Естественно, одним лишь бюджетным федерализмом не исчерпываются взаимоотношения Центра и субъектов Российской Федерации – страны многонациональной, многоконфессиональной. В таких условиях важно, прежде всего, понять, каково соотношение между необходимым ростом эффективности управленческой функции Центра и развитием демократических начал федерализма в нашей стране.

Сразу же оговорюсь: федерализм сам по себе не идентичен демократии – государства с федеральным устройством необязательно более демократичны, чем унитарные. Но отсутствие федерализма в системе устройства многонационального государства с комплексным проживанием этнических групп – признак его недемократичности. К такому же выводу приводят и предпочтения, отдаваемые не людям, а территориям.

Не буду останавливаться на хорошо известных фактах: переходе от назначений к выборам глав регионов, усилении роли региональных парламентов, изменениях в формировании Совета Федерации, реформе местного самоуправления. Согласен с теми, кто считает, что это продвижение демократических начал, которые, конечно, следует развивать в будущем. Однако, пожалуй, главный вопрос, способный в решающей степени повлиять на федеративный характер нашего государства: разовьется ли тенденция построения федерации на базе территориального федерализма? Ряд политиков и экспертов даже ссылаются на такого высокого авторитета во многих областях науки, как академик Никита Моисеев, который писал: «Для Российской Федерации было бы большим благом преобразование ее в федерацию штатов».

Но для России такой «выпрямленный» подход представляется абсолютно контрпродуктивным, подрывающим стабильность в стране. Федерация в США совершенно другого рода, чем в России, – население штатов состоит в основном из нескольких поколений иммигрантов, а не людей, предки которых сотни, тысячи лет обитали на этой земле.

А теперь мы подходим к проблеме особенностей национального аспекта российского федерализма на данном этапе его развития.

Национальные образования Российской Федерации [1]

Данные, приводимые в таблице, свидетельствуют о серьезных различиях в численности лиц, принадлежащих к «титульной» нации, в общем населении регионов. Эти различия носят этнический характер – проведение общероссийской переписи основывалось на самоидентификации опрошенных. Лишь незначительное их число отказалось причислять себя к той или иной национальной группе. В пользу этнического характера большинства республик свидетельствует и значительное число лиц, причисляющих себя к «титульным» нациям, но проживающим в других регионах. Небольшой процент «титульного» населения главным образом в автономных округах, а в Еврейской автономной области он меньше 1 %.

Вместе с тем чрезвычайно высок процент лиц, обладающих общегосударственным русским языком вне зависимости от их этнической принадлежности (сюда причисляются и двуязычные лица). В 17 из 21 республики Российской Федерации этот процент не ниже 95. Высок он и в Республике Дагестан – 90 %, Чеченской Республике – 92 %, Республике Саха (Якутия) – 92 %, Республике Тыва – 85 %. Очень высокий процент русскоязычного населения и в автономных округах. Этот показатель весьма важен, так как нельзя отделять друг от друга язык и культуру в ее широком смысле.

Вывод из изложенных сопоставлений для развития российского федерализма неоднозначен. Во‑первых, отказ от этническо‑территориальной системы, включение всех субъектов в административно‑государственное устройство фактически означали бы конец федерализма в многонациональной России. Во‑вторых, очевидно, существуют предпосылки для рассмотрения целесообразности присоединения отдельных национальных образований к субъектам Федерации, созданным на административно‑территориальной основе. Политическим анахронизмом является, например, существование Еврейской автономной области, где «титульная» нация составляет меньше 1 % населения. Создание еврейского национального территориального образования связывалось с расчетом на миграцию еврейского населения в эту автономную область, однако этого не произошло.

В двухтысячные годы произошло объединение некоторых административных национальных округов с государственно‑территориальными субъектами Федерации. Образовался ряд краев. Смысл таких объединений, безусловно, заключается в определении пути для более эффективного решения социально‑экономических проблем. Конечно, при этом следует принимать решения, учитывая национальный фактор в том или ином регионе.

Такие объединения существуют уже достаточный срок, чтобы проанализировать не только положительные моменты, но и недоработки. При вхождении национального образования в государственно‑территориальный субъект особое значение приобретает сохранение условий для развития культуры, исторического наследия этноса. Не всегда на это обращалось должное внимание. Так, выявились факты нарушения руководством края обещаний, данных перед присоединением Коми‑Пермяцкого округа, – произошло закрытие ряда учреждений его культуры. В январе 2013 года депутаты от Эвенкии приняли обращение к губернатору Красноярского края, в котором тоже высказывались претензии. Все это, несомненно, должно учитываться при продолжении процесса вхождения некоторых национальных образований в административно‑территориальные субъекты. К этим некоторым, как мне представляется, могли бы быть отнесены исключительно те национальные объединения, в которых «титульная» нация не только малочисленна, но занимает крайне небольшой процент населения. Но их объединение с другими субъектами Федерации ни в коем случае нельзя рассматривать как процесс отказа от этнических особенностей того или иного народа. Влияние на них русской культуры будет происходить без навязывания сверху.

Федеративное устройство Российского государства, совмещающее национально‑государственный и административно‑государственный характер, отнюдь не противоречит формированию общероссийского гражданского общества. Однако это нелегкое дело, которое должно учитывать всю специфику российской действительности. 30 октября 2014 года на съезде Российского союза ректоров ректор Северо‑Кавказского федерального университета Алина Левицкая привела данные социологических исследований. Этническую идентичность как важную и очень важную называют почти 84 тысячи опрошенных, а соответствующую оценку гражданской идентичности как важную и очень важную назвали чуть больше 35 % опрошенных.

Конфессиональную принадлежность как важную и очень важную оценил 91 % опрошенных молодых людей. И, несмотря на положительную динамику, проявившуюся в десятилетний период, значительное большинство молодых людей продолжают считать этническую и конфессиональную идентичность много выше общегражданской[2]. Нужно сказать, что такая специфика не только северокавказская. Не думаю, что картина была бы противоположной при аналогичном социологическом исследовании в «русских» областях.

В таких условиях особое значение имеет разграничение между двумя понятиями: национализмом и патриотизмом. Национализм не ограничивается защитой культурно‑исторических особенностей данной нации, необходимостью отстаивать ее интересы. Это было бы приемлемо, если бы суть национализма не заключалась в противопоставлении другим нациям, на которых националисты обычно смотрят «свысока». Такое отношение свойственно не только крупным, но и малочисленным нациям.

Об истинном патриотизме, проявляющемся в любви к России, прекрасно сказал Николай Александрович Бердяев: «Любовь наша к России, как и всякая любовь, – произвольна, она не есть любовь за качество и достоинство, но любовь эта должна быть источником творческого созидания качеств и достоинств России. Любовь к своему народу должна быть творческой любовью, творческим инстинктом. И менее всего она означает вражду и ненависть к другим народам. Путь к всечеловечеству для каждого из нас лежит через Россию»[3].

Весьма нелегко развить процесс перехода к общегражданскому самоопределению российского населения. Категорически нельзя вести дело к общегражданской идентификации через противопоставление русской культуре, искусству, истории национальных традиций, культуры этнических групп, населяющих нашу страну.

Перед нашими глазами развернулась трагедия во Франции. Нужно ли нам извлекать из нее уроки? Такая истина, что свобода печати необходима для построения демократического общества, неоспорима. Но кто сказал, что следует поддерживать в той или иной форме свободу публикаций в СМИ, если они направлены на унижение, оскорбление религиозных чувств. Призывы доказать свободу печати через публикацию карикатур, например на пророка Мухаммеда, задевают чувства мусульманской части населения – верующих и неверующих. А в России это не так уж мало – 18, а возможно, и больше миллионов граждан. Естественно, не все они, да и их большинство не придерживаются экстремистских взглядов. Но призывы, направленные на разжигание антиисламской истерии, неизбежно приведут к увеличению числа тех, кто хотел бы изолироваться, остаться в стороне от общегражданского строительства как в европейских государствах, так и в России.

Конечно, изложенная точка зрения не имеет ничего общего с попыткой обелить террористов. Кровавые террористические вылазки, где бы они и кем бы они ни осуществлялись, – страшное зло. Никакого им оправдания нет и не может быть. А мы, как представляется, снисходительно относимся к нашим псевдолибералам, которые в данном случае смыкаются с носителями ксенофобских настроений. Серьезное противодействие русофобии, возрождающемуся нацизму, антисемитизму имеет первостепенное значение, но на данном этапе, думаю, к этому следует добавить решительную борьбу с теми, кто покушается на религиозные ценности мусульман. Однако мобилизация на борьбу против исламского экстремизма невозможна без включения местного населения, заинтересованного в серьезном противодействии не только террористам, но и коррупционерам. Не секрет, что именно коррупция является одним из основных факторов, увеличивающих сторонников отказа от светского характера власти.

[1] См.: Официальный сайт Президента России 30 октября 2014 г.

[2] Бердяев Н. Судьба России. М.: МГУ, 1990. С. 101.

[3] Мирсаид Хайдаргалиевич Султан‑Галиев был с 1917 г. членом партии большевиков, в 1919–1921 гг. председателем Центрального бюро коммунистических организаций народов Востока, основатель и руководитель российской мусульманской коммунистической партии. Исключен из партии большевиков, трижды арестовывался. В 1937 г. был приговорен к расстрелу, реабилитирован посмертно в 1990 г.