В отличие от частей регулярной армии, участники военизированных формирований в Ирландии и Польше допускали в свои ряды представителей слоев, традиционно не являющихся военнообязанными. Тем самым дихотомия «солдаты – мирные граждане» размывалась еще сильнее. Несмотря на участие военизированных формирований в боевых действиях в качестве квазивооруженных сил, их неоднозначная природа находила выражение в стратегиях вербовки, применявшихся в обеих странах. В этом смысле, говоря о «военизированных» частях, мы имеем в виду в том числе и гражданских лиц, игравших роль солдат. Зная, что их собственная тактика вербовки распространялась на детей, женщин и даже инвалидов, участники военизированных формирований имели тем больше оснований ожидать того же самого и от противника, что влекло за собой подозрения и агрессию в отношении гражданского населения и снижение порога направленного против него насилия. Привлекая в свои ряды молодых людей, бойцы военизированных отрядов зачастую не делали исключения и для тех, кого не взяли бы на обычную воинскую службу по причине юного возраста. В польские военизированные отряды принимали подростков и детей. Кароль Бачиньски, один из ведущих участников сражения за Львов, тщетно писал командующему Польским легионом с просьбой об увольнении со службы его 12‑летнего сына Здислава, зачисленного в 1‑ю бригаду. И сын Бачиньского был не единственным ребенком, вовлеченным в те события; во время боев за город дети с оружием в руках были обычным зрелищем. Из 6022 защитников Львова 1421 не достиг 18‑летнего возраста. 1027 из их числа активно сражались, а 394 служили во вспомогательных отрядах или ухаживали за ранеными. Самым младшим из погибших был 12‑летний Ян Дуфрат, а самому младшему из комбатантов исполнилось всего 9 лет. Помимо этого, в польских отрядах, воевавших во Львове, насчитывалось еще 43 ребенка возрастом менее 12 лет{689}. В отряды, сражавшиеся за национальную независимость, принимали и тех, кто получил ранения на Мировой войне или был признан непригодным к воинской службе; в военизированных частях числилось даже несколько инвалидов[1].

В Ирландии юноши и подростки тоже участвовали в действиях военизированных формирований, хотя и в меньшей степени, чем в Польше. Согласно Йоосту Аугустейну, доля подростков в отрядах ИРА достигала в 1921 году почти 20 процентов[2]. Этой тенденции способствовало значение гэльских спортивных клубов, родственных связей и местных структур, которые вдохновляли и мобилизовали детей и молодежь на борьбу за свободу, даже если непосредственно и не участвовали в их вербовке{690}. Однако при наличии отдельных случаев, когда бойцами становились совсем молодые ребята (в возрасте 10 с небольшим лет), большинство ирландских подростков, вовлеченных в боевые действия, скорее всего, были старше 16 лет. Некоторым мальчикам, пытавшимся записаться в отряды, отказывали вследствие их молодости – что, впрочем, порой не мешало им все равно выдавать себя за бойцов ИРА{691}. Но и в 16‑ или даже в 18‑летнем возрасте эти подростки наверняка были потрясены неожиданным приобщением к войне и насилию – и с трудом привыкали к своей новой роли. Чарльза Дальтона, 17‑летним юношей принимавшего участие в убийствах в день «кровавого воскресенья», потом долго преследовали воспоминания о пережитом{692}. Тем не менее, несмотря на то что значительное число бойцов военизированных формирований не вышло возрастом для службы в традиционной армии, их принимали в эти отряды в качестве молодых бойцов армии еще не существовавшего государства, сражавшихся за свою нацию.

Напротив, роль женщин была более неоднозначной. Женщины также играли заметную роль в борьбе за независимость и в Ирландии, и в Польше, несмотря на свое последующее выпадение из памяти и из историографии. После завершения сражений бывшие женщины‑бойцы были низведены до роли пассивных фигур – таких как матери, сестры и сиделки – или же изображались в качестве развращенных «диких баб» и «боевых шлюх»{693}. На самом же деле женщины были активно задействованы в вооруженных силах движений за независимость. В дневниках Бачиньского упоминается некая Зофья Каминьска, дочь одного из его знакомых, которой он по ее просьбе помогал поступить на службу. Зофья сражалась в рядах уланов, взяв мужское имя, и своей отвагой завоевала уважение соратников. Лейтенант Кароль Бачиньски, во время боев за Львов отвечавший за оборону одного из штабов, гордился тем, что стал наставником Зофьи, и восхищался ее храбростью, превосходившей храбрость многих мужчин, включая ее собственного мужа: «Помнится, она поступала так, потому что была патриоткой, а также потому, что ее муж не пожелал идти в легионеры»{694}. Официально Пилсудский запретил брать женщин в Польские легионы. Однако многие женщины вступали в них под мужскими именами; самой известной была Ванда Герц, записавшаяся в Польские легионы в феврале 1916 года по документам своего кузена Казимежа Жуховича. Начиная с 1919 года она участвовала в боях против большевиков. Когда она находилась в Виленском лагере для военнопленных, комендант лагеря, прекрасно зная, что она женщина, называл ее «героиней, перед которой должно склониться большинство мужчин», «одной из героических девушек», которые «шли на фронт, в то время как парни прятались»{695}.[3]

Еще больше женщин воевало за Польшу в последующие годы. В одном только сражении за Львов участвовало 427 женщин: не менее 17 находилось на передовой, а остальные служили во вспомогательных частях, отвечая за связь, снабжение оружием и боеприпасами, первую медицинскую помощь, а также в качестве часовых{696}. Возможно, Львов – наиболее заметный пример, однако женские военизированные части создавались и в других местах. Существовали женские подразделения POW. У Добровольческого женского легиона (Ochotnicza Legia Kobiet ), сформированного во Львове в 1918 году, во время последующих пограничных войн появились отделения по всей Польше. Численность легиона в период его расцвета официально достигала 2500 человек.

Вклад других женщин не получил такого же признания. В Ирландии в женщинах зачастую видели либо исполнительниц сугубо второстепенных ролей – вроде доставки донесений и ухода за ранеными, – либо политических фурий, более яростных и ожесточенных, чем мужчины{697}. Однако именно женщины находились на переднем крае политического противостояния, пока мужчины‑республиканцы скрывались или сидели в тюрьмах. Наибольшим влиянием и известностью пользовались женщины из Женской лиги (Ситапп па тВап ), основанной в 1914 году. К 1921 году она имела более 800 отделений, а ее максимальная численность достигала примерно 3 тысяч человек. Во время войны за независимость отделения Женской лиги сотрудничали с частями ИРА и играли роль «женской армии»{698}. Участницы Женской лиги носили форму, занимались военной подготовкой, проводили съезды и срывали политические митинги. Не будучи только «публичными представительницами воинствующего движения», они также являлись «тайными участниками военных действий»{699}.

Наряду со множеством менее известных женщин активную поддержку ИРА оказывали некоторые известные активистки – такие как Молли Чайлдерс, Мэри Мак‑Суини и графиня Маркевич. Политическая активность в обеих странах приводила к основанию организаций, которые во многих отношениях стремились стать традиционными армиями с преимущественно мужской иерархией. Однако женские и мужские роли ставились под сомнение вследствие специфической природы данных конфликтов, включавшей поддержку со стороны гражданских лиц. В первые месяцы конфликта «женщины делали почти все то же самое, что и мужчины. Женщины сражались, ходили строем, организовывали, вели вербовку, собирали средства и готовы были идти за это в тюрьму»{700}. Однако их активное участие нередко подвергалось осуждению. После того как газета Cork Examiner сообщила, что «молодые девушки» бросали бомбы в грузовик национальных войск, республиканские источники дали официальное опровержение. Женщин‑республиканок нередко обвиняли в «оголтелости» и в иррациональности их поступков, называли «истеричными “фуриями”» и уличали в сексуальном «бесстыдстве». Их влияние на борьбу за независимость принижалось с одновременным навязыванием маскулинных стереотипов борьбы. Поскольку участие женщин в сражениях подрывало традиционное распределение социальных ролей, официальная пропаганда и общественность сосредотачивали внимание на более «женских качествах» и ролях – таких как оказание первой помощи, уход за ранеными, приготовление пищи и обеспечение убежища{701}. По мере роста организованности и профессионализации ИРА место женщин в борьбе изменилось и они постепенно отошли на второстепенные позиции{702}.

Начиная с самых первых дней Пасхального восстания у националистов не было четкой политики в отношении участия женщин в их движении. «Ирландские добровольцы» признавали Женскую лигу в качестве вспомогательных сил, Ирландская гражданская армия провозгласила равенство полов в своих рядах, однако большинство отвергало саму идею о сражающихся женщинах, отталкиваясь от традиционных католических представлений о социальном поведении, приличествующем женщинам. Санитарный корпус Гражданской армии являлся единственной частью, в которой женщинам выдавали револьверы для самозащиты. В конечном счете в Пасхальном восстании приняли участие около 90 женщин, в том числе 60 – из Женской лиги, а остальные – из Ирландской гражданской армии. Представительницам Женской лиги главным образом поручались такие «женские задачи», как уход за ранеными, приготовление пищи и доставка донесений, однако следует отметить, что в число этих задач входили также захват обозов и конфискация их грузов (продовольствия){703}.

Партизанская тактика войны за независимость привела к реорганизации внутренней структуры ИРА и Женской лиги и к установлению между ними более тесных связей. Работа каждого отделения Женской лиги координировалась с действиями какого‑либо отделения ИРА. Большинству женщин, вовлеченных в эти события, было по двадцать с небольшим лет. Женщины‑офицеры Женской лиги проходили подготовку в военных лагерях, где их обучали оказанию первой помощи и уходу за ранеными, а также «строевым приемам, подаче сигналов, чтению карт и обращению с оружием». Оценка их роли постепенно повышалась в ходе гражданской войны, по мере того как ИРА, чьи бойцы либо сидели по тюрьмам, либо скрывались, приходилось все сильнее полагаться на женскую поддержку{704}. Несмотря на то что многие задачи, поручавшиеся отделениям Женской лиги, относились к вопросам связи и снабжения, они не всегда носили мирный, «женский» характер. При доставке донесений нередко приходилось ездить ночами на велосипеде по проселочным дорогам, не пользуясь светом и рискуя нарваться на патруль или пулю. «Бытовые поручения» включали не только закупку продовольствия в лавках, но и добычу бензина для поджогов военных казарм, а порой даже сбор смолы и перьев, в которых обваливали подвергшихся осуждению. Иногда женские военизированные части предпринимали самостоятельные акции. В ответ на убийство семьи Мак‑Магон активистка Женской лиги Эйтне Койл решила организовать бойкот североирландских газет и товаров. При помощи других активисток Лиги она устраивала вооруженные нападения на поезда и фуры с целью сожжения товаров, доставлявшихся с севера{705}.

[1] В число добровольцев, участвовавших в Силезских восстаниях, входил ряд ветеранов‑инвалидов, в том числе Ян Лудыга‑Ласковский, демобилизованный со службы на фронте во Франции после серьезного ранения, однако ставший начальником штаба восставших.

[2] 19,7 процента, причем в Оуэнви и Лаффансбридже этот показатель достигал 31 процента. Представителей этой возрастной группы не было только в роте из Кроссабега: Augusteijn J. From Public Defiance to Guerrilla Warfare. P. 355. В то время как в ИРА преобладали бойцы в возрасте от 20 до 24 лет, бойцы некоторых рот могли иметь возраст от 10 с небольшим (13 в роте Оагоуэр) до 70 лет (Ibid. Р. 354). Аугустейн считает, что это было признаком более заметной интеграции ИРА в жизнь села: Ibid. Р. 355.

[3] В пример можно также привести Людвику Дашкевичовну‑Кепиш, служившую под именем Станислава Кепиша, М. Волошиновску, служившую под именем Альфреда Волошиновского, и М. Блащиковну, служившую под именем Тадеуша Залески (Ibid. S. 128–131).