Жизнь любопытно устроена. В любом явлении всегда можно найти совершенно другие смыслы.

Вот, например, американцы давят Россию санкциями. Почему? Потому что мы плохие, потому что мы нарушаем мировой порядок тем, что повели себя ох как нехорошо по отношению к Украине… Нет, конечно, наши либералы готовы в это поверить. Правда, несколько теряются, когда задаешь им встречный вопрос: скажите, а если мы применим по отношению к Донбассу ту же модель, которую американцы применили по отношению к Сирии, мы тоже будем плохими?

Ну смотрите. Американцы сами решили, что законно избранный президент Сирии Башар Асад – а его никто не признавал незаконно избранным, нет ни одного решения ни Совета безопасности ООН, ни ООН как таковой о его нелегитимности, – так вот, этот самый нехороший президент Сирии, как говорят американцы, для них теперь вне закона. И они, как говорится, ничтоже сумняшеся вводят свои войска на территорию Сирии. Ничтоже сумняшеся начинают подготавливать из местных граждан армию – то ли для борьбы с «Исламским государством», то ли для борьбы с официальным сирийским правительством. И, никого не спрашивая, организуют в Сирии свои военные базы.

Давайте представим, что Россия поступит точно так же. Допустим, мы скажем: «Что‑то нам дико не нравится президент Порошенко. Мы считаем, что он нелегитимен». А дальше, недолго думая, введем войска в Донбасс, затем откроем там собственные военные базы, официально начнем поставлять оружие, обучать местных новобранцев и наши инструкторы будут помогать армиям республик вести боевые действия. Кроме того, объявим всю Украину бесполетной зоной и станем сбивать самолеты местных ВВС, если Украина попытается хоть что‑то сделать. А чтобы совсем уж мало не показалось, заставим все мировое сообщество вводить санкции и давить по полной программе. И ни в коем случае не станем возражать, если наш союзник – ну, к примеру, та же Белоруссия – введет свои войска на безопасную территорию под предлогом того, что переживает из‑за того, что кровно близким восточным украинцам там нехорошо. Ведь именно так поступили турки – ввели войска и никого не спросили. Причем ладно бы только на территорию «плохой» Сирии – но ведь они ввели войска и на территорию «хорошего» Ирака. Так кто тут нарушает правила? Кто себя плохо ведет?

Мы тогда можем подумать, что дело не в нарушении международного права, это все чушь собачья. На самом деле ситуация совсем‑совсем иная. Суть дела в том, если мы посмотрим на санкции, что началась борьба за рынок газа. И тогда логика всего происходящего выглядит очень просто.

Дети, это экономика! Вопрос всего лишь в том, кто будет покупать сжиженный американский газ. Потому что американцы решили, что все, хватит. Им необходимо для развития собственной экономики использовать те технологические наработки, которые есть в самой Америке и которые дают возможность в большом количестве производить сжиженный газ и направлять его тем покупателям, которых американцы сами себе создадут. А так как рынок уже поделен, что надо сделать? Правильно – надо раздолбать тех, кто уже действует на этом рынке, и заставить Европу покупать не где‑нибудь, а у Америки. И всё!

И тогда выясняется, что все эти сказки про то, кто как себя ведет, кто хороший и кто плохой и т. п., имеют совсем другой смысл. Как только мы начинаем смотреть на проблему с простой экономической точки зрения, мы вдруг замечаем много интересного. Как, например, совершенно случайно произнесенная фраза Владимира Познера о том, что, мол, зачем Россия сопротивляется легализации марихуаны – ведь это же нормально, ведь уже сейчас в ряде штатов цивилизованное общество понимает, что легализовать легкие наркотики необходимо. В них нет ничего плохого. И дальше любимый либералами телеведущий рассказывает о собственном опыте употребления наркотиков и о том, как он выращивал их практически у себя на даче. И все это встречается хиханьками и хаханьками и практически аплодисментами. В чем дело?

Рынок. Создается рынок. Когда легальный бизнес вдруг серьезно задумался над тем простым фактом, что существующая в бешеном объеме потребность в наркотических средствах зачем‑то удовлетворяется криминальными структурами, он, конечно, сказал: «Погодите, погодите! Этот сегмент надо прибрать к рукам. Такую поляну упускать нельзя». Поэтому сейчас, чем дальше, тем больше, обывателям и в Европе и в России будут впаривать насчет нормальности легких наркотиков. И пусть 84 % населения нашей страны считают, что нужно вводить еще и уголовную ответственность за употребление наркотических средств. Это ничего. Лобби любителей легких наркотиков, хорошо подогретое, очевидно, деньгами – это не значит, что деньги уже взяты, но нет сомнений, что они придут в любой момент, – готово сделать что угодно, чтобы рынок раскрылся. Чистая экономика! Если есть потребность, эту потребность необходимо удовлетворять. А если потребности нет – ее надо создавать.

Или возьмем другой пример. Сейчас большая проблема в Америке связана с заведениями для геев. Вдруг выяснилось, что, в силу того, что толерантность бешеная, в заведения для геев стали ходить негеи. Просто потому, что, во‑первых, прикольно посмотреть, что там, в этих гейских клубах, и чем там кормят, а во‑вторых, многие девушки ходят туда спокойно отдыхать, потому что там точно не пристанут. И владельцы этих клубов и ресторанов задумались – а какой тогда смысл писать на вывеске, что это заведение для геев, если в зале сидит уже кто попало?

Вот проходит в Нью‑Йорке гигантская демонстрация ЛГБТ – совершенно бешеное количество народу, и при этом в колонне идут уже буквально все подряд. Даже представители полицейского департамента Нью‑Йорка, – такой своеобразный жест лояльности, мол, «мы с вами». И даже пара церквей идут с лозунгами, что они поддерживают геев и что Богу вообще неважно, гей ты или нет. Этакая вольная трактовка Библии – видимо, теперь можно все. Количество демонстрантов – 35 тысяч. Зато смотрит на это действо два миллиона человек. И попробуй кто‑нибудь в Америке сказать хоть одно плохое слово про гей‑культуру.

Не собираюсь обсуждать, хорошо это или плохо. Это просто бизнес. Гигантский бизнес! И неважно, каков реальный процент геев в обществе. Но если вы присмотритесь, то без труда увидите огромное количество соответствующих паттернов в моде, в образе жизни. По очень простой причине – это продается. Почему? Да потому что грех вообще хорошо продается.

К слову, с религиозной точки зрения многое является грехом. Чревоугодие – грех. Но как прекрасно продается! Посмотрите – дикое количество кулинарных шоу. Люди в так называемых развитых странах давно уже едят больше, чем им надо, используют абсолютно немыслимое прежде разнообразие продуктов и блюд непонятно зачем. Тратят сумасшедшие деньги на еду, так что, как мы уже говорили, гораздо больше народу в мире сейчас умирает от обжорства, чем от голода. Но продолжают потреблять, продолжают заказывать, не съедают, выбрасывают… Это все никакой роли не играет. Потребность!

Если предположить, что человек живет скромно и потребляет только то, что ему действительно нужно для воспроизводства себя как человеческого индивидуума и рабочей единицы, то экономика встанет. Вдруг станет ясно, что на самом деле нам не нужно регулярно обновлять компьютеры и мобильные телефоны (по крайней мере, с такой частотой) и пополнять свой гардероб. Ведь зачастую даже те, кто вечно жалуется на нехватку денег, открыв платяной шкаф, без труда могут обнаружить там множество ненужных вещей, которые даже ни разу не надевали. Эти вещи были куплены под влиянием эмоционального – как кажется их хозяевам и хозяйкам – порыва. На самом деле нет. Это не эмоциональный порыв. Это работа на тщеславии – тебя заставили купить ту или иную ненужную тебе вещь целенаправленной рекламой.

Но тут выясняется, что ряд потребностей уже закрыты. И гениальная формула, придуманная Фордом во времена становления американской автомобильной промышленности – что машина может быть любого цвета, если этот цвет черный, и что зачем менять модель, если и эта хороша, – уже не работает. Но человек по своей природе склонен к пороку. И вдруг ему начинают говорить: «Слушай, старичок, а у тебя машинка‑то уже немодная. И что ты собираешься с этим делать?» Поэтому каждый год появляется новая модель – по сути та же самая, что и старая, но с рестайлингом.

Это касается любых потребительских товаров. И у тебя создается страшно неприятное ощущение, что ты отстал от моды. Ты покупаешь новую одежду не потому, что прежняя износилась, а потому что то, что ты носишь, уже немодно. А немодно – это плохо, просто ужасно. Как же так можно? Ты просто не можешь себе такого позволить, ты должен быть иным, продвинутым. В конце концов, сколько бы у тебя ни было денег, ты же не станешь покупать себе 156‑й одинаковый черный костюм с галстуком и рубашкой, тебе это просто не нужно. И тогда тебе говорят: «А теперь настало время, когда ты должен стать суперкрутым!» И ты неожиданно примеряешь на себя образы, о которых еще совсем недавно думал, что их создатели явно сбежали из сумасшедшего дома. Но все равно следуешь за модными трендами.

Остановиться на этом пути невозможно. Все время требуется открытие нового уровня пороков – с библейской точки зрения, конечно, потому, что иначе понятия порока просто нет, это исключительно религиозная категория. И дальше складывается любопытная ситуация. Тебе говорят, что, допустим, гомосексуализм – это нормально. И ты уже даже вроде как с этим согласился, чисто в силу привычки. Но есть же и другой рынок! Теперь это рынок педофилии. Ты говоришь: «Постойте, но ведь педофилия – это болезнь. Это форма девиантного сексуального поведения». А тебе отвечают: «Что значит – болезнь? А как же право детей на любовь?»

И так создаются эти пресловутые окна Овертона, когда то, что еще вчера казалось ужасным и немыслимым, по прошествии некоторого времени начинает выглядеть уже вполне нормальным и даже симпатичным. «Действительно, – говорят тебе, – а как же Гумберт Гумберт? А Лолита? А опыт Древней Греции и Древнего Рима? Почему вы так пренебрежительно к нему относитесь, какое право вы имеете его вот так отметать?» Посмотрите, как Запад вдруг стал говорить нам: «Почему вы приняли закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди детей? Это нарушает их право!» Право на что?

Иначе говоря, все, что нам рассказывают о нашем праве быть кем угодно, сводится по большому счету всего лишь к праву на неограниченное количество странных желаний. При этом все странные желания, которые нам предлагаются, служат на самом деле одной‑единственной простой задаче. Это задача рынка. Ничего личного – просто бизнес, имеющий целью заставить тебя непрерывно потреблять новое.

Результатом всего этого становится то, что и сам человек меняется. И здесь кроется принципиальная разница между Россией и Западом. Мы видим, что западный человек, движимый этим рынком, этой возможностью продать, вдруг теряет себя как такового. До такой степени, что уже не очень понятно, кто он на самом деле. Нет, конечно, есть Италия – католическая страна, которая задает много вопросов. Есть дикое количество мигрантов, которые приходят со своей культурой и не могут понять, что Запад им предлагает. Но сути это не меняет. Суть‑то очень проста. Тебе говорят, что ты должен быть современным человеком. А современный человек – это совсем не тот, который живет по библейским ценностям. Он руководствуется каким‑то новым кодексом, где в центре, как мы уже говорили, находится его эгоизм и его сиюминутные личные желания, которые прекрасно продаются и коммерциализируются, давая возможность – и заставляя – потреблять и потреблять.

При этом же еще работает наука. Она не стоит на месте. Ведь что следует из того, что мы признаем нормальными гомосексуальные семьи? Они же должны как‑то размножаться. А как они могут родить ребенка? Значит, они должны найти кого‑то, кто будет работать как ферма, как инкубатор по производству детей. И мало еще найти такой инкубатор. Они же потребители – а значит, имеют право заказывать и услугу, и «товар». Значит, открывается новый рынок. А если это новый рынок – то потребитель на нем хочет получить качественный продукт. И этот качественный продукт должен соответствовать ожиданиям. Потребитель говорит: «Я хочу, чтобы мой ребенок был гением и обладал еще рядом заранее заданных качеств. И не надо мне рассказывать сказки про Господа или сказки про природу. Я хочу получить то, что мне нужно, по своему вкусу».

Принцип тут тот же, что и в пластической хирургии, которая сейчас вошла в жизнь практически любого рядового европейца или американца. Просто открывается новый уровень. С самим собой потребитель уже сделал все, что ему было нужно, – изменил нос, увеличил грудь, накачал икроножные мышцы; появился уже и третий пол, и чуть ли не эльфы и инопланетяне. Но теперь потребитель хочет ребенка! И вот уже в Англии принимается закон, согласно которому у ребенка может быть трое биологических родителей. Производится отбор генов таким образом, чтобы не было никаких неприятных болезней. Чтобы у родителей не было разочарований, связанных с ребенком. Чтобы на выходе получился не просто ребенок, а еще и гений с идеальным здоровьем. А это значит, что мы выходим на этап создания нового человека – Homo Deus, Человека Божественного, по терминологии уже упоминавшегося в этой книге Юваля Харари. Выше я уже касался этой темы, но сейчас хочу, чтобы вы посмотрели на нее под другим углом.

Сейчас во многих богатых семьях дети появляются в результате суррогатного материнства. Родители просто не хотели терять время, отрываясь от работы, или портить здоровье и фигуру вынашиванием – в самом деле, зачем опять проходить потом через все сложности пластической хирургии, восстанавливая то, что было создано при помощи скальпеля и лазера за сумасшедшие деньги? И эти семьи говорят: «А мы и воспитывать будем по‑другому». И вот уже возникает новый рынок. Пусть дети говорят на множестве иностранных языков, пусть с ними работают няньки со всего света, пусть они с детства занимаются балетом и шахматами, пусть для них открываются особые школы – то есть создается изначально тип нового человека. Евгеника? Да, евгеника в чистом виде – мы создаем арийскую мечту, не признаваясь себе в этом.

Появляются улучшенные дети неопределенного пола. Нет, конечно, ребенок родится с определенным полом, но дальше он сможет выбирать. А мы создаем для него такие условия, что весь окружающий мир будет восприниматься им через призму странности. Почему у остальных людей только папа и мама? А у него может быть папа и папа, или мама и мама, или сколько угодно еще родителей. И вообще каждая семейная система может быть совершенно уникальной. То есть человек будущего может обладать заранее заказанным его странными – или не странными – родителями набором качеств. А так как подобное могут позволить себе, как правило, только богатые люди, получается, что и стартовые возможности с рождения будут высоки. И, как мы говорили, жить этот новый человек сможет гораздо дольше – называются сроки в 500 с лишним лет.

Так что его будет объединять с обычным человеком, который родился где‑нибудь в Кабуле, или в Мурманске, или в бедной сицилийской деревеньке? И кому будет нужен такой обычный человек, у которого и генетические заболевания могут обнаружиться, да и просто он несовершенен по набору генов? Он не два двадцать ростом, не колоссально атлетичен, у него не наращены мышцы занятиями с детства, у него не развит интеллект… Разница между этими людьми будет примерно такой же, как между homo sapiens и какой‑нибудь маленькой несчастной макакой‑резус. Как они будут вместе сосуществовать?

Да, конечно, кое‑кто может сказать, что тут‑то и придет Господь и поразит тех, кто посмел столь радикально вмешиваться в его замысел. Отлично. Может быть, и придет. Вот только факты прихода Господа хоть и зафиксированы, но в уже весьма далеком прошлом, и это отнюдь не означает, что подобное случится снова. Не буду, впрочем, обижать чувства как верующих, так и неверующих, – как только начинаешь говорить на эту тему, возникает ощущение, что поблизости сразу вырастает тень Милонова под руку с Поклонской и раздается крик, что ты оскорбил на всякий случай сразу всех.

Однако, как бы то ни было, мы имеем дело с новой данностью. Понятно, что все человечество не может так жить. Тогда очевидно, что гигантский разрыв, который существует уже сейчас между беднейшими слоями населения Азии и Африки и, скажем, средним классом Европы и Америки, достигнет таких масштабов, что возникнет вопрос – а это вообще одни и те же люди? Это один и тот же биологический вид? Мы по‑прежнему можем называть этих новых людей homo sapiens или все‑таки придется вводить новую категорию?

Притом эти утонченные должны же как‑то зарабатывать. А зарабатывать они могут только за счет того, что постоянно что‑то продают – будь то сжиженный газ или человеческие пороки во всем их многообразии. Так или иначе, они должны постоянно воспроизводить систему, в которой всегда есть кто‑то потребляющий. Постоянно должна поддерживаться атмосфера потребления, страстного желания дотянуться. Это все, если угодно, бусы для туземцев – набор бус все время должен предлагаться и все время обмениваться на золото и драгоценные камни.

Россия, очевидно, не хочет идти по этому пути – это видно по тому, как упорно она сопротивляется всем попыткам затянуть ее туда. Сейчас нам пытаются объяснить, что мы должны по‑другому относиться к правам сексуальных меньшинств, причем речь идет уже не просто о правах, а о том, что в принципе нет никакой разницы. Но у каждого русского человека – и русский здесь не национальность, а, скорей, категория принадлежности к государству и культуре, – эти призывы вызывают подспудное недоверие. «Постойте, – говорим мы, – это ненормально. Это не одно и то же».

И вот эти представления, заложенные в нас на каком‑то глубинном, чуть ли не генетическом уровне, пока никак не удается изменить извне. Мы по‑прежнему не верим в родителя номер один и родителя номер два. Мы по‑прежнему остаемся «дикими». Но это значит, что невольно мы продолжаем оставаться страшно раздражающим фактором для мира, в котором господствуют идеологемы рынка и Homo Deus.

Это раздражение во многом обусловлено еще и тем, что мы, двигаясь по совершенно иному пути, который выглядит в глазах наших заклятых друзей на Западе, как путь традиционализма и, если угодно, византийства, умудрились еще создать оружие такого уровня, что можем их в любой момент уничтожить. Если бы этого оружия у нас не было, они бы уже давно нашу проблему решили – достаточно посмотреть на Югославию или любую другую страну из тех, что в недавнем прошлом исчезли с карты мира, которые раздербанили и заставили отдельными фрагментами принимать чуждую им культуру.

Нет, конечно, остается Турция, которая 25 июня 2017 года совершенно недемократично расстреляла гей‑парад резиновыми пулями. Притом турецкая полиция объяснила это совершенно гениально, сказав, что поступила так для того, чтобы представители ультраправых течений не напали на демонстрантов и не причинили кому‑нибудь из них увечья. Так что полицейские поступили мудро и превентивно разогнали парад сами.

Все дело в том, что есть культурные коды, которые пока не удается взорвать. Ведь и в Америке традиционные культурные коды взрывались медленно – хотя в конечном счете это и удалось сделать. В России пока попытка взорвать наш культурный код все время утыкается в непонятное для Запада упорство. И, как ни странно, чем дольше нам объясняют, что надо быть толерантными, демократичными, либеральными, уважать права меньшинств и т. п., тем настойчивей мы говорим:

– Слушайте, ребята, мы ваши права, конечно, уважаем, но есть грань – к детям не лезьте!

– Ага, – кричат нам, – это значит, что вы стигматизируете особенности этих людей! Вы их загоняете в положение, когда они страдают! Не хотите признать их равенство!

– Ну погодите, – отвечаем мы, – тогда что получается, главный гомофоб – Господь, что ли? Он, что ли, в этом плане плохой? Мы же вас не трогаем, делайте что хотите. Но так уж получилось, мальчик есть мальчик – если у вас есть сомнения, снимите штанишки и посмотрите. Есть некоторые бесспорные, хотя и отнюдь не выдающиеся, свидетельства принадлежности к мужскому полу, по крайней мере в биологическом смысле. И есть девочки – можете провести ту же проверку.

Недавно я прочитал в Интернете новость, над которой реально задумался. Она действительно меня поразила. Нельзя сказать, чтобы в ней все было прекрасно, но я тем не менее подумал, что если бы такой заголовок попался нам в новостях еще несколько лет назад, большинство людей сказали бы, что, кажется, кто‑то сошел с ума. Новость такая: «В Венеции первая женщина‑гондольер решила стать мужчиной». Не надо смеяться – лучше оцените всю философскую глубину ситуации. Женщина поборола засилье мужчин в цехе гондольеров – для чего? Для того чтобы стать мужчиной!

Но это никого не смущает. Мало того, эта замечательная история, которую западные СМИ всячески раскручивают, призвана показать, что теперь человек может все. Поэтому и Homo Deus – потому что для них человек стал равен Богу. И теперь он может создавать нового человека – уже не путем естественного размножения, как было задумано Господом – или устроено природой, как угодно. А самостоятельно, выбирая нужные качества. Практически из глины вылепили – а, нет, не нравится, сейчас другого сделаем.

Почему же Россия – по крайней мере пока – принципиально не встает на этот путь, причем не стесняется говорить об этом во всеуслышанье? Тут дело не в тяжелом наследии сталинизма и не в том, что мы изначально плохие. Дело в том, что в русском человеке присутствует своего рода генетическое недоверие к Западу – притом что мы постоянно смотрим на Запад и пытаемся сверять с этим камертоном свои действия. Такой вот загадочный дуализм – то, что имел в виду Фрейд, говоря об амбивалентности русской души.

С одной стороны, вся наша верхушка на протяжении долгого времени традиционно заигрывала с Западом. До какого‑то момента она считала, что очень важно, чтобы Запад нас полюбил, одобрил, погладил по голове, сказал, что уж теперь‑то мы точно молодцы, признал частью себя и дал возможность влиться в свою великую семью. Притом, конечно, для кого‑то это действительно была семья – в прямом смысле слова, поскольку существенная часть русской аристократии была не русской по происхождению, а рожденной и воспитанной за рубежом, и для них это выглядело естественным возвращением домой.

С другой стороны, у нас всегда присутствует осознание, что вливание в западную семью почему‑то ничего, кроме зла, России не приносит. А если мы хотим воспользоваться западными технологиями, то для этого, как выясняется, вовсе не обязательно вливаться в семью. Вот в семью влились на наших глазах прибалты, и что? Никаких технологий не получили, зато получили колоссальную депопуляцию. А какие технологии получила бывшая Югославия? Да никаких. То есть ни о каком серьезном экономическом росте либо о том, чтобы эти страны стали зонами технологического благоденствия, даже говорить не приходится. В реальности происходит совсем иное. Мы получали технологии тогда, когда мы их покупали, – во времена товарища Сталина (как бы это ужасно ни звучало для либералов, да и для всех тех, кто понимает, что фигуру Сталина со всей очевидностью невозможно красить одной краской, что белой, что черной).

Итак, что же нам несет Запад? Почему мы никак не можем отдаться ему со всей той страстью, какую хотели бы видеть некоторые представители нашей «элиты» – в прежние времена аристократии, а теперь отнюдь не аристократической, но очень либеральной, склонной к матерку и проклятиям в адрес русского человека, интеллигенции? Мы все время хотим что‑то хорошее получить от Запада – но что получаем вместо этого?

В русском народе очень сильна историческая память, которая никак не пускает нас в Европу. Эта историческая память – и о временах походов крестоносцев на Русь, когда нам впервые попытались объяснить, в чем состоит истинное христианство (отсылаю всех к замечательному фильму «Александр Невский»). И о вторжении Наполеона. И, конечно, невозможно не отметить, что наше массовое сознание в огромной степени сформировано на фундаменте победы в Великой Отечественной войне, которую мы вели именно с тем самым просвещенным Западом.

И сейчас мы говорим: «Слушайте, а почему вы все время пытаетесь нас убедить, что вы несете нам добро? Вот и теперь вы несете определенный набор идей – но это уже не в первый раз. Вы уже нам несли идею о сверхчеловеке – но мы при этом не были для вас сверхлюдьми, и потому нас ожидала либо, в лучшем случае, рабская доля, либо уничтожение. То есть вы уже пытались воплотить за наш счет свои идеи и опять пытаетесь идти той же дорогой. Вы сошли с ума?» А нас уверяют: «Нет, ну что вы, одумайтесь, сейчас же все по‑другому!»

Иногда мне кажется, что Запад – это такая коллективная бабочка‑однодневка, которая никак не хочет принять тот факт, что у России существует определенная историческая память, не позволяющая относиться ко всему, что предлагает Запад, как к истине в последней инстанции. Ну, к примеру, невозможно же каждый раз с упорством, достойным лучшего применения, говорить, что нет альтернативы Минским соглашениям и надо всячески работать над их имплементацией. Когда я слышу слово «имплементация», все время хочу спросить: «Ребята, вы русский язык забыли?»

Хотя, конечно, слово «имплементация» подразумевает, что все равно ничего сделано не будет, так что вполне можно использовать и этот термин. Действительно, о каких Минских соглашениях может идти речь, если всем откровенно хочется, чтобы Россия взяла уже и решила вопрос? Но для того чтобы Россия взяла и решила, она как раз должна нарушить Минские соглашения. Потому что перед тем как вывести российские войска с Донбасса, их надо туда ввести и навести порядок. Причем ввести надо чуть подальше – примерно как США ввели свои войска в Ирак. Но это же всем сразу не понравится! Сразу же начнут вопить со всех сторон. Мы недемократичные, мы плохие. Мы же в свое время не вошли в Тбилиси, не судили Саакашвили руками своих ставленников и не повесили его по примеру того, как американцы разобрались с Саддамом Хусейном в Ираке. И при всем при этом они, оказывается, рьяные поборники демократии, а мы жуткие и страшные варвары.

Мы просто говорим: «Подождите, но это же бред! Как можно соблюдать перемирие, выполнять Минские соглашения и прочий Нормандский формат, если вы не хотите видеть элементарных вещей? Пока не пройдут прямые переговоры Порошенко с Захарченко и Плотницким, ничего не получится! Потому что это гражданская война, а не что‑то иное». А Порошенко при этом продолжает кричать, что противостоит агрессору. Но если ты противостоишь агрессору, что ж ты хочешь заниматься транзитом газа этого агрессора? Что ж ты кричишь, что любая попытка построить обходной путь, – это удар, направленный против тебя? Ты должен быть последовательным и разумным, – но таким не являешься.

Но я отвлекся. Так вот, должен заметить, что мы очень странные люди. Никак не можем поверить в то, что 16 или 17 разведывательных агентств – не помню точную цифру – подтверждают вмешательство русских хакеров в американские выборы. Ну вот никак не можем поверить! Говорим: «Ну вы же трясли уже один раз пробиркой и кричали, что те же 16 или 17 агентств обнаружили, что у Саддама Хусейна есть оружие массового поражения. Но его не нашли! И что вы сделали? Вы заплатили денег семье Саддама Хусейна? Или сказали: «Ой, мы страшно ошиблись!» – и наложили на себя санкции? Нет! Ничего подобного не произошло. Так почему мы должны доверять каким‑то агентствам, которые раз за разом говорят неправду?»

Нет, говорят нам, Запад не может ошибаться.

А что же он делает постоянно?

Невозможно понять, почему мы раз за разом исходим из представления об абсолютном превосходстве Запада. Эта болезненная русская вера в то, что Запад знает лучше, основана на том, что у них лучше развивается экономика. Но экономика у них лучше развивается потому, что мы каждый раз пытаемся прислушиваться к их советам, берем устаревшие советы, пытаемся их реализовать, ни один этот процесс не доводим до конца, не понимаем, что соответствует нашим представлениям об экономике, и каждый раз говорим: «Что‑то не налезает кафтан».

Зачем? Зачем это каждый раз делать? Почему мы никак не можем понять, что да – мы несколько иные. Посмотрите – ведь экономика, скажем, Китая или Японии строится по несколько иным канонам и моделям, чем экономика Америки. Но нас пытаются убедить в том, что есть только одна модель, притом придуманная еще в середине 90‑х годов, которая является истиной в последней инстанции. И никакие попытки даже хотя бы обсудить эту модель невозможны. Спрашиваешь: ребята, ну а почему не работает‑то? Тебе говорят: плохое управление. Ну конечно, плохое управление! Потому что оно не соответствует ментальности людей. Потому что существующая система отбора не ведет к появлению грамотного управления.

Если у тебя не работает модель, задай себе вопрос – почему она не работает? Ну ты же не идиот! Подумай! Может быть, она не подходит стране? И ты можешь сколько угодно пытаться ломать всех через колено, но модель так и не заработает, потому что просто, как было сказано в фильме «Белое солнце пустыни», «гранаты у них не той системы»? Но мы никак не хотим соглашаться с очевидным. Мы говорим: «Нет, подождите, есть же истина! Сейчас мы будем ее пробивать!» Ну хорошо. Давайте. И приходят очередные люди, обожающие Запад, и пытаются бездумно, механистически перенести сюда чужие лекала и чужие подходы.

Если помните, был у нас такой царь Петр Алексеевич. Дикий тиран! Народу положил – немерено. Очень любил Запад, и приехал на Запад, и взял у него то, что считал правильным. Но при этом – все подогнал под себя. И получилось! Заработало. И здесь нет никакого противоречия.

Меня, к слову, всегда умиляют люди, которые раз за разом с тупым упорством долдонят: «А вот если ты патриот, то ты не должен ездить на Запад!» Это, простите, с какой радости? Патриотизм – это не подписка о невыезде. Наоборот, надо брать все лучшее, что есть на Западе. Надо, если есть возможность, ездить на Запад, и учиться, и смотреть, – но использовать это правильно. Осознанно.

Как бы то ни было, несмотря на всевозможные заигрывания наших элит с Западом, вынужден признать: идеальной системы отношений с Европой Россия так и не выработала. Но историческая память позволяет нам пока сохранять свою самость. И этим мы представляем для Европы колоссальную угрозу, которая (к сожалению!) в последнее время ослабевает – в связи с тем, что нас просто становится меньше. Конечно, когда был Советский Союз с населением под 300 миллионов человек, это была гораздо более заметная сила, чем мы сегодняшние со своими 146 миллионами. И вот это большая проблема, о которой нельзя забывать.

Закончить эту главу я хочу тем же, с чего ее начал. Каждый раз, когда вам рассказывают о высоких ценностях и о правах разнообразных меньшинств, когда говорят, что есть право на странную любовь у взрослых и детей, а потом начинают уверять в том, что у человека есть право на любовь с животными; когда сообщают, что уже сейчас где‑то в Южной Америке зафиксирован брак между тремя мужчинами, и пытаются вас убедить в том, что вы нарушаете чью‑то свободу, знайте: вам всего лишь пытаются что‑то продать. Каждый раз, когда о какой‑то стране говорят, что она неправильно себя ведет, знайте: это всего лишь идет борьба за рынки. И каждый раз, когда вы аккуратненько потрете позолоту громких и красивых слов, она слезет и под ней вы увидите оскал. И этот оскал вам совсем не понравится.

Посмотрите – ведь мы много раз пытались быть милыми и добрыми. И каждый раз это кончалось тем, что нас, как абсолютных лопушков, обдирали буквально до нитки. И говорили: «Ну а в чем проблема? Наверное, так и должно быть?» Каждый раз, когда мы слезно просили Запад дать нам мудрый совет, все полученные советы оборачивались чем‑то предельно отличным от того, что мы хотели получить. Особенно мне нравится тема борьбы с коррупцией.

Мы много раз на протяжении всей этой книги обращали и еще обратим внимание на самые разные аспекты этой проблемы. Но посмотрите – насколько Запад возмущается коррупцией в России! Как они с пеной у рта кричат об этом, как публикуют разнообразные рейтинги, как клеймят нас страной коррупционеров! Но позвольте задать детский вопрос – а где коррупционеры хранят свои деньги? Ну если Запад настолько борется с коррупцией, то, учитывая, что абсолютно вся мировая финансовая система находится под его контролем, что ему мешает разобраться с ней радикальным образом? Они же прекрасно видят, какие потоки коррупционные, а какие нет. И они же так борются за прозрачность каждой транзакции – каждый, кто пытался перевести куда‑нибудь деньги, знает, что это достаточно сложная процедура. Так что им мешает сказать: «Ой! А это же деньги‑то коррупционные!»

Что мешало, например, сказать ЮКОСу: «Так, стоп, подождите, вы уже ограбили россиян!» Мы же понимаем, что все, что происходило в 90‑е на залоговых аукционах, было откровенным грабежом. Это невозможно было проделать без привлечения коррупционных схем, в которых наши олигархи сами потом признавались, рассказывая, как коррумпировали директоров, назначенных государством. Мало того, эти коррумпированные директора потом получили гигантские деньги – и тоже там, на Западе. Так что же мешает? А‑а, может быть, мешает то, что только за последние годы Михаил Борисович Ходорковский официально направил миллион долларов на лоббирование критики России?

Может быть, если уж проявлять абсолютную честность, нужно было сказать: «Знаете, российский народ так страдает, он просто не может больше терпеть! Поэтому вот что: вернем деньги, сворованные у российского народа, обратно в казну». Но что‑то я не видел и не слышал ни одного заявления ни одного западного политика, который сказал бы: «Да, точно! И знаете, давайте не только деньги в казну – но и этих подонков и мерзавцев, которые сбежали и прячутся у нас – где бы они ни были, во Франции, в Англии, в Америке, – возьмем и выдадим! Или посадим сами». Никто не в курсе? Ни одного громкого дела не возбуждали? Так может, тогда надо говорить о том, что коррупция как таковая выгодна Западу? Потому что в результате этой коррупции деньги из России бегут прямиком на Запад.

При этом, как часто бывает, все время кого‑то не того наказывают. Ну вот, например, крымчане находятся под санкциями. Где логика? Два миллиона человек находятся под санкциями за то, что они проголосовали на референдуме – или, как вариант, за то, что их, как любит выражаться Запад, аннексировали. Но если Запад считает, что Крым аннексировали, тогда крымчане как раз страдальцы. И им надо помогать, а не вводить против них санкции. Лично я тут вижу какую‑то нестыковку. А если вы их наказываете за то, что они проголосовали именно так, а не иначе, – то, послушайте, вы же демократы! Вы должны поддерживать волеизъявление народа! Как ни крути, но что‑то не сходится!

Но Запад на такие мелочи не обращает внимания. Он просто борется за рынки. А мы наивно говорим: нет, ребята. Ваша возня и ваша борьба за рынки нам видна. И когда вы кричите про коррупцию, мы знаем, что на самом деле уровень коррупции в нашей стране вас не волнует, какой бы он ни был, высокий или низкий. Более того, вас даже радует высокий уровень коррупции – потому что вы являетесь получателями и контролерами этих денег, в вашей экономике они начинают крутиться и работать, будучи выведенными коррупционерами из нашей экономики. И вы пальцем не пошевелите, чтобы вернуть россиянам то, что у них украли. Так что это все ложные слезки. И когда ваши ставленники рассказывают здесь, что вы собираетесь бороться с коррупцией, мы видим, чем это обернулось в соседних странах – где в результате победы цветных революций было все что угодно, но только не борьба с коррупцией. Уж Украина этому – яркий пример.

Под всеми своими лозунгами вы всего лишь пытаетесь сделать то, о чем многократно уже говорилось: сменить власть. Потому что сейчас пришла та власть, которая вам неугодна. Которая имеет наглость проводить собственную независимую политику, тем самым мешая вам распространять свое финансовое и экономическое влияние. И вот это вас волнует больше всего. И когда, несмотря на ваши санкции, у России почему‑то получается удачно размещать свои евробонды и все‑таки привлекать сюда иностранные инвестиции, когда к нам приходят зарубежные компании, вы в бешенстве пытаетесь ужесточить режим санкций, хотя для этого уже нет никаких причин. С другой стороны – причина вам никогда и не была нужна. Ведь если отзеркалить те причины, которые вы используете для введения санкций против России, то весь мир уже давно должен был ввести санкции против США – да и против Европы, за то, что Европа сотворила с Ливией.

Но вы на это не пойдете.