Между Гитлером и генералами Вермахта были сложные отношения. Высшие офицеры были элитой общества, складывавшейся не один век. Военная элита, занимала в обществе вполне определённую нишу, была в каком‑то смысле наследственной и предъявляла к самой себе вполне определённые требования. Эта элита мыслила чаще конкретными категориями, все военные были носителем определённого психотипа, который менее всего был подвержен воздействию мягких сил, на чувствовании которых строил свои решения Гитлер.

Гитлер создавал новую элиту, на которую опирался в проведении своей политики, но отказаться от услуг военных он не мог. Не мог также и переделать их сложившийся веками менталитет. Далеко не все военные вообще разделяли идеи нацизма, воевали не столько за Гитлера и фашизм, сколько за величие Германии. Но цели у Гитлера и военной элиты в итоге совпадали. Не совпадали те способы, которыми предлагалось их достигать. Отсюда и постоянные конфликты Гитлера с его генералитетом.

Генералы опирались на точный расчёт, который, как показывает история, позволял им добиваться быстрых побед. Гитлер чувствовал глубже, но не мог перевести своё чувствование в логические доказательства, понятные военным. Оставалось только приказывать. Приказы выполнялись, но без понимания смысла того, что предлагалось делать. Сознание военных «восставало» против таких приказов, но все эмоции загоняли внутрь, что уже мешало принятию точных, взвешенных, рациональных в конкретной обстановке решений.

Они были вызваны как скрытым непринятием генералитетом Гитлера в элитную часть общества, так и стремлением Гитлера ответить взаимностью офицерам и генералам, которые воспринимали его как ефрейтора. А он чувствовал истинное отношение к себе. Но психологическая несовместимость была обусловлена и разным типом мышления типичного военного и Гитлера. Интуитивное мышление давало свои плоды, когда Гитлер был в здравом уме и адекватном психическом состоянии. При потере такого состояния терялось и преимущество, точность интуитивного мышления. Аналогично как у целителей с необычными свойствами непонятным образом видеть, чувствовать болезни людей и исцелять их. Известно, что многие целители теряли эти свойства в силу попадания под влияние денежного, материального фактора, изменения сути их личности в сторону от высокой нравственности.

При этом по инерции, в силу иных, пока до конца не понятных причин, повышенная чувствительность, интуиция сохраняется у отдельного человека, когда он начинает служить силам зла. Но в этом случае он теряет резонансы с теми, кто его окружал ранее, у которых в душе силы добра перевешивают силы зла. И чем более Гитлер шел в сторону сатанизма, тем более он терял резонансы с немецким народом. Одним из признаков этого является рост количества покушений на А. Гитлера по мере роста зверств фашистов. То есть бессознательное немецкого народа стало сопротивляться навязанным ему идеям. Поэтому резонансы с переживаниями немецкого народа стали пропадать. А с военными у него вообще такие резонансы просто не просматривались.

Неудачи и утеря возможности понимания людей, скорее всего, «выбили» его из состояния равновесия, чувствования мягкой силы, в котором он до того находился. Отсюда и рост его психопатичности.

Ещё один довод. Нельзя везде быть сильным (Клаузевиц). Гитлер мог, конечно, разобраться в любой конкретной ситуации, но взяв управление вооруженными силами на себя, он, видимо, растворился в деталях. Просто не имел всей необходимой для адекватной оценки обстановки информации или просто не успевал её «переваривать». В итоге – известный результат. По своему психотипу Гитлер серьёзно отличался от психотипа типичного генерала. Причём, эти психотипы настолько различались, что не могли бесконфликтно существовать, находясь рядом.

Гитлер поступил так, как поступал всегда в подобных ситуациях. Между собой, как главнокомандующим, и основной массой генералов он создал своего рода прослойку из тех генералов, кто психологически с ним был совместим, и наделил их соответствующими властными полномочиями.

В 1938 году он по сути создал свой личный штаб – Верховное командование (ОКВ), которому подчинил виды вооружённых сил. Генеральный штаб начал действовать на правах штаба сухопутных сил.

Во время войны ОКВ выполняло роль ставки Гитлера. Начальником штаба ОКВ с 1940 года и до конца войны был генерал‑фельдмаршал Кейтель, оперативный отдел возглавлял Йодль, разведку и контрразведку – Канарис. Как выразился генерал Варлимонт, высший военный штаб Германии «работал на одного человека и управлялся его интуицией и ошибками».

Кроме этого, «своих» людей пытался поставить и во главе видов вооружённых. В ВМС – это гросс‑адмирал Дёниц, который с 1935 года по 1943 год командовал подводными силами, а в 1943 стал главкомом ВМС. Видимо, психологически Дёниц настолько устраивал Гитлера, что перед свои самоубийством тот назвал его своим преемником на посту президента и верховного главнокомандующего. В ВВС – это Геринг, который руководил возрождением люфтваффе и стал главкомом ещё в 1935 году.

С сухопутными силами, наиболее много численными, Гитлеру не повезло, он так и не смог подобрать устраивающую его кандидатуру и в декабре 1941 года принял командование на себя. Характерно, что ни с моряками, ни с лётчиками у Гитлера проблем не было, так как непосредственно с ними он не сталкивался, этим занимались Дёниц и Геринг. Проблемы были с сухопутными генералами, с которыми он вынужден был общаться сам.

У Гитлера были попытки назначить на ведущие посты в армии подходящих для него генералов, например, в 1938 году – активного нациста генерала Райхенау. Не получилось. Главкомом сухопутных сил стал Браухич, на кандидатуре которого настаивали военные. Для Гитлера это обернулось постоянным конфликтом с командованием сухопутных войск.

Логика мышления его и генералов была разная как при планировании военных операций, так и при кадровых назначениях.

Естественно, это напрягало и ту, и другую сторону при каждом акте общения. Сухопутные генералы не понимали Гитлера и не удивительно, что тот их ненавидел за это. Он постоянно устраивал им разносы и взбучки, доходившие, по их мнению, до издевательства. «Венцом» таких взаимоотношений стало покушение на Гитлера 20 июля 1944 года и жесточайшая расправа с участниками неудачного заговора. Это был ответ и за те переживания, когда Гитлер чувствовал, что генералы недолюбливают его. Его интуиция подтвердилась. Как тут не верить в нее?

Если в начале военных действий Гитлер пытался разъяснить суть своих приказов, то в конце говорил: «Мне не нужно, чтобы генералы понимали меня, но я требую, чтобы они подчинялись моим приказам». Довели?

Такой подход имел отдалённые последствия. Фюрер попросту не успевал отдавать приказы, что особенно ясно обозначилось с 1943 года. Это привело к тому, что при быстро меняющейся обстановке почти все приказы устаревали до того, как доходили до исполнителя. Генерал Шпейдель: «Обычно его приказы не соответствовали ситуации, сложившейся ко времени, когда они были получены».

Фюрер говорил Кейтелю, что должен проявлять недоверие буквально к каждому: «Я просто‑таки обязан быть недоверчивым». Кессельринг по этому поводу: «Подобная скрытая враждебность была могилой для всех проявлений инициативы, наносила ущерб единству нашего командования и приводила к бесполезной трате времени и сил».

Гитлер мыслил стратегически, «видел» далеко и все подробности его раздражали. Он давал указание, а потом под это указание велись расчёты. Кто попадал в такую логику работы своим сердцем – был рядом. Кто противился – убирался от дела, в том числе и целой командой.

Фюрер не любил появления вокруг себя новых лиц. Поэтому со многими людьми провёл все годы своего 12‑летнего правления. Среди сухопутных генералов таковыми оказались Кейтель и Йодль. По мнению генерала Зенгера, ни тот ни другой не пользовались уважением в военных кругах. Но Гитлер доверял им, с ними ему было комфортно. Он не любил отправлять их на фронт, боясь, что те попадут под влияние боевых генералов.

Гудериан считал Кейтеля неплохим человеком, но попавшим под влияние фюрера, которому не мог сопротивляться. Он обладал всеми придворными качествами, умел угождать Гитлеру, предугадывать его желания и подстраиваться под них. Однако, отодвинув офицеров Генерального штаба на вторые роли, нельзя было рассчитывать на их искреннюю лояльность. В среде военных за неспособность отказать Гитлеру, Кейтеля называли «Да‑Кейтель», а за согласие со всем, что говорит Гитлер, – «Кивающий осел».

Гитлер мыслил интуитивно. Генеральный штаб – формально‑логически. Он понимал, что не победив Францию, Германия никогда окончательно не встанет с колен. Генералы считали, что это невозможно, так как наступать придётся через линию «Мажино», преодолеть которую вермахт не в силах. Гитлер поступил проще – ударил через Бенилюкс, наплевав на суверенитет Бельгии и Голландии. Генерал Кребс потом говорил по этому поводу: «Он больше не слушает нас, офицеров Генштаба, после того как мы отговаривали его от кампании против Франции и называли линию „Мажино“ непреодолимым препятствием. Он сделал это вопреки всему, и нам приходится заткнуться, если мы не хотим потерять свои головы». Гитлеру нужны были предложения как выполнить его приказ, а не объяснения невозможности его исполнения.

К весне 1941 года авторитет фюрера достиг наивысшей точки. Именно по его замыслу был достигнут грандиозный успех Балканской кампании. Поэтому, когда шло планирование операции «Барбаросса», Гитлеру уже никто не возражал.

Гитлер интуитивно чувствовал, что руководство Генштаба необоснованно препятствовало созданию полноценного командования армией, самостоятельных Люфтваффе, танковых войск, ратовало за сохранение старых видов вооружения. Генштабисты возражали против нападения на Польшу, Францию. В этих вопросах Гитлер принимал решения вопреки мнению Генштаба.

После поражения под Москвой фюрер заявил генштабистам: «Вы не только завзятые трусы, но ещё и закоренелые лгуны! Школа Генштаба приучает лгать и обманывать! Вы предоставляете мне неверные данные». «Я всегда оказываюсь прав! А эти идиоты из Генштаба никак не хотят мне поверить!» Гитлер считал, что штабные офицеры манипулируют данными с фронта, чтобы заставить его принять подготовленное ими решение. 23 июля 1941 года Гальдер писал в дневнике: «Всегда наблюдавшаяся недооценка возможностей противника принимает постепенно гротескные формы и становится опасной… О серьёзной работе теперь не может быть и речи».

Недоверчивость Гитлера к своим генералам имела разные составляющие. Одна из них – Гитлер чувствовал так называемые защитные реакции генералитета, когда те пытались прикрыть свои действия теми или иными объяснениями. Так измотанность войск, психологическая неготовность к боевым действиям и перерыв по этой причине в боях, оправдывались плохой погодой. Гитлер чувствовал, что его обманывают, но не стремился понять по какой причине. Ему было достаточно самого факта обмана, чтобы отказаться воспринимать всю остальную достоверную информация. Его логика не понимала и не принимала логики генералов. А те мыслили и докладывали так, как их научил опыт предыдущей войны, как их учили в военных училищах и академиях, как диктовала их личность. Это был разговор на разных языках. Вместо того, чтобы понять психологическую суть рассуждений своих генералов, он создал, например, свою службу извещения о погоде на полях боевых действий.

Своё видение Гитлер привнёс и в военную стратегию. Ему принадлежат идеи ряда успешных военных операций, проведённых вопреки логике и доводам Генерального штаба. В частности, наступление против Франции, завершение окружения англо‑французской группировки с её панической эвакуацией из Дюнкерка и др. Но Гитлер, по мнению фашистских генералов, несёт ответственность за приостановку наступления на Москву, за маниакальное стремление любой ценой удержать Сталинград и т. д. Игнорирование мнения генералов в одних случаях приводило к громким победам, в других – к очевидным провалам. Характерна в этом отношении его реакция на совещании в мае 1943 года, на котором обсуждался вопрос переброски дивизии «Герман Геринг» из Сицилии. Гитлер категорично заявил: «Самое главное – это не паромы, а воля». Но воля – это слишком мягкая сила по отношению к паромам в данной конкретной ситуации.

Интуиция Гитлера давала сбои. Они стали системными после нападения на Россию.

Проблемы в отношениях между Гитлером и его генералитетом были многоплановыми. Гитлеру было неуютно в тех социальных группах, которые он не чувствовал, а потому не понимал. Это элита, представители высшего общества, генералитет, дипломаты и др. Но он чувствовал простого немца, а точнее ту мягкую силу, которая формировалась подавляющим большинством населения. Всё, что не совпадало с основным трендом, было для него непонятным, вызывало напряжение и неадекватные с точки зрения старой элиты действия.

Между генералитетом и Гитлером было и психотипологическое несовпадение. Гитлер чувствовал мягкую силу, принимал решения на основе интуиции данного типа, а генералитет был чужд такого мышления, такого мировосприятия. Понимание стратегии, тактики ведения военных действий через мягкую силу – вне миропонимания типичного военачальника.

В самом деле военных учат рассчитывать соотношение сил и средств, сравнивать у себя и у противника количество артиллерии, живой силы, плотности огня, учат рассчитывать количество боеприпасов, которые нужно выпустить за 1 час огневой подготовки на 1 квадратный километр фронта и т. д. и т. п. Всё это – вполне понятные, осязаемые факторные причины, всё это можно измерить, взвесить, рассчитать А мягкая сила проходит как бы вне этого мышления, хотя действует не менее реально.

Более того, есть теоретические изыскания на этот счёт.

В этом отношении выводы немецкого военного теоретика Дельбрюка относительно военного дела Древнего Мира были революционными. Он показал, что численность армий древности преувеличена в источниках. Он показал, что победитель, как правило, имел больше войск, чем побеждённый. А как это не хотелось принимать военачальникам, которые считали, считают и будут считать, что многие, если не все битвы выигрываются за счёт верных решений, высокого морального духа, отваги самих военачальников.

Дельбрюк доказал своими изысканиями, что превосходство римских армий над варварами основывалось не столько на дисциплине и более совершенной тактике, а более на системе снабжения. Система снабжения вкупе с массовым производством оружия позволяла поставить в строй большее количество воинов. И этот фактор перевесил все остальные. Но он как бы невидим. Да и признавать его решающим – значит прямо или косвенно умалить значение личного мужества, храбрости, дальновидности решений военачальников. Характер воинов таков, что он живёт признанием своих заслуг, ради такого признания он идёт в бой и на смерть. Один из сильнейших мотивов воинских успехов, постоянной готовности к смерти в бою – стремление к славе, признанию. А получается, что главное – оружейники (развитие экономики) и снабженцы, то есть те, кто не «нюхает пороха». Да какой военный с типичными чертами успешного полководца согласится с этим?

Но именно эти незримые причины, эти мягкие силы и решают в конечном счёте будет поражение или победа. Исходя из этих малозаметных, в глаза не бросающихся факторов, по‑новому представляются многие сражения. И Дельбрюк дал свою интерпретацию таких сражений как Марафон, Гавгамелы, Зама. Римляне могли содержать крупные армии. Варвары не могли этому противопоставить соизмеримую силу. Один вооружённый воин, второй, третий… тысячный… стотысячный… А в ответ один конник, второй, сотый… И все… И пусть конники будут иметь прекрасную подготовку, пусть у них будет высочайший дух, но будучи голодными день, второй, третий, они проиграют битву хорошо накормленной и вооружённой, обученной массовой армии.

На этот счёт есть данные из военной истории, мнения крупных полководцев. Это и мнение Наполеона. Он описывает бой малоискусной в верховой езде, но дисциплинированной французской кавалерии с мамлюками, в то время безусловно лучшей в единоборстве, но недисциплинированной конницей. «Два мамлюка безусловно превосходили трёх французов; 100 мамлюков были равны по силе 100 французам; 300 французов обычно одерживали верх над 300 мамлюками, а 1 000 французов всегда побивали 1 500 мамлюков».

«Подобно тому, как у Маркса определённая, хотя и меняющаяся, минимальная сумма меновой стоимости необходима для того, чтобы сделать возможным её превращение в капитал, точно так же у Наполеона определённая минимальная величина конного отряда необходима, чтобы дать проявиться силе дисциплины, заложенной в сомкнутом строе и планомерности действия, и чтобы эта сила дисциплины выросла до превосходства даже над более значительными массами иррегулярной кавалерии, имеющей лучших коней, более искусной в верховой езде и фехтовании и, по меньшей мере, столь же храброй»[1]. Чем больше по численности армия, тем большую роль в победе играет организация, снабжение армии, её систематическая подготовка.

Взгляды Дельбрюка во многом совпадали со взглядами Клаузевица. В своё время Клаузевиц выделил две стратегии ведения боевых действий – измор и сокрушение. Измор есть не что иное как использование мягкой силы при влиянии на неприятеля, при ведении войны. Сокрушение есть не что иное как использование собственно военных факторов ведения войны. Это вооружение войск, их численность, решение на манёвр и т. д. Выбор между этими двумя стратегиями во многом зависит от соотношения политических, экономических и собственно военных условий.

Дельбрюк пришёл к выводу, что из‑за численного превосходства противников, Фридрих Великий был вынужден уклоняться от типичных способов ведения войны. Пруссаки под его руководством чаще применяли стратегию измора. А это есть нечто иное, чем типичное военное столкновение сторон. Здесь важен учёт растянутости войск, наличия снабжения, магазинов, лазаретов для раненых на территории, где ведутся боевые действия, поддержка местного населения и множество иных факторов, которые не сводятся к количеству орудий, снарядов, но в своей совокупности перевешивают эти факторы, если рассматривать процесс ведения войны в длительной перспективе.

Клаузевицу размышления Дельбрука были известны, но он чувствовал и дух военных. Этот дух не признавал за фактор победы количество подвод крестьян с зерном для кормления армии. Разве может типичный военный признать, что крестьянин с подводой сена для коней, более важен для победы в многолетней войне, чем сам всадник на коне? Нет, нет и ещё раз – нет. Напиши так – рассоришься с военными. Но Клаузевиц был и умён. Он понимал, что его труд будут читать потомки. В 1927 году, под влиянием взглядов Дельбрюка, за три года до смерти, он хотел переделать свой труд «О войне» так, чтобы каждый вопрос в нём рассматривался как с точки зрения стратегии сокрушения, так и с точки зрения измора, с точки зрения стратегии ограниченных целей. Дельбрюк не согласился с Клаузевицем, назвав подобные взгляды двухполюсной стратегией. Оба термина его не удовлетворяли, так как они обозначали совсем не то, что он имел в виду. А он имел в виду именно мягкую силу.

Немецкие военачальники, почувствовав угрозу своей славе, которой была противопоставлена слава крестьянина с повозкой сена или зерна, дружно набросились на Дельбрюка. С позиций сегодняшнего дня психологам понятны эти причины. Военные в своём большинстве, особенно военачальники, это лица с чертами маниакальности. Эти черты просто не допускают мышление на принижение своей личности, прямое или косвенное. Поэтому подобные факты, теории как бы вытесняются из их сознания. Кроме того, психотип успешного военачальника, тип его интеллекта связан с эффективностью формально‑логического мышления, а мягкую силу важно просто понимать, чувствовать.

Так не крестьяне с телегами важны сами по себе. Важен конечный эффект наличия сена для коней, питания для войск. Это отражается в моральном духе войск, в решениях молодых мужчин идти добровольцами в армию или нет, в их интеллекте, в системе подготовки войск. Ведь невозможно вести интенсивную подготовку, когда лошади и люди голодны и т. д. А такая связь восстанавливается не сразу, а погодя. Первый, второй случай отсутствия корма, моральной поддержки со стороны населения или любой иной формы влияния мягкой силы войска переживут. Более того, могут и выиграть сражение голодными. Но это может быть раз, два, три…, но не постоянно. При прочих равных условиях чаще сражения будут выигрывать войска хорошо вооружённые, оснащённые, накормленные, с поддержкой со стороны элиты, населения. Воюют намного лучше те воины, кому пообещали после войны наделы земли, более высокий социальный статус или нечто иное важное для данных людей. А это так же мягкая сила. Обычно в стратегическом плане побеждает та армия, на чьей стороне мягкая сила и её больше, чем у армии противника. А вот из сознания военачальников этот факт вытесняется. Их карта мира включает их решения, их действия, их находчивость и т. д. Что касается карты мира младших командиров, то у них ещё меньше шансов почувствовать влияние мягкой силы на результаты боя.

Поэтому в истории военного искусства просто не анализируется влияние мягкой силы на исход войны. Этот анализ более принадлежит экономистам. Они подчеркивают важность такого факта как снабжение войск, поставки оружия, снаряжения и др. Военные признают это за фактор победы, но как‑то в стороне от планирования операций, от принятых решений. А вот Гитлер чувствовал такую взаимосвязь, он чувствовал мягкую силу… Он чувствовал, когда другие эту силу чувствовали и руководствовались ею, а когда нет. Гудериан в июле 1944 г. был назначен начальником ОКХ, он неоднократно предлагал назначить начальником главного командования Вермахта Манштейна, заменив им Кейтеля. Ответ фюрера: «Манштейн, возможно, и является самым лучшим умом, рождённым Генштабом, но он может оперировать только свежими дивизиями, а не развалинами, которыми мы сегодня располагаем». Расчёты для свежих дивизий будут иными, чем для дивизий, истрёпанных в боях. Это разные расчёты. В одном случае нужна математика, в другом – чувство других людей, интуиция.

Конечно, нельзя отрицать важности факторных сил в военном деле. Более того, сами военные всегда говорили о важности военно‑технического превосходства над противником в успехе любой военной кампании. Пример. Англичане первыми создали линейный корабль (скорость – выше, чем у всех, пушки стреляют дальше всех. Неуязвим на море) и Англия стала владычицей морей. Ермак своими немногочисленными отрядами, но вооружёнными пищалями, покорил Сибирь, государства которой, как показывают исторические исследования, имели приличные армии. Но и вооружение надо уметь применять. Здесь уже на первый план выступает военное искусство и обученность войск, то есть собственно военные. Новое вооружение даёт новые возможности по решению по сути однотипных задач, стоящих перед войсками в войне. Пример тому Гудериан, который с горсткой танков (иногда у него было всего три на ходу), достойно воевал в Африке.

Кроме того, всегда были умные командиры и командиры иные. Были и гениальные полководцы, которые умело использовали и внезапность, и дезинформацию, и манёвр, оказываясь там, где их никто не ждал. Но маневрировать можно только обученными и накормленными войсками и лошадьми (танками). 1000 французов побивали 1500 мамелюков своей организацией, руководством, обученностью, которая достигается упорными тренировками, и дисциплиной.

Но нельзя так же пренебрегать и мягкой силой.

Интуиция Гитлера, его способность оперировать мягкой силой проявлялась многообразно. Он понимал, что взятие Москвы решает многие политические вопросы. Но Наполеон взял Москву, а войну России проиграл, так как его изолировали от нормального снабжения. Вермахт, проваливший блицкриг, оказался в сложной ситуации. Запасов вооружения и предметов снабжения явно не хватало для продолжения наступления по всем направлениям. Встал вопрос о выборе приоритета.

Москва, конечно, важна с политической точки зрения, но с военной точки зрения Сталинград – это супервоенная цель. Именно владение Сталинградом в значительной степени определяло победителя в этой войне. И Гитлер это понимал, может быть более отчётливо, чем кто бы то ни было. Важность Сталинграда, конечно, понимал и Сталин, который этот город отстаивал в Гражданской войне. Поэтому не также тяжелейшая ситуация под Москвой, а положение в Сталинграде родило приказ «Ни шагу назад». Поэтому и Гитлер никак не соглашался на отвод своих войск из‑под Сталинграда, отвергая все доводы военных.

Генералы не понимали, на какие «данные» опирается подчас Гитлер, отдавая те или иные приказы. За такой стиль мышления некоторые генералы полагали его просто умалишённым. А он и эти их чувства к себе был способен воспринимать. Но все отставки высшего военного руководства Вермахта всегда были следствием провалов на фронте. Он мог терпеть любого, кто добивается побед, и всегда тянул его наверх. Так безбоязненно действовать может лишь абсолютный диктатор, окружённый элитой, готовой ради него на всё. И такая элита у Гитлера была. Он её сам себе создал. Но она слабо чувствовала, понимала кумулятивные причины.

Не лучше ли лишить советскую армию бензина, нефти, которая шла на фронт с юга через Волгу? Нет горючего для одного советского танка, другого, третьего… тысячного… Нет горючего для одного самолёта, второго… тысячного… И вот иной исход войны. За такое мышление некоторые фашистские генералы признавали Гитлера умалишённым. У генералов иная логика, чем кумулятивная, чем та, которая учитывает при принятии решений действие мягкой силы. Жертвами гитлеровской «логики» стали многие командиры вермахта: Браухич, Рунштедт, Лист, Бок, Гепнер, Лееб, Гудериан и другие. Фельдмаршала фон Рунштедта Гитлер отправлял в отставку трижды. Генерал‑лейтенант Кох за оставление без приказа г. Ровно весной 1944 г. сначала был приговорён к смертной казни, однако затем она была заменена разжалованием в майоры.

Лица, которые чувствуют мягкую силу, обладают интуитивным интеллектом, порой лишены способности проводить расчёты и подчиняться формальной логике. Все стратегические расчёты для Гитлера делали угодные для него генералы, которые не имели внутренних сил сопротивляться его решениям.

Поэтому конфликты, противоречия Гитлера и его генералов имеют под собой социальные причины (ефрейтор командует элитой Вермахта, ефрейтор лезет в сливки общества…), профессиональные причины (да не было у Гитлера достаточных военных знаний), но это и психологические причины. Он имел иные черты личности, иные черты характера, иной механизм принятия решений, построенный на чувствовании людей, на восприятии мягкой силы. В одних случаях это давало ему явные преимущества над лицами с формально‑логическим мышлением, а в других – делало его умалишённым в рамках их логики.

Военное дело специфично. Специфичны люди, которые связали свою судьбу, свою профессию с войной. В высшее руководство войсками пробиваются не только самые умные, самые храбрые, самые смелые, но и те, кто славу, почести, воинские звания ставит выше самой жизни.

Но это уже своего рода фанатизм, как заточенный на конкретную цель выход накопленной эмоциями энергии. Именно мягкие силы так своеобразно двигают человеком. Такие люди способны принять решение, отличающееся от того, которое вытекает из рациональной оценки обстановки, и добиться успеха, если в подчинении у них такие же «фанатики». Таких, преданных одной идее солдат, и «выковывал» Гитлер, его реальная политика в отношении своего населения. И это не только подавление инакомыслия. Это и дальние цели, которые он обозначил: крестьянам – восточные земли во владение и славянских рабов, СС‑овцам – статус новой аристократии и т. п. Именно эти генералы были «понятны» Гитлеру, именно их он и старался расставить во все ключевые позиции. А с другими, которых всё равно было большинство, он не находил общего языка. Наряду с этим отсутствие общего языка было вызвано и различиями в мышлении лиц, которые чувствуют, пронимают влияние мягкой силы, кумулятивных причин и тех, кто мыслит в рамках формальной логики, находится в плену факторных причин.

А раз так, то их мышление, выводы подчиняются иной логике. Их личностная сущность, их логика делает их военачальниками, полководцами, предопределяет их подвиги и доблести. Рисковать жизнью может не каждый. Но в этом заключена и такая особенность данных людей, которая уже не допускает логики, построенной на медленном, кумулятивном изменении ситуации. Кто не допускает влияние на процесс битвы сил, находящихся за рамками видимых на поле боя личностей. После битвы проигравших и выигравших военные специалисты обычно быстро находят среди сражавшихся. И лишь позднее начинают сравнивать уровень вооружения, снабжения, боевой подготовки войск. Да и то, чаще – историки. А в момент битвы не очень‑то понятно что стало причиной победы. Но люди в рамках своего миропонимания, своей логики находят их. Реально кроме факторных причин, кроме решений, действий командиров, военачальников, кроме соотношения сил и средств действуют мягкие силы. Но здесь так же чаще непонятно, что и как повлияло на исход битвы. Это ли влияние женщин, которые сзади войск были готовы принимать раненых и ухаживать за ними, обслуживать войска, морально укреплять их дух? Это ли влияние крестьян, которые во время и в нужном количестве подвозили припасы? Это ли влияние солнечного излучения? И хотя оно светит над двумя сражающимися армиями, но одной может помочь, а другой усугубить положение. Механизм этого связан с тем, что моральный дух не есть нечто застывшее. У одной армии он растёт, у другой падает. У одной армии солдаты начинают все больше и больше верить командирам. У другой идёт обратный процесс. А мы знаем, что при повышении солнечного излучения растёт эмоциональность войск. У одной армии может наступить быстрый прилив сил, а у другой – резкое падение морального духа. Все как при выборах. Но при выборах это отслеживается в проценте голосов, поданных за правящую и оппозиционную партию. А при сражении это выливается в росте или падении морального духа войск. Как его измерить? Этот процесс просто чувствуется теми, кто на это способен. Мягкая сила многолика, многоаспектна, имеет разные источники своего происхождения. Все эти источники знать и логически просчитывать их влияние просто невозможно. В то же время человеческий мозг, как антенна, улавливает эти влияния. Можно просто снимать показания с этой суперсложной и суперточной «антенны». Гитлер вышел из среды своего народа, обладал свойственными ему психологическими особенностями. Он хорошо чувствовал людей, частью которых являлся. Он сам был такой «антенной». Но вот за рамками психотипа типичного немца – терялся. Не знал он как вести себя с дипломатами, с представителями знатных родов. Дальние цели для такой категории населения заключались в сохранении того, что они уже имели, что в условиях появления новой элиты ставилось под вопрос. Ничего путного старой аристократии Гитлер предложить не мог. Поэтому минимум, что такие люди испытывали к Гитлеру, – это постоянная тревога и настороженность.

То же самое – с покорёнными народами. Так, идеей об особой миссии арийцев, он смог объединить немцев, но оттолкнул от себя другие народы. В связи с этим Гудериан отметил «Гитлер ухитрился объединить всех русских под сталинским знаменем»[2].

Гитлер обладал способностью чувствовать мягкую силу, которая сосредоточена внутри человека. Лица с повышенной интуицией как раз имеют такую способность. Одно чувствуют прекрасно. Другое не понимают совсем. Гитлер обладал способностью понимания немецкого народа. Вот что говорит Штрассер об этом его таланте: «Гитлер реагирует на биение человеческого сердца, как сейсмограф… реагирует с точностью, которой он не смог бы достичь сознательно, и которая позволяет ему действовать наподобие громкоговорителя, провозглашающего наиболее тайные желания, наименее допустимые инстинкты, страдания и личное негодование целой нации». Он не только считывал эти показания, но и действовал в унисон с ними.

Поэтому и все свои военные планы он строил с учётом той внутренней силы, которая присутствует в каждом немце. Эта сила ещё в мирное время была канализирована в одно идеологическое русло. Были сформированы цели, полностью соответствующие архетипу немцев, что позволило подчинить эту силу и направлять туда, где требуется её действие. Гитлер это понимал и требовал её учёта в планах любой военной операции.

Причина постоянного конфликта Гитлера со своими военачальниками состоит в том, что свои планы он строил с учётом чувствования мягкой силы, в том числе той внутренней энергии, которая постоянно присутствует в любом человеке и которую при правильном подходе всегда можно канализировать на достижение определённой цели. Когда цель, предложенная человеку, совпадает с его архетипом, то вся внутренняя энергия становится подчинённой достижению этой цели.

Воспитав солдата, как человека, в голове которого гвоздём сидит идея превосходства немцев над всеми иными народами, он снял моральные препоны по завоеванию чужих земель. Каждый солдат был носителем внутренней силы, не скованной особенно моральными ограничениями, но генералы, которые в массе своей были продуктом воспитания другой эпохи, – не понимали и не учитывали эту реальность в своих расчётах. Да и их мышление было более факторным. Они не могли чувствовать, понимать важность кумулятивных причин. Они могли осознанно действовать только в рамках факторных причин, а мягкую силу они не чувствовали, и потому для них она не являлась действующим фактором, хотя была реальной.