Гитлер был осторожным политиком, но при своей осторожности он однозначно отделял государство от церкви.

В том месте, где родился Гитлер, большинство населения исповедовало католицизм, но он не стал его ярым поклонником, хотя последовательно называл себя христианином и поддерживал христиан. Вот его слова:

«Мы не потерпим никого в наших рядах, кто нападает на идеи христианства… фактически, наше движение – христианское» [1].

В 1941 году Гитлер заявляет: «Партия хорошо делает, не вступая ни в какие отношения с церковью. У нас никогда не устраивались молебны в войсках. Пусть уж лучше – сказал я себе – меня на какое‑то время отлучат от церкви или предадут проклятию. Дружба с церковью может обойтись очень дорого. Ибо, если я достиг чего‑либо, мне придётся во всеуслышание объявить: я добился этого только с благословения церкви. Так я лучше сделаю это без её благословения, и мне никто не предъявит счёт».

И далее: «В наши дни человек, знакомый с открытиями в области естествознания, уже не сможет всерьёз воспринимать учение церкви: то, что противоречит законам природы, не может быть божественного происхождения и господь, если пожелает, поразит молнией также и церковь.»… «Поскольку любые потрясения суть зло, лучше всего будет, если нам удастся, просвещая умы, постепенно и безболезненно преодолеть такой институт, как церковь».

Вот более откровенное заявление Гитлера по поводу церкви от 3.12.1941: «Война идёт к концу. Последняя великая задача нашей эпохи заключается в том, чтобы решить проблему церкви. Только тогда германская нация может быть совершенно спокойна за своё будущее. Догматы веры меня совершенно не интересуют, но я не потерплю, чтобы поп вмешивался в земные дела. Сделав государство полным хозяином, мы положим конец организованной лжи. В юности я признавал лишь одно средство: динамит. Лишь позднее я понял: в этом деле нельзя ломать через колено. Нужно подождать, пока церковь сгниёт до конца, подобно заражённому гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать сплошь дураки, а слушать их будут одни старухи. Здоровая, крепкая молодёжь уйдёт к нам. Я ничего не имею против целиком государственной церкви, как у англичан. Но мир просто не может так долго держаться на лжи. Только в VII, VIII и IX веках князья, которые были заодно с попами, навязали нашим народам христианство. Раньше они жили без этой религии. У меня шесть дивизий СС, ни один из этих солдат не ходит в церковь, и тем не менее они со спокойной душой идут на смерть».

26.01.1942: «Кровожадность, подлость и ложь – вот что было характерно для этой эпохи. Я вовсе не считаю, что все должно оставаться так, как оно было. Провидение дало человеку разум, чтобы он поступил разумно. Именно разум говорит мне, что следует положить конец власти лжи. Но он же подсказывает, что в данный момент это сделать невозможно. Не желая способствовать распространению лжи, я не пустил попов в партию. И я не побоюсь вступить в борьбу и стану сразу действовать, если проверка покажет, что время настало».

27.01.1942: «Если бы не христианство, кто знает, какой была бы история Европы. Рим завоевал бы всю Европу, и его легионы отразили бы натиск гуннов. Именно христианство погубило Рим, а не германцы и гунны».

27.02.1942: «Я иду в церковь не для того, чтобы слушать службу. Я только любуюсь красотой здания». «21 марта 1933 года мы должны были идти в церковь, но я отказался. В партии меня никогда не интересовало, кто из моего окружения какой веры придерживается. Но я бы хотел, чтобы в радиусе 10 километров от моей могилы не было ни одного попа. Если подобные субъекты сумели бы мне помочь, я бы усомнился в Провидении. Я действую в соответствии с моими убеждениями и мыслями. Я не могу помешать кому‑либо молиться; но я не потерплю проклятий с амвона».

04.07.1942: «Но в одном мы обязаны быть непреклонны: любые петиции церкви, выражающие её намерение вмешаться в мирские дела, должны быть безоговорочно отвергнуты государством, которое даже не должно их рассматривать».

Обычно люди обращаются за помощью к Богу, когда им плохо. Это было характерно даже для Сталина. В моменты наибольших успехов гитлеровцев он обратился к Церкви за помощью или, во всяком случае, не препятствовал её активности. У Гитлера всё наоборот, если говорить об официальной религии. Но он верил в свою, суть которой системно так и не была изложена, хотя имела исторические корни.

09.04.1942, за ужином фюрер заметил: «Собственно говоря, удивительное дело, но такие христианские народы, как англичане и американцы, несмотря на все их молитвы, получили столь мощные удары от японцев, этих отъявленных язычников. Очевидно, бог стоит не за святош в Англии и США, а за героев‑японцев».

При этом Гитлер критически отзывался о церкви, о церковных служителях, но никогда не отрицал существование Бога, видя в нем защитников арийцев. Он считал, что Библию надо переписать, так как избранный народ является не евреи, а немцы, арийцы. Евреи же внесли недозволенные искажения в Библию. Религия стояла, в его понимании, на страже его политических амбиций [4]. Такая религия более соответствовала политическим интересам, задумкам Гитлера. Она и пропагандировалась им.

Он понимал, что когда человек не имеет внутри себя ощущение Бога, то управлять им сложно. Сложно устойчивой социальной среды. Но роль и значимость религии он ставил в функциональную зависимость от своих социальных, политических, идеологических взглядов, то есть от потребностей национал‑социализма. Сложилось двойственное отношение к христианству. С одной стороны, Гитлер считал себя христианином. И это понятно, иначе не завоевать большинства народа. С другой стороны, Гитлер считал возвращение к дохристианской религии необходимой предпосылкой возрождения духа немецкого народа. Как ни странно, но такая двойственность не отталкивала христиан и привносила в среду нацистов особые драйверы развития. История, прошлое давали немцам силу. Отличие их взглядов от догм христианства делало их не изгоями в религии, а особыми представителями древнего германского духа.

Государство в нацистской Германии взяло на себя многие функции социально‑экономического развития и его идеологического обоснования.

Рывок в развитии Германии в 20–30 годы ХХ века имел многие причины. Одна из них – использование немецкого государства как орудия достижения политических целей. Для этого были необходимые социально‑психологические и исторические предпосылки. Государство в Германии было традиционно сильным. Эта сила опиралась на особенности немецкого народа, склонного к дисциплине, порядку, исполнительности, к государственности при наличии сильной и умной власти. Эта сила опиралась на особенности чиновничества в Германии – дисциплинированного, послушного, исполнительного, неподкупного. Эта сила опиралась на сложившуюся ситуацию, когда единство под руководством государства было выгод‑но всем социальным группам населения Германии. И эта ситуация была понята и осёдлана нацистами.

5.5. Система управления потреблением, спросом со стороны государства

Спрос в обществе во многом обусловлен качеством населения. Так лица с чертами истероидности более потребляют руководствуясь принципом «здесь и сейчас», лица с чертами паранойяльности, с выраженной метапрограммой «будущее» склонны откладывать свой спрос, планируя стратегические решения порой на десятилетия. Родители многодетных семей в обществе с достаточным для их прокормления уровнем достатка, с относительно высоким уровнем образования, более предрасположены думать о будущем и руководствоваться им при принятии решений. Это и понятно. Так легче жить. Смотрят на детей и думают, что когда они вырастут… А дальше идёт планирование…

Упор на будущее в структуре потребления немецких семей был связан и с идеологическими установками нацистской партии, с общей атмосферой в стране, которая стремилась отвоевать свои позиции лидера в мире. Цели нации были в будущем.

Отсюда – дать нормальное питание детям, работающим, старикам и уверенность в будущее, связать вклад в настоящее с получением отдачи в будущем – ведущий фактор формирования спроса в государстве, которое само устремлено в будущее. Во всяком случае, такие потребности стоят на втором месте после удовлетворения минимальных, разумных потребностей. И важно, чтобы разговоры о будущем были не только словами. Поэтому был взят курс на обеспечение немецких семей самыми современными товарами.

Народный автомобиль – одно из важных направлений реализации этого курса. Гитлер даже собственноручно сделал эскиз такого автомобиля и в 1938 году заложил первый камень в фундамент завода «Фольксваген». К июлю 1939 года завод уже дал первую продукцию. Планировалось продавать машины в кредит. Цена автомобиля по прайсу завода была менее 1 тысячи марок. Предполагалось выплачивать кредит по 5 марок в неделю в течение 4 лет. При заработке в конце 30‑х годов в неделю до 100 марок отчисления составили бы около 4 % от средней заработной платы. Сбыться этому плану помешала война. Завод перешёл на выпуск военной техники.

Но массово выпускалась другая продукция широкого потребления. К 1940 году вся Германия была обеспечена радио‑приёмниками! При этом были как дорогие, высококачественные радиоприёмники, так и относительно дешёвые. С 1936 года в рейхе появилось телевидение. Как раз перед открытием олимпиады.

Спрос немецкого народа управлялся идеологическими установками. Первостепенное значение придавалась росту производства продуктов питания. Частный собственник на селе – реальная опора нацистского режима. Поэтому вкладывание средств в сельское хозяйство кроме обеспечения населения продовольствием имело и цель привлечения на свою сторону крестьян, фермеров. С февраля 1933 г. и до начала 1936 г. дотации сельхозпроизводителям составили 3,5 млрд. рейх марок. Это половина доходов крестьян за 1933 год. Долги сельских производителей уменьшились. Их просто списывали .

Принятые меры позволили на 20 % поднять сельскохозяйственное производство. Доходы крестьян от продажи своей продукции выросли с 6,5 млрд. марок в 1933 г. до 10,5 млрд. в 1938 г. И, тем не менее, они составили только 60 % от уровня предкризисных годов Веймарской республики. Обеспечение населения салом, мясом, растительным и сливочным маслами, бобовыми культурами было недостаточным. Но бóльшая часть иностранной валюты шла на закупку сырья для производства вооружений. И здесь было не до идеологии – обеспечить бы прожиточный минимум.

Но в некоторых вопросах именно идеология управляла спросом. Это касалось, например, вопросов моды. Управляя вкусами немецких женщин, можно было поддерживать спрос на продукцию немецких швейных фабрик.

Влияние на женщин в этом аспекте исходило из имеющихся традиций и было достаточно продуманным. Ещё в начале XX века женское подразделение Wander Vogel заявляло, что одежда немецких женщин должна отличаться от французской моды, быть здоровой, приятной на вид, практичной. Geusenmadels – молодёжная женская группа, близкая к правым силам, отвергала зарубежную негерманскую моду, так как она несла чуждый дух во внутреннюю духовную жизнь немцев. Акцент на германскую моду в противовес женской моде из других стран, способствовал не только формированию единого, особо германского духа среди женщин, но и сближению с теми силами, которые ранее выступали с подобными заявлениями.

Женщины Германии поддерживали своих мужчин, которые на полях сражений сталкивались с французами, тем, что отказы‑вались носить юбочки французских фасонов и высокие каблуки. В то время как их братья и отцы на западном фронте воюют с французскими войсками, ношение французской одежды приравнивалось к своеобразной форме предательства фронтовиков. Публиковались каталоги одежды, которую немкам подобало носить в военное время на работе и дома.

Это движение в сознании немецких женщин перехватили специалисты по нацистской пропаганде и умело направили в русло нацистской идеологии. Но духовный порыв немецких женщин имел и экономическую поддержку. Немецкие текстильщики осознали, что подобный подход увеличит их прибыль. Они стали поддерживать собственно немецкую моду. Более того, стали её пропагандировать за рубежом. Экспорт немецких швейных изделий стал расти и превратился в один из важных статей экспорта.

Этот процесс начался ещё до прихода фашистов к власти. Уже к середине 1920‑х годов берлинская площадь Хаусготсплатц стала международным центром моды, особенно в области готового женского платья. Хотя состоятельные немки все же ездили в Париж, Вену, Лондон и отдавали немалые деньги за творения иностранных модельеров. Конечно, это было не выгодно производителям немецкой одежды. С их подачи в 1923 году Имперский союз призвал к всеобщему и полному бойкоту французской одежды. Естественно, большинство женщин, которые не ездили за дорогими покупками за рубеж, с охотой объясняли свои национальные, то есть более практичные и дешёвые одежды, своим патриотизмом. Всё психологически тонко.

Представители нацистского режима видели эти тонкости и использовали в своих интересах в борьбе за немецких женщин. Усилия нацистов в этой области были существенными. «Баварский стиль» пробился в ведущие мировые журналы мод. Гитлер публично демонстрировал своё восхищение традиционными немецкими костюмами, связывал национальные костюмы с имиджем истинных немок: непьющих, некурящих, не пользующихся косметикой, принадлежащих к расе «матери народа», чья главная функция – Kinder, Kuche, Kirche – дети, кухня, церковь.

Нацистские издания были на стороне немецкой моды. Вот одна из публикаций 1932 года в нацистском сборнике: «Мы должны противостоять чуждой моде хотя бы из одного только чувства национальной гордости; к тому же то, что считают модным маленькие брюнетки‑француженки, совершенно не идёт светловолосым и голубоглазым немкам» [3]. Все эти публикации, всё, что делалось в области моды, как и в области влияния на женщин, воспитания молодёжи исходило из положений Гитлера, сформулированных их в его книге «Майн Кампф».

«Вопрос об одежде тоже имеет известное значение. Наша молодёжь должна одеваться так, чтобы это содействовало указанной цели. Просто жалко смотреть, как наша молодёжь становится жертвой глупейших мод. Старинная пословица – по платью встречают – получает самый извращённый смысл».

Мода немецкой женщины рассматривалась нацистами как элемент нацистской культуры, как элемент достижения национального единства в противовес другим нациям.

Проблема моды, борьба за немецкое национальное одеяние решалась и в аспекте борьбы с еврейством. Средства массовой информации пестрели сообщениями о том, что вся швейная промышленность принадлежит евреям. Следовательно, для восстановления национального духа, производства все большего числа немецких костюмов, одежды в немецком стиле, необходима национализация этих фабрик. Приводимые цифры на этот счёт были явно завышенными, но они делали важное в нацистской пропаганде – подталкивали женщин к поиску козлов отпущения среди евреев.

Антисемитские и националистические лозунги между мировыми войнами естественно вплелись в сознание немецких женщин и к моменту прихода нацистов к власти аргументация уже была сформулирована. Осталось только заставить её служить целям нацизма. Благородная, преданная немецкая женщина гордится своей семьёй, своим мужем, немецкой одеждой, то есть одеждой, созданной арийскими модельерами и промышленниками. Так она борется с чуждыми еврейско‑французскими влияниями.

Нацистские газеты, журналы публиковали статьи на эту тему, систематически, искусно сочетая собственно эстетические вкусы с нацистским восприятием моды и мира в целом. Но слова – это одно. Гораздо важнее практическая реализация, поведение самих женщин.

Форма членов «Союза немецких девушек» состояла из закрытой белой блузки с короткими рукавами, чёрного галстука, темно‑синей не укороченной юбки, белых носков и коричневых кожаных туфель. Никаких украшений, только единообразие и тождественность. Нацистские издания требовали девушек придерживаться естественности, простоты, отказываться от косметики, не одевать никаких украшений, заплетать волосы в аккуратные немецкие косы. Не только одежда, даже косы должны быть немецкими. Идеологическое воздействие было направлено против кокетства отдельных лиц, за формирование единого немецкого духа у девушек [3].

Печатный орган CC «Das Schwarze Kops» утверждал, что одежда, которая поддерживает не арийский стиль не является духовно здоровой. Женщинами предлагалось участвовать в программе «Лебенсборн». Участникам этой программы уже запрещалось красить губы и ногти, выщипывать брови. Румяна в соответствии с этой программой должны быть следствием физических упражнений, а не красок и косметики.

Конечно, далеко не всякая женщина согласится с этим. Но в условиях низких заработных плат, не очень хорошего питания такой подход поддерживался. И хотя не всеми, и хотя нередко это были защитными реакциями, но тем не менее, это принималось большинством немецких женщин, а значит, это влияло на общий моральный дух в Германии, это влияло и на мужчин.

Специалистом по пониманию души немецкой женщины в Германии в те годы считался министр пропаганды Геббельс. Он в своих выступлениях постоянно изобличал французскую и еврейскую моду. А жена Геббельса Магда была почётным председателем неофициального Дома моды и предлагала немецким женщинам одежду, которая соответствовала требованиям, ожиданиям его мужа. Эта организация имела право ставить на своей продукции ярлык «Немецкая мода».

За этим стояли вполне конкретные интересы немецких промышленников, которые прибирали к рукам остатки имущества еврейской индустрии моды в Германии. С этой целью (ариизация немецкой моды и поглощение швейной промышленности немцами) в 1933 году была основана и «Ассоциация немецких производителей арийской одежды», то есть сразу после прихода нацистов к власти. Здесь фабриканты уже не маскировались даже в названии. В 1938 году была основана ещё одна подобная организация, оказывающая активное влияние на развитие арийской швейной промышленности. Её деятельность совпала с массовой миграцией евреев. Результат: к 1939 году все отрасли, которые одевали, обували немецкий народ, были очищены от евреев. Все дома моды были насильственно закрыты либо выкуплены не евреями и переименованы.

Нацистский дух утверждался и через то, что ежедневно, ежечасно соприкасалось с кожей, телом немцев. А разве хоть одна женщина скажет, что она носит плохое платье, костюм, шарф? Что носит женщина, то, как минимум, считается элегантным, красивым теми, кто её любит, кому она дорога. А немецкие женщины могли завоевать сердца мужчин. Победа в моде, в одеянии немецкой женщины невольно перетекало в победу нацистской идеологии. Немцы стали привыкать, а зачастую и любить одеяние своих жён, невест, матерей, которое выражало суть нацистской идеологии. Тем самым воспринималась и сама идеология.

Важно не только, чтобы человек что‑то сделал, но чтобы он сделал определённый вывод из сделанного. Собственный урок из проблемной ситуации – это смыслы жизнедеятельности в дальнейшем. И это не было пущено нацистами на самотёк. Этим занималось Имперское женское управление. Это делалось через издание книг, плакатов, брошюр, открыток, через курсы, выставки и т. д. Делалось то, что было затребовано жизнью. Не стало в связи с войной бумаги – стали учить, как делать несколько выкроек на одном листе бумаги. Не стало продуктов питания – стали учить, как приготовить пищу из суррогатов. Не стало хватать обуви – стали учить, как починить обувь и т. д.

Поэтому управление спросом маркетинговыми, идеологическими методами было более оправдано до начала войны. С началом войны всё самое необходимое стало дефицитным. Спрос был сконцентрирован на самом необходимом и был сдвинут в будущее.

В будущем немецкие фермеры были настроены получить богатые земли на востоке, в будущем дети фермеров, став офицерами, надеялись получить и соответствующий социальный пакет после войны, в будущем немецкие домохозяйки рассчитывали на помощь своих кормильцев, за которых получали немалые деньги, в будущем крупные промышленники надеялись завоевать мировой рынок и работали на эту цель… Всё потребление, весь спрос смещался в будущее. И что характерно – в эти обещания верили, верили, что в будущем получат всё… Несли последние деньги на автомобиль, который будет выпущен в будущем… И верили, что получат его.

Управление спросом в Германии сводилось к формированию веры, что в будущем всё будет хорошо… Надо только хорошо потрудиться сегодня… И трудились.

В этом – коренное отличие управления спросом в фашистской Германии, от того, которое практикуется во многих развитых странах сегодня. В развитых странах берут кредиты, которые проедают сегодня, надеясь отдать их в будущем. В фашистской Германии все работали на износ сегодня, вкладывали свои силы, деньги в будущее и надеялись его получить. А тот спрос, который можно было удовлетворить сегодня, сейчас, накрепко связывали со своей идеологией.

Таким образом, государство активно управляло как потребительским, так и инвестиционным спросом в стране.