Если вы бывали в Будапеште, то, конечно же, не могли не слышать о принцессе Маргит. Ее именем назван живописный остров посреди Дуная, который разрезает город на две части: гористую Буду и равнинный Пешт. На острове Маргит, зеленом, вытянутом, с бассейнами на минеральных источниках (будапештцы любят пить прозрачную воду «Маргит») сохранились остатки монастыря, в котором прожила не очень долгую жизнь дочь венгерского короля Белы IV.

В тени высоких деревьев лежит плита красного мрамора с высеченной на ней надписью: «Арпадхази. Святая Маргарита. 1242–1271. На этом месте была могила дочери короля Белы IV до XVI века». Арпадхази – королевская династия, а король Бела IV известен в истории Венгрии тем, что ему пришлось сражаться с ордами татаро‑монголов.

Опустошив русские земли, хан Батый решил завоевать Венгрию, ее плодородные земли сделать кормовой базой для своей конницы и оттуда совершать набеги на Европу. Венгры оказали отчаянное сопротивление, но королевское войско было разбито, и враги в течение года разоряли страну. Татаро‑монгольская конница достигла городов Центральной Европы, побывала под стенами Вены, вышла на побережье Адриатики. Но силы ее были истощены оставшимися в тылу русскими, поляками, венграми. Войску Батыя пришлось повернуть обратно. Король Бела IV дал обет: если татаро‑монголы уйдут с венгерской земли, ожидаемого в королевской семье ребенка посвятят Богу.

В 1242 году войско Батыя навсегда покинуло пределы Венгрии, а родившаяся дочка короля вскоре была отдана в монастырь.

В рассказе Чехова «Студент» герой его думает о связи времен, и автор находит поэтичный образ единой цепи, которой связано все происходившее когда‑то на земле. Так что, тронув цепь за одно звено, чувствуешь, как дрогнул другой ее конец.

Именно об этом подумалось мне у могильной плиты Маргариты. А еще о том, что прогуливающиеся по острову люди в большинстве своем не догадываются, как поэтичная далекая судьба святой Маргариты связана с современной ей русской историей.

* * *

Маргарита родилась в 1242 году. А через год после ее рождения старшая сестра ее Анна вышла замуж за русского князя Ростислава Михайловича – сына известного на Руси князя Михаила Черниговского[1].

У Ростислава, как у всех русских князей того времени, была бурная военная жизнь. Вместе с отцом он княжил в Новгороде и Галиче, помогал отцу воевать с вторгшимися в русские земли татаро‑монгольскими ордами.

Когда те подступили к Киеву, престол его занимал Михаил Черниговский. Красота города, стоящего на берегу Днепра, сверкающего золотыми куполами церквей, поразила вражеских послов. Они пытались уговорить жителей добровольно сдаться. Вероломство и хитрость татаро‑монголов уже были известны русским, поэтому Михаил им не поверил. Он приказал умертвить послов и сам вместе с сыном Ростиславом бежал в Венгрию, в «угры», чтобы поднять их на борьбу с Ордой.

Киев был взят штурмом 6 декабря 1240 года, и это открыло путь на Венгрию, а князь Михаил Черниговский стал отныне заклятым врагом Батыя. Хан не простил ему ни смерти послов, ни попытки организовать сопротивление «угров».

Оказавшись в Венгрии, Ростислав стал деятельным помощником своего тестя, венгерского короля Белы IV. После ухода отрядов Батыя из венгерской земли Бела IV наградил Ростислава, сделав его владетелем сербского княжества Мачвы и Босны. В Белграде была у него своя резиденция. Дочь Ростислава и Анны, сестры Маргариты, – Кунгута – стала женой чешского короля[2]. Сама же Маргарита оказалась в родстве с русскими князьями своего времени, в том числе с Александром Невским. Подчас нам бывает трудно проследить в истории не только связь времен, но и связь живых людей, соединить в одной сложной, кипящей страстями, противоречиями эпохе современников, увидеть их одновременно размещенными на исторической сцене. Поэтому не будем сожалеть, что попусту теряем время на генеалогические поиски, на установление связей родства. Это помогает лучше разглядеть соотношение фигур на исторической плоскости.

Поучение княгини Марии, жены Всеволода Большое Гнездо

Как и большинство княжеских семей того времени, семья князя Михаила Черниговского, с которой породнилась дочь венгерского короля Белы IV, была тесно связана узами родства с князьями Владимиро‑Суздальской Руси. Его сестра Агафья была женой великого князя Георгия Всеволодовича, сына князя Всеволода Большое Гнездо. Это «гнездо» насчитывало 8 сыновей и 4 дочерей. Всякий, кто бывал во Владимире и видел замечательный белокаменный резной Дмитриевский собор, разумеется, не мог не заметить рельефного изображения на его стене: князь Всеволод Большое Гнездо вместе со своими сыновьями. Именно Георгию Всеволодовичу выпала на долю нелегкая судьба: в его княжение татаро‑монголы штурмом захватят Владимир, разграбят города Владимиро‑Суздальской земли, уведут в плен людей, а сам великий князь погибнет в битве на реке Сити.

Мать Георгия Всеволодовича, жена Всеволода Большое Гнездо княгиня Мария, дочь чешского князя Шварна[3], была женщиной для своего времени необычайно образованной и, по свидетельству летописи, оставила своим детям материнское поучение, подобное поучению Владимира Мономаха. Недаром по уму и учености летописец сравнивает жену Всеволода с легендарной Ольгой. Вот это материнское наставление, написанное русской княгиней перед смертью в 1205 году и сохраненное для нас летописью: «Возлюбленная моя чада!.. Имейте же тихость и кротость, и смиренномудрие, и любовь, и милость. Алчныя насьпцайте, жадныя напояйте, нагия одевайте, больныя посещайте и себе в чистоте соблюдайте. Всякого человека не мините не привечавши. Сами же межю собою имейте нелицемерную любовь, и Бог мира и любви будет в вас, и сохранит вас от всякого зла, и покорит враги ваша под нози ваши. Аще ли же в ненависти и распрях, и в которых будете межю собою, то сами погибнете и благословенное наследие державу отьчества вашего изгубите, юже праотцы ваши, и отец ваш, и протьчее сродство ваше многим трудом и потом приобретоша. Тем же пребывайте мирно и любовно межю собою, брат брата послующе»[4].

То, что поучение княгини приведено в летописи, справедливо заставляет думать некоторых исследователей, что, следовательно, оно существовало на Руси в записи, как и «Поучение» Владимира Мономаха.

К сожалению, мы мало знаем о литературном творчестве женщин Древней Руси, а среди них были, несомненно, наши первые писательницы.

Поучение княгини Марии замечательно и как образец широких интересов русских женщин, которые не только заботились о любви мужа и мире в семье, но и берегли интересы Русской земли, «отчины и дедины».

Свою образованность князь Всеволод и его жена передали и детям. Дочь их Верхуслава известна в истории русской письменности своей перепиской с епископом Симеоном, одним из составителей Печерского патерика. А старший сын Константин за свою любовь к образованию и заботу о переписке книг получил прозвище Мудрого. Константин имел прекрасную библиотеку, покупал книги и основал в Ярославле училище, а также заложил собор в Спасо‑Преображенском монастыре, где впоследствии будет найдена рукопись «Слова о полку Игореве». (Ведь Ярославна из «Слова» приходилась ему двоюродной сестрой.) Константин посылал писцов в другие княжества переписывать книги. Вероятно, именно в эти годы кто‑то принес ему «Слово о полку Игореве». Как и отец, Константин Мудрый знал греческий язык.

Летописец называет князя Константина одаренным «кротостью Давыдовою, мудростью Соломонею». Историк В. Н. Татищев, используя не дошедшие до нас летописи, писал о нем: «Великий был охотник к читанию книг и научен был многим наукам. Того ради имел при себе людей ученых, многие древние книги греческие ценою высокою купил и велел переводить на русский язык. Многие дела древних князей собрал и сам писал, також и другие с ним трудилися. Он имел одних греческих книг более 1000, которые частию покупал, частию патриархи, ведая его любомудрие, в дар присылали сего ради». К сожалению, Константин, безвременно рано скончавшийся, не дожил до поры, когда женой его сына Василька стала дочь Михаила Черниговского – Марья, сестра Ростислава, женатого на дочери венгерского короля Белы IV.

Прошло свыше четверти века после смерти княгини Марии, автора завещания детям, как другая Марья, ростовская княгиня, жена Василька Константиновича, подхватила традицию русской женской образованности, став первой женщиной писательницей‑летописцем. Судьба ее тесно связана с легендарной судьбой ее мужа – Василька Ростовского, сына Константина Мудрого.

Судьба сестер – Марии и Феодулии Черниговских

Константин Мудрый скончался в 1219 году, оставив малолетних сыновей Василька и Всеволода. Васильку было десять лет, и перед смертью отец посадил его княжить в Ростове Великом. Брат Всеволод получил в удел Ярославль. Вдова Константина по обычаю того времени постриглась над гробом мужа, а через год и сама умерла. Мальчики остались круглыми сиротами. Опекал их, по завещанию отца, брат его – великий князь владимирский Георгий Всеволодович.

Военная деятельность мальчиков началась очень рано. Летописи сообщают, что 12‑летний князь Василько вместе с дядей принял участие в походе к устью Оки, где Георгий Всеволодович заложил Нижний Новгород. А когда Васильку было 15 лет, дядя послал его с войском вместе с прочими русскими князьями сражаться на Калку.

На совете князей в Киеве, участником которого был и черниговский князь Михаил, было решено всем собраться и объединиться ввиду надвигающейся на Русь новой и грозной опасности – первых отрядов татаро‑монголов. Георгий Всеволодович решил, однако, уклониться и послал на Калку своего «сыновца» – племянника Василька Ростовского. Битва состоялась в 1223 году, и, по былинным сказаниям, в ней погибли все русские богатыри, включая и ростовского богатыря Алешу Поповича.

По летописным известиям, Василько к самому сражению опоздал и в Чернигове встретил печальное известие о том, что русские князья проиграли сражение. Он вернулся в Ростов. Это было прологом к будущей трагедии, которая разыгралась на Русской земле спустя 14 лет, когда страшные полчища татаро‑монголов ринулись на Русь, сметая все пожарами, топя в крови русские города.

Однако участники этой трагедии не догадывались пока о том, какую участь приготовили им судьба, история и собственная беспечность.

Жизнь продолжала идти своим чередом. Спустя два года великий князь Георгий Всеволодович предложил Васильку выбрать себе жену и послал его с этой целью с боярами в Смоленск, Чернигов и другие города. Василько Константинович выбрал себе в жены дочь черниговского князя Михаила Марью. Этим браком еще более скреплялась связь князей владимирских и черниговских, ведь на сестре князя Михаила Черниговского Агафье был женат князь Георгий Всеволодович.

На Руси того времени в обычае были браки по сговору родителей. С их помощью решались многие затруднения: династические, военные и государственные. Так, дочь Всеволода Большое Гнездо Верхуслава была выдана замуж восьми лет за 14‑летнего князя[5]. То, что Василько Константинович выбирал себе невесту сам, было незаурядным явлением. Впрочем, он не раз, видимо, видел свою невесту прежде.

По обычаю невесту следовало привезти к жениху и венчаться во Владимире, но по усиленной просьбе Михаила Черниговского молодым разрешили венчаться в Чернигове. Венчание состоялось 10 января 1227 года. На свадьбе присутствовали знатные ростовские и владимирские бояре[6]. Свадебные пиры того времени назывались «кашами» и длились долго, по нескольку дней. 12 февраля ростовский князь Василько Константинович с молодой женой вернулся в Ростов Великий[7].

Итак, Марья Михайловна Черниговская вошла в знаменитую семью Всеволодовичей, в семью с огромными культурными традициями, в том числе и с традицией женской образованности.

Спустя семь веков как ответить на вопрос, счастливы ли были в семейной жизни князь Василько и княгиня Марья? Дальнейшие события показали: да, Василько и Марья любили друг друга. Летопись скупо сообщает о рождении у молодой четы двух сыновей: в 1231 году сына Бориса, в 1236‑м – сына Глеба. Имена Бориса и Глеба были исполнены особого смысла для человека того времени. Святой князь Борис, сын святого Владимира, был первым ростовским князем, а «Житие святых Бориса и Глеба» было необычайно популярно в народе. Марья Михайловна, ростовская княгиня, занималась воспитанием наследников и не порывала связей с семьей, оставшейся в Чернигове. Тем более что в 1233 году ее старшая сестра Феодулия была просватана за двоюродного брата Василька Федора Ярославина, родного брата Александра Ярославина – будущего Александра Невского.

Между Михаилом Черниговским и отцом молодых княжичей Ярославом Всеволодовичем шла борьба за княжение в Новгороде, и, когда она закончилась, было решено закрепить мир брачной «кашей». Жениху Федору было в это время 15 лет, Феодулии – 21 год. Однако свадьба обернулась похоронами. Когда невеста приехала и гости собрались, жених неожиданно скончался. Вот как скорбно сообщает об этом летопись: «Преставися князь Федор сын Ярославль Больший… И еще млад. И кто не пожалует сего? Свадьба пристроена бе, меды посычены, невеста приведена, а князи позвани. И бысть в веселия место плач и сетование»[8].

Феодулия, потрясенная смертью жениха, постриглась в Суздальский Ризположенский монастырь. Так сестра ростовской княгини Марьи стала монахиней, впоследствии одной из самых известных в православной церкви святой Евфросинией Суздальской. В ее «Житии» особенно отмечена ее образованность, которая, несомненно, была незаурядной. Прежде всего отмечается глубокое знание Феодулией‑Евфросинией античной литературы: «Она познала все книги Виргилийски и витийски, была сведуща в книгах Аскилоповых и Галеновых, Аристотелевых, и Омировых, и Платоновых». В этом перечне и поэты – Вергилий, Гомер, и философы – Аристотель, Платон, и медики – Гален, Аскилоп (Эскулап)[9], пишет современный историк о богатых познаниях молодой девушки.

Под впечатлением от смерти своего жениха Евфросиния занялась в монастыре врачеванием и с успехом лечила в монастырской больнице. Девочку учил сам отец, князь Михаил Черниговский – «уча по книгам и прочим премудростям», а также его ближайший боярин Федор – «зело учи бося от философ».

Все, что касается учености Феодулии, в монашестве Евфросинии, необычайно интересно для нас не только как пример высокой образованности женщины домонгольской Руси. Легко предположить, что сестер в одной семье воспитывали примерно в равных условиях и, следовательно, княгиня Марья, жена ростовского князя Василька, получила такое же образование.

Судьба сестер сложилась по‑разному. После неожиданной смерти жениха Феодулии родители хотели, чтобы она вернулась в Чернигов. Отец сопротивлялся желанию дочери постричься в монахини, но Феодулия осталась непреклонна.

У Марьи – счастливая семейная жизнь, двое сыновей, муж – князь цветущего города Ростова.

Никто не подозревал, что уже нависла над Русской землей страшная угроза, близился час испытания и счастье княгини Марьи оборвется так же быстро, как и свадебные приготовления Феодулии.

Татаро‑монгольское нашествие обе сестры[10] встретили достойно и мужественно.

Княгиня Марья, жена князя Василька

В 1237 году, спустя 14 лет после битвы на Калке, татаро‑монголы вновь появились на Русской земле. Первым большим городом, который они осадили, была Рязань. Рязанский князь Юрий Игоревич попросил о помощи великого князя владимирского Георгия Всеволодовича, но тот отказался прислать свое войско, желая сам разбить полчища Батыя. Во всяком случае, так объясняет его отказ автор «Повести о разорении Рязани Батыем». Тогда князь Юрий Игоревич отправил к хану Батыю посольство во главе со своим сыном Федором. Однако Батый от рязанского вельможи услышал, что у князя Федора жена необыкновенной красоты. Он потребовал от князя: «Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей». В ответ князь Федор засмеялся и ответил: «Когда нас одолеешь, тогда и женами нашими владеть будешь».

Батый приказал убить князя Федора и всех его воинов. Супруга князя Федора Евпраксия стояла на самом верху своего терема с сыном на руках, когда ей сообщили о смерти мужа. Она «ринулась» на землю и «заразися (то есть убилась) до смерти». Самоубийство русских женщин было в годы нашествия Батыя довольно частым. Об этом говорят летописи, песни и сказания. Так же, как и Евпраксия, погибла жена черниговского князя Домникея, бросившись с высокого терема, чтобы не стать добычей врага.

Хан Батый начал осаду Рязани, и после пяти дней штурма город был взят врагами 21 декабря 1237 года. Все были убиты: и дети, и женщины, и священники: «Вси вкупе мертви лежаща».

После взятия Рязани татаро‑монголы двинулись на Владимир окружным путем через Коломну и Москву. Войско владимирского князя Георгия Всеволодовича, который не помог Рязани, Батый разбил под Коломной, захватил Москву и пошел на Владимир. Города Пронск, Борисов‑Глебов, Зарайск, Коломна были разграблены и сожжены. 3 февраля 1238 года началась осада Владимира, столицы Северо‑Восточной Руси. Город был укреплен земляными рвами и стенами 20‑метровой ширины и 7‑метровой высоты. Великий князь Георгий Всеволодович выехал к верховьям Волги собрать ополчение против татаро‑монголов. Во Владимире остались его сыновья Всеволод и Мстислав, жена великая княгиня Агафья, видные бояре.

Трагические подробности взятия Владимира в феврале 1238 года достаточно хорошо известны: татаро‑монголы ворвались со стороны Золотых ворот, реки Лыбеди и Клязьмы. Великая княгиня Агафья, сестра Михаила Черниговского, вместе со снохами, внуками, епископом затворилась в соборе. Татары обложили его хворостом и подожгли. Чудом уцелела в Успенском соборе Владимира знаменитая икона Владимирской Божией Матери. Вся великокняжеская семья погибла в огне и дыму этого костра. Татаро‑монгольская конница двинулась на Ростов и Суздаль.

Тем временем на реке Сить великий князь Георгий Всеволодович с племянниками – любимым Васильком и Всеволодом – напрасно дожидался своих братьев. О битве на реке Сити до нас дошло немало летописных свидетельств и народных легенд, которые рисуют, как отважно бился Василько Ростовский.

Когда подошли войска Батыя, началось сражение. «Русские весьма храбро бились, лилась кровь, яко вода, и долгое время никто не хотел уступить. Но к вечеру стали безбожнии одолевать и, смяв полки русские, убили князя великого и сыновца его Всеволода, многих воевод и бояр, со множеством войска русского на месте том. А Василька Константиновича ростовского взяли живым и вели его до Шеринского лесу, принуждая к принятию веры их. Но он не послушал их, и татары, муча его, смерти предали. Сие зло учинилось марта 4‑го», – пишет историк Татищев.

Храбрость Василька была замечена даже Батыем, который приказал взять молодого князя живым. На Василька издали накинули аркан и стащили с коня. Батый, восхищенный красотой и удалью русского князя, предложил ему службу у себя. Князь Василько ответил гордым отказом. Поэт Дмитрий Кедрин в своей балладе «Князь Василько Ростовский» рассказывает об этом так:

Шумят леса густые,

От горя наклонясь…

Стоит перед Батыем

Плененный русский князь.

Прихлебывая брагу,

Он молвил толмачу:

– Я князя за отвагу

Помиловать хочу.

Пусть вытрет ил болотный,

С лица обмоет грязь;

В моей охранной сотне

Отныне служит князь.

Не помня зла былого,

Недавнему врагу

Подайте чашку плова,

Кумыс и курагу…

Но, духом тверд и светел,

Спокойно и легко

Насильнику ответил

Отважный Василько:

– Служить тебе не буду,

С тобой не буду есть.

Одно звучит повсюду

Святое слово «месть»!

…Батый, привычный к лести,

Нахмурился: – Добро!

Возьмите и повесьте

Упрямца за ребро!

Князь Василько погиб мученической смертью. Летопись передает его предсмертную молитву, где он вспоминает любимую жену и детей: «Спаси чада моя Бориса и Глеба, и отца моего епископа Кирилла, и жену мою Марью»[11].

Тело великого князя Георгия Всеволодовича было найдено на поле битвы ростовским епископом Кириллом, который возвращался с Белого озера, где скрывался от войск Батыя. Тело Василька, брошенное врагами в лесу, увидела какая‑то женщина, завернула его в саван и дала знать княгине Марье. Тела убитых княгиня Марья и епископ Кирилл привезли в Ростов и похоронили их в главном соборе города. Голову Георгия Всеволодовича нашли на месте сражения позднее и положили потом в гроб. Позже мощи князя Георгия Всеволодовича были перенесены в восстановленный Успенский собор города Владимира.

Русская Православная Церковь причислила князей Василия (Василька) Ростовского и Георгия Всеволодовича, погибших в сражении на реке Сить 4 марта 1238 года, к лику святых как страстотерпцев‑подвижников, героических защитников Русской земли. Каждый год 4 марта по‑старому стилю (17 марта по‑новому) в храмах совершаются службы в поминание трагической битвы на реке Сить с ордой хана Батыя.

Остались в живых братья великого князя, не пришедшие на Сить. Ярослав Всеволодович, отец Александра Невского и умершего Федора, жениха Феодулии, в монашестве Евфросинии Суздальской, стал великим князем после смерти брата. Однако нелегкое дело – хоронить павших – взяла на себя ростовская княгиня Марья.

По обычаю княгинь того времени, княгиня Марья должна была бы принять пострижение над гробом мужа. Но она не собиралась идти в монастырь. Ей нужно было поднять сыновей, сохранить им жизнь, помочь любимому городу Ростову оправиться. Семилетний ее сын Борис стал князем Ростова, фактически же всем управляла княгиня Марья. Годовалый Глеб был еще у нее на руках.

Княгиня Марья осталась одна, без всякой родственной помощи и поддержки. Отец князь Михаил Черниговский был далеко, как и брат Ростислав, как и могущественный дядя – брат матери – Даниил Галицкий в далеком Галиче. Только сестра Феодулия‑Евфросиния жила неподалеку в суздальском монастыре. Предание рассказывает, что, когда к Суздалю подошли отряды Батыя и встали на Яруновой горе у реки Каменки, Батый не смог разглядеть монастыря: он будто исчез из виду. Свирепые захватчики все предали мечу и огню, но по молитве святой Евфросинии не тронули Ризположенского монастыря, где она была настоятельницей. Она скончалась 25 сентября 1250 года, ненадолго пережив отца, который погиб мученической смертью в Орде у хана Батыя.

Первая русская летописица

Прошло уже несколько лет со времени нашествия полчищ Батыя на русские земли, а борьба не утихала. Именно это сопротивление не позволило татаро‑монголам надолго задержаться в Польше и Венгрии. Тем беспощаднее расправлялся хан Батый с могущественными русскими князьями.

В 1237 году, когда татаро‑монголы двинулись на Русь, западные крестоносцы – меченосцы и тевтонцы – объединились в Ливонский орден, который вторгся в Прибалтику и начал завоевание земель племен куршей, ливов, эстов, пруссов, литовцев и территорий, принадлежавших Пскову и Новгороду Великому. В 1242 году Александр Невский разбил Ливонский орден на Чудском озере. Двумя годами раньше он победил шведов и немцев на Неве. В 1239 году татаро‑монголы захватили Грузию, которая обратилась за помощью к Папе Римскому, но он им в этой помощи отказал.

В 1245 году на Лионский Собор во Франции Михаил Черниговский послал митрополита Петра (Акеровича), своего сподвижника, призвать европейских государей к крестовому походу против языческой Орды. Но Русь уже остановила татаро‑монголов, и Европа их не боялась. В 1246 году в ставку Батыя были вызваны отец княгини Марьи князь Михаил Черниговский, ее дядя Даниил Галицкий и дядя покойного ее мужа великий князь Ярослав Всеволодович – отец Александра Невского. Их сопровождал сын Марьи Борис, в ту пору уже подросток, ростовский князь. Батый не забыл Михаилу Черниговскому ни умерщвления послов в Киеве, ни его попыток поднять на борьбу с татаро‑монголами Венгрию, где и теперь оставался его сын Ростислав, зять короля Белы IV, ни Лионского Собора.

Случилось так, что в это время в ставке Батыя находился европейский монах Иоанн де Плано Карпини, посланный вблизи посмотреть на татаро‑монголов и понять, какую опасность они представляют для Европы. В своей книге «История монголов» он замечает, что «татары пользовались всяким случаем, чтобы убить знатных лиц», «ибо их замысел заключается в том, чтобы им одним господствовать на земле», и описал нам подробности гибели Михаила Черниговского. Зная непокорный, гордый нрав князя, Батый приказал, чтобы тот «поклонился на полдень Чингиз‑хану» и прошел через огненный костер. Михаил отказался выполнить эти требования: «Тот ответил, что лучше желает умереть, чем делать то, чего не подобает. И Батый послал одного телохранителя, который бил его пяткой в живот против сердца так долго, пока тот не скончался… После этого ему отрезали голову ножом»[12].

Юный ростовский князь Борис уговаривал деда подчиниться требованиям татар и тем сохранить свою жизнь, но Михаил Черниговский остался непреклонен и предпочел смерть.

Хан Батый вызвал русских князей в Орду для получения ярлыка от него на разрешение княжить в своем княжестве. Однако сопроводил это и унижением: татаро‑монголы в то время еще не приняли ислам и были язычниками, поэтому он велел русским христианским князьям совершить языческие обряды. Вместе с князем Михаилом Черниговским приехал в Орду и его боярин Федор, верный сподвижник. Ему был обещан, если он согласится выполнить то, от чего отказался Михаил Черниговский, княжеский титул, но боярин Федор отверг все и был убит вслед за князем Михаилом.

Борис вернулся в Ростов. Со слов сына княгиня Марья узнала подробности гибели отца, которые потрясли всю Русь.

Этот подвиг князя и его верного боярина имел огромное значение для всех русских людей: они перед врагами отстояли достоинство православной веры. Больше в Орде русских людей уже никогда не подвергали подобным испытаниям. Это событие носило характер политического и национального протеста. Гибель мучеников на Руси воспринимали как патриотический подвиг.

На обратной дороге на родину скончался отец Александра Невского великий князь Ярослав Всеволодович – он был отравлен. Уцелел лишь Даниил Галицкий, легендарный участник битвы на Калке. Князь Даниил надеялся на помощь Римского Папы и европейских стран в борьбе с татаро‑монголами. У себя в Южной Руси, в Галиче, он поднял восстание и разбил наголову отряд Куремсы, посланный ханом. Однако Папа Римский пожаловал князю Даниилу королевскую корону с условием, что тот заключит церковную унию православной Руси с Римом (в это время Византией владели крестоносцы, в 1204 году захватившие и разграбившие Константинополь, – западные христиане пошли войной на православных). Военной помощи князь Даниил Галицкий не получил и оставил свои надежды на помощь западных соседей.

Так на Руси постепенно осознавали свой особенный путь – борьбы с татаро‑монголами, которая спасала Европу, и вместе с тем свое одиночество, свое «самостоянье», как скажет потом Пушкин.

Княгиня Марья позаботилась о том, чтобы сразу же после смерти Михаила Черниговского в Ростове было составлено его «Житие», то есть описание жизни. Тем самым княгиня Марья оставила отцу вечный памятник. Запись об ее участии сохранилась в древнейшей редакции «Жития»[13]. Можно уверенно предположить, что сама княгиня принимала участие в составлении жизнеописания отца, поскольку лучше нее никто не знал его судьбы. Однако это была не единственная ее писательская работа.

* * *

После нашествия татаро‑монголов и разгрома таких крупных центров русского просвещения, как Киев, Чернигов, Рязань, культурная жизнь в эти годы почти прекратилась. Почти угасло и летописание. Прекратилось оно и во Владимире, разграбленном и опустошенном врагами.

Но Ростов уцелел, в живых остался и ростовский епископ Кирилл. При дворе княгини Марьи и было продолжено русское летописание, а Ростов стал духовным центром Владимирского княжества.

Известный исследователь древнерусской литературы академик Д. С. Лихачев, анализируя летописи XIII века, пришел к заключению, что «летописание 30‑х – начала 60‑х годов, отраженное в Лаврентьевской летописи, а с 1263 по начало 70‑х годов в Симеоновской летописи, велось в Ростове»[14]. Лихачев обратил внимание на то, что в этих частях летописи «настойчиво повторяется имя ростовской княгини Марьи. Упоминание женщин‑деятелей необычно для русских летописей. И уже по одной этой настойчивости, с которой летописец отмечает имя Марьи, возникает подозрение о ближайшем отношении ее к ростовскому летописанию. Наши подозрения обратятся в уверенность, как только мы ближе сопоставим целый ряд мелких фактов и самый характер ростовских летописных записей 20‑х и 60‑х годов XIII века…» Круг интересов княгини Марьи точно очерчен ее летописным сводом[15].

В самом деле, характер ростовской летописи середины XIII века весьма необычен. И необычность эта станет понятной, если представить себе, что летопись эту писала княгиня Марья. Прежде всего, летопись не выпускает из виду никаких подробностей, касающихся князя Василька. Вот, например, сообщение летописца о сражении на Калке. После известия о поражении русских автор неожиданно выражает свою радость по поводу того, что князь Василько не дошел до Калки и вследствие этого остался невредим. «Радость летописца, – пишет Лихачев, – кажется нам сейчас неуместной, но она понятна, если выражение ее принадлежало его жене – княгине Марье»[16].

Описание внешности и характеристика Василька сделаны любящей рукой: это и портрет, и одновременно воспоминания, в которых «ощущается не только похвала, но и выражение горести утраты»[17].

Вот это яркое изображение молодого погибшего князя: «Бе же Василко лицем красен, очима светел и грозен, хоробр паче меры на ловех (на охоте. – С. К.‑Л .), сердцемь легок, до бояр ласков, никто же бо от бояр, кто ему служил, и хлеб его ел, и чашу пил, и дары имал, тот никако же можаше у иного князя быти за любовь его; излишне бо любяще слугы своя.

Мужьство же и ум в нем живяше, правда же и истинна с ним ходяста; бе бо всему горазд и хытр руками»[18].

Поведение Василька перед смертью изображено как героическое. Автор нисколько не сожалеет, что князь не согласился служить татарам, а, напротив, гордится его мужеством: Василько «не покорися беззаконию их». Предсмертная речь Василька полна достоинства: он не просит пощады – он обличает врагов: «О глухое царство скверное, никакоже мене не отведете от христианскыя веры…»

Рассказ о Васильке имеет вполне законченную художественную форму: сначала описано, как храбро бился молодой князь, как его схватили враги, уговаривая служить им, как он отказался изменить «правде». Три раза молится Василько перед смертью: чтобы «Бог избавил его от „плотоядцев“» – врагов, чтобы сохранил детей и «жену мою Марью» (характерно, что она даже не названа княгиней, как непременно назвал бы ее посторонний человек. – С. К.‑Л .), – и, наконец, предсмертное сокрушение Василька: «Благородие мое железом погибает, и красное тело мое увядает смертию».

Летописец рассказывает о Васильке с достоверностью очевидца. Передано, как тело Василька спрятала одна женщина, как епископ Кирилл и княгиня Марья отправились за ним и привезли в родной город. Подробно описаны похороны Василька в Ростове, всенародная скорбь по нему, и смерть его названа поэтично – «светлой звездой зашедшей». Летописец не забыл важной черты: во время похорон стоял такой плач, что не слышно было церковного пения. Так образно передана любовь жителей города к своему князю. Красоту и доблести князя Василька летописец, усиливая впечатление утраты, вспоминает уже после описания похорон, как бы над его гробом.

Летопись княгини Марьи отмечает важнейшие события ее семейной жизни. С большими подробностями описано, например, торжество по случаю рождения у князя Василька и княгини Марьи их сына Бориса. Не забыты семейные свадьбы – брата Василька и сыновей великого князя Георгия Всеволодовича.

Особенностью летописи является то, что это не сухая запись по годам, а связанные, как бы сюжетные повествования о событиях. Таковы рассказы «Батыева рать», «О Невском побоище», об «Убиении князя Михайло Всеволодовича Черниговского, внуке Святославля Ольговичя, от окаянного царя Батыя в Орде».

Патриотическое одушевление свойственно ростовскому своду княгини Марьи, и вместе с тем из поля ее зрения ни разу не выпали ни Борис, князь Ростовский, ни Глеб, князь Белозерский, – ее сыновья. Летопись запечатлевает их женитьбы, их поездки в Орду. И еще одно лицо всегда неизменно присутствует на страницах летописи: это Александр Невский, двоюродный брат Василька. Особо отмечены все его посещения города Ростова, где он неизменно встречался с княгиней Марьей. Безвременная смерть Александра Невского вызвала глубокую скорбь летописца.

Летопись княгини Марьи подробно описывает судьбу родного ей города Чернигова, взятие и сожжение его татаро‑монголами, судьбу черниговского епископа, мученическую смерть отца в Орде. Но не менее дорого летописцу и все, что происходит в Ростовской земле. В 1262 году тут прошли восстания против татаро‑монголов: избивали сборщиков «дани», громили их дома, были возрождены народные собрания – городское вече. Летописец княгиня Марья призывает Бога «вложить ярость в сердца хрестьяном, не терпяща насилья поганых». В пример всем русским князьям ставятся «новые мученики» – рязанский князь Роман, князь Василько, Михаил Черниговский и другие, которые предпочли мученическую смерть, но не уступили врагам ни своей веры, ни интересов родины.

Автор летописи открыто ненавидит «поганых», не скрывает этого и зовет к сопротивлению: «Избави Бог от лютого томления бесурменьского люди Ростовския земли… и выгнаша из городов, из Ростова, из Володимеря, из Суждаля, из Ярославля».

В русских городах не было ханских отрядов, а только при князе состоял «представитель» Орды – баскак. Еще при жизни хана Батыя (он умер в 1256 году), в 1252 году, вспыхнуло восстание против ордынцев во Владимире, но оно было сразу же разгромлено. И вот спустя десять лет восстание в Ростове послужило сигналом к уничтожению всех переписчиков населения, присланных из Орды. В это время великим князем Владимирской Руси был Александр Невский, давно ставший могущественным правителем. Вместе с митрополитом Кириллом он способствовал учреждению в столице Орды Сарае православной епископии. Литовский князь Миндовг ради союза с ним отрекся от католичества, принятого несколько лет назад (после этого Миндовг сразу получил от Папы Римского королевскую корону). Этот мощный союз испугал Запад и Орду. Через год после восстания в Ростове Великом на обратном пути из Орды Александр Невский внезапно скончался в полном расцвете лет (1263): видимо, он был отравлен, как и его отец. Почти одновременно был убит и литовский князь Миндовг. Еще через год умер Даниил Галицкий – последний князь Киевской Руси.

Попробуем представить себе княгиню Марью над листами летописи: она сидит на «стульце», положив летопись на колени. Рядом с ней на низком небольшом столике письменные принадлежности: «чернильница и киноварница, маленький ножик для подчисток неправильно написанных мест и чинки перьев, песочница, чтобы присыпать песком непросохшие чернила»[19]. Она пишет в отдельных тетрадях, то есть согнутых в два, в четыре раза листах пергамента или бумаги, которые потом переплетаются в книгу. В тексте оставлено место для заставок, инициалов, миниатюр, которые сделает потом художник.

Итак, княгиня Марья, вдова Василька Константиновича, дочь мученически погибшего в Орде Михаила Черниговского, сестра Евфросинии Суздальской, друг Александра Невского, сидит на «стульце» с летописью на коленях. Она вспоминает дорогие ей лица и пытается сохранить их для нас, ее далеких потомков. Ей не хочется дать растаять им, как тает лед, уносимый быстрой водой времени.

Но вот и еще одна строка в летописи: скупое сообщение о смерти княгини Марьи, которая скончалась 9 декабря 1271 года, начертанное чьей‑то почтительной и дружеской рукой: «Предаст душу тихо и нетрудно, безмятежно. Слышаша вси люди града Ростова преставление ея и стекошася вси людие в монастырь Святого Спаса».

Великий князь Владимирский Георгий Всеволодович, ростовский князь Василько Константинович, погибшие в бою на реке Сить, замученный в Орде князь Михаил Черниговский, его дочь, монахиня Евфросиния Суздальская давно причислены православной церковью к лику святых. Мощи Михаила Черниговского доныне покоятся в Архангельском соборе Московского Кремля.

Вот уже свыше 750 лет каждый год 3 октября по новому стилю (20 сентября – по старому) во всех православных храмах отмечается память Михаила Черниговского и его боярина Федора, мучеников и чудотворцев, невинно убиенных, но погибших геройски за веру.

Стоит на берегу озера Неро в Ростове Великом Спасояковлевский монастырь. Он возник из слияния двух монастырей – Спасского и Яковлевского. Спасский монастырь был основан княгиней Марьей более семисот лет назад и назывался Княгининым. Возможно, что там она писала свою летопись, там была и похоронена. Могила ее давно потеряна. Но память о ней живет в ростовских преданиях.

Маргарита‑Маргит в далекой Венгрии, князь Ростислав, его жена и дочь, наверное, вспоминали отдаленных от них тысячами верст пути сестер Ростислава княгиню Марью и Феодулию‑Евфросинию. «Все люди на земле – братья», – пожалуй, мы порой и не понимаем, до какой степени это справедливо. Но и связи родства подвержены разрушению и забвению. Как сказал поэт, «всего прочнее на земле печаль, и долговечней царственное слово». Для нас и сейчас близка и понятна печаль княгини Марьи, оплакивающей убитого врагами мужа – князя Василька, погибшего отца, а долговечное слово летописи княгини Марьи пережило века.

[1] Михаил Черниговский был сыном черниговского князя Всеволода Святославича Чермного (умер в 1215 году) и дочери польского князя Казимира Справедливого (1138–1194) – Марии. Дедом его был великий князь киевский Святослав – один из героев «Слова о полку Игореве» (умер в 1195 году). Женой Михаила Черниговского стала сестра братьев Даниила Галицкого и Василька Владимиро‑Волынского. Имя ее неизвестно.

[2] «О русском князе Ростиславе, отце чешской королевы Кунгуты, и роде его. Критическое исследование Франца Палацкого, перевод с чешского О. Бодянского. Читано в заседании Чешского Королевского общества наук 25 ноября 1841 года» // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1846. № 3.

[3] Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси. М., 1984. С. 145.

[4] «Книга степенная царского родословия». Полное собрание русских летописей. СПб., 1908. С. 227–228.

[5] Мужем Верхуславы‑Анастасии стал Ростислав Рюрикович, сын киевского князя Рюрика, соправителя князя Святослава – героя «Слова о полку Игореве». Сестрой Ростислава была Ярославна Рюриковна, ставшая супругой сына князя Игоря – Святослава Игоревича.

[6] История Российская от древнейших времен, сочинена князем Михаилом Щербатовым. Т. 2. Вторым тиснением. СПб., 1805. С. 528.

[7] Симеоновская летопись. ПСРЛ, Т. 18. СПб., 1913. С. 53. Ср.: Экземплярский А. В. Ростовские владетельные князья. Ярославль, 1888. С. 10.

[8] Суздальская летопись. ПСРЛ. Т. 1. Ч. 3. Л., 1928. С. 512.

[9] Пашуто В. Александр Невский. М., 1975. С. 43.

[10] Относительно сестер в нашей историографии немало было разногласий. Так, Н. М. Карамзин даже полагал, что Феодулия и Мария – одно и то же лицо. (Карамзин Н. М . История государства Российского, т. 3 СПб., 1818. Прим. 364, 366). Н. Д. Хмыров в «Алфавитном перечне удельных князей русских» (М., 1866) считал, что Мария в иночестве называлась Евфросиньей. Вл. Зотов в книге «О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время» (СПб., 1842. С. 287) верно указывает, что у Михаила Черниговского было две дочери: Феодулия и Мария. Современный исследователь Б. А. Воронцов‑Вельяминов в статье «К истории ростово‑суздальских московских тысяцких» (С. Б. Веселовский и проблемы историко‑генеалогических исследований //История и генеалогия. М.: Наука, 1977. С. 138) ошибочно считает, что Мария после смерти мужа Василька «постриглась в Суздальский Васильевский монастырь под именем Марины». См.: Толстой М . Святыни и древности Ростова Великого. М., 1866. С. 63.

[11] Софийская первая летопись. ПСРЛ. Т. 5. Вып. 1. Л., 1925. С. 215.

[12] Иоанна де Плано Карпини, архиепископа антиварийского история монгалов, именуемых нами татарами. СПб.: изд. Суворина, 1911. С. 34.

[13] Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития. М., 1915. С. 111.

[14] Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно‑историческое значение. М., 1947 С. 282.

[15] Там же. С. 283.

[16] Там же. С. 283.

[17] Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М.: Наука, 1970. С. 69.

[18] Симеоновская летопись // ПСРЛ. Т. 18. СПб., 1913. С. 58.

[19] Лихачев Д. С. Текстология на материале русской литературы Х‑ХIII веков. М.‑Л.: АН СССР. 1962. С. 55.