Между двумя пожилыми женщинами, сидевшими в кафе, завязался следующий диалог:
Этель: Я потеряла своего мужа Берта почти двадцать лет назад.
Дорис : Как он ушел?
Этель: Сердце не выдержало. Неожиданно. Даже не знаю, как это произошло…
Дорис : А мой муж скончался полгода назад.
Этель: О Боже! Что же с ним случилось?
Дорис (переходя на шепот): Во всем виновата… эта страшная болезнь.
Этель: Как жаль! У него что, был инсульт?
Из этого диалога видно, что ни Этель, ни Дорис не говорят друг другу прямо то, что они имеют в виду. Дамы старательно обходят темы и понятия, которые кажутся им неудобными, и заменяют эвфемизмами слова, вызывающие у них внутреннее отторжение. В действительности Этель не потеряла своего мужа – он умер естественной смертью. Дорис в свою очередь интересуется, не почему он ушел, а от чего умер. По крайней мере до определенного момента обе женщины вполне понимают друг друга. Затруднение в общении возникает только тогда, когда эвфемизмы, которыми они обмениваются, становятся непонятны собеседнице. Именно это случилось в конце концов с Этель. И хотя ни одна из вдов не собиралась обманывать другую, все кончилось тем, что Этель ввели в заблуждение. Правда затерялась в потоке эвфемизмов.
Подобные слова и выражения с успехом применяются для того, чтобы скрыть или затуманить истинное значение фразы. Чаще всего их используют с целью уберечь нашу нервную систему от столкновений с грубой правдой жизни (или смерти) и любыми другими неприятностями. В большинстве случаев эвфемизмы не представляют собой прямой лжи – скорее, это элегантный способ слегка отклониться от правды, чтобы сгладить неприятную реальность и сделать ее более приемлемой. Обычно те, кто прибегает к эвфемизмам, не пытаются извлечь из этого корысть и руководствуются благими намерениями.
Но даже самые невинные лингвистические ухищрения, к которым периодически прибегают люди, не бывают совершенно безвредными. И пусть кто‑то использует эвфемизмы, руководствуясь добрыми побуждениями, тем самым он невольно принимает участие в создании всеобщей паутины лжи и недомолвок, которая, разрастаясь, окружает нас со всех сторон.
Если попытаться классифицировать эвфемизмы как подвид обмана, их следует отнести к категории желтой лжи, вызванной страхом, ибо чаще всего они свидетельствуют об отсутствии элементарного мужества, которое требуется, чтобы прямо сообщить собеседнику горькую правду.
Эвфемизмы – лингвистические родственники других словесных ухищрений, к которым прибегают люди в общении. Я имею в виду формальную вежливость, политкорректность и прочую ерунду. Мы еще коснемся их в дальнейшем.
Бесчисленные завоеватели Британских островов привнесли в английский язык множество новых слов, благодаря чему появились широкие возможности выражать одну и ту же мысль разными способами. Например, слово «царственный» (в значениях «роскошный», «великолепный», «величественный», «внушительный») в английском языке обозначается по меньшей мере тремя словами: regal (от латинского «rex» – «царь, король»), royal (от французского «roi» – тоже «царь, король») и kingly (от англо‑саксонского «king» – разумеется, опять‑таки «царь, король»). Таким образом, вы можете счесть данную книгу роскошным, великолепным либо же внушительным источником новых идей и информации, а в основе этих прилагательных (повторю: речь идет об английском языке) будет лежать коротенькое словечко «царь». Точно так же существует множество сходных по значению слов для того, чтобы описать более чувствительные проблемы, такие, как, например, смерть или секс, а также остальные вопросы, которые ужасают, тревожат или огорчают нас. Но, даже имея широкий выбор способов выражения мысли, мы очень часто отказываемся от слов, которые позволяют нам прямо и недвусмысленно донести до собеседника свою позицию, прибегая вместо этого к услугам эвфемизмов.
Многие эвфемизмы – это выражения типа «отойти в мир иной» или «протянуть ноги». Они никого не обманывают, все прекрасно понимают их истинное значение, а потому единственный смысл их использования – немного смягчить новость. Если вспомнить диалог между Этель и Дорис, использование эвфемизмов не нанесло им вреда. Возможно, в определенный момент Этель и была поставлена в тупик туманной репликой об «этой страшной болезни», однако, вне всякого сомнения, в дальнейшем Дорис сумела объяснить собеседнице, что ее муж скончался от рака, так и не произнеся этого столь жуткого для нее слова.
Применение эвфемизмов может обогатить язык и сделать его более красивым, как видно по словесной практике адвокатов, умеющих одними искусными репликами подорвать доверие к свидетелям, ухитряясь при этом не нарушить ни одно из правил поведения в зале суда. Это демонстрирует и поведение политиков, способных размазать своих оппонентов по стенке, пользуясь при этом одними лишь апробированными парламентскими выражениями. В дальнейшем мы еще вернемся к этой теме.
Эвфемизмы бывают изящными и забавными. Актер Джон Ле Мезюрье наказал своей жене Джоан в случае его смерти поместить объявление в газете «Таймс» о том, что он «выдохся». Такие штучки были в его стиле. За семнадцать лет до этого он предложил Джоан стать его женой, обратившись к ней со следующими словами: «Не думаю, что ты со мной справишься». Впоследствии Джоан признавалась, что так и не поняла, хотел он сделать предложение или нет.
В псевдодокументальном фильме о вымышленной группе «Спайнал тэп»[1] есть замечательная сцена: менеджера спрашивают, почему залы, в которых выступают его подопечные, становятся все меньше и меньше. В ответ он говорит: «Нет, группа не теряет популярность, просто разборчивей относится к зрителям».
В декабре 1891 года известная проститутка мисс Дейзи Хопкинс была задержана властями Кембриджского университета за «прогулку» с их сотрудником. В университетских кругах, привыкших к сдержанности выражений, подобная формулировка была воспринята как прямое указание на аморальное поведение женщины. Суд этого учебного заведения признал ее виновной и приговорил к двухнедельному заключению в университетской тюрьме. Однако после обращения в вышестоящую судебную инстанцию адвокатам Дейзи удалось добиться отмены приговора. Выступая в Высоком суде[2], они сумели убедить судью, что «прогуливаться» с кем‑то – вовсе не преступление. Судья, воспринявший формулировку обвинения буквально, согласился с мнением адвокатов и отменил приговор университетского суда.
Попав в умелые, но беспринципные руки, эвфемизм может превратиться в настоящее орудие обмана.
В самом конце 2003 года выявились серьезные проблемы со «Смартфоном 7135», который выпускался американской компанией «Киосера». Аккумуляторные батареи на этих телефонах стали перегреваться и порой даже взрываться. Всего зафиксировано четыре подобных случая. В результате взрыва батареи житель Филадельфии получил ожог ноги второй степени. Перед компанией встала задача довести крайне неприятные сведения до сорока тысяч пользователей телефонов этой модели, одновременно предупредив их о потенциальной опасности. После небольшого мозгового штурма всем клиентам «Киосера» разослали официальные письма, предупреждающие, что батареи мобильных телефонов могут подвергнуться «быстрой декомпозиции».
Эту историю опубликовали в научно‑популярном журнале «Нью сайентист». Прочитав ее, авиаинженер Крис Эллиот не удержался и написал в журнал письмо‑признание. В нем он поведал, что его служебные обязанности включали анализ поведения различных приборов и механизмов в аварийных ситуациях и в момент отказа. По результатам анализа он должен был писать официальный отчет. При этом ему категорически запрещалось использовать определенные слова и вменялось в обязанность замещать их разного рода эвфемизмами. Так, например, ему нельзя было использовать слово «пожар» – вместо него Эллиот должен был писать «неконтролируемое тепловое воздействие». Слово «взрыв» следовало заменять на «внезапную быструю декомпозицию» (к этому эвфемизму, собственно, и прибегли специалисты из «Киосеры») или «разрыв». «Крушение» под пером Эллиота превращалось в «разрушительное торможение». Употребление подобных эвфемизмов продиктовано вовсе не заботой о потребителях, а желанием скрыть размеры возможного ущерба и утаить правду.
Эвфемизмы могут уводить в сторону от нормального человеческого языка, заставляя блуждать по запутанным лингвистическим тропинкам и дорожкам. Тем самым они в значительной степени способствуют растущему разрыву между тем, что мы имеем в виду, и тем, что произносим вслух. В наиболее циничной форме эвфемизмы применяются для сокрытия чудовищных преступлений, совершаемых во время войны, и даже геноцида, именуемого «этническими чистками» или «окончательным решением». Впрочем, в данной главе нас больше интересует применение эвфемизмов в качестве удобного способа сгладить неприятную или отталкивающую правду, а не возможности полностью извратить ее и поставить с ног на голову.
Зачем же мы используем эвфемизмы? Британский издатель Джереми Льюис полагает, что человечество просто не в состоянии вынести много правды. Он пишет: «Лишь наиболее крепкие и здоровые люди могут выжить, потребляя исключительно голую правду и общаясь друг с другом без прикрас. Неуклюжих чудаков, предпочитающих называть вещи своими именами, можно вынести лишь в очень небольшом количестве. Дряблость же характера и трусливость остальных людей приводят к тому, что большинство довольствуется умолчанием и не стремится прямо высказывать свое мнение».
Подлинными мастерами искусных недомолвок были люди, жившие в эпоху королевы Виктории. Хорошо известно, что они стремились заменить возбуждающее слово «нога» менее провоцирующим – «конечность». Говорят, они даже драпировали деревянные ножки роялей миниатюрными юбочками из материи, точно опасаясь, что вид изящно выточенной из куска красного дерева ножки способен взволновать пришедшего с визитом священника. Большая часть литературы девятнадцатого столетия находилась под влиянием господствующей в ту пору притворной стыдливости. Преподобный Сабин Бэринг‑Гулд[3], автор гимна «Вперед, Христовы воины!», был одним из тех, кого действительно мог смутить вид «голой» ножки рояля. Он вел свой собственный крестовый поход против вызывающей вожделение одежды и с негодованием писал об «известных хлопчатобумажных одеяниях для нижних конечностей, обильно снабженных оборками», имея в виду исподнюю юбку, и о «шароварообразном убранстве нижних широт». А может, он просто шутил?
В те времена некоторые части тела как мужчин, так и женщин вообще не называли, даже с помощью эвфемизмов. Для писателей типа Диккенса женская грудь была местом, на которую мог склонить голову умирающий супруг. Редкий пример упоминания груди в сексуальном смысле – «Ярмарка тщеславия» Уильяма Теккерея. В этом произведении доктор Сквилс, разговаривая с господином Клампом, так описывает Бекки Шарп: «Зеленые глазки, прекрасный цвет лица, чудесная фигурка, хорошо развитая грудная клетка». Да уж, здорово сказано, доктор Сквилс!
Впрочем, лингвистическая застенчивость не была изобретением викторианцев. Еще в 1818 году Томас Баудлер (1754‑1825), врач, известный филантроп и литератор, издал знаменитый многотомник «Шекспир для семейного чтения», в котором наиболее выразительные и «красочные» места великих пьес были приглажены или перефразированы так, чтобы не оскорблять чересчур деликатные чувства современников Баудлера. Он хотел издать такое собрание сочинений Шекспира, которое отец семейства мог бы спокойно читать вслух своим домочадцам, не опасаясь развратить их умы. Мечтая сохранить все «красоты» Шекспира, Баудлер желал убрать из его произведений все «изъяны».
В результате строфа из «Отелло»:
Твой одр, запятнанный преступною любовью,
Покроется сейчас твоей преступной кровью![4]
Стала звучать так:
Из сердца прочь я чары вырываю
И ложе в пятнах кровью запятнаю.[5]
А строки из «Гамлета»:
Сам посуди, как он со мною поступил:
Убил отца, мать сделал шлюхой…[6]
стали звучать так:
Не долг ли мой – тому, кто погубил
Честь матери моей и жизнь отца…[7]
Некоторые же «шокирующие» строчки Баудлер попросту изъял из текста Шекспира. Так, строки из пьесы «Антоний и Клеопатра»:
Царь‑баба! Сам великий Юлий Цезарь
Не устоял пред чарами ее
И, в пахаря на ложе обратившись,
Вспахал ее – и урожай дала[8].
в его издании звучат так:
Вот женщина! Великий Юлий Цезарь
И тот свой меч в постель к ней уложил.
Он шел за плугом, жатва ей досталась[9].
Баудлер, вне всякого сомнения, сумел внести весьма заметный вклад в популяризацию Шекспира. Однако при этом очень трудно простить ему изъятие грубоватого колорита. Ведь фразой: «Вспахал ее – и урожай дала» можно было бы заменить расплывчато‑нейтральную формулу: «Поздравляем с новорожденным!», которую размещают на современных поздравительных открытках. Впрочем, Баудлер был далеко не единственным, кто взялся переписывать классические тексты для семейного чтения. И до, и после него множество добровольных цензоров прикладывали руку к «редактуре» произведений Чосера, Драйдена, Бернса и Мильтона. Даже Библии не удалось избежать их пристального внимания. Они же так грубо выражались, эти апостолы…
Даже в наше относительно просвещенное время люди по‑прежнему побаиваются употреблять целый ряд слов и выражений, описывающих секс, болезни, естественные отправления организма и, разумеется, самое ужасное – смерть. В своем стихотворении «Погосты» Джон Бетжемен[10] сетует, что с течением времени мы проявляем все больше и больше ложной щепетильности, описывая то, что происходит, когда – по выражению Шекспира – «мы сбросим этот бренный шум»[11]:
Зачем‑то люди без причины
Красоты ищут для «кончины».
Пример: «почил такой‑то в бозе».
Нет, предки были ближе к прозе –
Писали: «умер» или «отошел»…[12]
Хотя, возможно, «отошел» – не лучший вариант. Слишком уж сильно напоминает о железнодорожном вокзале. «Поезд отходит с четвертой платформы…» Хотя, с другой стороны, этот состав может направляться в «лучший мир». Не зря же в рекламе компании «Бритиш рейл»[13] говорилось, что поезд «Интерсити» «облегчает отбытие».
Когда у наших друзей или родственников умирают близкие, мы пишем сочувственные письма, начиная их словами: «Я так расстроился, узнав, что умер Питер». Затем мы разрываем письмо в клочки и переписываем начальную фразу: «Я так расстроился, узнав печальную новость о Питере». Поступая подобным образом, мы, должно быть, полагаем: если удастся обойтись без слов «смерть» или «умер», мы лишний раз не напомним безутешной вдове о том, что ее мужа больше не вернешь.
Слово «убивать» претит нам в любом случае, даже если мы говорим о животных. От бешеных собак «избавляются» (а иногда «уничтожают»); что же касается домашних питомцев, то их, разумеется, только «усыпляют». И лишь особенно грубый и бесчувственный ветеринар может прямо объявить ребенку, что его старую больную собаку «умертвят». Есть животных нам тоже, конечно же, не нравится. Мы наверняка с негодованием отвернемся от предложения отведать мясо свиней, коров, овец или оленей. Для того чтобы замаскировать кровожадные аппетиты и пощадить «благородные» чувства, в ресторанном меню обычно перечисляют французские названия‑аналоги: котлета, бефстроганов, рагу, фрикасе. Впрочем, по непонятным соображениям и вопреки всем усилиям Ричарда Адамса, автора книги «Обитатели холмов»[14], мы с радостью едим кролика, нимало не смущаясь названием блюда. Кушанья из рыбы и птицы также в основном позволено называть их настоящими именами.
Наш инстинктивный страх перед смертью, как и вытекающая из него потребность нарядить жуткую старуху с косой в красивый кардиган и тапочки, вполне объясним. Поэтому эвфемизмы, позволяющие изящно обходиться без упоминания слова «смерть», вполне понятны и никого не вводят в заблуждение. Однако попытка описать естественные отправления организма при помощи эвфемизмов может порой завести в тупик.
Кто из мальчиков не сталкивался с необъяснимо несдержанным и раздражительным поведением мамы, старшей сестры или тетушки и не получал в ответ на свои недоуменные вопросы объяснение, что с ней приключилась очередная «неприятность» или, что еще больше сбивает с толку, «наступили нехорошие дни месяца»? Что же, в конце концов, произошло с родственницей женского пола?
Тех же маленьких мальчиков легко сбить с толку, если, завидев, как они ерзают на месте и проявляют беспокойство, спросить их, не хотят ли они «сходить кое‑куда» или «отлить». И почему, черт побери, некоторые мужчины внезапно покидают комнату, громогласно объявляя, что они хотят «прогуляться», когда на улице жуткий ливень? Что это они вдруг решают «воплотить»? И при чем тут «жираф»?
Никто из нас, вне зависимости от возраста, не желает распространяться о проблемах с мочеполовой системой. Даже врачи предпочитают спрашивать «Как ваш стул?» или «Как работает желудок?». Судя по всему, они не желают лишний раз смущать нас. Вместо того чтобы называть вещи своими именами, многие врачи предпочитают спрашивать пациентов: «Ну и в чем же ваша проблема?» В ответ на это меня всегда подмывает сказать: «Извините, но врач – вы», хотя, разумеется, я ни разу так не говорил. Ведь я тоже не привык говорить то, что думаю…
Когда же случается запор, наша стыдливость просто не знает границ, как это ярко продемонстрировала записка школьному учителю, написанная одной мамашей: «Уилли не может прийти на урок, поскольку он еще не побывал в известном месте. Я дала ему кое‑что, чтобы он сходил, и, когда это произойдет, он сможет прийти на занятия».
А когда вы в последний раз «обсуждали проблемы Уганды»? Кстати, мы перешли к эвфемизмам, описывающим секс. Это выражение впервые появилось на страницах сатирического журнала «Прайват ай», где рассказывалось о вечеринке, которую проводили в эпоху печально известного диктатора Уганды Иди Амина[15]. Журналистка, которая поднялась на второй этаж дома, чтобы заняться сексом с одним из гостей, пыталась объяснить свое поведение следующим образом: «Мы обсуждали проблемы Уганды». У эвфемизмов, служащих заменителями слова «секс», очень долгая история – они восходят еще к библейскому выражению «Адам познал Еву». Самый распространенный вариант – «спать с кем‑нибудь». Когда говорят «он спит с такой‑то», никто, конечно, не подумает, что он делает это ради самого сна. А какое множество эвфемизмов заменяет слово «мастурбация»! Да об этом можно целую книгу написать, и, наверное, это уже кто‑то сделал…
Однажды в телевизионной передаче о дикой природе ведущий сказал, что одной самке угря «уделили внимание» несколько угрей‑самцов. Все мы, разумеется, прекрасно поняли, что именно он хотел сообщить. Если же с предложением «уделить внимание» к нам обратится продавец в магазине, мы наверняка сообразим, что в этом выражении уже не кроется никакого сексуального подтекста. Однако порой сексуальное поведение маскируют куда искусней.
Так, в 2004 году певица Джанет Джексон произвела фурор во время выступления на церемонии открытия Суперкубка США по футболу. Она пела вместе с Джастином Тимберлейком и, двигаясь вместе с ним по сцене, в какой‑то момент «случайно» обнажила правую грудь. Большинство зрителей сошлись во мнении, что все это было тщательно отрепетировано и срежиссировано. Однако представитель самой Джанет Джексон настаивал на том, что «в гардеробе певицы обнаружилась неисправность». Думаю, не стоит искушать судьбу. «Неисправность гардероба» – это когда у вашего платяного шкафа неожиданно отваливается дверца. На этот раз неисправность обнаружилась в подборе слов – представителю певицы не удалось замаскировать ее трюк. С другой стороны, когда на вручении телевизионных наград с Джуди Финнеган[16] неожиданно слетел топ, и она продемонстрировала потрясенной британской аудитории свою «известную переднюю выпуклость», впрочем, прикрытую бюстгальтером, скорее всего дело действительно было в «неисправном гардеробе». Джуди не из тех, кто стал бы лгать.
Сексуальный подтекст нигде не запрятан и не скрыт так искусно, как в строчках популярных песен. Это – давняя традиция, восходящая еще к старым блюзам. Их сочиняли музыканты из дельты Миссисипи, и в их текстах фигурировали «выжатые лимоны» и «извивающиеся черные змеи». Затем эту традицию отшлифовали современные группы типа «Лед Зеппелин». Автор известной композиции «Трястись, грохотать и крутиться» Биг Джо Тернер[17] сочинил строчки про «одноглазого кота, который заглядывает в рыбную лавку», а Билл Хейли, Элвис Пресли и группа «Комете» спокойно их спели. Текст песни Чака Берри «Штучка‑дрючка» не обманул Мэри Уайтхаус[18], однако Би‑би‑си эту песню так и не запретила. Композиция «Ангел из дешевого бара» ввела в заблуждение даже богобоязненного Клиффа Ричарда, а потому в течение нескольких месяцев продержалась в списке самых популярных, пока певец к своему ужасу не осознал, что она посвящена проститутке. Наверное, это несколько наивно с его стороны.
Однако самое табуированное слово в английском языке не имеет ничего общего ни с сексом, ни с естественными отправлениями организма, ни с понятием «смерть». Это слово – «лжец». Похоже, оно послужило причиной гораздо большего числа дуэлей, которые проводились как втихаря на рассвете, так и юридическими методами в зале суда, чем любое другое личное оскорбление. До известной степени мы еще можем стерпеть, когда нас называют некомпетентными, ленивыми, высокомерными и даже ни на что не способными в постели, – но горе тому, кто посмеет обозвать нас лжецами.
В 2005 году во время всеобщих выборов в Великобритании основной проблемой был спор о том, лгал ли премьер‑министр, называя причины, которые побудили его принять решение об участии в войне против Ирака.
Впрочем, выдвинуть подобное обвинение в стенах самого парламента было бы невозможно – его членам строго‑настрого запрещено «обвинять друг друга в намеренном произнесении неправды». Кстати, даже в этой выдержке из свода парламентских правил слово «ложь» самым тщательным образом завуалировано – его заменяет более нейтральное выражение «неправда». Наказание за нарушение этого правила предусмотрено самое строгое – отстранение от участия в работе. Те же самые правила категорически запрещают политикам «выступать с неблагожелательными или неуважительными отзывами о других членах парламента». Впрочем, это не помешало Бенджамину Дизраэли[19] так отозваться об одном из своих политических соперников: «Если бы Гладстон[20] упал в Темзу, это стало бы несчастьем. Но если бы кто‑то вытащил его оттуда, это было бы настоящей катастрофой». Можно вспомнить и то, как Дэвид Ллойд Джордж отозвался о сэре Джоне Саймоне[21]: «Этот достопочтенный высокообразованный джентльмен дважды пересек палату парламента, каждый раз оставляя за собой грязный след». А вот как Денис Хили[22] отозвался о Маргарет Тэтчер: «Премьер‑министр поведала нам, что она поделилась своими мыслями с французским президентом. Лично я бы не стал проявлять рвения, если бы мне предложили подобный подарок».
Скорее всего реплики господ Дизраэли, Ллойд Джорджа и Хили вызвали неодобрительные замечания спикера, однако вышеперечисленные джентльмены, очевидно, не были отстранены от работы. Но если бы они посмели заявить, что их политический противник – настоящий лжец, все выглядело бы уже совершенно по‑другому! На протяжении многих лет парламентарии выработали целую систему особых выражений, позволяющих им намекать, что политические противники врут. В этом случае обычно говорят о «различиях в интерпретации фактов» и «отдалении от правды». Речь, однажды произнесенная Эньюрином Бивеном[23], заставила Уинстона Черчилля заметить: «Полагаю, вряд ли можно точнее выразить полную противоположность правде». Впрочем, если страсти в парламенте накаляются, у кого‑нибудь из политиков нет‑нет, да и выскочит пресловутое слово на «л».
Когда в марте 2002 года парламентский заместитель министра иностранных дел Бен Брэдшоу назвал члена парламента от Лейбористской партии Джорджа Гэллоуэя «защитником Саддама Хусейна», последний прокричал ему в ответ: «Вы лжец!» Господин спикер сделал обоим весьма резкие замечания, после чего стороны принесли друг другу извинения, избежав тем самым отстранения от участия в работе парламента.
В данном случае Гэллоуэй мог бы воспользоваться приемом, который в XVII столетии применил известный драматург и член парламента от графства Стаффорд Ричард Бринсли Шеридан. Когда он назвал другого парламентария лжецом и получил от спикера требование извиниться, драматург написал следующую записку: «Господин спикер, я сказал, что достопочтенный член парламента лжец это правда и непростительно. Достопочтенный член парламента может поставить знаки препинания там, где пожелает».
Всего лишь вежливость
Существует множество способов скрыть свои истинные чувства. Британцы – признанные мастера скрывать их за дымовой завесой формальной вежливости.
Великий Дуглас Адамс[24] рассказывал, как однажды он зашел в кафе на железнодорожной станции, купил пачку печенья и газету и занял место за одним из столиков. Вскоре к нему подсел какой‑то незнакомец. Преспокойно вскрыв пачку печенья, он принялся поедать его. «Я поступил так, как поступил бы любой нормальный англичанин, – вспоминал Адамс. – Не обратил на это никакого внимания». Мужчины принялись поочередно доставать печенье из пачки и поедать его, пока лакомство не закончилось. И только когда незнакомец встал из‑за стола и ушел, Адамс наконец отложил газету и обнаружил… свою собственную непочатую упаковку печенья, которая так и лежала на столике. Лишь врожденная вежливость обоих мужчин и нежелание прямо сказать то, что они думали, предотвратили драку из‑за печенья.
Проведенный недавно опрос выявил следующее: если в толпе кто‑то налетает на них и толкается, по крайней мере 85% британцев все равно инстинктивно скажут: «Извините». Откровенно говоря, я не представляю, как именно проводился этот опрос. Может быть, исследователи с планшетами в руках бродили по переполненному торговому центру, нарочно натыкаясь на посетителей, и неутомимо фиксировали при этом их реакцию? 85% извинились, но что же сказали остальные 15%? И сколько анкет заполнил каждый исследователь? В любом случае я уверен – им не удалось отыскать ни одного южного человека, который снизошел бы до извинения. Однако мы, британцы, не склонны злиться понапрасну.
Мы готовы пойти на многое, чтобы избежать неловкости и открытых конфликтов. Мы неохотно жалуемся на плохую еду, что прекрасно отражено на знаменитой иллюстрации «Яйцо викария», помещенной в сатирическом журнале «Панч» еще в середине XIX века. На картинке изображен взволнованный молодой викарий, которому на завтраке у епископа подали испорченное яйцо. Когда священника спросили, понравилось ли ему яйцо, он, запинаясь, пробормотал: «Местами оно превосходно!»
Современные гости скорее умрут, нежели признаются хозяйке, что им пришлось есть несвежие помидоры или что у них аллергия на один из ингредиентов главного блюда. Однако обозреватель одной из британских газет А. А. Гилл сделан из другого теста.
Десять лет назад я написал заметку об отказе от еды на званых обедах. Если блюдо никуда не годится, написал я, просто попросите официантку забрать его и принести вам что‑нибудь другое. Логично, не так ли? Я рассказал о званом обеде, во время которого публично отказался есть тошнотворный пирог из чечевицы, после чего остальные гости тоже встали и заявили, что он им не понравился. Все в конце концов сошлись на том, что хозяйка, устроившая званый обед и восседавшая во главе стола, для кулинарии была что царь Ирод для детей. Моя заметка возымела желаемый эффект – с тех пор, как она вышла из печати, меня больше не приглашают на званые обеды.
Вот что происходит, когда вы вслух говорите то, что думаете. Большинство из нас считает, что гораздо лучше чуть‑чуть солгать и благодаря этому остаться в списке приглашенных.
Особенно ловко за ширмой формальной вежливости прячут свои подлинные чувства адвокаты и политики. Когда они называют своих процессуальных или политических противников «достопочтенными» или «хорошо информированными друзьями», этим уже никого не обманешь. Однако их вольное обращение со словом «уважение» требует некоторых пояснений. Если предложение начинается со слова «уважая», это обычно означает легкую степень презрения по отношению к тому, о чем, «уважая», собирается поведать адвокат или политик. Словосочетание «глубоко уважая» означает, что он насмехается над аргументами своих оппонентов. Ну а словесная комбинация «безгранично уважая» символизирует полное и окончательное презрение.
Ситуации, в которых мы заведомо предпочтем не сказать прямо то, что действительно думаем, во множестве возникают и за пределами зала судебных заседаний. Нам может не нравиться чья‑то шляпа или прическа или написанная кем‑то книга, но при этом нам не захочется обижать обладателя или автора честным ответом. Искреннюю оценку заменят слова «очень мило» или «интересно», однако правдивыми они не будут.
В целом ряде ситуаций ложь гораздо предпочтительнее правды, и это наглядно иллюстрирует американский телесериал «Умерь свой пыл», в котором блистает Ларри Дэвид. Он играет персонажа, в значительной степени списанного с него самого. В приведенной ниже сцене Ларри кажется, что его новые друзья обошлись с ним пренебрежительно.
Ларри (обращаясь к своей жене Черил): Они помнят, что пригласили нас на концерт. Но, судя по всему, специально не звонят. И как же я позвоню им и скажу: «Ребята, мы ждем вашего звонка», если они скорее всего ответят: «А мы не хотим идти вместе с вами». Могли бы хотя бы соврать.
Черил: Точно.
Ларри: Я имею в виду, могли бы позвонить нам и что‑нибудь соврать. Чтобы мы не сидели здесь, как дураки.
Черил: Да.
Ларри: Ложь – это поступок. Это вежливость. Проявление уважения. А это – очень неуважительно.
«Ложь – это проявление уважения». Обратите внимание на это высказывание.
А как выглядит традиционная британская вежливость с итальянской точки зрения? Миланский журналист Беппе Северньини несколько месяцев прожил в Лондоне. Он писал статьи для итальянских газет и собирал материалы для задуманной им книги об «инглези».
Мне довелось некоторое время проработать вместе с Беппе в Англии, и я помню, как он был шокирован чрезмерными проявлениями британской вежливости. Ему казалось, что британцы специально используют маску учтивости, чтобы скрыть свои истинные чувства. Однако он не был в этом уверен. Как‑то Беппе рассказал мне, что, стоя в очереди за газетой, он попытался подсчитать, сколько раз во время совершения покупки люди говорят «спасибо».
Все происходило примерно так:
Англичанин кладет выбранную газету на прилавок и говорит:
– Спасибо.
– Спасибо, – отвечает продавец. – С вас пятьдесят пенсов.
– Спасибо, – снова говорит покупатель, протягивая продавцу пятифунтовую банкноту.
– Спасибо, – отзывается продавец. – Вот ваша сдача.
– Большое спасибо, – заключает покупатель, уходя.
Таким образом, при покупке газеты «спасибо» произносится ровно 5 раз! Но истинную ли благодарность выражают эти слова? Вовсе нет. В Италии же, замечает Беппе, во время покупки газеты люди в лучшем случае лишь пару раз хмыкнут и все.
По‑настоящему Беппе забеспокоился, когда случайно понял, что, живя в Англии, и сам усвоил некоторые речевые манеры и принялся думать и вести себя как англичанин. Он осознал это, когда однажды дождливым вечером подъехал к своему дому в центре Лондона и обнаружил, что кто‑то поставил машину на зарезервированное за ним место на частной парковке. Это произошло уже далеко не первый раз, и Беппе, придя в совершеннейшую ярость, вытащил листок бумаги, разгладил его на ветровом стекле машины нарушителя и принялся писать: «Уважаемый сэр, позвольте указать вам на то, что вы соизволили нарушить…» Именно в эту секунду он вдруг замер, осознав наконец, что, собственно, происходит и чем он на самом деле занят. Черт побери, он же чистокровный итальянец, который в подобном случае должен выхватить из кармана связку ключей и нацарапать ужасные угрозы на всей поверхности машины. Вместо этого он почему‑то принялся строчить записку, начинающуюся со слов: «Уважаемый сэр, позвольте указать вам на то…» Через месяц после этого Беппе Северньини упаковал свои вещи и вернулся в Милан.
[1] Имеется в виду фильм «Это – “Спайнал тэп”» (1984) – псевдодокументальная история о вымышленной британской рок‑группе, чей успех идет на убыль. Фильм был насыщен сатирой и пародировал стиль жизни и поведения известных рок‑бунтарей. Название группы можно перевести как «Спинномозговая пункция».
[2] Высокий суд – один из верховных судов Англии.
[3] Преподобный Сабин Бэринг‑Гулд (1834‑1924)– английский агиограф, антиквар и писатель. В Британии он особенно прославился своими стихами‑гимнами.
[4] Перевод П. Вейнберга.
[5] Перевод A. Радловой.
[6] Перевод B. Рапопорта.
[7] Перевод М. Лозинского
[8] Перевод О.Сороки.
[9] Перевод М. Донского.
[10] Сэр Джон Бетжемен (1906‑1984) – английский поэт, писатель и телеведущий, кавалер Ордена Британской империи.
[11] Фраза из самого известного монолога Гамлета. Перевод М. Лозинского.
[12] Перевод В. Бабенко.
[13] Национальная железнодорожная компания Великобритании.
[14] Ричард Джордж Адамс (р. 1920) – английский писатель, прославившийся главным образом романом «Обитатели холмов» (Watership Down, 1972), героической историей в жанре фэнтези, рассказывающей о приключениях кроликов. Книга стала бестселлером в нескольких странах.
[15] Дада Уми Иди Амин (1928‑2003) – президент Уганды в 1971‑1979 гг, создатель одного из самых жестоких режимов в Африке.
[16] Джудит (Джуди) Финнеган (р. 1948) – звезда британского телевидения. Вместе со своим мужем Ричардом Мэдели она вела ежедневное ток‑шоу «Ричард и Джуди», закрывшееся в 2009 г.
[17] Биг Джо Тернер (1911‑1985) – американский блюзовый певец и шоумен.
[18] Мэри Уайтхаус (1910‑2001) – британская активистка, борец «за чистоту телевидения» и против «общественной вседозволенности». В 1965 г. основала и возглавила Национальную ассоциацию телезрителей и радиослушателей.
[19] Бенджамин Дизраэли (1804‑1881) – английский политический деятель, член Консер вативной партии Великобритании. Дважды был премьер‑министром страны.
[20] Уильям Юарт Гладстон (1809‑1898) – английский государственный деятель, член Либеральной партии, писатель. Четыре раза был премьер министром страны.
[21] Дэвид Ллойд Джордж (1863‑1945) – британский политический деятель, премьер‑министр (1916‑1922), друг Уинстона Черчилля; Джон Элсбрук Саймон (виконт Саймон) (1873‑1954)– британский политик, занимавший большие государственные посты во времена Первой и Второй мировых войн.
[22] Денис Уинстон Хили (барон Хили) (р. 1917) – политический деятель, член Лейбористской партии, занимавший посты министра обороны и министра финансов Великобритании.
[23] Эньюрин Бивен (1897‑1960) – британский политик‑лейборист валлийского происхождения.
[24] Дуглас Ноэль Адамс (1952‑2001)– знаменитый английский писатель и сценарист, автор книги «Автостопом по Галактике».
|