Корни эстонского «Кайтселийта», латвийских «айзсаргов» и литовских «шаулисов» восходят к культуре Первой мировой войны. Все эти организации стали порождением национального милитаризма, поощрявшегося молодыми национальными государствами, боровшимися за выживание в хаосе послевоенного периода. Соответственно, в противоположность таким предвоенным движениям, как чешские (и польские) «соколы», которые являлись их идеологическими предтечами (хотя сильное влияние на «Кайтселийт» оказало также финское движение Suojeluskunta ), прибалтийские движения носили более военизированный характер. Все они были созданы в качестве гражданских милиций «самообороны» в условиях войны с целью обеспечить внутреннюю безопасность, однако вскоре превратились в крупномасштабные социальные движения. Все три играли в 1919–1920 годах важную военную роль наряду с регулярными армиями. Вследствие своей квазинезависимости по крайней мере два из них (ССЛ и «айзсарги») также спровоцировали трения и расколы во властных структурах соответствующих государств. Наконец, все они были постепенно подчинены государством в качестве орудий патриотического воспитания и мобилизации.

«Шаулисы» были созданы в июне 1919 года в качестве гражданских сил самообороны при вторжении большевиков. Однако их идеологические корни сформировались во время Первой мировой войны. Их можно проследить, изучая биографию одного из основателей и идеологических вождей этого движения – Путвиса{467}. Он родился в 1873 году в старинной, но обедневшей польскоязычной дворянской семье. Путвис был одним из немногих литовских помещиков, полностью порвавших свои социальные и культурные связи с Польшей. В 1896 году вместе с женой‑дворянкой он перешел в стан литовских патриотов{468}. На третьем десятке жизни Путвис стал новым человеком, выучив литовский язык и заведя себе новых друзей среди литовской интеллигенции крестьянского происхождения. Большую часть молодости он провел в отцовском поместье, отдавая все силы сельскому хозяйству и пытаясь улучшить социальные условия для крестьян‑арендаторов. Дважды подвергавшийся аресту (в 1906 и 1914 годах) за свою пролитовскую деятельность, во время Первой мировой войны Путвис был сослан в Центральную Россию. Там он пережил неприятный инцидент, когда разъяренная русская толпа пыталась убить его, приняв за «германца».

Получив после революции свободу, в Новочеркасске (на Украине) в 1917 году он некоторое время был членом украинского отряда самообороны. Согласно мемуарам Путвиса, именно этот опыт, а также довоенное изучение чешских «соколов» и швейцарских военизированных организаций вдохновили его на создание военизированных сил самообороны в Литве{469}. Кроме того, Путвис искренне восхищался белофинской милицией (Suojeluskunnat ), которую считал образцом успешной мобилизации и патриотического воспитания гражданского населения{470}. Именно эти военизированные движения вдохновили Путвиса на аналогичное начинание у себя на родине.

В своих работах Путвис открыто признавал транснациональный характер того, что он называл «движением стрелков». Отслеживая его предмодерные корни, Путвис утверждал, что «оно будет жить до тех пор, пока жива нация; ему навеки суждено стать источником государственности и ее защитником»{471}. Он был убежден в том, что лишь те нации, которые способны осуществить военную мобилизацию своего гражданского населения на защиту своих национальных земель, имеют шанс на выживание и процветание. В отношении Литвы он говорил, что «идеи стрелков в нашей стране до сих пор слабы вследствие недоразвитости национального самосознания, несмотря на существование государства»{472}.

Вернувшись в Литву в 1918 году, Путвис начал собирать личный стрелковый арсенал. Современники вспоминали, что он всегда ходил с пистолетом, засунутым за ремень. Его одержимость оружием ярко описала его дочь София, вспоминавшая, что в их поместье всегда было полно всевозможного оружия, принадлежавшего отцу. Одна из его любимых забав заключалась в том, чтобы одним движением выхватить револьвер и выстрелить. Путвис в шутку называл это упражнение «стрельбой в губернатора»{473}.

Совместно с кучкой единомышленников из числа интеллигенции он основал ССЛ как «внепартийную добровольческую организацию» под эгидой Литовского спортивного союза, в первую очередь имея в виду цель «защиты литовской независимости»{474}. Помимо строевых упражнений, накопления оружия и выполнения функций гражданской милиции, ССЛ также занимался спортивной подготовкой, патриотическим воспитанием и агитацией. Первоначально, подобно чешским «соколам», зарегистрированным как спортивное общество, ССЛ состоял из небольшого числа интеллектуалов и государственных служащих (всего около 30 человек) – главным образом родственников и знакомых Путвиса. Идея вооружения государственных служащих была одобрена в правительственных кругах, поскольку в мае 1919 года большевики все еще угрожали Литве. «Батальон интеллектуалов» еженедельно собирался в местном парке ради упражнений и строевой подготовки[1]. Путвис так описывал воодушевление этих первых собраний: «Мы действовали по‑любительски, но стремились не к деньгам или карьере, а к тому, чтобы помочь своей стране. Это была психология солдат‑добровольцев, а не государственных чиновников»{475}.

Идеология «шаулисов» основывалась на представлениях Путвиса о несоответствии в отношениях между нацией и государством. Он утверждал, что «главная проблема национальной идеи – это государство; и самая большая ошибка заключается в том, что эта идея выражается во всех своих формах лишь через государство»{476}. Хотя Путвис считал, что «хорошее государство необходимо для нации», он видел в государстве лишь заменимую структуру, которая может быть разрушена и создана заново. Чего нельзя заменить, так это национального духа, национальной воли. Согласно его взглядам, цель «шаулисов» заключалась в защите и выработке этого национального духа. Гердерианские представления Путвиса о государстве подкреплялись также верой в то, что «шаулисы» должны стать духовной элитой литовской нации. Путвис обосновывал это тем, что в ходе истории литовцы лишились своей аристократии, превратившейся в польскую. В целом элитистские настроения этого кружка отражали ситуацию в деревне, где государственные структуры оставались достаточно слабыми и местное население еще надо было убеждать в необходимости поддержки каунасского правительства[2].

В отличие от «шаулисов», появившихся на свет в результате частных усилий небольшой группы государственных служащих и интеллектуалов, «айзсарги» и «Кайтселийт» были созданы в порядке государственной инициативы. История «айзсаргов» началась 30 марта 1919 года с указа главы латвийского временного правительства Карлиса Ульманиса. Движение «Кайтселийт» было основано эстонским правительством 11 ноября 1918 года и сразу же подчинено непосредственно министру обороны. «Кайтселийт» был сформирован на основе Omakaitse («Ополчения») – организации типа милиции, созданной в 1917 году для защиты эстонского населения от революционного хаоса. В 1918 году германские оккупационные власти запретили Omakaitse из‑за того, что эта организация выступала за эстонскую независимость, провозглашенную перед самой германской оккупацией в феврале 1918 года.

Война как источник развития

Казалось, что после устранения непосредственной большевистской угрозы Каунасу в конце лета 1919 года «шаулисы» утратили ту цель, с которой были созданы. В какой‑то момент на традиционный сбор в парке пришли лишь Путвис и трое его самых верных сторонников{477}. Однако в августе Путвис сумел возродить «шаулисов», переписав их устав и решив преобразовать движение в независимую военизированную организацию с центральным аппаратом, постоянным членством и региональными отделениями. В октябре 1919 года министр обороны Повилас Жадейкис подтвердил независимый статус «шаулисов» и пообещал им поддержку армии. Вскоре «шаулисы» сменили гражданскую одежду на военную форму. Оружие они либо приобретали на личные сбережения, либо получали из армии. Для сплочения своих сторонников Путвис использовал призыв к духовному возрождению, а также к созданию «нового защитника Литвы – гражданина‑солдата»{478}.

Другим мощным стимулом к обновлению «шаулисов» стала попытка Польской военной организации (POW) низложить каунасское правительство 28–29 августа 1919 года. В эти дни вооруженные «шаулисы» вышли на улицу, встав на охрану правительственных зданий и производя розыск членов POW. С этого момента яркой чертой программы «шаулисов» стала их антипольская позиция. После того как Литва успешно отразила вторжение красных отрядов и оказалась втянута в военный конфликт с Польшей, антибольшевизм «шаулисов» постепенно сменился антипольской пропагандой. Так, в 1923 году главная газета ССЛ Trimitas (Труба) риторически вопрошала: «Литовец, кто твой главный враг? Поляк!»{479}

Вторжение Бермондта‑Авалова в Северную Литву в июле 1919 года и продолжавшееся присутствие большевиков (они все еще удерживали Восточную Литву) породили вооруженное сопротивление со стороны местного литовского крестьянства. Начиная с конца лета 1919 года различные партизанские отряды и части самообороны возникали в Шяуляе, Паневежисе, Седе, Пасвалисе, Ионишкелисе и других местах. К осени в одной только Северной Литве насчитывалось около 30 партизанских отрядов{480}. Первоначально их связи с Каунасом были ничтожными: большинство из них действовало как независимые группы, пытавшиеся нарушить большевистские и германские коммуникации и защитить местное население от реквизиций и бандитизма{481}.

«Шаулисы» взяли на себя роль зонтичной организации для этих отрядов, самочинно выступая в качестве связующего звена между ними и армией с правительством. Отдельные члены ССЛ отправлялись в различные города для организации партизанской деятельности, сбора разведывательных данных и ведения политической пропаганды среди населения. При органах местной администрации создавались ячейки, исполнявшие функции гражданской милиции. К декабрю 1919 года ССЛ, по его заявлениям, насчитывал уже 16 региональных отделений и 39 отрядов{482}. Организационная структура этой сети сопротивления оставалась гибкой и рыхлой: многие партизанские ячейки по‑прежнему действовали как независимые силы в тылу у врага и поддерживали лишь неформальные связи с руководством ССЛ в Каунасе.

Однако не следует недооценивать военного значения этих партизанских отрядов ССЛ. Рука об руку с национальной армией они активно сражались с врагом в таких операциях, как сражение за город Шяуляй в ноябре 1919 года{483}. В одном лишь районе Расеняя войска Бермондта в результате деятельности партизанских отрядов потеряли 10 офицеров, 137 солдат и 35 лошадей{484}. Большинство местного населения поддерживало эти отряды, поскольку многие из них носили местный характер и рассматривались как силы самообороны от мародерствовавших германских и русских солдат. Также партизанские отряды «шаулисов» активно действовали на польско‑литовском фронте. Начиная с лета 1919 года они принимали участие в акциях саботажа и военной разведке в Юго‑Восточной Литве. С осени 1920 года Центральный штаб ССЛ руководил их военизированной деятельностью на всем польско‑литовском фронте{485}.

Литовская армия имела возможность использовать ширившуюся сеть этих военизированных группировок в своих интересах. В ноябре 1920 года ССЛ создал специальное Информационное бюро (Żinių koncentracijos biuras) для получения разведданных из различных частей Литвы. Это учреждение руководило сетью из 50 с лишним шпионов, добывавших информацию для ССЛ, армии и гражданских властей. Согласно некоторым оценкам, в течение 1919–1922 годов оно зарегистрировало более 1300 «врагов государства» и вскрыло около 250 случаев «антиправительственной деятельности»{486}. В категорию «врагов» в первую очередь зачисляли сторонников большевиков и поляков, а также лиц, саботировавших исполнение правительственных указов.

Если «шаулисы» являлись добровольческой организацией, то «айзсарги» и «Кайтселийт», по крайней мере первоначально, играли роль милиции самообороны, в которую принудительно записывали всех мужчин, непригодных к службе в национальной армии. Эта стратегия отражала крайнюю нехватку военных кадров, с которой столкнулись все Прибалтийские государства на первых этапах своего существования. Кроме того, этой стратегией был обусловлен иной темп роста численности военизированных организаций в Латвии и Эстонии: если в рядах «шаулисов» в январе 1919 года насчитывалось только 800 человек, то в «Кайтселийт» в ноябре 1919 года состояло более 100 тысяч человек (в том числе 32 тысячи имевших военную подготовку){487}.[3] На последних этапах балтийских войн за независимость численность латвийских и эстонских военизированных организаций сравнялась с численностью соответствующих национальных армий и даже превышала ее[4]. Этот поразительный рост прекратился в 1922 году в Латвии и в 1920 году в Эстонии, когда большинство принудительно призванных мужчин было отчислено после завершения военных действий. После этого «айзеарги» и «Кайтселийт», как и «шаулисы», превратились в добровольческие ассоциации.

У нас нет четких данных о том, сколько ветеранов войны и солдат было участниками прибалтийских военизированных формирований. Однако нет особых сомнений в том, что такие лица играли важную роль в их истории (особенно на первом ее этапе, в 1919–1920 годах). Поскольку «Кайтселийт» функционировал как военный резерв для армии, в рядах этой организации оказалось большинство ветеранов Войны за независимость{488}. В Литве во многих местных частях «шаулисов» состояли бывшие солдаты царской армии, руководившие их работой и делившиеся своим военным опытом{489}. После военной реформы 1935 года сотни офицеров запаса литовской армии вступили в ССЛ{490}. В Латвии в 1929 году «айзсарги» более чем на 60 процентов состояли из бывших солдат{491}. Благодаря присутствию этих закаленных войной ветеранов военизированные части становились серьезной угрозой для регулярных армий, с которыми они сражались. Майор польской армии С. Александрович писал в своих мемуарах: «Мы несли потери от их партизан‑“шаулисов” <…> Взятые в плен и приговоренные к расстрелу, они не позволяли завязывать им глаза»{492}.

Внутренний фронт: пропаганда и культурная работа

Все три прибалтийских движения, о которых идет речь, были созданы как гражданское ополчение, имея задачей предотвратить непосредственную внешнюю угрозу, а также обеспечить внутреннюю безопасность и оказать военную поддержку регулярным армиям. При этом все три движения заявляли о своей внепартийности. Однако все они явно играли политическую роль, поддерживая власти своих стран, ведя националистическую пропаганду и занимаясь культурной агитацией. Их численность вновь начала возрастать с середины 1920‑х годов после их переоформления в культурно‑патриотические движения. Ни одно из них не утратило своей военной окраски (строевые упражнения, парады, оружие и форменная одежда оставались составной частью их идентичности), но их социальная и культурная активность быстро набирала размах и амбициозность. В результате развития этих движений в конце 1920‑х годов во всех трех появились крупные женские и молодежные отделения. В Литве и Эстонии в 1939–1940 годах в составе «шаулисов» и «Кайтселийта» насчитывалось около 15–16 тысяч женщин и столько же молодежи{493}.

Способность трех этих движений к социальной трансформации ярко проявилась в создании ими массовых социальных и культурных сетей и, в частности, в их усилиях по проникновению в молодежную среду. После 1926 года при «шаулисах» была основана молодежная ассоциация Jaunoji Lietuva («Юная Литва»), чья основная цель заключалась в патриотическом воспитании. К 1940 году в ней состояло почти 40 тысяч человек. В 1939 году ССЛ спонсировал 125 хоров, 400 театральных трупп, 4 театра, 105 оркестров, 350 библиотек и 115 клубов{494}. В 1930‑х годах более половины литовских учителей были членами ССЛ. Также национальное строительство являлось ключевой задачей огромной сети социальных и культурных клубов и обществ, созданных «айзсаргами». В клубах «айзсаргов» числилось две трети зарегистрированных спортсменов; под эгидой этой организации функционировало 159 оркестров (объединявших 2 тысячи человек) и 229 хоров (7800 человек). Отдел пропаганды «айзсаргов» в 1935–1939 годах организовал более 10 тысяч лекций{495}. Эстонский «Кайтселийт» не уделял такого же внимания социальной и культурной сферам, зато был более активен в том, что касалось патриотического воспитания и спорта{496}.

К 1940 году в рядах «Кайтселийта» состояло более 100 тысяч человек (включая женщин и молодежь), в то время как в «айзсаргах» насчитывалось 68 тысяч, а в «шаулисах» – 62 тысячи членов. По отношению к численности населения это составляло почти 9 процентов всех жителей Эстонии и приблизительно по 3 процента населения Латвии и Литвы. По‑видимому, тем самым подтверждается мнение Руутсоо о том, что «Кайтселийт» по сравнению с двумя другими движениями имел наиболее ярко выраженный «народный характер» и отличался наиболее высокой социальной репрезентативностью{497}.

Социальный состав этих движений при всех различиях весьма точно отражал аграрный характер межвоенных прибалтийских обществ. В первую очередь эти движения поддерживались фермерами: их доля в «шаулисах» составляла в 1940 году не менее 80 процентов{498}. В 1928 году 95 процентов участников «айзсаргов» являлись крестьянами, 25 процентов из которых были безземельными{499}. Лишь в «Кайтселийте» доля хозяев ферм была менее значительной – всего 34 процента, при том что на долю рабочих приходилось 12 процентов, а на долю государственных служащих – 9 процентов. Доля интеллигенции среди «шаулисов» достигала в 1940 году лишь скромных 6 процентов[5]. Если «Кайтселийт» был весьма популярен среди всех основных социальных слоев эстонского населения, то «айзсарги» из всех этих движений имели наименьшую поддержку со стороны рабочего класса. Главным образом это объяснялось тем фактом, что из всех Прибалтийских государств в Латвии было наиболее заметно противостояние между левыми и правыми силами{500}.[6]

Все три движения лишь частично зависели от финансовой поддержки со стороны государства, хотя степень этой зависимости была разной. Все три жили за счет членских взносов и поступлений из таких источников, как лотереи, благотворительные вечера, клубы, концерты и спонсорская помощь. Кроме того, им принадлежала сеть «народных домов», библиотек и благотворительных заведений. Так, в 1939 году у «айзсаргов» имелось 89 «народных домов» в деревне, а у «шаулисов» – 72{501}. Наибольшей финансовой независимостью, по‑видимому, отличался «Кайтселийт», обеспечивавший более половины своего бюджета благодаря членским взносам, лотереям и благотворительным сборам{502}. В 1927 году на долю негосударственных источников приходилась треть бюджета «айзсаргов» – и, вероятно, примерно так же обстояло дело на протяжении всего межвоенного периода{503}. Положение «шаулисов» было менее стабильным: в 1930 году они получили от государства огромную сумму в 650 тысяч литов, но в 1935 году помощь сократилась всего до 350 тысяч литов. Тем не менее в 1940 году более двух третей бюджета «шаулисов» составляли членские взносы, доходы от публичных мероприятий и поступления от эмигрантов{504}.

Преобразующее воздействие военизированных движений на общество можно наиболее подробно проследить на примере Литвы. Несмотря на заявленный внепартийный характер ССЛ, он открыто занимался политической пропагандой и патриотической агитацией среди различных групп населения. По сути, вся его идеология основывалась на понятии национальной мобилизации, которая должна была заново сформировать местную идентичность и превратить граждан из пассивных наблюдателей в активных участников государственной и национальной жизни. Мобилизация на внутреннем фронте рассматривалась как одна из ключевых задач движения, ради которой не следовало жалеть ни сил, ни средств. Путвис требовал: «В военное время мы должны защищать тылы армии <…> мы должны работать вместе. Все институты, все граждане – женщины, старики и дети, – все они должны работать, все должны находиться на своем месте…»{505}. Это был открытый призыв к национализации всего общества – к задаче, которую стремилась выполнить литовская интеллигенция до Первой мировой войны{506}.

Ради достижения этой цели «шаулисы» вели крупномасштабную пропагандистскую кампанию в периодической печати и иных изданиях. За расширение агитации в массах отвечала только что созданная Секция пропаганды и культуры. С мая 1920 года ССЛ издавал свою газету Trimitas (Труба)у тираж которой достигал 30 тысяч экземпляров, в то время как популярные брошюры ССЛ – такие как Руководство для «шаулисов» и Идея и работа – расходились тиражом до 35 тысяч экземпляров{507}. Страницы Трубы заполнялись патриотическими призывами, обращенными к внутреннему фронту, политическими новостями, поэзией, прозой и рассказами о героической борьбе как армии, так и «шаулисов».

Эту пропагандистскую кампанию можно с полным правом назвать культурным поворотом, призванным преобразовать жизнь простых граждан путем пробуждения их национального сознания и чувства гражданства. На собраниях «шаулисов» особое внимание уделялось сохранению и передаче национальных традиций, семейных ценностей, чувства долга, дисциплины и трудовой этики. В их клубах, распространившихся по всей Литве, обычным делом стали патриотические лекции и дискуссии, военные парады и коллективное проведение таких традиционных праздников, как Иванов день{508}.

Устав «шаулисов» позволял принимать в их ряды женщин и несовершеннолетних. С 1921 года при некоторых местных отрядах начали создаваться специальные группы Vyčiai («всадников») – юношеского отделения «шаулисов», – в которые привлекалась молодежь в возрасте от 15 до 17 лет[7]. Вскоре «всадники» приобрели такую популярность, что это стало вызывать озабоченность у учителей и чиновников в сфере образования, которые даже пытались запретить их в 1930‑х годах{509}. Между тем женщины участвовали в деятельности ССЛ еще с середины 1919 года, главным образом работая на внутреннем фронте в качестве конторских служащих, медсестер и учителей. В пропагандистской статье Доблесть «шаулисов» Путвис заявлял, что главная задача мужчин«шаулисов» – оберегать целомудрие литовских женщин, в то время как «женщины обязаны сохранять свое женское достоинство»{510}.

Обширная пропагандистская кампания затрагивала даже такие малочисленные группы населения, как алкоголики. Руководство ССЛ публично осуждало традиции пьянства, распространенные и среди членов Союза. Путвис призывал алкоголиков вступать в ряды «шаулисов» с тем, чтобы помочь им в их «национальной работе». Интересно, что Путвис выражал алкоголикам сочувствие в их «тяжелой, но героической борьбе со своим недугом» и выказывал презрение в адрес «тех, кто пьет умеренно <…> и оправдывает употребление алкоголя с этической точки зрения»{511}. Также «шаулисы» активно участвовали в борьбе с нелегальным изготовлением самогона и его продажей по всей стране, фактически взяв на себя роль «полиции нравов».

Хотя эта кампания в первую очередь была направлена на этнических литовцев, ССЛ также потратил много усилий на то, чтобы заручиться поддержкой со стороны евреев. В 1919 году он издал обращение к литовским евреям, призывая их к активному участию в обороне государства{512}. При этом Путвис ссылался на демократические права, полученные евреями, и взывал к их гражданским чувствам{513}. Тем не менее нет свидетельств того, что евреи вступали в ССЯ в сколько‑нибудь значительном числе. В противоположность руководству ССЛ, многие его рядовые члены были настроены откровенно антисемитски. В 1923 году в Каунасе, Шяуляе и других городах радикальные члены ССЛ и студенты били витрины в еврейских магазинах и замазывали еврейские и русские надписи{514}. Trimitas же в 1922 году объявила евреев «непроизводительной и деградирующей нацией»{515}.

Резкий рост численности ССЛ (к апрелю 1922 года превысившей 9 тысяч человек) повлек за собой необходимость ужесточить политический и моральный контроль в его рядах{516}. В 1922 году Путвис приступил к амбициозной внутренней реформе «шаулисов». Следовало сократить число неуправляемых элементов, вступивших в ряды «шаулисов» в течение войны, и повысить нравственный уровень их руководства{517}. С этой целью Путвис начал создавать «элитные ячейки», призванные подавать пример дисциплины и преданности. Итогом должно было стать нравственное обновление «шаулисов». Путвис писал: «Наша стратегия – подлинно революционная, но не бунтовщическая <…> Мы стремимся к нравственному изменению самой нашей жизни…»{518}.

[1] Помимо этого названия, его первые участники также называли его Железным батальоном. См.: Marcinkevičius‑Mantautas A. (Red.). Vladas Putvinskis‑Pùtvis. T. 1. P. 141.

[2] Об этом свидетельствует тот факт, что первый призыв всех литовских мужчин в армию 13 февраля 1919 года сопровождался высоким уровнем уклонения: из 17 400 призванных на службу было зачислено только 6800, а 4800 вовсе не явились. См.: Lesčius V. Lietuvos kariuomenė, 1918–1920. P. 158.

[3] Численность Aizsargi составляла в 1920 году 10 тысяч.

[4] В январе 1919 года эстонская армия насчитывала около 13 тысяч солдат. В латвийской армии осенью 1919 года числилось 19 тысяч человек. См.: Laur М. (Ed.). History of Estonia. Tallinn, 2002. P. 214; Henn J. von. (Hrsg.). Von den Baltischen Provincen zu den Baltischen Staaten. Marburg, 1977. S. 367.

[5] Не считая студентов и учителей, участвовавших в деятельности ССЛ. См.: Biržiška V. (Red.). Lietuvių enciklopedija. T. 29, 380.

[6] Тем не менее были и исключения – например, местное отделение «айзсаргов» в Вентспилсе на 26 процентов состояло из рабочих.

[7] Vytis (по‑литовски – «всадник») был отличительным символом традиционного флага средневекового Великого княжества Литовского.