В пятидесяти километрах к югу от Парижа, на берегу реки Сены, расположен уютный город Мелан, а в нем – парк и замок Во‑ле‑Пениль. Во время последней войны замок сильно пострадал от бомбежки, но это не помешало знаменитому испанскому художнику Сальвадору Дали купить его, вместе со своей русской женой Галей Дьяконовой отреставрировать и превратить в один из красивейших замков Франции.

Жена и вдохновительница Сальвадора Дали, Галя Дьяконова (Гала) изображена почти на всех полотнах своего прославленного мужа.

После смерти художника замок стал музеем Дали во Франции, а его хранитель, давний друг писателей и музыкантов из России, принимает в меланском замке приезжающие на гастроли во Францию труппы балета Большого театра из Москвы и Мариинского – из Санкт‑Петербурга.

Вероятно, в истории существует таинственная связь людей и событий. Иначе как можно объяснить то, что Дали с русской женой Галей поселился именно здесь, то, что русские артисты бывают тут постоянно? Ведь девять столетий назад в городке Мелане вместе с французским королем Генрихом I жила его жена Анна Ярославна, дочь киевского князя Ярослава Мудрого.

На острове посередине Сены еще и доныне уцелели остатки фундамента дворца Генриха и Анны Киевской. Впоследствии он стал жертвой одного из Людовиков, который, боясь французских крупных феодалов, велел разрушить все замки в окрестностях Парижа.

Анна Ярославна – королева Франции… Почти легенда, но вместе с тем и строгая история.

Недаром в парижском издательстве «Файяр» вышел в свет роман известной французской писательницы Режин Дефорж «Под небом Новгорода». Он посвящен судьбе Анны Ярославны. Автор романа побывала в Украине, в Новгороде, в московских архивах, где искала упоминания о французской королеве. В своем интервью корреспонденту газеты «Советская культура» Режин Дефорж рассказала: «Как это ни парадоксально, например, о событиях во Франции VI века сегодня известно больше, чем о временах Анны Киевской… Киевскую Русь и тогдашнюю Францию даже нельзя сравнивать. Киев при Ярославе Мудром переживал расцвет, это был второй Константинополь. Были распространены школы, книги, знание иностранных языков. Здесь же ничего похожего не было. Владения французского короля не выходили за пределы нынешней области Иль‑де‑Франс, окружающей Париж. Анна, женщина для своего времени весьма просвещенная, должна была очень страдать, оказавшись в глухой, заросшей лесами Франции. Видимо, она задыхалась в этой крохотной стране». Известно, что Анна привезла во Францию среди других книг Евангелие на славянском языке. После ее венчания в Реймсе, резиденции правителей древнего государства франков, книга осталась там, в соборе, и на ней клялись во время церемонии коронации последующие французские короли. Когда Петр I посетил страну, ему показали это Евангелие как свидетельство давнего династического союза двух государств.

Сто лет назад имя Анны Ярославны замелькало во французских и русских газетах и журналах: внимание к ней было приковано в связи с новыми политическими отношениями двух стран – Франции и России.

В Отечественной войне 1812 года и Крымской войне 1853–1855 годов две державы выступали врагами, и лишь в 1880‑е годы отношения стали налаживаться. В 1883 году на коронацию русского царя Александра III прибыл герцог Монпансье, сын последнего французского короля Луи‑Филиппа и родственник испанского короля, представителем которого он и был на торжественной церемонии. На обратном пути из Москвы герцог посетил Киев и присутствовал на торжественном богослужении в центральном соборе города – Святой Софии – перед гробницей Ярослава Мудрого, своего предка: ведь дочь его Анна была женой французского короля Генриха I и матерью другого короля – Филиппа I, прародительницей Бурбонской и Орлеанской королевских династий. С изумлением смотрели киевляне на почетного гостя Киева – знатного иностранца и его свиту. Об Анне Ярославне мало помнили на ее родине. Может быть, в связи с этим посещением в журнале «Киевская старина» была помещена статья, не только напомнившая об удивительной судьбе дочери Ярослава Мудрого, но и приоткрывшая некоторые тайны, волновавшие историков Франции и России на протяжении нескольких столетий.

И в наши дни в городке Санлис, что неподалеку от Парижа, где в XI веке находилась резиденция короля, стоит перед зданием монастырской школы статуя Анны Ярославны: красивое лицо ее спокойно, две косы спускаются по плечам, на голове корона. В руках Анна держит модель выстроенной ею церкви в монастыре Святого Викентия, где и находится скульптура. Но где могила Анны Ярославны? Об этом идут нескончаемые споры.

В 1884 году автор журнала «Киевская старина» С. Д. Карпенко сообщил, что, собирая сведения об Анне, он получил известие из украинского города Переяславля, что в 1830‑е годы у некоего Кириченко, каменец‑подольского гражданина, он «видел и читал пергаментную рукопись, написанную по‑церковнославянски и заключавшую в себе подробное описание приезжавшего в Киев для сватания дочери Ярослава Анны посольства от французского короля Генриха I с поименованием бывших в посольстве лиц и рассказом об их одеждах, привычках, времяпрепровождении, угощениях и пр.».

Рукопись эта так и осталась неизвестной историкам, но в журнале был напечатан портрет Анны, полученный от академика Бассена в составе богатой коллекции гравюр его отца, профессора живописи. Гравюра, изображающая французскую королеву, сделана в Венеции – очевидно, с древнего оригинала. Во всяком случае, на портрете на голове Анны корона XI века, хотя прическа более позднего времени. Под портретом нарисован медальон, где изображена горлица, сидящая на земле рядом с высохшим деревом (оно обычно символизировало засыхающую одинокую жизнь), позади кустик лилии – из французского герба. Подпись под портретом следующая: «Анна Ярославна, королева французская, родилась в Киеве, скончалась близ Парижа».

Традиция считать Анну похороненной во Франции возникла в XVII веке. В 1682 году ученый аббат Менестрие нашел в аббатстве Вилье, около Этампа, надгробную плиту, на которой была изображена королева с той же короной, что и на гравюре. Из надписи на плите можно было понять, что здесь похоронена супруга Генриха I королева Анна. Еще раньше другой ученый – Парадэн – открыл изображение герба Анны Ярославны. На нем с одной стороны лилии – древняя эмблема Франции, с другой – открытые крепостные ворота и над ними великокняжеская русская корона, как та, что на статуе Анны в Санлисе и венецианской гравюре. Может быть, это воспоминание о Золотых воротах, построенных ее отцом в Киеве? Надпись на скульптуре Анны в Санлисе гласит: королева «возвратилась в землю своих предков». Однако киевские летописи молчат об этом событии. Может быть, выражение «уход в землю своих предков» означает смерть?

Когда герцог Монпансье присутствовал в Киеве на панихиде перед могилой Ярослава Мудрого в Софийском соборе, он мог увидеть на стене фрески с изображением всех дочерей Ярослава Мудрого и их матери, княгини Ирины. Есть среди них и Анна. Женские фигуры на этой фреске сильно отличаются по росту: этим подчеркивается их возраст. Две девушки держат свечу в руках: может быть, это говорит об их замужестве? На первой надет фиолетово‑лиловый плащ с каймой, унизанной драгоценными камнями, голубовато‑зеленое платье с широкими рукавами, большое ожерелье на шее. На второй – фиолетово‑лиловое платье с черным орнаментом и светлый плащ с каймой. Подолы платьев унизаны камнями. Искусствоведы выдвинули гипотезу, что первая фигура на фреске – это Елизавета Ярославна, вторая – Анна Ярославна, третья – Анастасия. Имени младшей никто не знает.

Судьба дочерей Ярослава Мудрого напоминает сказку: три стали королевами в Европе: Елизавета – королевой Норвегии, Анна – королевой Франции, Анастасия – королевой Венгрии.

На другой стене Софийского собора – фрески с изображением самого Ярослава и его жены Ирины, дочери шведского короля Олава.

У себя на родине Ирина носила имя Ингигерд. Княгиня выучила дочерей родному языку, они отлично понимали скандинавские саги, которые распевали при дворе отца варяжские воины. Пели в этих сагах и об Ингигерд‑Ирине, ее смелости, отваге и красоте. Эти саги, собранные замечательным исландским поэтом‑скальдом Снорри Стурлуссоном (1179–1241), дошли до наших дней. Сборник этих саг «Круг земной» – настоящая сокровищница мифов, преданий, легенд и точных исторических рассказов из жизни средневековой Европы.

Рассказы о королях Норвегии, других скандинавских стран, Англии, Византии соседствуют с повествованием о жизни Киевской Руси. Немалое место занимает история женитьбы Ярослава Мудрого на дочери шведского короля в «Саге об Олаве Святом». «Круг земной» целиком был переведен на русский язык лишь недавно, как что исландские саги, к сожалению, еще никак не освоены русскими читателями. Между тем в них содержится необычайно интересный материал о культуре и могуществе Древней Руси. Обратимся же к сагам.

Как известно, Ярослав родился от князя Владимира и полоцкой (из города Полоцка) княжны Рогнеды в 978 году. Когда его отец крестил киевлян, Ярослав был десятилетним мальчиком. Он правил в Новгороде (в сагах – Хольмгард) и в 1015 году получил из Киева письмо от своей сестры Предславы, извещающей его о смерти Владимира. Братьев было 12, и началась длительная борьба за великокняжеский киевский престол. В этой борьбе победил Ярослав, вероятно поэтому и получивший прозвище Мудрого. Но мудрость его имела и другой, книжный источник: Ярослав был одним из образованнейших людей своего времени, основал первую на Руси библиотеку, составил «Русскую Правду» – свод законов для древнерусского государства.

В «Саге об Олаве Святом» подробно рассказано, как между конунгом (королем) Швеции Олавом и конунгом Норвегии Олавом Толстым была давняя вражда. Шведский конунг считал себя десятым конунгом, правившим Северными Странами, а Норвегию – малозаселенной бедной страной, где отдельные области находятся далеко друг от друга. Поэтому он был разгневан, когда Олав Толстый прислал сватов с предложением шведскому конунгу отдать свою дочь Ингигерд за него, конунга Норвегии. В качестве характеристики Ингигерд нам интересна такая подробность: посол попросил поэтов‑скальдов при дворе Олава, конунга Швеции, познакомить его с Ингигерд: «Однажды они вошли с ним в ее покои, когда она сидела и пировала, а вокруг нее было много мужей. Она хорошо приняла скальдов, так как они были ей знакомы… Дочь конунга благосклонно выслушала его и обещала ему свою дружбу. Они долго сидели у нее и пировали».

Рассказы посла увлекли Ингигерд, и она решила выйти замуж за конунга Норвегии Олава Толстого и тем прекратить давнюю распрю между странами. Она сказала послу: «Если Олав в самом деле такой достойный человек, как ты об этом рассказывал, то я не пожелала бы себе лучшего мужа, если только ты ничего не преувеличил».

Для нас в этом эпизоде интересна степень свободы скандинавской женщины, пирующей вместе с мужами и самостоятельно беседующей со сватом, присланным из враждебной страны. Все знатные мужи Швеции также хотели мира с Норвегией и потребовали согласия конунга. Уже был обсужден план предстоящей женитьбы, и Ингигерд послала Олаву, своему жениху, шелковый плащ с золотым шитьем и серебряный пояс.

Однако к месту встречи, куда приехал Олав Толстый, конунг Норвегии, чтобы встретить там Ингигерд, как было условлено, Олав, конунг шведский, не явился, и никаких вестей от него не было. Своей дочери Ингигерд конунг сказал: «Знаешь, Ингигерд, как бы ты ни любила этого толстяка, тебе не бывать его женой, а ему твоим мужем. Я выдам тебя замуж за такого правителя, который достоин моей дружбы. Но я никогда не стану другом человека, который захватывал мои владения и причинял мне много ущерба».

Тем временем к конунгу шведов Олаву «прибыли с востока из Хольмгарда послы Ярицлейва конунга, чтобы сватать дочь конунга шведов Олава за Ярицлейва, и что Олав конунг хорошо принял их сватовство». Ярицлейвом в исландских сагах называли русского князя Ярослава Мудрого. Сказанные в сердцах Олавом слова, обращенные к Ингигерд, заставляют предположить, что, может быть, сначала посла отправил к Ярославу сам шведский король.

Вот что было дальше, как рассказывает сага: «Следующей весной в Швецию прибыли послы Ярицлейва конунга из Хольмгарда узнать, собирается ли Олав конунг сдержать свое обещание, данное предыдущим летом, и выдать свою дочь Ингигерд за Ярицлейва конунга. Олав конунг сказал об этом Ингигерд и заявил, что он хочет, чтобы она вышла замуж за Ярицлейва конунга. Она отвечает: „Если я выйду замуж за Ярицлейва конунга, то я хочу получить от него как вено[1] все как владения ярла Альдейгьюборга и сам Альдейгьюборг“.

Послы из Гардарики согласились от имени своего конунга».

Альдейгьюборгом называли в Швеции Старую Ладогу – древнерусский богатый город, Гардарики – Древнюю Русь.

Посол Олава Толстого в досаде, что конунг шведов его обманул и нарушил данное слово, отвез в жены конунгу Норвегии сестру Ингигерд Астрид – дочь наложницы, пленной славянки из прибалтийского племени вендов. Род же Ингигерд был самым знатным родом в Швеции, он вел свое происхождение от скандинавских богов. Так Ингигерд стала русской княгиней. На Руси она получила имя Ирины.

Однако рыцарский роман ее жизни на этом не закончился.

Олав Толстый правил Норвегией больше десяти лет, когда страна была захвачена Кнутом Могучим, правителем Дании, завоевателем Англии. Кнут узнал, что Олав пошел походом на Данию, пока он был в Англии, собрал огромное войско, много кораблей и высадился в Норвегии. Кнут подчинил себе всю страну, многие знатные люди предали своего конунга, и Олав вынужден был уйти из Норвегии вместе с сыном Магнусом. Астрид он оставил в стране. Вот что говорит сага: «Когда наступило лето, конунг стал собираться в дорогу. Он раздобыл корабль и двинулся в путь. Он нигде не останавливался, пока не приплыл на восток в Гардарики к Ярицлейву конунгу и его жене Ингигерд… Ярицлейв конунг хорошо принял Олава конунга и предложил ему остаться у него и взять столько земли, сколько Олаву конунгу было надо для содержания его людей. Олав конунг принял приглашение и остался там». В Норвегии считали Олава слишком жестоким и беспощадным в наказаниях, хотя превыше всего он ценил справедливость и наказывал, невзирая на знатность. Однако тот, кто был посажен в Норвегии правителем Кнутом Могучим, утонул вместе со своим кораблем в море, и весть эта дошла до Гардарики.

Все, кто был там вместе с Олавом, пришли в глубокое смущение: что делать?

Вот как об этом повествует «Сага об Олаве Святом»: «Приехав в Гардарики, Олав конунг предавался глубоким раздумьям и размышлениям о том, как ему быть дальше. Ярицлейв конунг и его жена Ингигерд предлагали Олаву конунгу остаться у них и стать правителем страны, которая называется Вульгария (Волжская Болгария. – С. К.‑Л. ). Она составляет часть Гардарики, и народ в ней некрещеный. Олав конунг стал обдумывать это предложение. Но когда он рассказал о нем своим людям, те стали его отговаривать от того, чтобы он остался в Гардарики, и убеждали его вернуться в Норвегию в свои владения». Однако Олав продолжал сомневаться и оставался у своих друзей. В Гардарики Олав показал свое искусство врачевания. Однажды у сына одной знатной вдовы в горле вскочил такой огромный нарыв, что мальчик не мог ничего есть, и все готовились к его смерти. Мать обратилась к Ингигерд, но та сказала, что не может вылечить ребенка. (Значит, все‑таки и сама княгиня занималась врачеванием. Как почти каждая образованная женщина Древней Руси.) Ингигерд приказала женщине обратиться к Олаву, «а если он откажется, то скажи, что я его об этом прошу». Влияние Ингигерд на Олава было так велико, что, конечно же, он исполнил ее просьбу и спас мальчика.

Исландская сага подробно передает все колебания конунга Норвегии: попытаться вернуть себе власть или оставаться на Руси? «Когда Олав конунг решил вернуться домой, он сообщил об этом Ярицлейву конунгу и его жене Ингигерд. Они стали его отговаривать и говорили, что у них в стране он может получить владения, подобающие ему. Они просили его не ехать навстречу врагам с таким небольшим войском». Но Олав рассказал им свой сон, который указывал на то, что ему нужно вернуться в Норвегию: «Увидев, что конунг твердо решил ехать, они предложили ему воспользоваться их помощью и взять в дорогу все, что ему нужно. Конунг поблагодарил их дружескими словами за участие и сказал, что он охотно возьмет у них все, что ему будет необходимо в пути… У него было тогда около двух сотен людей. Ярицлейв конунг снабдил их всех лошадьми и всем необходимым снаряжением. Когда конунг собрался, он отправился в путь. Ярицлейв конунг и его жена Ингигерд проводили его с большими почестями. Своего сына Магнуса он оставил у Ярицлейва конунга».

В Норвегии Олава встретили его жена и пятнадцатилетний брат Харальд, сын Сигурда. Он был высок ростом и выглядел как взрослый.

Однако норвежская знать, предательски поладившая с Кнутом Могучим, завоевателем страны, не собиралась уступать захваченных позиций. Узнав, что Олав вернулся из Гардарики, норвежцы собрали огромное войско и дали ему бой. Битва при Стикластадире 29 июля 1030 года окончилась гибелью законного короля Норвегии, конунга Олава, и смертью многих его воинов. В Норвегии установилось датское господство.

Кнут Могучий посадил в Норвегии своего сына, который презирал норвежцев, и поэтому свидетельство одного датчанина перевешивало перед властями свидетельства десяти норвежцев. Если норвежец уезжал из страны без разрешения сына Кнута, то все его богатства и владения доставались конунгу‑датчанину. Тогда норвежцы вспомнили погибшего Олава и провозгласили его святым. Вскоре они снарядили корабли и летом отплыли на восток, в Гардарики, послали своих людей в Хольмгард «к Ярицлейву конунгу и просили передать ему, что они хотят взять с собой Магнуса, сына конунга Олава Святого, и отвезти его в Норвегию, а там помочь ему получить отцовское наследство и стать конунгом в стране.

Когда об этом узнал Ярицлейв конунг, он стал советоваться со своей женой и другими знатными людьми. Они решили послать гонцов к норвежцам и пригласить их к Ярицлейву конунгу и Магнусу. Им обещали свободный проезд по стране. Когда они добрались до Хольмгарда, то было решено, что норвежцы, которые приехали, станут людьми Магнуса и будут ему служить».

О том, как Магнус отправился из Древней Руси – Гардарики в Норвегию и стал ее конунгом, рассказывает уже другая сага – «Сага о Магнусе Добром». Он правил Норвегией с 1035 по 1047 год. Значит, по меньшей мере несколько лет Магнус провел у Ярослава Мудрого и его жены в Древней Руси. Если бы не эти саги, разве можно было бы представить, какую огромную роль в европейской жизни играл Ярослав Мудрый!..

Умер Кнут Могучий, который почти четверть века был конунгом Англии и Дании и семь лет правил в Норвегии, и Магнус стал править и Данией, и Норвегией.

А тем временем в Гардарики к Ярицлейву конунгу – Ярославу Мудрому и его жене Ингигерд‑Ирине сразу после гибели Олава Святого в битве при Стикластадире прибыл его юный брат Харальд, впоследствии получивший прозвище Суровый или Отважный. Харальд был скальдом, слагал песни, и его сердце покорила старшая дочь Ингигерд и Ярицлейва – Елизавета.

«Конунг Ярицлейв хорошо принял Харальда с его людьми, – повествует „Сага о Харальде Суровом“. – Харальд сделался предводителем над людьми конунга, которые охраняли страну… Харальд провел в Гардарики несколько зим и ходил походами по Восточному Пути».

Свои песни скальд Харальд обращал к гордой и неприступной Елизавете. Одна из этих песен, дошедшая до нас, имеет постоянный припев: «Только русская девушка в золотой гривне пренебрегает мною!» (Гривна – шейный обруч, украшение.) Проведя несколько зим в Древней Руси, Харальд отправился со своей дружиной в Страну греков – Византию и поступил на службу к императрице Зое. Скандинавы, служившие в войсках Византии, назывались верингами (вероятно, отсюда и происходит слово «варяги»). Из Византии Харальд отправился в Страну сарацин – Африку и захватил там огромные богатства, золото, драгоценности и 80 городов. Как гласит сага, «все имущество, какое он добыл и в каком не нуждался для того, чтобы содержать себя, он посылал с верными людьми на север в Хольмгард на хранение к Ярицлейву конунгу, и там скопились безмерные сокровища. Так и следовало ожидать, потому что он ходил походами в ту часть мира, которая всего богаче золотом и драгоценностями, и совершил множество подвигов».

Любопытно, что, описывая поход на Сицилию (в саге – Сикилей), сага рассказывает о примененной там Харальдом военной хитрости. Чтобы взять неприступный город, он велел выловить поблизости птиц, которые вили гнезда в городе, а потом вылетали в лес за добычей, привязать к их спинкам «сосновые стружки, смазанные воском и серой, и поджечь их». Птицы полетели в город и сожгли его, так что все горожане вышли просить пощады. Этот прием слишком напоминает месть княгини Ольги древлянам, чтобы быть повторенным случайно, так что скорее всего Харальд узнал этот рассказ о княгине Ольге на Руси.

После всех походов и побед Харальд вернулся в Восточную державу. «Во время этой поездки Харальд сочинил Висы Радости (висами назывались песни скальдов. – С. К.‑Л. ), и было их всего шестнадцать, с одинаковым припевом в каждой», – так говорит сага. Из этих шестнадцати песен, обращенных Харальдом Суровым к русской княжне Елизавете, сохранилось шесть. Судьба их сложилась удачно. Позднее они завоевали популярность во Франции, а потом вернулись обратно на Русь.

Наши поэты, начиная с XVIII века, переводили эти висы Харальда; поэт Н. А. Львов в 1793 году назвал свой перевод так: «Песнь норвежского витязя Гаральда Храброго, из древней исландской летописи Книтлинга сага, г. Маллетом выписанная и в датской истории помещенная, переложена на российский язык образом древнего стихосложения, к примеру: „не звезда блестит далече во чистом поле“». Впоследствии их перевели поэты К. Н. Батюшков (1816), Н. М. Карамзин в своей «Истории государства Российского» (1818), исторический драматург и поэт А. К. Толстой (1869).

Все эти висы кончались припевом: «Но девушка в русском городе знать меня не хочет». «Так Харальд обращался к Эллисив, дочери Ярицлейва конунга в Хольмгарде», – говорит исландская сага о русской княжне.

Когда Харальд прибыл к Ярославу, тот отдал ему все богатства, присланные ранее. «Там было столько добра, сколько никто в Северных Странах не видал в собственности одного человека… В ту зиму Ярицлейв конунг выдал свою дочь за Харальда. Имя ее было Элисабет, а норвежцы звали ее Эллисив», – говорит сага. В саге рассказано, что Харальд увез Елизавету из Новгорода в Старую Ладогу (Альдейгьюборг), а уже затем повернул в Швецию. Харальд привозил все богатства не в Киев, а в Новгород. И свадьба состоялась там же.

Прибыв в Швецию, Харальд благодаря своему браку с внучкой шведского короля – Елизаветой заключил с ее конунгом союз и решил идти войной на своего племянника Магнуса. Сага говорит о Харальде: «Харальд – человек роста и силы не чета прочим и так умен, что нет для него ничего невозможного, всякий раз достается ему победа, когда он сражается, а золотом так богат, что ни один человек не видывал подобного».

Магнуса не зря прозвали Добрым: он добровольно, не желая воевать с братом отца, разделил Норвегию на две половины и одну отдал Харальду. Харальд, чтобы не остаться у него в долгу, разделил с ним пополам все свои несметные богатства, сундуки с золотом.

Однако Магнус Добрый правил недолго: вскоре он заболел и умер. Харальд стал конунгом Норвегии, а его жена Эллисив‑Елизавета – женой конунга. Вскоре у нее родились две дочери, Мария и Ингигерд – в честь матери Елизаветы.

Неутомимый воин и викинг, Харальд основал город Осло и решил добиваться Датской державы.

Каждую зиму воевал Харальд в Дании. Наконец мир с Данией был установлен, и Харальд решил завладеть Англией.

Вместе с ним в далекий поход отправились три женщины: его жена Эллисив‑Елизавета и дочери Мария и Ингигерд. По дороге часть кораблей завернула на Оркнейские острова, и Харальд оставил там жену и дочерей, а сам пустился в путь к английским берегам.

В Англии Харальд выстроил войско для сражения. Впереди войска несли его стяг «Опустошитель страны», считавшийся непобедимым. Свою кольчугу он называл Эмма, она была такой длинной, что закрывала колени, и такой прочной, что ее не брало никакое оружие. Но в бою стрела попала Харальду в горло, и он упал, смертельно раненный.

Битва норвежцами была проиграна.

Узнав о событиях в Англии, свое войско двинул на нее викинг Вильгельм Завоеватель из Нормандии. Битва при Гастингсе, в которой Англия потеряла свою независимость, произошла 19 дней спустя после смерти Харальда Сурового, в 1066 году.

На Оркнейских островах дочь Харальда Мария, внучка Ярослава Мудрого, умерла в тот же день и час, когда в бою погиб ее отец, – совершенно внезапно для всех близких. Сын Харальда от наложницы участвовал в битве, едва остался в живых и с трудом добрался до Эллисив‑Елизаветы на Оркнейских островах. Он и был провозглашен конунгом Норвегии вместе со своим братом. Эллисив вместе с оставшейся в живых дочерью Ингигерд вернулась в Норвегию. Впоследствии Ингигерд стала шведской королевой. А о судьбе Елизаветы Ярославны нам больше ничего не известно. Все эти трагические события совершились, когда родителей Елизаветы давно уже не было в живых: Ярослав Мудрый скончался в 1054 году, за 12 лет до гибели зятя. Мать Ингигерд‑Ирина умерла прежде мужа. В живых оставались сестры: Анна была королевой во Франции, Анастасия – в Венгрии. Может быть, Елизавета их навещала…

Но давайте вернемся в Киев, оставив саги, которые нас так увлекли. Елизавета покинула родной дом в 1045 году. Она первой вылетела из родного гнезда.

Спустя три года в Киев прибыло посольство из далекой Франции – от короля ее Генриха I. Сватали княжну Анну. Хроники – разумеется, не такие подробные и яркие, как саги, – говорят, что в посольство входили епископ шалонский Рожер и епископ города Мо‑Готье Савейр.

Мы не знаем точно даты рождения Анны: это может быть 1024 или 1032 год. Детство и юность ее прошли в годы бурного расцвета Русского государства, разнообразных международных общений и связей. Сестра Ярослава Мудрого Добронега была замужем за князем польским. Сына Всеволода Ярослав женил на дочери византийского императора, сына Святослава – на Оде, дочери немецкого графа Леопольда Штаденского, сына Игоря – на дочери маркграфа мейсенского Кунигунде. При дворе Ярослава жили сыновья изгнанного из Англии датчанами короля Эдмунда – Эдвин и Эдуард. Словом, русский княжеский двор напоминал поистине международное родственное сообщество.

Древней Руси не нужно было прорубать никаких окон в Европу – они были распахнуты настежь, и ей был открыт путь и к Балтийскому, и к Черному морям. Путь «из варяг в греки» и связывал эти два моря, а следовательно, два самых мощных торговых центра Европы.

Сохранились описания Киева времен Ярослава Мудрого в записках иностранных путешественников. Он поражал почти так же, как Константинополь, красотой, пестротой, обилием церквей, богатыми кораблями в киевской гавани – Почайне.

В Киев стекались богатства и Скандинавии, и Византии, и Востока. Особой популярностью среди знатных и богатых людей пользовались резные камеи из драгоценных и полудрагоценных камней. Их привозили из Византии. Камеи из оникса, агата, сардоникса в особенности ценились женщинами, которые верили в их магическую силу. Существовала целая наука о том, кому какой камень может принести удачу и счастье. Поэтому девушки на выданье всегда получали желанные подарки. Камнем счастья считался сердолик, яшму ценили как кровоостанавливающий камень и средство против лихорадки, зеленый нефрит был залогом верности, им также лечили почки. Но самым могущественным талисманом оставался зеленый изумруд – целебный для зрения, защищавший от укусов ядовитых животных и насекомых. Киевлянки верили, что от несчастных случаев в дороге предохраняет красный гранат‑альмандин, он же излечивал желтуху и лихорадку. Вероятно, все дочери Ярослава Мудрого имели эти камни, многие просто нашивались на платья. Можно не сомневаться, что все платья княжон были из тончайших византийских шелков, на них изображали птиц, зверей, различные орнаменты, узоры, сплетенные из цветов и веток. (Производство этих тканей в Византии было государственным, экспорт их за пределы страны – ограниченным, и стоили они необычайно дорого.) Поверх этих узоров ткани часто украшались еще вышивкой из серебряных и золотых нитей. Именно этого типа ткани изображены на фресках Софийского собора – в такие платья были одеты дочери Ярослава Мудрого.

Необычайно высоко была развита эстетика женских украшений. Каждая горожанка из зажиточной семьи имела сложный ювелирный прибор: серьги, головные подвески – колты, разнообразные ожерелья из монет и драгоценных камней, золотые и стеклянные браслеты, перстни.

Изощренно и богато были украшены книги.

К этому времени славянская азбука, изобретенная болгарским просветителем Кириллом и его братом Мефодием, помогавшим ему, уже насчитывала 200 лет. Кириллицей – так называли славянскую систему письма – овладели и пользовались многие славянские народы.

В Киеве в эти годы было необычайное обилие кириллических славянских книг, переписанных в Болгарии или уже на территории Древней Руси. Переписчиками книг были чаще всего монахи в монастырях.

Словом, когда прибыло посольство из Франции в Киев, ему было на что посмотреть. Говорят, что Ярослав беседовал с послами на латинском языке. Возможно, что в 1049 году прибыло новое посольство: епископ мельденский Вальтерий и епископ каталонский Рогерий. Оно пробыло до лета 1050 года.

Французский король Генрих I принадлежал к династии Капетингов, был он немолод, развратен, вдов – похоронил недавно жену. Епископы преследовали за браки между родственниками, поэтому некоторые из Капетов хотели породниться с византийскими императорами. Возможно, при константинопольском дворе послы из Франции и узнали, что с Русью Византия породнилась давно: еще отец князя Ярослава – Владимир – женился на сестре византийских императоров Анне, а после неудачного похода Ярослава на Константинополь император, чтобы задобрить русского князя, прислал ему для сына в жены свою дочь… По словам автора старинной французской книги Мазере, до Генриха так или иначе «дошла слава о прелестях принцессы, достойной обладать сердцем великого монарха, именно Анны, дочери Георгия (христианское имя Ярослава. – С. К.‑Л. ), короля Росии, ныне Московии, и он был очарован рассказом о ее совершенствах».

Теперь нам даже трудно представить, какими подарками, богатой домашней утварью, тканями, посудой, драгоценными камнями, иконами, мехами был нагружен обоз, отправляемый с Анной. Он шел не одну неделю, через несколько стран. И всюду знали Ярослава Мудрого, и всюду уважали его за богатые обширные земли, за сильную власть.

Венчание Анны и Генриха I состоялось 4 августа 1049 (или 1051) года в Реймсе, там, где короновались французские короли.

К. Маркс в своих «Хронологических записках» упоминает, что этим браком Генрих I хотел поправить расшатанные дела своей бедной страны. Из богатого и величественного Киева Анна попала в маленькое скудное королевство: темные, закопченные факелами деревянные залы дворца, грубая деревянная или глиняная посуда, мало серебра и золота.

Сестра Елизавета была далеко на севере вместе со своим викингом и скальдом Харальдом Суровым. Тяжело было прощаться Анне с матерью. Гордая Ингигерд, властная и сильная, позаботилась, чтобы дочери получили отличное воспитание и образование. Они умели вышивать шелком и золотом, знали врачевальное искусство, как и сама Ингигерд, умели рассказывать и знали наизусть саги, тем более что в них пели и о матери, и об отце, читали и по‑русски, и по‑скандинавски – об этом мать заботилась неукоснительно.

Анна вспоминала киевские сады при княжеском дворце, где было так много плодовых деревьев: по весне белой и розовой пеной покрывались цветущие вишни, яблони, сливы, груши, высокими свечками тянулись каштаны. Между деревьев отцовские садовники сажали розы, лилии, шафран, фиалки, нарциссы. В просторной столовой у матери каждый день за обедом усаживалось не меньше тридцати‑сорока человек. Здесь было скромнее, чем в княжеском дворце, убранном драгоценными тканями, серебряными подсвечниками, мозаикой из Византии, даже мебель была украшена золотом, разноцветными эмалями. А какие богатые были у отца застолья! Чего‑чего только не было на княжеском столе: гуси, утки, куры, лебеди, зажаренные целиком… Икра, молоко, масло, грибы, вино, сладости, рыба самых различных видов. Кабанов, баранов, быков жарили на гигантских вертелах. Из муки и меда выпекали пряники, в них добавляли привезенные с Востока пряные травы. Особым почетом пользовалась мята – ее клали в напиток, называемый «мед». В огородах сажали сельдерей, репу, кресс‑салат, свеклу, капусту, тмин, цикорий, хрен.

В комнате матери всегда стоял запах дорогих благовонных притираний. После того как Харальд Суровый побывал на службе у византийской императрицы Зои, известной во всей Европе необычайно моложавым видом и искусством самой составлять ароматные кремы (в сагах рассказано, как Зоя влюбилась в Харальда и хотела оставить его при себе), он привез в Киев Ингигерд, давно начавшей стареть, эти бесценные флаконы. (Для Зои доставлялись травы и корешки из Индии и Эфиопии, круглый год в ее дворцовых покоях в Константинополе горели жаровни, и императрица сама над ними колдовала.) Каждый такой флакон стоил немало золота.

Ингигерд выучила дочерей и верховой езде. Ею увлекались при дворе византийских императоров, но во Франции на Анну смотрели с изумлением, когда она садилась на лошадь для верховой прогулки или тем более когда отправлялась на охоту. Именно русская королева принесла эту моду во Францию.

В Древней Руси каждая женщина умела прясть, ткать и шить одежду. В бедных семьях это служило зачастую важным источником дохода семьи, в богатых – необходимым условием воспитания. Считалось, что хозяйка непременно сама должна все уметь – иначе не сумеет распорядиться и слугами. Она должна научить прясть, ткать и шить каждую служанку и рабыню. Ведь именно женщина в доме вела хозяйство, и чем больше оно было, тем больше умения и знания требовалось от госпожи. Примером этому служила Ингигерд‑Ирина – дочь шведского короля и княгиня Древней Руси. Она вникала во все и все умела. Конечно, было еще и умение повелевать, но ведь и это своего рода наука и искусство. Во многих семьях тогда именно женщины являлись главой семьи, управляя всем. Ничто в жизни не проходило мимо них.

Разумеется, Анна была христианкой, но ведь христианство не впиталось еще в плоть и кровь каждого: не прошло и ста лет после его принятия. Язычество было необычайно сильно в быту и повседневной жизни. Ходили в церковь, но продолжали верить в русалок‑берегинь, колдовство и чародейство, леших, домовых. Языческая стихия жизни еще была разлита повсюду.

В 1054 году, в год смерти Ярослава Мудрого, в Киеве совершилось разделение церквей на католическую, подчиненную Римскому Папе, и православную, признающую только власть константинопольского патриарха. Но Анна уже была во Франции, и, разумеется, она не могла выбирать: ей нужно было признать власть Римского Папы, чтобы жить в мире со своим народом. Да и эти тонкие различия казались пока еще отвлеченным, далеким от жизни богословием.

Главным было другое: Анна была молода и красива, ей хотелось любить, но Генриха I любить было невозможно.

Анна скучала по сестрам. Не только по Елизавете, но в особенности по младшей – Анастасии. Анна баловала ее. Ей доставляло удовольствие наряжать ее в свои платья, вешать на грудь ожерелья, примерять ей свои браслеты и перстни. Вспоминала детство: еще жива была старая нянька отца – князя Ярослава, дочь языческого жреца‑волхва. Она была искусна в волхвовании и «чарах», как все шепотом передавали друг другу. Поговаривали, что она и яды могла изготовить из трав. Заговаривала зубную боль, лечила раны, принимала роды. Даже Олав Толстый, которого потом объявили Святым, несчастный норвежский король, всю жизнь любивший Ингигерд, всегда внимательно приглядывался к тому, что делала нянька, – он ведь тоже умел лечить людей.

Нянька любила Анну за страстность, горячность крови, за то, что ни к чему в жизни та не была равнодушна и не боялась признаться, что любила и что ненавидела. Не скрывала ни приязни, ни неудовольствия. Нянька не любила брата Всеволода – любимца отца: он слишком много, по ее понятиям, проводил времени в церкви, чтобы угодить отцу и митрополиту.

Анастасия тоже стала королевой – в Венгрии, а она так же далека, как и Русь. Муж Анастасии король Эндре I начал править в 1047 году, и ему ко дню коронации император Византии Константин IX Мономах прислал корону сказочной красоты.

Византийский император был заинтересован в союзничестве Венгрии. Но для него имело значение и то, что Эндре I венчался королем вместе с дочерью Ярослава Мудрого. А ему правитель Византии отдал в жены для сына Всеволода свою любимую дочь. (Впоследствии она станет матерью киевского князя Владимира Мономаха.)

Эта корона‑диадема представляла собой настоящее чудо ювелирного византийского искусства: семь золотых створок, закругленных сверху и украшенных перегородчатой эмалью, были соединены друг с другом. Они изображали Константина IX Мономаха, известного покровителя искусств, его супругу императрицу Зою, красавицу в зубчатой короне, и ее некрасивую сестру Феодору. По обе стороны от этих царственных персон были еще фигуры символические – Правосудия и Смирения, столь необходимые правителям.

Эндре I правил страной до 1061 года. На озере Балатон, где стоял его дворец для отдыха, вместе с ним любила бывать Анастасия, и полуостров до сих пор называется по‑славянски – Тихань – может быть, в память королевы. Она и в детстве была тихой. На вершине холма Тихани и доныне стоит аббатство, основанное мужем Анастасии. Подземная часовня, где похоронен Эндре I, нерушима свыше девятисот лет. Надгробие его сохранилось до наших дней. Плещется тихо Балатон, незримо исчезла, растаяла жизнь Анастасии. А корону‑диадему Эндре I, которая хранится теперь в Национальном музее в Будапеште, в 1861 году случайно нашел какой‑то крестьянин – откопал в земле.

Анна хотела поскорее родить ребенка, чтобы к нему привязаться, перестать скучать по Киеву, родителям, сестрам и братьям. Но детей все не было и не было. Горячие молитвы не помогали, и Анна по обету выстроила в Санлисе монастырь Святого Викентия. Может быть, это помогло, а может быть, пришло время ей стать матерью. Сын Филипп родился в 1053 году, еще при жизни Ярослава Мудрого, и дед прислал для внука из Руси богатые подарки – успел прислать. Потом родились Гуго и Робер, рано умерший. Дети отнимали много времени и душевных сил, но природа щедро одарила Анну. Судьба наградила ее и счастьем любви. Жизнь Анны, как и жизнь ее матери Ингигерд‑Ирины, можно было описать пожалуй что в рыцарском романе. Вот он.

Самым могущественным, богатым и независимым владетелем земель во Франции, даже богаче и независимее короля, был граф Рауль III Крепи де Валуа. Рауль влюбился в русскую красавицу королеву, и Анна ответила ему взаимностью. Вероятно, их отношения начались еще при жизни Генриха I, потому что он пожаловался на жену Римскому Папе Николаю II. Папа состоял в переписке с Анной, и это заставляет предположить, что Анна знала и латинский язык. Николай II пишет послание Анне, где хвалит ее достоинства, одобряет за помощь бедным и просит «поберечь короля». Однако Генрих I был уже тяжко болен и скончался в 1060 году. Королем стал малолетний Филипп, а Анна – регентшей при нем. Вдова с сыновьями поселилась в замке Санлис, среди густых лесов.

Граф Рауль был потомком Карла Великого и потому не боялся ни короля, ни Папы. Он похитил Анну (впрочем, историки не исключают, что похищение было разыграно) и увез к себе в замок.

Рауль развелся с женой и обвенчался с Анной, к негодованию всех. Бывшая жена графа Алиенора обратилась за помощью к Папе, и тот вынужден был аннулировать новый брак Рауля как незаконный. Он пригрозил влюбленным отлучением от церкви и велел Раулю уйти от Анны. Однако граф Валуа и не думал слушаться папы. Анна, пожертвовав властью регентши, осталась с возлюбленным. Любовь сына к ней была столь велика, что Анна вместе с Раулем и его детьми от первого брака всюду сопровождали мальчика‑короля в его поездках по Франции. 8 сентября 1074 года умер Рауль, и Анна во второй раз овдовела.

На грамотах короля Филиппа сохранились подписи Анны от 1061, 1065 и 1067 годов. Анна упоминается в грамотах Филиппа восемь раз. Все эти грамоты – на латинском языке, ведь первые грамоты на французском языке появились лишь в XIII веке.

В дарственной грамоте аббатству Криспина в 1063 году от имени Филиппа стоит подпись Анны славянскими буквами, кириллицей: «Анна Реина», то есть «Анна Королева». В 1075 году Анна в последний раз подписала вместе с сыном королевский указ. Дочь составителя «Русской Правды» и в далекой Франции не забыла родной язык. С этого времени все известия о ней кончаются.

Возможно, Анна Ярославна ездила на родину, но застала там междоусобную изнурительную борьбу детей и внуков Ярослава Мудрого и вернулась умирать обратно во Францию.

Не менее удивительной была судьба племянницы Анны – дочери ее родного брата Всеволода Ярославича. Подобно своему отцу Ярославу Мудрому, Всеволод стремился поддерживать родственные связи с европейскими государствами, и это ему вполне удавалось. От первого брака Всеволода с дочерью византийского императора Константина Мономаха у него были сын – Владимир Мономах и дочь Анна (Янка). В основанном ею монастыре возникла одна из первых на Руси женских школ. Владимира Мономаха Всеволод женил на английской принцессе Гите, Янка была помолвлена с византийским царевичем, но этот брак не состоялся, так как жениха насильно постригли в монахи.

Свою дочь от второго брака – юную Евпраксию – двенадцати‑ или четырнадцатилетней девочкой Всеволод отправил в Саксонию, в дом жениха, маркграфа Генриха Штаденского.

Легендарная биография Евпраксии вплоть до недавнего времени вдохновляла европейских авторов поэм и романов. Итальянские и немецкие хроники посвятили ей немало страниц, и почти нет историков Средневековья, которые бы остались равнодушны к этому сюжету. Жизнь Евпраксии и в самом деле не назовешь заурядной.

Немецкая хроника рассказывает, что «дочь русского царя» пришла в Германию с «верблюдами, нагруженными роскошными одеждами, драгоценными камнями и вообще несметным богатством». Прежде чем обвенчаться со своим женихом, Евпраксия должна была получить образование в Кведлинбургском саксонском монастыре. Видимо, таково было желание отца: Всеволод был человеком образованным и, как потом писал его сын Владимир Мономах, знал пять языков.

Настоятельницей монастыря в то время была сестра императора Германии Генриха IV Адельгейда, и Евпраксия обучалась там немецкому, латинскому языкам и иным книжным премудростям. Перед свадьбой Евпраксия перешла в католичество и получила имя своей наставницы – Адельгейда. Замужняя ее жизнь с саксонским маркграфом была недолгой: через год Генрих Штаденский скончался.

Оставшись одна, Евпраксия‑Адельгейда часто навещала Кведлинбургский монастырь, куда к сестре‑аббатисе приезжал император Генрих IV, только что похоронивший жену. Он познакомился с молоденькой вдовой из Русской земли и влюбился так сильно, что решил жениться. Да и отец Евпраксии, князь Всеволод, считался среди государей Европы лицом влиятельным.

Венчание и коронование Адельгейды состоялось в августе 1089 года в Кельне. Впрочем, и новый брак не был для нее счастливым, потому что Генрих IV оказался жестоким и развратным человеком: он принуждал молоденькую жену к участию в оргиях, обычных при его дворе, и был поражен тем, что она рассказала об этом своему духовнику. Немецкая легенда говорит, что «первое время она молчала по женской стыдливости, а когда величина преступлений победила женское терпение, она раскрыла».

За разглашение подобной тайны разгневанный супруг подверг Адельгейду своего рода заключению, удалив всех ее друзей. Ярость Генриха была тем сильнее, что он ревновал жену к своему сыну от первого брака Конраду. Евпраксия имела, как свидетельствуют немецкие хроники, немало сочувствующих и преданных ей друзей. Поэтому она сумела, обманув бдительность стражи, бежать и встретилась с Римским Папой, который, выслушав ее рассказ, предложил ей выступить с обличением мужа на церковном соборе в марте 1095 года. По развратности и жестокости современники сравнивали Генриха IV с Нероном, и вступить с таким человеком в открытую борьбу было делом нелегким, требовавшим незаурядного мужества и личной отваги.

На церковный собор явились епископы Италии, Франции, Германии – всего четыре тысячи человек, слушателей же было тридцать тысяч, так что заседания пришлось проводить под открытым небом, в поле. Не щадя себя, Евпраксия‑Адельгейда рассказала о всех издевательствах, которым ее подверг император. Это было, по существу, гражданским самоубийством и отчаянной местью мужу.

Беспощадная искренность, с которой выступила германская императрица, поразила современников. Ведь она не искала для себя ничего, кроме правды и справедливости, не добивалась власти или богатства. Генрих же вел изнурительную борьбу с Римскими Папами.

Прожив два года в Италии, при дворе Конрада, Адельгейда переехала в Венгрию. И хотя мы не знаем, была ли жива в это время ее тетка – венгерская королева Анастасия, родственные связи помогли Евпраксии чувствовать себя там хорошо. Узнав, что его жена нашла приют в Венгрии, Генрих стал требовать от своих послов, чтобы они добились ее выдачи, и Евпраксия вернулась на родину, в Киев.

Разоблачения Адельгейды помогли противникам Генриха и заставили его отречься от престола, а 7 августа 1106 года Генрих скончался. В декабре того же года Евпраксия‑Адельгейда постриглась в монахини в Андреевском монастыре, в том самом, где настоятельницей была ее сестра Янка. Разумеется, в Киеве знали все подробности ее громкого процесса и осуждали не Генриха, а Евпраксию, которая осмелилась идти против мужа. И хотя мать ее, вдова князя Всеволода, была жива, Евпраксии‑Адельгейде было на родине несладко.

Через два с половиной года, 9 июля 1109 года, Евпраксия скончалась в монастыре на тридцать восьмом году жизни.

Мир истории – часто мир неожиданных сближений! И на памятную еще по школе борьбу германского императора Генриха IV с Римскими Папами, с его хождениями в Каноссу и поражением интересно взглянуть в свете судьбы его жены – киевской княжны Евпраксии (в былинах ее зовут Апраксой‑королевишной). Причудлива и прихотлива история: еще вчера существовавшее, сегодня так смыто, что и следов не найти. Но отдаленное веками сохраняется в тайниках народной памяти. Об этом невольно думаешь, вспоминая замечательных женщин Древней Руси.

Таковы судьбы киевлянок, носивших в Европе королевские короны.

[1] Вено – выкуп за невесту; приданое жены.