Когда бы и по какому бы то ни было поводу ни заходила в нашем обществе речь о Сталине, русский народ в конечном итоге роль Сталина оценивает по его роли в Победе над гитлеровской Германией.

Есть здесь и более общий план. С годами во все большей степени людей занимает проблема увековечения памяти не Сталина, а самой Великой Отечественной войны. Современные социологические опросы свидетельствуют, что более 85 % населения России убеждены, что работу по увековечению памяти о Великой Отечественной войне следует обязательно продолжить. Тех, кто придерживается другого мнения (а такие, конечно, есть и будут всегда), насчитывается всего лишь 6,6 %.

Попытки в этом направлении уже предпринимаются.

При выходе из станции метро «Охотный Ряд» на поверхность, если идти к Красной площади по подземному переходу, под бывшим зданием гостиницы «Москва», то слева, на подходе к Историческому музею, на подступах к Красной площади, можно увидеть огромную бронзовую статую маршала Г. К. Жукова работы Вячеслава Клыкова. Прославленный полководец сидит на коне, знаменитый массивный подбородок, выражающий непреклонность и крутость характера, вздернут вверх, а взор всадника устремлен куда‑то вдаль, через всю Манежную площадь, к Дому Пашкова и дальше.

По‑видимому, в процессе создания памятника перед глазами скульптора стояла картина дождливого утра 24 июня 1945 года, когда Георгий Константинович принимал, по распоряжению Сталина, на Красной площади Парад Победы над гитлеровской Германией.

Рассказывают, что художник хотел, и даже настаивал, высечь на постаменте скульптуры надпись: «Победителю в Великой Отечественной войне маршалу Г. К. Жукову». Но политическая общественность столицы после бурных и длительных дебатов с такой текстовкой не согласилась. И, как мне представляется, была права.

Если и ставить на главной площади России памятник победителю в этой самой кровопролитной за всю историю нашей страны войне за независимость, то это должен быть памятник всему народу‑победителю.

Русскому (в собирательном значении – российскому) солдату, не щадившему своей жизни в битве с захватчиками.

Женщинам, старикам и детям, которые изнемогали в тяжком беспросветном труде в тылу, но обеспечили Красную армию и страну всем необходимым для Победы.

Конструкторам оружия и инженерам, его сделавшим.

Учителям, которые в холодных классах учили наших детишек беззаветной любви к родине.

Медицинским работникам, которые на фронте и в тылу, восполняя понесенные в боях потери, сделали то, что не смогла сделать ни одна система здравоохранения воюющих стран, возвращая в действующую армию трех из четырех раненых бойцов.

Блокадникам Ленинграда.

Сражавшимся в условиях оккупации белорусам, не принявшим, в отличие от огромного числа украинцев, диктат гитлеровцев.

Партизанам и подпольщикам на оккупированных территориях.

Народам среднеазиатских республик, которые приняли к своим очагам эвакуированных и беженцев, самоотверженно и искренне разделив с ними хлеб и кров.

Причем очень важно принять во внимание, что речь должна идти не только о военных сражениях и о трудовом подвиге всего народа, но и о сложнейшей деятельности политического руководства страны на международной арене, дипломатическом мастерстве, которое, как и военное дело, представляет собой сложнейшую материю.

Сошлюсь только на один пример, который показывает вклад дипломатии в достижение Победы.

30 июля 1941 года в Лондоне посол Советского Союза И. М. Майский в присутствии премьер‑министра Великобритании У. Черчилля и министра иностранных дел А. Идена подписал с премьер‑министром польского правительства в изгнании Владиславом Сикорским советско‑польское соглашение, в первом пункте которого говорилось: «Правительство СССР признает советско‑германские договоры 1939 года относительно территориальных перемен в Польше утратившими силу».

Соглашение было подписано на фоне военной катастрофы первых недель войны, в условиях большого отчаяния, когда Сталин искал хоть каких‑нибудь союзников в войне с Германией (а нечего и говорить, что Майский не мог бы подписать такое соглашение без указаний из Москвы). Мина же, заложенная в тексте этого соглашения, заключалась в том, что Москва тем самым признавала раздел Польши в 1939 году между гитлеровской Германией и Советским Союзом нелегитимным. Иными словами, земли Западной Украины и Западной Белоруссии, которые с 1920 года находились под юрисдикцией Польши и возвращены СССР в соответствии с советско‑германскими соглашениями августа 1939 года, Москва де‑юре снова отдавала Польше.

Но Сталин не был бы Сталиным, если бы он сравнительно быстро не понял, что им в момент малодушия совершена ошибка стратегического характера. И уже 16 декабря 1941 года, когда Красная армия под Москвой нанесла первое за всю Вторую мировую войну поражение германскому вермахту, генсек в беседе с прибывшим в Москву А. Иденом заявил: «Советский Союз считает необходимым восстановление своих границ, как они были в 1941 году, накануне нападения Германии на СССР… Что касается границы СССР с Польшей, то она, как уже выше было сказано, в общем и целом могла бы пройти и по линии Керзона…», иными словами, с землями западных частей Украины и Белоруссии[1].

Ошибка, совершенная 30 июля 1941 года, дорого обошлась советскому руководству. Позже главе СССР и советской дипломатии в целом пришлось употребить огромные усилия, чтобы убедить своих коллег по «Большой тройке» (Черчилля и Рузвельта) согласиться оставить эти земли в составе СССР. После войны Сталин не стал скрывать свой дипломатический промах от российской общественности, и еще при его жизни, в 1946 году, лондонское советско‑польское соглашение было опубликовано в печати.

Таким образом, и дипломаты имели в этой войне свои поражения и свои победы.

Словом, увековечивать в исторической народной памяти надо всех, кто вынес на своих плечах эту войну, не позволил немцам и в массе поддержавшим их европейским нациям с двунадесять языков поработить себя. Всем, кто отстоял право на жизнь в условиях своей национальной самобытности.

Но столь сложную задачу решить очень трудно.

Хотя в нашей истории такие попытки были. В Москве был сооружен храм Христа Спасителя, посвященный победе в Отечественной войне 1812 года, который был создан на народные пожертвования и строился с 1837 по 1883 год, а в 1931‑м был взорван по решению сталинского правительства, но в 1990‑х годах, благодаря духовному подвигу общественности и мэра Москвы Юрия Лужкова, воссоздан заново.

Понятно, что памятник Великой Отечественной войне, со столь сложным содержанием, скорее всего, может быть выражен только каким‑то символом.

Между тем нам, славянам, в отличие от западноевропейских народов, ближе мыслить образами, нежели символами. Русский человек, к примеру (знаю это и по себе), равнодушно проходит мимо рогатого натовского символа, воздвигнутого на лужайке перед штаб‑квартирой Североатлантического альянса в столице Бельгии. А вот перед поражающей воображение и чувства статуей Венеры Милосской безвестного древнегреческого гения (сотый год до Рождества Христова), или перед изображением сподвижницы неистового протопопа Аввакума боярыни Морозовой кисти В. И. Сурикова, полотнами П.А Федотова «Сватовство майора» и «Неравный брак» русский человек может в благоговении замереть надолго.

Нам, конечно, как отмечал незабвенный Александр Блок, внятен «и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений», но при всем при том произведения «сумрачного германского гения» по большому счету для массы русского народа остаются чужими. Поэтому и памятник Победе в Великой Войне (так назвал эту войну Вадим Кожинов) нам нужен в виде чувственно воспринимаемого, осязаемого образа. То есть он, этот памятник, должен быть выражен не в абстрактной форме.

Это, по‑видимому, должна быть или какая‑то скульптурная группа, или же композиции типа памятника 1000‑летия России, что стоит в Великом Новгороде. (Стоит, однако, обратить внимание на то, что из многочисленных фигур руководителей Руси и России, запечатленных в скульптурной группе, исключен Иван Грозный!) Словом – нужен образ, в котором бы как в фокусе сходились сложнейшие переплетения всех нитей Великой Войны.

Уверен, что памятник в ознаменование Победы в Великой Отечественной войне у нас будет.

Но как добиться того, чтобы в памятнике, посвя щенном Победе, нашли свое выражение все перечисленные выше факторы? Кто, если речь идет о человеке или скульптурной группе, должен стоять на постаменте в этом случае?

Думаю, что при всем великом уважении народа к маршалу Жукову один он таким символом служить не может. Как говорят в народе – не по сеньке шапка. Были и другие в этой войне полководцы, по таланту Жукову не уступающие, но задвинутые им, или, с его подачи, Сталиным, на вторые роли.

Георгий Константинович Жуков был храбрым солдатом. Выдающимся военачальником. Но не более того. А Великую Отечественную выиграл народ, во главе которого в силу обстоятельств стоял Сталин, который удивительным образом сумел соединить в себе все то, о чем сказано выше, провел огромную созидательную работу по объединению всех этих факторов в одно органическое целое и направил всю эту мощь на выполнение одной цели – достижение Победы над врагом.

Думаю, что, если бы не было этого руководителя, война бы растянулась не на четыре года, а больше. Хотя убежден, что и без Сталина войну у Германии, и всей работающей на Гитлера Европы, мы в конечном счете все равно бы выиграли, даже если бы пришлось начинать ее вновь от Урала. С уверенностью могу сказать за себя и за своих земляков: мы, сибиряки, никогда бы с иноземным диктатом не согласились.

Но история распорядилась так, что во главе страны стоял Сталин. Со всеми его ошибками, за которые народ заплатил «сугорами крови», с массовыми преступлениями, совершенными им лично и при его участии, и ничем не оправданными жестокостями, но и с гениальными способностями к управлению уникальной страной и уникальным народом, в уникальной исторической ситуации.

Чтобы оценить его роль, достаточно оглянуться на участие нашей страны в Первой мировой войне. Если бы тогда во главе России стоял умный и авторитетный в народе вождь, Россия бы войну не проиграла, и никакому Ленину со всей его большевистской политической партией не удалось бы ввергнуть Россию в 75 лет отклонения с нормального пути цивилизационного развития.

Поэтому гадать не приходится. Если сооружать памятник войне в образе человека, то, кроме Сталина, других персонажей не видно.

Что ни говори, а это именно он, и никто другой, глубокой осенью 1941 года сказал, как выдохнул: «Русские были в Берлине два раза, будут и в третий». Как много раз говорил мой преподаватель на философском факультете МГУ им. М. В. Ломоносова участник войны Александр Зиновьев, это именно Сталин сумел в кратчайшие исторические сроки найти, выдвинуть и взрастить полководцев, которые уже через полтора года сумели повести войну более умело, чем закосневшие в своей чопорности немецкие генералы. «У нас, – возмущался Зиновьев, – до сих пор происходят удивительные вещи. Отмечая День Победы, даже не упоминают имени Верховного главнокомандующего. Но это ведь все равно что Наполеоновские войны без Наполеона! Я в университете задаю студентам вопрос о том, кто был Верховным главнокомандующим? Называют Жукова, Конева, но не Сталина. Но это же возмутительно! Я 21 год прожил в Германии. Могу засвидетельствовать, что там никому не приходит в голову написать историю гитлеровской Германии без Гитлера. А у нас получается, будто война прошла без Сталина. ‹…› Точно так же, как без Наполеона немыслимы ни Мюрат, ни Даву, ни Ней, ни Мортье, так и без Сталина немыслимы советские полководцы, проявившие себя в годы Великой Отечественной войны. Без сталинского руководства не было бы ни Жукова, ни Рокоссовского, ни других»[2].

Уметь так работать с кадрами – это уникальный дар, которым среди политиков такого масштаба обладают единицы. После Сталина в России и в мире никто больше таким даром не обладал.

Но из песни слова не выкинуть. Проходят годы, народная память потихоньку отсеивает зерна от плевел, и с каждым прошедшим после смерти Сталина десятилетием все явственнее выявляется, что не хотят русские люди прощать Сталину ни коллективизацию и уничтожение крестьянства, ни политические ошибки 1941–1942 годов, приведшие к миллионным жертвам, ни другие ошибки и преступления. Социологические опросы последних десятилетий показывают, что безрезервных сторонников Сталина у нас в обществе еще много (до 30 %), но доля эта в XXI веке неуклонно уменьшается, а не увеличивается.

Как видится мне, нет, не будет русский народ ставить памятник за Победу в войне Сталину. Как не стал наш народ ставить памятник за победу в Отечественной войне 1812 года Александру I, предпочтя полвека собирать деньги на возведение храма Христу Спасителю, возблагодарив ЕГО, а не Александра за избавление от «узурпатора». Скорее всего, так будет и с народной памятью о Великой Отечественной войне.

Словом, памятник Победе у нас, я уверен, будет, а вот памятник Сталину – вряд ли. Многое народ не сможет простить Сталину.

[1] СССР и германский вопрос. 1941–1949. Т. 1. М., 1996. С. 126–127.

[2] Литературная газета. 2004. 20–26 октября. № 42. С. 11.