские – добровольно уступают эти сферы жизнедеятельности общества иному этносу (нации) – евреям. Как бы приглашают евреев для обслуживания своей жизни, как бы говорят: мы будем варить сталь и выращивать хлеб, а вы обеспечивайте смазку между различными частями общественного организма гражданского общества и управляйте теми сферами, к отправлению которых у нас интереса меньше. Как показывает жизнь, евреи с охотой на этот общественный договор соглашаются.

Но тут вступает в силу другая закономерность, чисто российская: чем управляю, тем и живу. Русский токарь на тульском оружейном заводе тащит домой детали стрелкового оружия и собирает у себя в сарае самовар из ворованных оружейных деталей, а еврей – деньги из торговли, социальный и политический статус из идеологической и пропагандистской деятельности и т. д.

Похоже, что Сталин именно так и воспринимал взаимоотношения наций в российском обществе и государстве. Именно так оценивал по большому счету присутствие евреев в управленческой сфере. Но когда он видел, что количество евреев в сферах управления начинает зашкаливать за разумные, с его точки зрения, пределы, он принимал решение по искусственному снижению их, евреев, доли (именно доли) в том или ином государственном органе или организации.

Но когда после войны физическое здоровье Сталина стало разрушаться (инфаркты и инсульты), логика его селекционного национального поведения стала принимать чудовищные гротескные формы («дело врачей», «борьба с космополитизмом»).

В аннотации к книге Костырченко «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм», написанной самим автором, центральной выступает такая строка: антисемитизм сопровождал всю политическую жизнь Сталина и был «одним из инструментов осуществления тоталитарного сталинского режима». Вывод по меньшей мере более чем спорный, а в большой мере – просто неверен. Как мне представляется, автор ошибается. На мой взгляд, после многолетнего изучения сталинской эпохи и личности самого Сталина, со Сталиным все было и много сложнее, и много проще.

Внешне и мне поначалу, в 1960‑х годах, казалось, что антисемитизм внутренне присущ Сталину с самого начала его политической биографии. Потом я стал понимать, что проявления так называемого сталинского антисемитизма были естественной реакцией политического лидера, считающего себя таковым для многомиллионного русского народа, на инстинктивный бытовой антисемитизм этого самого народа. А этот последний (антисемитизм) существовал в силу большей (лучшей) конкурентоспособности евреев в интеллектуальных сферах (финансовых, торговых, научных и т. д.) жизнедеятельности не только русского, но и любого другого многомиллионного государствообразующего народа – немецкого, американского, французского, венгерского, да любого.

Сталин был принужден обстоятельствами трезво оценивать ситуацию, и потому его всегда окружали евреи, но не в большом количестве. В основном вокруг вождя в государственных, партийных, культурных, хозяйственных и других организационных структурах концентрировались русские. Костырченко в своей книге на с. 514, 559, 565 приводит таблицы с 1945 по 1952 год, подтверждающие эту ситуацию.

Словом, не был Сталин антисемитом. Для негативных же характеристик его личности у него более чем достаточно и других оснований.

[1] См.: Большой русский энциклопедический словарь. М.: Большая русская энциклопедия, 2003. С. 71; Оксфордская энциклопедия. Т. 4. Всемирная история. М.: Весь мир, 2000. С. 17.

[2] Известия. 2008. 24 сентября.

[3] Костырченко Г . Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М.: 2003. С. 13.

[4] Кожинов В. Правда сталинских репрессий. М.: Алгоритм, Эксмо. 2006. С. 220–222.

[5] Медведев Ж . Сталин и еврейская проблема. Новый анализ. М.: АСТ, 2004. С. 52.

[6] Солженицын А. И. Двести лет вместе. М.: Русский путь, 2002. С. 22–23.

[7] Страшнов С.Л . Русская поэзия ХХ века в выпускном классе. М.: Просвещение, 1999. С. 143.

[8] Такер Р . Указ. соч. С. 1054.

[9] Медведев Ж. А. Указ. соч. С. 238–239.

[10] Медведев Ж., Медведев Р. Неизвестный Сталин. М.: Время, 2007. С. 463.

[11] Симонов К. Истории тяжелая вода. М.: Вагриус, 2005. С 445, 459, 495.

[12] Гусляров Е. Н. Сталин в жизни. М.: ОЛМА‑пресс, 2003. С. 572.

[13] Волкогонов Д . Ленин: Политический портрет. Кн. 1. С. 50–51.