Как, однако, точно подметила Зинаида Гиппиус: «К юродству же в каждой русской душе премирная тяга»[1]. Поэтесса, свидетель всех распутинских приключений в Санкт‑Петербурге, полагала, что в самом старце настоящего юродства не было. А если что‑то и было, то закончилось оно «бабничеством»[2].

Григорий Ефимович был не первым «святым», представленным Николаю II и его супруге в Петербурге. До него в императорских дворцах побывало несколько весьма колоритных персонажей из мира целителей и предсказателей, тех, кого принято в наше время называть экстрасенсами. Оккультизм стал настоящей модой. Санкт‑Петербург, да и другие русские города, заполонили астрологи и хироманты, маги и чародеи. Как грибы после дождя росли оккультные кружки, в большом количестве издавались книги и журналы о магии. Особый интерес возник, как ни странно, к спиритическим сеансам – столоверчение стало повальным увлечением. Большой популярностью пользовались гастроли иностранных и отечественных предсказателей и гипнотизёров. В конце XIX столетия публичные сеансы проводил популярный «прорицатель» Осип Ильич Фельдман, практиковавший телепатию и магнетизм в последней четверти XIX столетия. Но прославился он тем, что вытащил упавшего в воду К.П. Победоносцева. Это неприятное происшествие случилось с обер‑прокурором Синода в Севастополе.

Григорий Распутин. Петербург. 1900‑е гг.

В 1884–1885 годах в России гастролировал «изобретатель и всемирно известный чтец чужих мыслей» Вашингтон Ирвинг Бишоп, чья загадочная смерть в 33 года привлекла больше внимания, чем нахождение им в зале спрятанных булавок.

Указанные примеры показывают, как мистика и шарлатанство ещё в 1880‑х годах начало проникновение в общественное сознание городских обывателей. В новом XX веке мода на магов и прорицателей стала в Санкт‑Петербурге и других крупных городах всеобщей.

Я уже писал, что черногорские княжны Милица и Стана, увлекавшиеся оккультизмом и мистикой, активно продвигали их в среде высшей знати. Через них (и их мужей) в царскую семью проник Григорий Распутин, «друг». Они же, вернее любовник (ставший мужем) одной из них, великий князь Николай Николаевич (младший) познакомил в Компьене в 1901 году императора Николая II с неким месье Филиппом, ставшим довольно быстро первым «другом» царской семьи.

Н.А. Филипп

Низье Антельм Филипп родился в 1849 году в деревеньке Луазье департамента Савойя. Интерес к народной медицине и знахарству начал у него проявляться уже в подростковом возрасте, а первых успехов на этом поприще достиг в 13 или 14 лет, когда подрабатывал в Лионе у родного дядьки, торговавшего мясом. Имея определённые способности к врачеванию и, в частности, к гипнозу, Филипп решил было получить медицинское образование, но не стал этого делать. Просто открыл в Лионе кабинет, где принимал больных, а одним из методов лечения была… молитва. Приём пациентов проходил на удивление просто: Низье спрашивал о болезни, а затем просил Бога исцелить больного. Так из мясника мэтр Филипп превратился во врача. Говорят, правда, что он начинал учиться на фармацевта, но бросил. Власти города штрафовали чудо‑доктора за незаконную врачебную деятельность, но особых успехов в борьбе с ним не добились. Страждущие выстраивались в очередь к чародею, «излечивавшему», по слухам, все известные болезни.

Первым, кто из знатных русских познакомился в Лионе с Филиппом, стал великий князь Владимир, и произошло это в сентябре 1900 года. Князь пригласил француза в Петербург, Филипп приезжал в столицу Российской империи, но пробыл недолго и вернулся на родину. Довольно быстро с целителем во Франции познакомились другие члены императорской фамилии, и вскоре Филипп предстал перед государем императором Николаем II и государыней императрицей Александрой Фёдоровной.

Вместе с великим князем Николаем Николаевичем (младшим), приведшим мсье Филиппа к царю, была и черногорская принцесса Стана. Она тогда много времени проводила в Ницце, где чуть ли каждый день посещала спиритические сеансы. И если Николаю шарлатана рекомендовал великий князь, то перед Александрой Фёдоровной за Филиппа слово замолвила именно черногорка[3]. В 1901 году мэтр обосновался при Дворе в Петербурге, его поселили в одном из царскосельских дворцов.

Здесь возникает законный вопрос: «Как это могло случиться? Кто виноват?». Конечно, определённую роль играла атмосфера, царившая в высших кругах империи. Но определяющим здесь всё же нужно считать личностные предпочтения самих Александры Фёдоровны и Николая II. Речь идёт об их интеллектуальном и духовном мире.

Принцесса Алиса Гессенская

О слабостях и заблуждениях царя, о предрассудках и наклонностях его супруги написано немало, нет смысла повторять всё это. Но некоторые любопытные сведения из их биографий упомянуть всё же стоит.

Конечно, молодая немецкая принцесса Алиса Гессенская, воспитанная при английском дворе, только что вышедшая замуж за наследника русского престола, и императрица Александра Фёдоровна, мать к описываемому моменту троих дочерей, – совершенно разные люди, в том числе и по мироощущению. Русский писатель и библиофил Сергей Рудольфович Минцлов рассказывал, что бывшая лютеранка Александра Фёдоровна, перешедшая перед замужеством в православие, вдруг сделалась ревностной верующей. Причина, по его мнению, связана с одним случаем, произошедшим ещё до свадьбы Николая и Алисы.

«В царской семье, – пишет С.Р. Минцлов, – есть обычай заезжать невесте перед венцом в Казанский собор и молиться там; не исполнившим это предание грозит бесплодие, или рождение только одних девочек. Когда Александре Фёдоровне сказали об этом, она засмеялась и в собор не поехала»[4]. Да, как в старой сказке: смеялась молодая и образованная Алиса Гессенская, а в тёмное византийское православие ударилась императрица Александра Фёдоровна, с ужасом наблюдавшая, как исполняется старое проклятие. Получается, что не только в христианские догматы верила императрица, но и в глупые приметы, лишённые всякого смысла и не имеющие отношения к вере. Особенно любила ездить Александра Фёдоровна на Смоленское кладбище к могиле Ксении Петербургской, которую постоянно просила о рождении сына. На свет появлялись одни девочки.

По свидетельству журналиста Л. Львова (Л.М. Клячко), перемены в психике императрицы произошли после событий на Ходынском поле в Москве, когда во время коронационных торжеств в результате давки погибло большое число горожан. «…При дворе появились богомолки, юродивые и пр. „Вода с Афона“, земля, взятая от „Гроба Господня“, ладонки, амулеты стали страстью Александры Фёдоровны», – отмечает Л. Львов.

Отвлекаясь от истории с Низье Филиппом и особенностей мировосприятия Александры Фёдоровны, вернёмся в сентябрь 1900 года, когда в Париже Стана и её сестра Милица с супругом великим князем Петром Николаевичем знакомятся, пожалуй, с самой знаковой фигурой европейского мистицизма – Папюсом. Двух дам и князя заинтересовал мартинизм[5], а Папюс являлся основателем (совместно с П. Шабосо) знаменитого французского Ордена Мартинистов. Он, кстати, трижды приезжал в Россию, и его принимали в царской семье как дорогого гостя. Француз жил в Царском Селе, в императорской резиденции, рядом с семьёй Романовых. В Петербурге глава мартинистов читал лекции по магии, посещал важных представителей знати, да и вообще был принят столичным обществом. Позднее Папюс познакомится с мэтром Филиппом и даже будет восхищаться его магическими способностями.

Папюс

В Петербурге мсье Филипп был буквально нарасхват. Он вылечил от оспы одну из великих княжон, удалил (молитвой) камни из почек у Александры Фёдоровны, избавил от гангрены племянника библиотекаря Зимнего дворца. В принципе, указанных «чудес» достаточно для канонизации, но, возможно, это дело будущего. Зато «чудес» хватило для того, чтобы одарить Филиппа по приказу императора

Николая II дипломом русской Военно‑медицинской академии (во Франции шарлатану наотрез отказались давать диплом врача, причём неоднократно). Но Россия – не Франция. У нас желание главы государства уже закон. Кроме того, француз получил чин действительного статского советника, что соответствует званию генерал‑майора. В России власти всегда любили французских клоунов и комедиантов.

Но мэтра привезли в Россию не для этого. Семье нужен был наследник, и Филипп обязался предсказать рождение мальчика. Настал срок, и он предсказал – будет мальчик! Родилась девочка – четвёртая по счёту, которую назвали Анастасией. Разразился скандал, но мэтр Филипп не унывал – в 1903 году он вновь предсказал Александре Фёдоровне новую беременность и, как итог, рождение наследника. Беременность оказалась ложной – этот факт удостоверил профессор Д.О. Отт, и, на этот раз, предсказателя Филиппа отставили, отправив обратно во Францию, правда, с хорошей оплатой за «прекрасно проделанную работу».

О том, что отсутствие наследника было большой проблемой для венценосной четы, говорит одно признание, сделанное императрицей. Однажды она призналась своей фрейлине и подруге Анне Вырубовой в том, что «…рождение первой девочки нас разочаровало, рождение второй – огорчило, а следующих мы встречали с раздражением».

Казалось бы, что случай с мэтром Филиппом должен был заставить Николая II и Александру Фёдоровну усомнится в методах, предлагаемых всевозможными магами и гипнотизёрами. Но нет, эффект был прямо противоположный. Вакантное место придворного прорицателя оставалось таковым недолго.

Императрица Александра Фёдоровна и фрейлина Анна Вырубова

Вторым «другом» царской семьи стал юродивый Дмитрий Знобшин (Попов), более известный как Митя Козельский, Коляба или Гугнивый, подвизавшийся при Оптиной пустыни. Вот как описывал нового «друга» Л. Львов:

«Митька был юродивый, привезенный из Оптиной пустыни, расположенной в Козельском уезде. Это был типичный эпилептик, с выпученными, бессмысленными глазами и с характерным постоянным слюнотечением. Говорил он не вполне членораздельно, так что понять его было довольно трудно. При встречах с людьми Митька неизменно лобызался. Чванные бюрократы безропотно переносили это челомкание, оставлявшее на их родовитых ланитах липкую слюну, которую они тут же украдкой брезгливо вытирали»[6].

В своих воспоминаниях о юродивом писал и французский посол Морис Палеолог: «Он родился около 1865 г. в окрестностях Калуги, он глухой, немой, полуслепой, кривоногий, с кривым позвоночником, с двумя обрубками вместо рук. Его мозг, атрофированный, как и его члены, вмещает лишь небольшое число рудиментарных идей, которые он выражает гортанными звуками, заиканием, ворчанием, мычанием, визжанием и беспорядочной жестикуляцией своих обрубков»[7].

Для перевода тех звуков, что издавал Митя, рядом с ним пристроился Елпидифор Кононыкин, который всем рассказывал, что только он может интерпретировать божественные истины, изрекаемые юродивым. Тандем получился на славу!

В Петербурге, вернее в Кронштадте, Митя впервые появился в 1901 году, и затем через Илиодора (Труфанова) познакомился с инспектором Духовной академии архимандритом Феофаном, что, в итоге, и позволило проникнуть и в высший свет, и в императорскую семью. Феофан познакомил Митю с Милицей Николаевной, которая и представила юродивого Николаю II и Александре Фёдоровне. Журналист Л. Львов вспоминал: «Каноныкин хорошо изучил Митьку, и, предчувствуя приближение припадка, водил его в царские покои. Здесь Митька катался по полу, изрыгая обильную слюну и нечленораздельные звуки. Царь и царица с напряжением наблюдали за припадками и выслушивали Каноныкина, переводившего на общепонятный язык прорицания юродивого»[8].

С Распутиным Митя Козельский познакомился заочно у епископа Феофана, в присутствии П.М. Евреинова, Н.А. Чернышёва, В.Н. Муравьёва и студентов Духовной академии. Феофан неожиданно заговорил о Распутине и достал его фотографию, чтобы показать «старца». Подавая Мите фото, епископ произнёс: «Это мудрый старец». Юродивый взял фотографию, посмотрел на неё и разорвал. «Зачем ты это сделал?», – спросил Феофан. Митя начал громко и в свойственной ему манере говорить (речь расшифровывал Каноныкин): «Это не святой, а развратный душегуб. Он враг церкви, опасный антихрист, Ты его берегись. Он тебя погубит. Это человек не от Бога, а на соблазн тебе пришёл от беса».

В этот момент в комнату вошёл Григорий Ефимович.

– Вот он, антихрист, – в припадке закричал Митя. Распутин смутился и быстро вышел.

– Милый батюшка, не принимай его. Он опасный человек. Он и тебе принесёт много горя и многих погубит. Ты меня тогда вспомнишь! – со слезами молил Феофана юродивый.

– Я слушать тебя не хочу и тебе не верю, – только и ответил епископ.

– Господь тебе судья! Я говорю правду! Ты меня после вспомнишь, – сказал Митя.

Заметьте, Григорий Ефимович попал в царскую семью по той же схеме, что и Митя, которого, в итоге, удалили от царственных особ. Несчастный юродивый исчез из Петербурга в конце 1905 года.

Тем временем в императорские покои идут и идут народные целители и прозорливцы. Из Киева кто‑то привёз слепых монахинь – идею подала неугомонная Милица Николаевна. Все ждали чуда! Вырубова позднее вспоминала: «Они привезли с собой четыре свечи и четыре бутылки с Вифлеемской водой. Они зажгли свечи, окропили водой царское ложе и предсказали рождение наследника после того, как солнце обернётся четыре раза». Императрица родила девочку, монахинь вернули обратно в монастырь.

В разное время в императорских резиденциях побывали: инок Мардарий, Олег Босоножка, старица Мария Михайловна. В Дивеевской женской общине император и императрица пообщалась с юродивой Пашей Саровской: Николай II поцеловал руку блаженной, и та сказала: «Будет маленький». Затем Паша показала на куклу и красную ленту и промолвила: «Будет много, много». Дивеевские толкователи разъяснили Александре Фёдоровне, что будет много крови.

Через Пашу и Филиппа в высшие круги была внедрена идея канонизации Серафима Саровского. Своё видение юродивая передала архимандриту Серафиму (Чичагову), который и привез её в столицу. В своих воспоминаниях С.Ю. Витте отмечал: «На даче великого князя Петра Николаевича около Петергофа с Филиппом виделся и Иоанн Кронштадтский. По‑видимому, там и родилась мысль о провозглашении старца Серафима Саровского святым. Об этом эпизоде мне рассказывал К.П. Победоносцев».

Среди множества петербургских юродивых выделялся странник Василий (Василий Филиппович Ткаченко), с редкими волосами, длинной бородой в виде мочалки, в тёмносинем подряснике, без шапки и обуви зимой и летом. В руках он всегда держал известный всему Санкт‑Петербургу жезл (посох), увенчанный небольшим крестом и заострённый внизу. На посохе была надпись: «Сей посох дан страннику Василию его императорским величеством по резолюции в Петергофе»[9]. С собой он обычно носил небольшие брошюры с историей своих путешествий. Если Василию подавали милостыню, он её прятал за пазухой в специальную металлическую кружку.

Императрица Александра Фёдоровна и царевич Алексей

На фоне упомянутых предсказателей и целителей Григорий Ефимович смотрелся весьма респектабельно. Босиком он не ходил, по полу в припадках не катался и говорил понятные и в общем‑то правильные вещи. А в атмосфере истерического страха и постоянного ожидания худшего, пронизывающих всё существование императорской семьи, он, как оказалось, ориентировался лучше всех.

Ничего не изменилось даже с рождением цесаревича. Тяжёлая болезнь мальчика только усугубила психологические проблемы как Александры Фёдоровны, так и Николая II. Радость от рождения сына оказалась недолгой, а скорбь стала нормой.

И Григория Ефимовича призвали к врачеванию. Парадоксально, но исцеления требовал не только несчастный ребёнок, страдающий от неизлечимой болезни, но и его мать, чьи душевные недуги стали проблемой всего большого государства. Распутина не сразу допустили до семьи и до наследника престола: между первой и второй встречей «старца» с Николаем и Александрой Фёдоровной прошёл год.

Относительно гипнотического воздействия Распутина на наследника престола и врачевание его тяжёлой болезни (гемофилии), существует несколько предположений.

Если говорить о природных способностях Григория Ефимовича к гипнозу, то стоит обратиться за ответом к исследованиям В.П. Рожнова, Ф.В. Басина и И.А. Аладжаловой, проводившихся в 1970‑е годы в НИИ неврологии Академии медицинских наук.

Тогда учёные установили, что: «.. не всё в гипнозе связано с действием внушения, что он, напротив, сам по себе – качественное иное, особое, состояние, хотя и создающее для внушения исключительно благоприятный психофизиологический фон. <…> Таким образом, здесь гипнотическое состояние выступает как некий водораздел, как бы черта горизонта, отделяющая сознание и бессознательное. Тем самым гипноз, приобретая одновременно черты того и другого состояния, того и другого качества, являет собой нечто новое, не сопоставимое ни с тем, ни с другим, особый вид мозговой деятельности, исключительное психофизиологическое состояние, характерно преобладанием бессознательного над сознанием»[10].

Александра Фёдоровна у постели Алексея

Конкретно о Распутине профессор Рожнов писал следующее: «…способность Распутина быстро, как говорится, с первого взгляда проникать в мир внутренних, наиболее интимных переживаний людей истеро‑невротического склада, как правило, хорошо податливых к мгновенному гипнозу, находит реальное объяснение в этих особенностях гипнотического состояния. В таком состоянии ведь и выступают на первый план бессознательные, вне гипноза не проявляющиеся в памяти переживания, а также скрываемые эмоции. Если к этому прибавить, что сам Распутин, очевидно, обладал ещё и умением самопогружаться в трансподобное сомнабулическое состояние, во время которого чрезвычайно обострялась его врождённая интуиция, то всё сказанное в значительной мере объясняет нам ту атмосферу преклонения и мистики, которая его окружала… Эта‑то способность «видеть», «угадывать», «прозревать правду» и таким образом влиять на людей и создавала ловкому проходимцу славу, была одной из важных основ его успеха»[11].

По свидетельству директора петербургского Департамента полиции С.П. Белецкого, проверить которые мы, конечно, не можем, в 1914 году Распутин несколько раз ездил на Васильевский остров к известному в городе гипнотизёру Герасиму Папандато. Если ездил, то, очевидно, брал уроки гипноза. Так к способностям прибавились и знания.

С другой стороны, академик В.М. Бехтерев отмечал: «Всё, что известно о Распутине в этом отношении говорит за то, что его сила заключалась вовсе не в гипнотизме, а во властном характере его натуры и умении поставить себя сразу до фамильярности близко…»[12].

Будем иметь в виду мнения известных русских психиатров В.М. Бехтерева и В.П. Рожнова и обратимся к истории болезни цесаревича Алексея, сына императора Николая II.

Сын царя унаследовал по материнской линии гемофилию, заболевание, при котором нарушается свертываемость крови. Небольшой ушиб вызывает у больного обильное внутреннее кровотечение, а кровотечения из носа или рта вообще может привести к смерти. Кстати, цесаревич Алексей однажды чуть не погиб именно таким образом: кровь из носа долго не могли остановить.

Впервые гемофилия проявилась у ребёнка уже в возрасте двух месяцев, когда открылось кровотечение из пупка. В дальнейшем особую боль мальчику причиняли кровоизлияния в суставах.

За здоровьем наследника следило множество людей, в частности, им постоянно занимались хирург С.П. Фёдоров, ставший в 1909 году придворным медиком[13], педиатры С.А. Острогорский и К.А. Раухфус, доктор Е.С. Боткин.

Очень тяжёлое положение сложилось осенью 1912 года в охотничьем угодье Спала в Польше, после ушиба внутренней стороны бедра. Состояние здоровья Алексея в те дни было критическим.

Распутин отправил императрице телеграмму: «Надеюсь здоровье улучшится. Благодать Божия выше болезни. Будь богобоязненна во всём».[14] В Польше это послание получили уже тогда, когда острая стадия миновала, так что объяснять выздоровление Алексея в те дни влиянием «старца» мы не можем. Никакого отношения к действиям докторов и лечению наследника эта телеграмма не имела, а спасли мальчика только естественный ход течения болезни и профессионализм врачей, облегчавших его страдания. А впечатлительные родители, Николай и Алике, вновь увидели во всём этом чудо.

Что касается помощи «старца» больному гемофилией наследнику, то сошлёмся на авторитет психиатра профессора А.П. Кацюбинского, отметившего: «…Больному гемофилией можно до известной степени внушить улучшение состояния и тем самым помочь преодолеть кризис»[15].

Но нужно помнить, что, как правило, Распутин приезжал в Царское Село уже к концу приступа, когда улучшение состояния цесаревича наступало от сильной потери крови и, как итог, общего истощения организма, когда артериальное давление снижалось, а кровотечение замедлялось и останавливалось[16]. Не забудем, что остановкой крови всё это время занимались придворные врачи.

Очень точно подметил петербургский историк профессор Игорь Викторович Зимин в своей книге о лейб‑медиках Русского двора: «Несмотря на то, что в общественном сознании закрепился миф о спасении наследника только благодаря влиянию Распутина, о нём [о наследнике. – Прим. А. Г.] ежедневно и ежечасно заботились квалифицированные врачи»[17].

[1] Гиппиус 3. Стихотворения. Живые лица. М., 1991. С. 282.

[2] Там же.

[3] Дневник А.С. Суворина. М.; Л., 1923. С. 357. Мосолов А. При Дворе императора. Рига, 1934. С. 35–36.

[4] Минцлов С.Р. Петербург в 1903–1910 годах. М., 2012. С. 32.

[5] Эзотерическое направление христианства, связанное с масонством.

[6] Львов Л. За кулисами старого режима: Воспоминания журналиста. Л., 1926. С. 41.

[7] Палеолог М. Распутин: Воспоминания. М., 1923. С. 37.

[8] Львов Л. За кулисами старого режима: Воспоминания журналиста. Л., 1926. С. 42.

[9] В марте 1917 года революционные власти отберут у Василия этот посох, дабы он не агитировал им среди тёмных масс.

[10] Рожнов В . Последний временщик последнего царя // Наука и религия. 1974, № 7–8. С. 5

[11] Рожнов В . Последний временщик последнего царя // Наука и религия. 1974, № 7–8. С. 54.

[12] Бехтерев В. Распутинство и общество великосветских дам // Петроградская газета. 1917. 21 марта.

[13] Зимин И.В. Врачи Двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. М.; СПб., 2016. С. 337.

[14] Морис Палеолог приводит в своих воспоминаниях иной текст: «Бог воззрил на твои слёзы и внял твоим молитвам. Не печалься. Твой сын будет жить».

[15] Коцюбинский А.П., Коцюбинский Д.А. Григорий Распутин: тайный и явный. СПб.; М., 2003. С. 48.

[16] Там же.

[17] Зимин И.В. Врачи Двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. М.; СПб., 2016. С. 361.