Простые ответы плохи тем, что разум воспринимает их как окончательные. Над простым ответом не хочется задумываться – а верен ли он вообще? Раз все просто и понятно, значит, так и есть. Человеку говорят:

– Знаешь, почему ты живешь плохо, а какой‑то там абстрактный чиновник – хорошо? Да очень просто – потому что он ворует!

– Ах, вот оно что! Теперь все понятно.

Все, он уже попался на этот крючок простого ответа. Дальше спорить бесполезно. Спросишь его:

– Ну ладно, он ворует – но почему ты‑то живешь плохо? Он что, у тебя ворует?

– Да, – говорит, – конечно, он ворует у меня.

Как он ворует? Каков механизм? Если у тебя что‑то воруют, ты борешься не с коррупцией – ты идешь в полицию, чтобы она поймала вора. Ах, он ворует народное добро? Ну хорошо, пожалуйста. Был у нас когда‑то светлейший князь Александр Данилович Меншиков, любимец Петра I. И умен, и храбр, только на руку нечист. Не раз государем императором был пойман на воровстве и бит страшно – но воровал‑то с прибыли, а не с убытков. Потому и строил много, и преуспевал – пока не загремел в опалу.

Так где грань? Где определяющий момент? Ты на самом деле так плохо живешь, потому что вокруг тебя коррупционеры, или ты просто плохо работаешь, раз не способен обеспечить себе более высокий уровень жизни? Да, конечно, это далеко не всегда твоя вина: зачастую нет рабочих мест, неразвита экономическая инфраструктура, которая позволяла бы создавать достойные рабочие места. Но в этом‑то виновата не коррупция. Даже кристально честные люди, поставленные в определенные экономические условия, точно так же не смогут дать людям возможности для развития, которые позволили бы им зарабатывать достойно.

Замечу, что понятие «зарабатывать достойно» тоже очень условно. Потому что это «достойно» – только по отношению к твоему соседу. Так ли тебе важно, что ты получаешь 100 500 миллионов, если твой сосед получает 100 500 миллиардов и исходя из этого твои 100 500 миллионов ничего тебе не дают? Ты же всегда сравниваешь себя с кем‑то – если, конечно, мы не говорим о минимальном прожиточном уровне. То есть предполагается, что мы оторвались от нищеты настолько, что вопрос о каждодневном бытии уже не стоит. Хотя сейчас, если себя не обманывать, голод как таковой человечеству уже не грозит. Как я уже говорил, всякий раз, когда он возникает, это не технологическая проблема и не вопрос цены производства пищи, это проблема совсем иная – политических препон, которые мешают гуманитарным организациям доставить эту пищу в районы, пострадавшие от засухи или иных бедствий. Более того, надо помнить, что каждый день в мире гораздо больше людей умирает от обжорства, чем от голода.

Все радикальные движения и все революции хорошо работают, когда они апеллируют к самым низменным человеческим качествам. Зависть: хочу больше, чем у соседа. Жадность: почему у него есть, а у меня нет. Невозможность объективно оценивать себя. Считать, что у тебя, любимого, своровали то, что было твоим.

Хотя нередко бывает так, что никто ничего не воровал, – а просто у тех людей, которые выходят с протестами на площади, ничего другого в жизни не было. Есть такая очень специфическая категория граждан, которые могут реализоваться только в мутной воде революции, потому что на всех остальных поприщах потерпели неудачу. Во многих случаях именно это и отличает профессиональных революционеров. В самом деле, кто‑нибудь в курсе, чем еще они занимаются? Понять, чем в обычной жизни может заниматься какой‑нибудь Яшин, просто невозможно. Он кто? Гражданский активист. Что это за профессия такая?

Меня всегда удивляло само существование грантовой системы помощи гражданским активистам. Ведь простая логика подсказывает, что если как следует побороться с каким‑нибудь злом, то зло исчезнет. Но тогда у борцов с этим злом больше не будет возможности получать гранты! Что же получается – они должны прийти к тем, кто их финансирует, и сказать: «Знаете, мы отлично справились с задачей. Всё. Зло повержено». А им говорят: «Ну хорошо, тогда денег нет». Но это же шизофрения. Получается, что основной смысл их деятельности заключается в том, чтобы говорить, что все плохо, плохо, очень плохо и будет еще хуже.

Фразы о продажных чиновниках и борьбе с коррупцией просты и потому звучат крайне привлекательно. Этот лозунг повсюду, буквально повсюду. При этом, как известно, зачастую те, кто сегодня требует бороться с коррупцией в России, еще вчера сами были страшными коррупционерами. Особенно умильно выглядит борьба с коррупцией, скажем, того же Навального, который совершенно не был замечен в противодействии коррупции, когда работал, если можно так выразиться, чиновником на общественных началах у губернатора Кировской области Никиты Белых, который впоследствии сам попался на взятке. Да и большое количество соратников Навального сами отправились отбывать сроки за разнообразные нарушения – там довольно любопытная статистика, кто из них за что «присел».

Или вот простой пример, который, должно быть, окажется очень неприятным для ФБК и Навального. Есть такой замечательный банкир Гусельников, которому принадлежал «Вятка‑банк». Очень милый и дружелюбный человек – в частности, дружеские отношения связывали его с Никитой Белых, притом отношения настолько крепкие, что банк господина Гусельникова презентовал администрации Кировской области «Мерседес», за рулем которого Никита Юрьевич зажигал по городу‑герою Москве.

Секундочку – скажете вы. Так это же очевидная коррупция! Просто к бабке не ходи! Ну, вообще‑то да. Но это та коррупция, которая, как вы понимаете, не считается. Потому что если речь идет о своих, «классово близких», – то можно. Именно поэтому никогда ни ФБК, ни Навальный не будут задавать вопросы о коррупционере, который политически близок, который свой. Они будут мягко отводить глаза в сторону и говорить: «Ну, слушайте, мы боремся‑то о‑го‑го с кем! Нам ничто другое не интересно!» Но в этом‑то и соль. Дьявол всегда в деталях. Либо ты объективно борешься со всеми, начиная в том числе со своего ближнего окружения, либо ты не борешься ни с кем. Потому что когда ты борешься только с узким кругом по заказу, становится понятно, что реальная задача – не борьба с коррупцией, а либо ты сам собираешься занять место коррупционера, либо получил заказ на устранение того или иного человека с политической арены.

В любом случае суть в том, что коррупционная система была создана и видна невооруженным глазом, а вот системы борьбы с коррупцией даже близко создано не было.

Зато как красиво можно покричать! Сколько можно вывести детей на улицы! Поможет ли это поднять экономику? Даже близко нет. Да надо ли вообще говорить об экономике? Им – не надо. Им достаточно кричать, что все плохо.

Кстати, очень интересная сама по себе категория – «плохо». И интересно, насколько люди готовы руководствоваться в своих поступках ощущениями «хорошо» или «плохо» и к каким последствиям это приводит.

Предлагаю поговорить о цветных революциях. Многие авторы справедливо отмечают, что теория и практика свержения правящих режимов, описанная в ставшей знаменитой книге Шарпа, – российского происхождения. Именно большевики – зачинатели успешного цветного проекта. Но как бы то ни было, речь пойдет не о них и не об Октябрьской революции, а о гораздо более поздних событиях.

Начну с рассказа об «оранжевой» революции, которой не случилось. Опыт этой несостоявшейся «оранжевой» революции пытаются скрыть от широкой общественности. И хотя все слышали название, но, как писал Эдгар По, если ты хочешь что‑то спрятать, размести это на самом видном месте.

Тяньаньмэнь. Врата Небесного Спокойствия. Самая большая площадь в Китае – или по крайней мере в Пекине; до XX века – самая большая площадь в мире, да и вообще одна из крупнейших площадей, которые себе вообще может представить воображение. 440 тысяч квадратных метров: 500 на 880. Гигантское пространство. В 1989 году эта площадь стала местом проведения скромной студенческой акции протеста – после чего ее название превратилось в нарицательное.

Существует несколько градаций плотности заполнения территории, на которой проходит митинг. Считается, что при очень плотной загрузке на одном квадратном метре может поместиться четыре человека, при слабой – один. Средние цифры – 2,5 человека на квадратный метр. Так вот, на площади Тяньаньмэнь с легкостью помещался миллион. А в пиковые моменты на площади и прилегающих к ней широких проспектах собиралось два миллиона человек. Люди постарше вспомнят собиравшие сотни тысяч человек митинги в Москве в 1990‑м, через год после китайских событий. Тогда тоже был переломный момент, страна трещала по швам, советские граждане вовсю протестовали против номенклатурных привилегий и руководящей и направляющей роли КПСС. Чем все закончилось, мы знаем. Китайцев, выходивших на Тяньаньмэнь, волновали схожие проблемы: необходимость демократизации, ограничение власти одной партии, но в первую очередь – коррупция.

Сперва причиной для выступлений стала отставка Ху Яобана с должности генсека ЦК КПК – его обвинили в потворстве буржуазной либерализации, кроме того, именно на него Дэн Сяопин возложил ответственность за многие неудачи. И вот недовольная реформой Дэн Сяопина молодежь, студенты и рабочие стали собираться на митинги. Были они самых разнонаправленных политических взглядов, но всех объединяла жажда перемен. Одних возмутил отход от классической модели китайского социализма, другим не нравилось отсутствие социальных лифтов. Городские рабочие кричали, что реформы зашли слишком далеко, в стране инфляция, им самим угрожает безработица, а их семьям – нищета. Интеллектуалы, напротив, решительно требовали продолжения реформ, кричали, что правительство погрязло в мздоимстве и управляет страной тоталитарными методами. Студенты, как самые прогрессивные, требовали свободы. Но какими бы ни были другие лозунги, призывы к борьбе с коррупцией поддерживались всеми и всюду звучали радостно и громко.

Как эти люди ненавидели коррупцию! У них все было построено на том, что коррупция должна быть уничтожена. И если посмотреть на плакаты и лозунги, с которыми они выходили на площадь, начинаешь думать – действительно, какие правильные слова говорили люди! «Дадао тангуан!» – «Долой продажных чинуш!» Каждый ведь готов подписаться под таким лозунгом. Стоп, стоп, кто сказал «технологии»? Нет никаких технологий. Просто люди. Просто они недовольны.

Проблема коррупции в Китае всегда была гигантской и никуда не делась до сих пор. За коррупцию расстреливают – но она и не думает исчезать. Получается, что студенты были в тренде. Они кричали, что с коррупцией нельзя мириться, что все должно быть по‑другому. И кричали, кстати, довольно долго. Протестующие ходили на Тяньаньмэнь с 15 апреля по 4 июня 1989 года, и в разное время их на площади собиралось от трехсот тысяч до, как я уже сказал, двух миллионов человек. Митинги шли и в других городах – но в Пекине они оказались самыми многочисленными. Был разбит палаточный лагерь – узнаваемая примета протестов, состоявшихся впоследствии в разные годы и в разных странах.

Что еще очень важно в этой истории – с митингующими студентами и рабочими откровенно заигрывала высшая чиновничья элита. Они им подмигивали, подогревали, помогали. Это роднит попытку бунта на Тяньаньмэнь с попыткой переворота у нас на площади Сахарова и Болотной, когда определенная часть российского правящего класса – к счастью, не слишком значительная – не только ходила с белыми ленточками, но и активно поддерживала этот цветной сценарий в России на рубеже 2011 и 2012 годов и использовала свои информационные ресурсы для его раскрутки. А картина там и сям усеявших площадь палаток подозрительно напоминает события на Украине в 2013–2014 годах.

Только в Китае все кончилось не по украинскому и даже не по российскому сценарию. Кончилось все тем, что Дэн Сяопин, фактически руководивший страной, принял решение беспорядки пресечь. Тот самый Дэн Сяопин, который сейчас воспринимается благодарными соотечественниками как абсолютный светоч, как воплощение всего лучшего в человеке и политике, как отец всех реформ и великий учитель нации (не путать с великим кормчим). Тот самый Дэн Сяопин, который заложил фундамент китайского чуда. Человек, благодаря деятельности которого китайская экономика сегодня конкурирует с американской за первое место в мире, китайская военная мощь производит впечатление, а сам Китай аккуратно, вовлекая в свою орбиту страны Нового Шелкового пути, выстраивает альтернативу «Большой двадцатке» и выглядит уже чуть ли не образцовой моделью развития, демонстрируя сумасшедшие темпы роста экономики. А тогда, в 1989 году, роль Дэн Сяопина и предпринятые им действия выглядели совсем иначе.

Вы когда‑нибудь задавали себе вопрос, как подавили восстание на Тяньаньмэнь? Когда вы будете читать что‑нибудь по этой теме, то с большим трудом найдете данные о том, сколько же на самом деле было студентов на площади, и уж совсем тяжело будет найти сведения о том, сколько там было военнослужащих. Так вот, в момент разгона, как говорят китайские источники, на площади Тяньаньмэнь находилось 300 тысяч человек. Для ликвидации протеста в Пекин были введены соединения и части десяти армий регулярных сухопутных войск из нескольких так называемых больших военных округов – общей численностью до 400 тысяч человек.

Здесь я должен сразу пояснить, что Народная освободительная армия Китая не является «народной» в нашем понимании. Она всегда была армией Китайской коммунистической партии – и китайское руководство, не задумываясь, использовало военнослужащих для решения внутриполитических проблем.

В городе официальным решением Госсовета КНР (так называется высший исполнительный орган Китая, эквивалент кабинета министров), подписанным премьером Ли Пэном, было введено военное положение. Известно, что за этим стояло решение группы высших партийных руководителей во главе с Дэн Сяопином. Военные взяли под свой контроль ключевые городские объекты: вокзал, аэропорт, телеграф… Решения по разгону демонстрантов были приняты совместно Военным советом ЦК КПК, Политбюро ЦК КПК и Госсоветом КНР. Есть много свидетельств того, что решение о вводе войск принималось долго и мучительно, и главная роль в этом принадлежала Дэн Сяопину, который постарался вовлечь в принятие этого решения и его реализацию максимальное число партийных руководителей и военачальников.

Когда в город вошла армия, в первый день ее отбросили назад – тогда оружие еще не было применено. 4 апреля у обеих сторон конфликта, говоря современным языком, сорвало тормоза. Действия НОАК встретили яростное сопротивление со стороны жителей Пекина. На прилегающих к площади улицах выросли баррикады, то и дело вспыхивали вооруженные столкновения. По ряду данных, всего за несколько дней было разбито и сожжено более тысячи военных машин, свыше 60 танков и бронетранспортеров, 90 полицейских машин, 120 троллейбусов и автобусов[1].

Сопротивлялись отчаянно. Демонстранты бросались на танки, закрывали смотровые щели и люки одеялами, обливали их горючей жидкостью и поджигали, использовали стальные балки из колесоотбойников, чтобы разрушать гусеницы бронетехники, – словом, делали все, что могли. Танки горели повсюду. В ответ китайские военнослужащие, не раздумывая, применили оружие. Армия не церемонилась совсем, вот просто абсолютно! Стреляли на поражение очередями из автоматов, давили танками и бронетранспортерами.

Никто не считал количество погибших, и точные цифры до сих пор неизвестны. Официальные данные скромно говорят, что жертв было около 200, из них 36 студентов, 10 солдат, 13 представителей силовых структур, восьми активистам вынесены смертные приговоры и приведены в исполнение. По неофициальным данным, в частности данным разведки блока НАТО, в беспорядках на Тяньаньмэнь погибло около семи тысяч, около тысячи из них – военнослужащие. Вы вдумайтесь в эту цифру – семь тысяч человек!

Потом уже на площадь вышли другие службы – для ликвидации последствий операции. Кровь и фрагменты тел смывали брандспойтами. Останки уничтожали, и никто даже не давал их захоронить. После этого начались политические гонения. Никаких иллюзий быть не должно: расправились с зачинщиками страшно. Многие организаторы и активисты протестного движения бежали за рубеж, в Гонконг, – туда была налажена тайная дорога по переправке «политических». Те, кому бежать не удалось, были схвачены.

Предполагается, что смертный приговор получили не восемь человек, о которых сообщили официально, а гораздо больше. Иностранцы дают очень большие цифры – по мнению Amnesty International, после событий на Тяньаньмэнь казнили около тысячи человек, огромное количество людей на долгие годы оказались в тюрьме. Говорили, что Дэн Сяопин учел нерешительность Горбачева во время и после разгона демонстрации в Тбилиси и понял, что таким путем он не пойдет точно. И потом благодарил наших товарищей, говоря, что «учитывая ваши недостатки, мы поняли, что на Тяньаньмэнь нельзя проявлять слабость».

Ни о каком милосердии речи даже не шло. Гайки были закручены полностью. Введен жесточайший контроль над СМИ. Понятие «свобода слова» применительно к Китаю отныне можно было использовать только в ироническом ключе. Напомню, что там до сих пор и Интернет очень сильно ограничен и нет социальных сетей, к которым мы привыкли, – вернее, социальные сети есть, но они не работают так, как мы этого хотели бы. Китай во многом остается крайне закрытым. Но благодаря решительности Дэн Сяопина китайцы сохранили государство – то самое ужасное, страшное и гадкое государство, вороватое, коррупционное, с давлением только одной партии и полным отсутствием демократических свобод.

При этом – колоссальный экономический рост! Бешеные темпы развития! Построена совсем другая страна. А в странах победивших «оранжевых» революций мы видим какую‑то фигню. Причем, замечу: везде, где такие революции увенчались успехом, это ни в коей мере не привело к тому, чтобы с коррупцией разобрались. То есть основные лозунги, с которыми люди выходили на протест, почему‑то так и остались нереализованными.

Международное осуждение Китая, конечно, было страшное. В самом деле, согласитесь, это же ужасно. Вы можете себе представить, чтобы в цивилизованной стране разгоняли студентов, введя в город 400 тысяч военнослужащих? Конечно, можно сказать, что необходимо сделать поправку на масштаб – все‑таки дело происходило в Китае с его миллиардным населением. Ну хорошо, численность населения Пекина – 20 с лишним миллионов человек. 10 процентов жителей города выходили на улицы. И это не остановило китайское руководство в применении силы и жесточайшем подавлении волнений.

Обратный пример – Украина. Стопроцентное повторение – хотя и в гораздо меньшем масштабе – китайского варианта. Были ли какие‑нибудь основания для того, чтобы проводить этот майдан? Да даже близко никаких. Сценарий – как под копирку. Вытащили студентов? Вытащили. Поставили палаточные городки? Поставили. На этом сходство закончилось. А ведь Янукович мог использовать опыт китайских товарищей и жестко разогнать студентов. Да, наверняка погибли бы люди и все кричали бы, что это преступление и Янукович подонок. Но ведь и так была «небесная сотня». И более 10 тысяч убитых на Донбассе. И гражданская война. И потеря Крыма. И отколовшиеся территории на юго‑востоке, которые неизвестно кто, неизвестно как и неизвестно куда будет возвращать. Адекватная ли это цена за проявленную мягкотелость? Но Янукович думал о чем‑то другом. У него не было этой страшной, всеподавляющей политической воли. Не было и понимания, что он достаточно независим от Запада, чтобы суметь использовать свои полномочия так, как они были использованы Дэн Сяопином.

На площади Тяньаньмэнь миру был показан самый яркий пример борьбы с цветными революциями. Ничего более устрашающего и более жесткого не было продемонстрировано ни разу. Да, можно сказать, что американцы точно так же разбираются со своими попытками раскачать ситуацию – всякие Occupy Wall Street и возмущения в Фергюсоне, если надо, давятся жесточайшим образом, и никто их цветными революциями не называет. Действительно, как сказал Роберт Бёрнс, «мятеж не может кончиться удачей – в противном случае его зовут иначе».

Напомню, что по большому счету целью, которую ставили перед собой участники и активисты Occupy Wall Street, была если и не борьба с коррупцией, то борьба с всепроникающим, подчинившим себе весь мир финансовым капиталом, от которого страдают все, кроме финансистов. Но дело закончилось пшиком. Потому что некому было снять трубку, позвонить руководителю страны и сказать, чтобы он не смел применять силу. Позвонить в Китай в 1989 году, конечно, можно было. Но боюсь, что этот звонок, даже если бы был принят, не был бы понят.

Дэн Сяопин – не единственный пример. Любимец многих Ли Куан Ю тоже славился весьма резкими методами. Но как выясняется, в истории победителей не судят. Даже не пытается никто. Давайте поглядим еще на несколько примеров.

Скажите, что вы знаете о восстании в Кванджу? Рискну предположить, что вот так, навскидку, не заглядывая в Википедию, мало кто сможет ответить на этот вопрос. У нас в стране широкой общественности действительно очень мало известно об этих событиях, практически ничего. Что ж, вот вам еще одна история.

После путча 1979 года в стране начались студенческие беспорядки. Власти отреагировали, объявив военное положение. Кроме того, было принято решение о закрытии Национального университета Чоннам. Университет блокировали армейские части. Возмущенные студенты устроили демонстрацию, на которую собралось 300 тысяч человек – примерно столько же, сколько было на площади Тяньаньмэнь в день разгрома восстания. Военные стали стрелять по толпе, несколько демонстрантов были убиты, кто‑то получил ранения.

Город буквально взорвался. В течение следующей недели молодые люди громили военные склады и полицейские участки, сожгли здание телерадиокомпании. Им даже удалось вытеснить из города находившихся там военных. И тут подошло подкрепление. За 90 минут пять дивизий при поддержке авиации ворвались в центр города и полностью перехватили контроль над ним.

Дальше, как всегда, данные разнятся. Официально говорилось о 200 убитых. Правда, тут же через запятую кокетливо сообщалось о «других потерях», составивших почти тысячу человек, – подробности неизвестны, известно лишь, что в эту цифру входят люди, которые были серьезно ранены. Что касается неофициальных данных, то сами участники событий оценивают количество жертв как минимум в две тысячи человек.

Но мы об этом почему‑то ничего не слышали. И я даже догадываюсь почему. Потому что произошло это не в гадком коммунистическом Китае, а в совсем другой стране – в славной демократической Южной Корее. Поэтому мировая общественность будет при любом удобном случае напоминать вам о площади Тяньаньмэнь, но станет активно умалчивать о расстреле, который состоялся за несколько лет до этого, и пострадали тоже студенты, но в Кванджу.

К чему я это веду? А к тому, что историю надо знать! И история – совсем другая, чем то, о чем нам пытаются радостно рассказывать. И двойные стандарты в подобных вопросах работают так же исправно, как и во всех остальных случаях.

Вот, например, события 1962 года в Новочеркасске – о них большинство моих читателей наверняка хоть краем уха, да слышали. Позорная страница в истории Советского Союза – восстание, жестоко подавленное силами армии и КГБ. Рабочие вышли бастовать против повышения розничных цен. Началось все с 200 человек, но вскоре количество людей, вышедших на улицы, достигло пяти тысяч. Ситуация быстро накалилась, начался полноценный бунт с погромами и стрельбой. Против бастующих действуют сводные части численностью до 200 человек, 50 военнослужащих внутренних войск, три БТР. В ходе подавления беспорядков 26 человек были убиты, 87 получили ранения, семерым зачинщикам вынесены смертные приговоры, еще 105 человек получили тюремные сроки от 10 до 15 лет. Запад нас тогда осудил страшно.

А вот восстание в Лос‑Анджелесе в 1992 году. Началось оно по совершенно тривиальному поводу – полицейские избили афроамериканца по имени Родни Кинг. А потом суд этих полицейских оправдал. После этого тысячи темнокожих вышли на улицы и устроили демонстрацию, которая переросла в полномасштабные массовые беспорядки, продолжавшиеся два дня. Погромы, поджоги. 5500 зданий сгорели. 400 человек пытались взять штурмом штаб‑квартиру полиции. Одним словом, славно повеселились. Потом веселье перекинулось на Сан‑Франциско.

После чего власти ввели в город 7300 полицейских, 1950 шерифов, 9975 национальных гвардейцев, 3300 военных и тысячу агентов ФБР. 15 человек из тех, кто бесчинствовал на улицах, убили сразу, в тот же день, сотни были ранены, 12 тысяч человек арестованы. 12 тысяч! Но нет, это совершенно нормально, это же демократия. Подумаешь, вышел народ против полицейского насилия. Какая разница? Ведь честный демократический суд оправдал полицейских. Правда, ничто не помешало позже провести повторный суд над полицейскими – их признали виновными и уволили из рядов полиции за избиение. Так вот, нас убеждают в том, что разгон беспорядков в Новочеркасске – это кровавая страница истории кровавого Мордора, а события в Лос‑Анджелесе 1992 года – это потому что демократия никому не позволяет подрывать свои устои.

Кстати, интересный вопрос. Почему Америка в середине 60‑х вдруг вышла на передний план на мировой арене? Яркий пример этого выдвижения был продемонстрирован во время парижского восстания студентов весной 1968 года. Студенты, кстати сказать, были не только французские, а, если можно так выразиться, панъевропейские – в то время туда приезжали все. Но роль Америки для них тогда была гигантской.

Огромную роль в этом сыграло то обстоятельство, что Америка в период с 1945 по 1965 год вдруг совершила феерический прорыв в уровне жизни. То время стало легендарным: великая музыка, песни про розовый «Кадиллак», красивые женщины в платьях колоколом. Знаменитая американская мечта – зеленая лужайка, просторный дом, улыбающаяся жена и четверо розовощеких детишек – родом как раз оттуда, из тех лет. И казалось, что все это на самом деле есть у каждого.

Американцы смогли реализовать главную заповедь, изложенную Сунь‑Цзы в трактате «Искусство войны». Выгода. Они извлекли из войны выгоду. И их народ реально легче задышал и стал чувствовать себя хорошо. А другие, те, кто смотрел на эту благостную картинку со стороны, воспринимали Америку как абсолютную модель и считали, что если изо всех сил бежать за этой моделью, то и у них может быть все то же самое, а если что‑то мешает, надо сделать все возможное, чтобы это побороть.

Возникла уникальная ситуация. У всего мира сложилось четкое ощущение, что в Америке все есть, в Америке легко дышится, в Америке весело и здорово жить, и значит, наверное, в Америке нет ничего другого – то есть ничего плохого. Это при том, что в то время в Соединенных Штатах понятие прав афроамериканцев было еще очень, мягко говоря, условным, с положением женщин тоже не все было гладко, и существовало множество других внутренних проблем, – и война во Вьетнаме, и более чем странная политика Кеннеди, и бешеная, как теперь выясняется, коррумпированность власти. Все это было. Но эта темная сторона отошла на задний план – потому что был создан миф о великой Америке, который усиленно поддерживался в том числе Голливудом.

Американцы поступили очень просто. Для начала они попросту уничтожили саму возможность критиковать себя изнутри, полностью зачистив всякое инакомыслие и создав политическую систему, которая, если судить объективно, представляла собой своеобразный вариант эрзац‑демократии, ее суррогат. Большей своей частью этот процесс проходил во времена правления президента Эйзенхауэра, но его визитной карточкой стала деятельность сенатора Джозефа Маккарти, в честь которого данный период американской истории и получил свое название.

Да – речь сейчас пойдет о том самом маккартизме, о котором у нас почему‑то не так много известно и который продлился вовсе не пару лет, а около десятка – согласитесь, достаточно серьезный период времени. К слову, президент Эйзенхауэр чрезвычайно симпатизировал сенатору Маккарти и его деятельности и до поры до времени всячески его поддерживал.

Конечно, Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности занималась поиском и разоблачением неблагонадежных – тайных или явных сторонников левых идей – и раньше, с середины 30‑х годов (и, кстати, благополучно просуществовала до 1975‑го). Но после выступления Джозефа Маккарти с речью, в которой он заявил, что более двухсот сотрудников Государственного департамента США – коммунисты, кампания начала набирать обороты. Страна словно обезумела. Все это бешеное закручивание гаек получило еще одно меткое название – охота на ведьм.

В 1950 году Конгресс США принял закон о внутренней безопасности. Но этим дело не закончилось, и в 1954 году был принят Акт о контроле над коммунистами. Этот акт объявлял коммунистическую партию вне закона, лишая ее всех прав и привилегий, которыми обладали остальные партии. Людям запретили выдвигать своих кандидатов и участвовать в выборных кампаниях, получать загранпаспорта, состоять на госслужбе, работать в федеральных учреждениях и на военных заводах. Кроме того, закон устанавливал 14 признаков, определяющих причастность к коммунистическому движению.

Иностранцам, состоявшим в коммунистических партиях, запретили въезжать в Соединенные Штаты – они представляли угрозу. Тех, кто уже проживал в США, но не был натурализован, то есть не имел гражданства, выслали, чтобы не мешались под ногами. В список подозрительных лиц попали три тысячи чиновников, и государственный аппарат подвергся масштабной чистке.

В первые же месяцы были уволены 800 человек, 600 ушли в отставку сами. Маккартисты громили профсоюзы. Под их контролем находились все суды (это, к слову, чтобы не было иллюзий у тех, кто верит в рассказы о честных и независимых американских судах), в том числе Верховный суд и Министерство юстиции, и сотрудники судов, и сами судьи. Да что там суды! Они контролировали буквально все. Просто об этих интересных подробностях не принято говорить.

Из университетов увольняли профессоров, имевших неосторожность обладать левыми взглядами или симпатизировать социалистам. В стране было уничтожено 30 тысяч книг, потому что они были не того содержания. Просто сжигали книги. И ведь это не нацистская Германия! Это те самые горячо любимые всем прогрессивным человечеством Соединенные Штаты Америки.

Чтобы вам не показалось мало, добавлю, что около 300 деятелей искусства, которые определяли культурную политику страны и трудились на крупнейшей фабрике мечты – в Голливуде, – были лишены возможности заниматься своим делом. Все они также были высланы из страны либо подверглись гонениям в иной форме. Да, у американцев был свой собственный «философский пароход». И когда они потом лили крокодиловы слезы над тяжелой судьбой представителей бывшей советской интеллигенции, которые в разное время эмигрировали из СССР и которых они, видите ли, вынуждены были приютить, они не говорили о том, сколько собственных интеллигентов, включая Чарли Чаплина, выслали из страны за левые взгляды.

Это были масштабные, тяжелейшие гонения. В какой‑то момент люди попытались протестовать. Под одной из возмущенных петиций поставили подписи 2,5 миллиона человек – и да, вы угадали, все они моментально попали под действие Акта о контроле над коммунистами.

Я назову хотя бы несколько фамилий – и сразу поясню, что это лишь малая толика от общего количества людей, которые были высланы из страны или занесены в черные списки и в той или иной степени подверглись давлению и преследованию. Понятно, что советские разведчики Розенберги оказались бы в черном списке так или иначе, однако идем дальше.

Знаменитые пианисты, композиторы и дирижеры Леонард Бернстайн и Аарон Копленд. Физики Дэвид Бом и Корнелий Ланцош. Цань Сюэсэнь (на минуточку, один из создателей межконтинентальной баллистической ракеты). Танцовщица и актриса Бетти Гаррет. Режиссер Жюль Дассен, отец всенародно любимого в СССР французского эстрадного певца Джо Дассена. Социолог Пауль Лазарсфельд. Артур Миллер (есть такой драматург, если кто не знает). Кинорежиссер, актер и писатель Орсон Уэллс. Кинорежиссер Стэнли Крамер (да‑да, тот самый знаменитый Стэнли Крамер). Певцы Пит Сигер и Поль Робсон. Писатели: Говард Фаст, Дороти Паркер, Лэнгстон Хьюз. Востоковед Оуэн Латтимор и историк античности Мозес Финли. Экономист Пол Суизи и журналист Эдгар Сноу. Человек, казалось бы, олицетворявший американский кинематограф, – Чарли Чаплин. Ну и «на закуску» – «отец» атомной бомбы Роберт Оппенгеймер и создатель теории относительности Альберт Эйнштейн.

Да‑да‑да. Это та самая страна, которая сейчас запрещает всем ковырять пальцем в носу. Страна, где стоит гигантская статуя женщины с факелом и высеченными на постаменте словами «отдай мне своих угнетенных». И что‑то эта статуя, подарок Франции, тогда молчала и слезы не лились по ее лицу.

В итоге те, кто реально мог бороться за власть, были удалены с поля. Мы ведь понимаем, что разница между республиканцами и демократами, объективно говоря, является в большей степени стилистической, то есть существенно меньшей, чем между любой из этих партий и теми левыми, которых американцы сажали и высылали из страны. Кстати, чтобы было понятно, – боролись ведь не только с коммунистами, но и с гомосексуалистами. Сексуальные меньшинства также подвергались преследованиям. В этом плане надо помнить, что маккартизм недалеко ушел от многих других проявлений абсолютно тоталитарных режимов. При этом, как это часто бывает, сам Маккарти оказался не вполне понятной ориентации. Америка жестко решала свои задачи, закручивая политические гайки до предела. Но что интересно – на этом мрачном фоне был достигнут заметный экономический рост.

Маккартизм вообще – весьма интересная тема. Сейчас наконец стали появляться фильмы об этом периоде, в частности драма 2006 года Good Night, and Good Luck («Доброй ночи и удачи») или комедия 2016 года Hail, Caesar! («Да здравствует Цезарь!»). В Калифорнийском университете в Беркли есть выставка, посвященная ученым – жертвам маккартизма. Но в целом американцы не очень любят вспоминать об этом времени.

В самом деле, зачем об этом знать? Ведь Америка – страна абсолютной свободы. А раз это страна абсолютной свободы, зачем говорить о неприятных и глупых вещах, которые произошли между концом 1940‑х и 1957 годом? Ну зачем об этом рассказывать? Зачем интересоваться судьбами людей, которые прошли через это? Мы же знаем, что Америка – это истина в последней инстанции. А значит, все, что идет из Америки, не должно подвергаться ни малейшему сомнению. Как часто бывает, мы должны знать лишь то, что нам необходимо знать. А все лишнее, как нам объясняют, – происки, ложь и обман.

Да, сенатор Маккарти плохо закончил. Телевидение, которое, кстати, он вовсю пропагандировал, развернуло против него широкомасштабную борьбу и в конечном итоге его и сожрало. Раздавленный крахом своей карьеры, Маккарти запил (притом что он и раньше страдал от алкогольной зависимости) и в 1957 году умер от цирроза печени. Но это, конечно, не сильно помогло всем тем людям, жизнь которых он успел превратить в ад.

После этого нам продолжают рассказывать, что в Америке идеальная политическая система и там все хорошо. Конечно, все хорошо. И с прессой все отлично. И суды независимые.

Так вот, после того как Америка провела у себя тотальную зачистку, сводя тем самым на нет любую возможность проведения цветных революций, она постаралась не оставить ни у кого ни малейших сомнений в том, что готова использовать силу в любой момент, как только это потребуется. Если кому‑то кажется, что американцы дадут возможность протестовать кому угодно, где угодно и как угодно, пусть поинтересуется, чем закончились Occupy Wall Street или восстание в Фергюсоне. Никаких игрищ. Власть крайне жестока. И никто в мире не смеет высказывать недовольство. А каждый, кто наивно считает, что пресса в Америке абсолютно свободна, пусть вспомнит, как легко и просто людей лишают возможности находиться в профессии, как только признают их опасными для государства.

И все равно, несмотря на все это, каким‑то странным образом пробилась исподволь трамповская «революция» и Трамп пришел к власти. Не важно, что с ним будет дальше. Не важно, будет импичмент или нет. Это не играет никакой роли. Важно, что все равно этот росток пробился.

Таким образом, мы видим, что и Америка в своей истории пережила этап, схожий с реформами Дэн Сяопина, – как бы ни противно было в это верить. Было, все было. Закручивание гаек. Наступление на политические свободы граждан. Жесткий контроль прессы. Заказы от государства Голливуду. И при этом – рост благосостояния. Так что при всей несхожести внешнего антуража подход‑то оказывается один. Как только ты не подчиняешься правилам цветной революции, не борешься с коррупцией путем митингов, а давишь колесами, или судебной системой, или страшными комиссиями тех, кто смеет мыслить иначе, ты покупаешь общественный покой, который принято называть «договором», всего лишь ценой жирного бутерброда. И все рассуждения о Левиафане и об общественном договоре – тут еще обычно вспоминают какого‑нибудь Гоббса – оказываются абсолютной чушью. Выясняется, что всего лишь кормить надо – и не давать чирикать. Путь, который показала всему миру Америка. Но не все захотели всмотреться повнимательней. Многие наивно поверили рекламной брошюре, не осознав, что товарчик‑то сильно отличается от того, что показано на красивой картинке.

Интересно, что любые революции и любые активные проявления недовольства возникают всегда на торможении, а не на голоде. Когда и так плохо, вроде бы и нет никакой разницы. Все молча терпят и только надеются, чтобы не стало совсем худо. А вот когда жизнь вроде бы налаживается, только все расслабились, только почувствовали первый жирок – и тут пришел кризис. Кошмар! Что творится! Власти над нами издеваются! Сразу надо пытаться сделать переворот. Ну и вот вам вариант Украины. Сделали. Теперь о том уровне жизни, который был во времена Януковича, можно только мечтать.

Но это не важно. Важно, что те, кто выступал заказчиками революции, довольны, а те, кто ее реализовывал, имеют возможность тупо грабить. И если убрать все заклинания по поводу Шарпа и все рассуждения по поводу движущих мотивов – что это якобы борьба за права меньшинств, борьба против коррупции, то выясняется, что истинный смысл любой революции всегда сводится к одному: дезинтеграция государства, в котором она происходит. Государство должно быть размолото, растащено по кускам и выброшено если не на свалку истории, то точно подальше из списка сколь‑нибудь значимых исторических образований. Если государство упорствует и не понимает, ему объясняют силовыми методами, как сделали это с Ливией и пытаются сделать с Сирией.

Очень любопытно происходящее здесь и сейчас. Как вы думаете, почему такие жесткие санкции были в свое время введены против Ирана? Ну, наверное, были какие‑то основания – хотя сейчас о них уже, кажется, никто не вспоминает. Какие же? Ядерная программа? Да что вы говорите! Я бы посоветовал всем, кто рассуждает о целесообразности введения санкций из‑за ядерной программы, задать простой вопрос: а у Израиля есть ядерное оружие? Моментально выяснится, что получить прямой ответ на прямо поставленный вопрос вы не сможете. Начинаются кивки, смешки, улыбки. То есть все понимают, что, конечно, ядерное оружие есть у Израиля. Но никаких санкций по этому поводу нет. Почему? Потому что. Израиль ведь не Иран. Оказывается, никому другому, кроме Израиля, играть в эти игры нельзя.

А страны, у которых есть техническая возможность развернуть ядерную программу, говорят: минуточку, но ведь ядерное оружие дает возможность реализовать установку, существующую с конца 20‑х годов, которую неоднократно повторяли все политики, в первую очередь британские, – что именно благодаря ядерному оружию в Европе нет большой войны. Только вот последний кризис в Северной Корее показал, что, кажется, это время сходит на нет. Потому что уровень развития вооружений сегодня просто фантастически высок. Современными видами оружия можно с такой скоростью нанести упреждающий удар по потенциальным местам дислокации ядерного оружия и его производства, по складам и пунктам управления, чтобы ядерная держава превратилась в анекдот, когда ядерное оружие есть, а использовать его невозможно – мешает колоссальное технологическое отставание.

Конечно, можно сказать, что у КНДР еще нет ядерного оружия как такового, а есть только ядерное устройство. Путь от ядерного устройства к боеголовке занимает несколько лет и делает страну, находящуюся на этом этапе разработок, крайне уязвимой. Израиль в свое время нанес удар по Ирану, когда понял, что иранская ядерная программа уже очень близко подошла к созданию реального оружия. Поэтому были начаты боевые действия.

И эта логика продолжает работать. Но если сейчас вдруг выяснится, что уровень развития новейших военных технологий позволяет обычным вооружением уничтожить ядерную державу так, что она не успеет использовать свой ядерный потенциал, – мир уже вздрогнет по‑настоящему.

Пока такой возможности прямой войны не было, печальный опыт Советского Союза под руководством Горбачева показал, что, оказывается, можно побеждать и по‑другому. Вновь был реализован один из великих принципов Сунь‑Цзы из «Искусства войны»: «Наилучшее – сохранить столицу государства врага, на втором месте – разрушить его столицу. Наилучшее – сохранить его армию, на втором месте – разбить ее». Советский Союз не был разрушен – его просто забрали под себя невоенным путем и дальше дали ему возможность дезинтегрироваться и исчезнуть как историческое образование. А мы были наивны и считали, что все должно было быть совершенно иначе.

Наивность в мировой политике всегда жестко наказывается. Поэтому там, где ядерное оружие перестает представлять собой сдерживающий фактор – например, из‑за уже упомянутой разницы технологического уровня вооружений намеченной жертвы и потенциального агрессора, – начинают проводить в жизнь сценарий цветных революций. И за каждой цветной революцией, за каждым призывом всегда в том или ином виде стоит иностранная помощь. Будь то финансовая или политическая, а зачастую и военно‑политическая.

Вот в отсутствие ядерного оружия попытался Каддафи бороться со своей «оппозицией». И ведь говорил, объяснял, что никакая это на самом деле не оппозиция, что он воюет с «Аль‑Каидой». Помогло это ему? Нет, не помогло. Ему объявили, что он уничтожает «демократических повстанцев», а международная коалиция почему‑то решила, что надо ввести над Ливией бесполетную зону и что именно Каддафи является воплощением зла. И как мы знаем, практически все боеприпасы, выпущенные в сторону Каддафи и сброшенные ему на голову, были американского производства. И каков результат? Несчастный старик принял мученическую смерть от рук бандитов.

Потом эти демократические повстанцы жесточайшим образом убили американского посла и устроили в здании посольства свою резиденцию. Государства в Ливии де‑факто больше не существует, причем Муаммар Каддафи и близко не уничтожил столько людей, сколько уничтожил развязанный и принесенный американцами хаос. Но это же пустяки, правда? Это никак не влияет на высокие идеалы демократии.

А чем был плох Ирак при Саддаме Хусейне? Ни одного объективного аргумента я так и не услышал. Есть только одна версия, кажущаяся наиболее правдоподобной: ни в Ираке, ни в Ливии цветные революции не сработали и никак не удавалось свергнуть «тиранов». Притом, напомню, в Ливии был самый высокий уровень жизни среди африканских стран. Но и это не спасло ее от разрушения – она все равно слыла ужасным авторитарным местом, а ее правитель – страшным тираном. Хотя понять, чем Каддафи как тиран отличался от какого‑нибудь короля Саудовской Аравии, совершенно невозможно. Но факт остается фактом. Никто и не пытался понять, хотели только одного – уничтожить. И добились своего.

Есть ряд явлений и понятий, которые необходимо рассматривать не только как философские концепции, но и с учетом исторического опыта, при этом не придуманного, а реального. Необходимо всегда видеть за простым и милым призывом скрытый смысл, подняться на следующий уровень, посмотреть сверху, увидеть, к чему это приведет. И когда слова, которые на первый взгляд кажутся справедливыми и правильными, реализуются неверными методами, это приводит к страшным последствиям – страна исчезает, а причина возмущения остается. Когда болезнь не установлена, выписанные под копирку лекарства не могут привести к излечению от этой болезни – они лишь вызывают тяжкие побочные эффекты и еще сильнее разрушают здоровье.

В западном общественном сознании находится своего рода кривое зеркало, которое не дает смотреть на происходящие события объективно, просто анализировать их вне зависимости от того, где они происходят. Поэтому то, что случилось в Южной Корее, впоследствии, наверное, все‑таки можно осудить, но не так сильно, как инцидент на площади Тяньаньмэнь. Но и про Тяньаньмэнь, пожалуй, лучше забыть, потому что с Китаем теперь дружат. Поэтому – «да, что‑то такое неприятное было, сейчас в точности не вспомним». Россия, как и Советский Союз, – это кровавые палачи и ужас‑ужас. Ну и про свой маккартизм так мягонько‑мягонько: «Ну да, нехорошо. Но мужики‑то справились».

Главное, что удивляет, – что раз за разом используется одна и та же технология, один из тот же сценарий. Никто даже не пытается придумать что‑нибудь новое. И какие результаты получают? Да, собственно, каждый раз одно и то же. При этом вспомните: никогда массовые выходы людей на улицы не приводили ни к чему хорошему. А те, кто организовывал эти выходы, всегда плохо заканчивали. Даже после Октябрьской революции именно это и произошло – Сталин же, если вдуматься, совершил довольно крутой поворот в сторону от ленинского курса и практически полностью задушил ту гвардию, которая принимала наиболее активное участие в событиях 1917 года.

Трагедия в том, что нам изо всех сил пытаются объяснить, что у нас все просто ужасно, в то время как на самом деле ничего подобного даже близко нет. Если верить всему, что пишут и говорят теперешние наши СМИ, вы будете считать Россию бесконечно коррумпированной, кошмарной страной, где царит тирания, задавлены гражданские свободы, где молодежь мучается, не зная, как реализовать себя в жизни, потому что такое понятие, как социальные лифты, отсутствует напрочь. Однако, если вы посмотрите официальную статистику, представляемую, например, британской компанией Ernst & Young – одной из крупнейших и авторитетнейших аудиторских компаний в мире, – вы с удивлением узнаете, что Россия не входит не то что в пятерку, а даже в десятку наиболее коррумпированных стран в списке из 41 государства. Много европейских стран, которые гораздо более коррумпированы, чем мы. А самой коррумпированной оказалась Украина, где как раз победила «оранжевая» революция. Только вот как интересно: она ни в коей мере не переросла в победу над коррупцией.

Мир любит жить заблуждениями. Наши политтехнологи и политики в особенности. При этом все заблуждения и страхи придумывают себе сами, а дальше начинают ими наслаждаться. Стоило 26 марта 2017 года выйти на улицу людям крайне молодым, вплоть аж до школьников, как тут же все начали кричать: «Ужас, ужас, кошмар, мы проглядели! Где‑то там, далеко, существует страшная страна Интернет, она неконтролируема! И там зреют такие заговоры, такие замыслы, такие помыслы и такие умыслы, что нам будет плохо‑плохо, а потом придут они, молодые, и все захватят!» Пугали нас невероятным количеством просмотров фильма Навального в Сети. Говорили, выпучивая глаза от страха, что новое поколение наконец проявило активность, и это такая сила, такая сила, что теперь‑то уж она точно всех победит, попробуй с ней совладай.

Я смотрел на этих людей и думал: «А с чего такая истерика? Чего они так бьются?» Фильм набрал 15 миллионов просмотров в Сети. И это конвертировалось менее чем в 60 тысяч человек на всю страну. Вежливо говоря, не впечатляющий результат. В процентном отношении этих людей недостаточно даже для того, чтобы избрать одного депутата в Государственную Думу. Ну да, вышла молодежь? И что?

Я уже говорил в этой книге об успехах современной медицины, следствием которых стал беспрецедентный рост продолжительности человеческой жизни. Люди еще никогда не жили так долго – даже Россия уже успела оправиться после демографического провала 90‑х годов и вызванного им падения средней продолжительности жизни и вышла на показатели, превышающие 70 лет. И что‑то мне подсказывает, что скорость, с которой продолжительность жизни будет возрастать в последующие годы, окажется уж точно не меньшей, чем темпы прироста населения. Ну и зачем так волноваться?

Стариков становится все больше, причем очень многих из них можно будет назвать стариками только по привычке. Люди сейчас с успехом сохраняют работоспособность и в 50, и в 60, и в 70 лет. В Японии уже обсуждается предложение пересмотреть границы возрастов и официально считать людей пожилыми, начиная с 75 лет, а не с 65, как сейчас. И эта тенденция будет нарастать и дальше. А это означает не только то, что молодым будет все тяжелее пробиться в этой жизни, но и, что самое важное, – в электоральном плане прослойка так называемых молодых будет уменьшаться относительно общего числа избирателей, а не увеличиваться. Потому что старики ну все никак не умирают – мало того, еще вполне способны дойти до избирательных участков, что и делают, притом гораздо активнее, чем молодежь.

Так что истерика на тему таинственного Интернета, в котором миллионы молодых просматривают разоблачительные фильмы, на мой взгляд, не более чем страшилка для обывателя. Те, кто «лайкает» ролики в Интернете, – это отнюдь не те же люди, которые приходят на избирательные участки. Так что завтра они не придут побеждать. Потому что завтра по‑прежнему придут старички, которые, теснясь у избирательных урн, еще не скоро подпустят к ним молодежь, а когда молодежь наконец туда пробьется, она успеет заметно повзрослеть и даже постареть и ее будут волновать совсем другие проблемы.

Означает ли это, что не надо заниматься молодежью? Конечно, нет. Надо заниматься, обязательно надо. С ума не надо сходить. Всегда надо сохранять спокойствие, потому что, когда анализируешь происходящее с холодной головой, начинаешь замечать очевидные вещи. Почему в обществе проявляется недовольство? Потому что в России всегда сохраняется определенный уровень недовольства. Это свойство нашего национального характера – мы никогда не бываем довольны. Нам всегда чего‑нибудь не хватает. Нам и вода недостаточно мокрая, и солнце недостаточно яркое, и соль недостаточно соленая, а про перцы вообще говорить не приходится. И эта особенность национального характера нас всегда кидает в крайние решения.

Но это же все не важно. Важно – поорать. Молодежь же не любит изучать, не любит разбираться, зачем? Они сейчас выходят на улицы, и им кажется, что это «прикольненько». Они не понимают, что функция предотвращения у нашей власти работает, мягко говоря, слабовато, но если дойдет до принятия жестких решений, то с нехваткой воли проблемы как раз нет. Вы хотите повторения Тяньаньмэня? Ну просто, чтобы не было иллюзий. Никакой Украины, никакого майдана здесь не будет.

Что, кто‑то всерьез считает, что такие, как Мальцев и Навальный, способны раскачать страну настолько, что власть поднимет лапки и скажет: «Ой, все»? Да если надо – танками задавят. Потому что в такой стране, как наша, любое проявление слабости приводит к гражданской войне и всем ужасам, которые она с собой приносит. Только вспомните, что творилось в бывших среднеазиатских республиках Советского Союза. И уж кому чего, а высшей власти воли не занимать. Вот ребятам уровня пониже и вправду не хватает решительности не допускать. Но это «не допускать» не имеет отношения к борьбе с коррупцией. Это совершенно другая функция. И если уж называть вещи своими именами, то борьба с коррупцией – настоящая, а не ее популистская имитация – в нашей стране сейчас как раз пошла.

Тема коррупции сама по себе очень любопытна, поэтому всплывает вновь и вновь в связи с самыми разными сторонами общественной жизни. Как я уже не раз говорил, призывы к борьбе с коррупцией популистскими методами никогда не приводят ни к тому, что коррупция в стране оказывается побежденной, ни к тому, что страна начинает после этого жить лучше. То есть эта вечная мантра о необходимости борьбы с коррупцией, с одной стороны, конечно, справедлива, а с другой – абсолютно порочна по своей природе. Она напоминает призыв бороться с раковыми клетками путем уничтожения всего живого тела.

Вообще, если на то пошло, то призывать к борьбе с коррупцией путем митингов значит не понимать саму природу коррупции. Не понимать, как работает экономика, как функционирует чиновничий аппарат, как осуществляется связь между государственными и частными структурами. Коррупция же не исчезнет от того, что просто каких‑то проворовавшихся чинуш отстранили от должности или даже посадили. Если не разрушить коррупционную схему, то кого бы ни назначили на освободившиеся места, – рано или поздно они все равно обрастут подозрительными связями. А значит, нужно докапываться до сути, выяснять, почему возникают коррупционные отношения, добиваться прозрачности, вводить контроль. Все это от митингов не появляется – нужна работа. Нудная, скучная, монотонная, незаметная стороннему глазу работа.

Между прочим, ни один из громогласных противников коррупции даже не пытается объяснить, как же все‑таки бороться с коррупцией. Что, введением в Уголовный кодекс статьи 20 Конвенции ООН? Да чушь собачья. Статья 20 введена во многих странах, однако по уровню коррупции они находятся гораздо выше, чем Россия, то есть там коррупция существенно страшнее.

Выход на митинг с требованием кого‑нибудь отправить в отставку производит очень трогательное впечатление, но не дает никакого результата. Точнее, дает, но совсем не тот, которого ожидали. Мы уже неоднократно видели, как в зависимости от национальной культуры после массовых выходов людей на улицы к власти приходят те или иные маргинальные группы. Именно поэтому в странах «Арабской весны» у руля по большей части оказываются «Братья‑мусульмане» или приверженцы еще какой‑нибудь формы радикального ислама, и в конечном итоге все заканчивается торжеством «Аль‑Каиды», «Джебхат ан‑Нусры» или того же «Исламского государства».

Что же касается других стран, то и там, как правило, проявляется самое мерзкое, что было до поры до времени спрятано в народной душе. Яркий пример – тот же украинский национализм. Ну а на что еще опираться? Когда ты разрушаешь здание государственности, ты сносишь его полностью, включая все идеологические основы, на которых оно было построено. А это и есть уничтожение самого организма вместе с раковой опухолью – потому что еще никому не удавалось точечно вырезать коррупцию, используя такое оружие массового поражения, которым в реальности являются «оранжевые» революции. Следствием их всегда оказываются хаос, анархия и насилие. И бешеный рост коррупции, расцветающей на обломках разрушенной страны.

[1] Кокошин А. А . Военная реформа в КНР 2015–2020 гг.: оборонные, внешнеполитические и внутриполитические аспекты. – Издание 2‑е, расширенное и дополненное. – М.: ИСПИ РАН, 2016.