Подобная политика лишь раздула пламя крестьянского восстания, нередко выливавшегося в борьбу против любых чужаков. Вся украинская деревня превратилась в сплошное море анархии, поделенное между местными крестьянскими вожаками – атаманами. Некоторые из них возглавляли многотысячные крестьянские армии, благодаря чему могли оказывать влияние на политическую ситуацию в стране{444}. В число наиболее известных атаманов входили Матвей Григорьев, бывший царский офицер и левый эсер, весной 1919 года выбивший французский экспедиционный корпус из Одессы, однако затем повернувший свои отряды против большевиков, и крестьянин‑анархист Нестор Махно, который собрал в южных степях 40‑тысячную армию и поддерживал то большевиков, то Директорию, а затем пытался воплотить в жизнь собственный проект создания крестьянской анархической республики. Были и другие колоритные персонажи, память о которых сохранилась в фольклоре, в том числе как минимум три атаманши, носившие имя Маруся.

Тот факт, что в 1919 году в Киеве одна слабая власть сменяла другую, не оказал никакого влияния на село. Украинское крестьянство после Первой мировой войны и последующего коллапса местных институтов оказалось вооружено до зубов, обладало боевым опытом и было более самоуверенным, чем когда‑либо прежде. Хотя местные крестьянские банды часто переходили с одной стороны на другую, порой сражаясь под лозунгами социалистической революции или независимой Украины, в первую очередь их интересовало выживание, захват пахотной земли и грабежи. Использование термина «атаман» свидетельствовало о спонтанном возрождении казацких традиций, однако повстанцы не были сознательными украинскими националистами. В большей степени они мотивировались местными проблемами, предрассудками и наивным анархизмом.

По сути, было бы ошибкой думать, что солдаты‑дезертиры и «вольные казаки» 1917 года чем‑то отличались от бандитов и недовольных мобилизованных крестьян 1918–1919 годов. Нередко это наверняка были одни и те же люди, вооруженные теми же самыми винтовками, даже если им приходилось менять форму при мобилизации в очередную армию. Сообщения о крахе общественного порядка и о появлении местных атаманов часто фигурируют в газетах и воспоминаниях начиная с осени 1917 года. 4 октября 1917 года в передовице влиятельной газеты Нова Рада говорилось:

Изо всех частей страны, но в первую очередь с правого берега Днепра, из Подольской, Волынской и Киевской губерний в Генеральный секретариат приходят отчаянные телеграммы об ужасающей анархии, грабежах, уничтожении государственной собственности и об убийствах. Вернулись даже погромные эксцессы, наблюдавшиеся при старом режиме, а с ними – покушения на собственность и жизнь еврейского народа. Вообще, обычным делом стали посягательства на частную собственность, нападения на отдельных людей и на целые группы, при том, что преступникам придает смелости осознание безнаказанности за их злодеяния. Нарушения общественного порядка, грабежи и насилия совершаются не только бандами дезертиров, но и регулярными армейскими частями, расквартированными на Украине, направляющимися на фронт или отозванными с фронта. Посевы, жилища, зерно, прочая собственность и даже людские жизни гибнут из‑за отсутствия на местах представителей государства, обладающих широкими полномочиями и местной поддержкой{445}.

В официальных донесениях об отступлении 2‑го гвардейского корпуса и различных групп дезертиров через Волынскую губернию в октябре 1917 года действия солдат сравнивались с татарским набегом XVI века:

«Уничтожению подвергается все: посевы, скот, куры; из прудов спускают воду; солдаты насилуют женщин; в селах, через которые прошла армия, остаются только обугленные стены»{446}.

Если так себя вели крестьяне в армейских шинелях, то нет оснований ожидать, что от грабежей и насилия воздерживались бы крестьяне, одетые «вольными казаками». Они, несомненно, защищали собственные общины или по крайней мере тех жителей своих сёл, которых считали «своими», однако с самых первых дней существования «вольных казаков» в Звенигородском уезде появились сообщения об их «беззаконных действиях». К осени 1917 года «вольные казаки» производили в ближайших городах обыски и конфискации, вызывавшие энергичные протесты со стороны местных властей, подвергали разграблению крупные поместья и самовольно арестовывали людей. По словам самого Скоропадского, Генеральный штаб вольных казаков добыл средства на свою деятельность, обложив налогом местных евреев{447}. К февралю 1918 года черта между местными крестьянскими бандами, совершавшими грабежи, и «вольными казаками», якобы охранявшими общественный порядок на селе, была уже столь расплывчатой, что руководство казаков попыталось провести их перерегистрацию и выдавать зарегистрированным казакам разрешение на ношение оружия, которое отличало бы их от бандитов. Однако в обстановке возраставшего хаоса от этого начинания пришлось отказаться. Утратив к концу марта 1918 года всякий контроль над восставшими крестьянами, называвшими себя казаками, Директория распустила «вольных казаков». В дальнейшем их руководители оказывали поддержку режиму Скоропадского, но местные отряды во все большей степени вели независимое существование в качестве крестьянских банд{448}. Показательным был конец самого казачьего Генерального штаба: в январе 1918 года его разогнала какая‑то пробольшевистская армейская авторемонтная часть, проходившая через Белую Церковь. Элитная казачья гвардейская рота, приданная Генеральному штабу, дезертировала, забрав с собой лошадей, но перед этим совместно с местными крестьянами‑мародерами разграбила и сожгла соседний исторический дворец Браницких{449}.

Возможно, самым трагическим последствием хаоса, царившего на Украине в 1917–1920 и особенно в 1919 году, были кровавые еврейские погромы, унесшие более 30 тысяч жизней. В роли погромщиков выступали все стороны, участвовавшие в гражданской войне: белые, отряды Директории, независимые атаманы и Красная армия. Однако за исключением некоторых идеологически мотивированных белых погромов, погромщиками обычно являлись пьяные толпы антисемитски настроенных грабителей, игнорировавших приказы командования. 40 процентов погромов, зафиксированных в документах, приходится на долю войск, подчинявшихся Директории, – больше, чем на какую‑либо другую сторону, – вследствие чего их главнокомандующий, Симон Петлюра, приобрел на Западе репутацию свирепого антисемита. Но несмотря на это местное насилие, направленное против евреев, на общенациональном уровне Украинская Народная Республика отличалась внимательным отношением к национальным меньшинствам. Она была первым современным государством, создавшим Министерство по делам евреев и гарантировавшим защиту еврейской культуры. Но ему не хватало влияния. Правительство УНР, действуя из самых лучших побуждений, издавало указы, осуждавшие погромы, и пыталось их расследовать. Между тем банды мародеров, нередко номинально входившие в состав Украинской, Красной или Белой армий, просто перебирались в соседнее село, подвергая его жителей новым грабежам и насилию.

Согласно далеко не полным статистическим сведениям, в 1917 году на Украине произошло около 60 антиеврейских погромов, в 1918 году – около 80, но уже в 1919 году было зафиксировано 934 погрома, а в 1920 году – 178. Эти цифры также говорят о том, что уровень насилия во многом определялся антисемитскими настроениями отдельных атаманов. Наибольшей жестокостью отличались отряды атамана Григорьева – в 52 совершенных ими погромах в среднем за погром погибало 67 евреев, что намного выше аналогичных цифр для погромов, произведенных войсками Директории (34 убитых за погром), Белой армией (25 убитых), «разрозненными бандами» (15) и Красной армией (7){450}. В идеологическом плане лишь Белая армия в какой‑то степени поощряла погромы, однако Григорьев был известен своим антисемитизмом, а подобные ему атаманы чаще встречались в иррегулярных войсках, связанных с Директорией, чем в Красной армии. Вместе с тем «разрозненные банды», вероятно, состояли из местных жителей, больше заинтересованных в грабежах, чем в убийствах по идеологическим мотивам.

Вероятно, это в еще большей степени верно для происходивших в то же время, но менее известных погромов меннонитских поселений на Южной Украине. Подобно евреям, меннониты представляли собой явных «чужаков» в украинской деревне, но при этом они обычно жили компактными поселениями, имевшими у местных крестьян репутацию «зажиточных». Хотя большинство нападений на меннонитские села совершалось исключительно ради грабежей – по крайней мере, это можно сказать об отрядах местного влиятельного атамана Нестора Махно, – погромы оправдывались эгалитарной риторикой о перераспределении богатств, которая, разумеется, не объясняла кровавых расправ над меннонитами{451}.

Наведение порядка на Украине оказалось почти невыполнимой задачей не только для Директории, но и для сменивших ее в 1919 году большевиков. Они едва успели выявить проблемы, требовавшие решения, как в июне из Юго‑Восточной России, с Дона, начала наступление сплоченная и организованная Белая армия, вооруженная Антантой. В июле с запада развернули наступление отряды Петлюры, усиленные частями УГА. На этот раз мобилизованные крестьяне массами покидали красных, переходя на более сильную сторону. Зажатые между Белой армией и войсками Директории, в конце августа большевики отступили в Россию, преследуемые по пятам отрядами белого генерала Антона Деникина. Правда, дружественный нейтралитет между украинцами и белыми длился недолго – лишь до тех пор, пока белые не вытеснили украинские части из Киева. Кроме того, белые приступили к выполнению своих планов по восстановлению дореволюционного социального строя, возвращая земли крупным помещикам и запретив украинский язык. На волне нараставшего массового недовольства белыми Директория в конце сентября объявила им войну.

Впрочем, сражения с сильной Белой армией не принесли украинским войскам успеха. В октябре, в условиях, когда поставки медикаментов были блокированы Антантой, в рядах украинцев разразилась эпидемия тифа, уничтожившая около 70 процентов бойцов Директории. Разбитые и лишившиеся большей части своих войск, они в конце концов сдались. Галичане вступили в секретные переговоры с белыми, завершившиеся тем, что УГА 6 ноября перешла в подчинение к Деникину. В то же время Петлюра достиг соглашения с заклятым врагом галичан – Польшей. Это довершило разрыв между обеими украинскими армиями, и военная катастрофа стала неизбежна. Польская армия вошла в западные Волынскую и Подольскую губернии, по которым скитались Петлюра и его правительство в нескольких железнодорожных вагонах. Остатки Директории подвергались нападениям со стороны местных крестьянских банд; государственная казна была разграблена, персонал Военного министерства брошен где‑то по дороге{452}. 15 ноября Петлюра официально объявил себя диктатором и вскоре после этого бежал в Варшаву.

Пока вблизи польской границы происходили эти события, красные снова выгнали белых из центральных губерний Украины. В декабре 1919 года большевики в третий раз взяли Киев. Вернув себе власть на Украине, они подвергли свою прежнюю политику серьезной переоценке. Кремль согласился на формальную независимость Советской Украины (в федерации с Советской Россией), официально признал украинский язык и стал проводить более осторожную аграрную политику. Ради умиротворения села большевики весной 1920 года прекратили создавать совхозы и коммуны, вместо этого приступив к крупномасштабной раздаче конфискованной земли крестьянам{453}. Эта мера обеспечила им массовую поддержку в решающий момент гражданской войны. К осени 1920 года последствия этого шага были сведены на нет насильственным изъятием зерна у крестьян, вызвавшим новые бунты на селе, однако большевикам к тому моменту удалось окончательно склонить чашу весов на свою сторону.

Две последние кампании российской Гражданской войны тоже происходили на украинской территории, хотя в реальности они представляли собой скорее постскриптум к титанической борьбе между красными и белыми, развернувшейся годом ранее. В апреле – октябре 1920 года по Украине пронеслась стремительная советско‑польская война, в конце концов покончившая с экспансионистскими амбициями обоих молодых государств. Сначала поляки взяли Киев и посадили там Петлюру в качестве марионеточного правителя Украины, однако затем лишь «чудо на Висле» помогло им остановить красную конницу на подступах к Варшаве. В ноябре того же года красные взяли штурмом последний оплот белых на юге Украины – Крым – и жестоко казнили тысячи офицеров и «классово чуждых элементов», не успевших сбежать морем в Турцию (те, кому это удалось, постепенно разъехались по всему свету). После этого большевикам все равно пришлось потратить много времени и усилий для подавления крестьянских восстаний различных политических оттенков, но их победа была уже делом решенным.