В конце 1919 г., когда в полном объеме встал вопрос о скорой победе в Гражданской войне, а мировая революция оказалась делом отдаленного будущего, над которым следовало работать, неизбежно встал вопрос о мирном социалистическом строительстве, в аппаратом плане – о реорганизации Совета рабочей и крестьянской Обороны как военно‑экономического центра.
5 декабря 1919 г. В.И. Ленин в докладе ВЦИК и Совнаркома на VII Всероссийском съезде Советов официально заявил: «теперь перед нами стоит задача – тот опыт, который мы приобрели в нашей военной деятельности, перенести в область мирного строительства»{1234}. Конкретно вождь поставил на повестку дня три вопроса: продовольственный, топливный, борьбы с тифом{1235} (большая часть потерь в годы Гражданской войны – от тифа).
16 декабря Л.Д. Троцкий составил и направил в ЦК РКП(б) тезисы «Переход ко всеобщей трудовой повинности, в связи с милиционной системой». Тезисы были составлены как раз из расчета на ближайший переход к социалистическому строительству (что интересно, о мировой революции в тезисах не было ни единого слова). Напомнив, что планомерное социалистическое строительство обеспечивается всеобщей трудовой повинностью, Троцкий пояснял: до тех пор, пока эта повинность «не войдет в норму, не закрепится привычкой и не приобретет бесспорного и непреложного для всех характера […] в течение значительного еще периода переход к режиму трудовой повинности должен неизбежно поддерживаться мерами принудительного характера, т. е. в последнем счете вооруженной силой пролетарского государства»{1236}. Председатель РВСР, прикрываясь рассуждениями о том, что «смена военной системы» ни на один день не должна лишить Советскую республику «необходимой обороноспособности »{1237}, настаивал на «территориальном и бытовом приближении армии к хозяйственному процессу», с тем чтобы «живая человеческая сила определенных хозяйственных районов» стала одновременно «живой человеческой силой определенных воинских частей»{1238}. Предложенные Троцким «территориально‑производственные округа» должны были, по замыслу главы военного ведомства, лечь в основу «территориально‑административной советской системы»{1239}, т. е. явиться костяком советско‑хозяйственного аппарата на местах.
Поскольку советско‑хозяйственный аппарат был ленинской епархией, Троцкий не рассчитывал, что его прожект будет взят за основу большевистским руководством без существенных корректив. Он предлагал сформировать высокоавторитетную комиссию ВСНХ с привлечением специалистов из других ведомств для разработки первоначальной черновой схемы трудовой мобилизации, передать схему военному ведомству для разработки двух вопросов: «во‑первых, о применении методов и аппарата военной мобилизации в целях мобилизации трудовой и, во‑вторых, для приспособления системы территориально‑милиционных округов к округам территориально‑производственным»{1240}.
Предвидя, что ни В.И. Ленин, ни видные большевики из Президиума В ЦИК ему этого сделать не позволят (изменение административно‑территориального деления находилось в компетенции ВЦИК и его Административной комиссии), Л.Д. Троцкий писал: «Окончательная разработка системы трудовой повинности должна быть делом междуведомственной комиссии из представителей [ВСНХ], военного ведомства, [НКВД], Наркомзема, Наркомтруда» и ВЦСПС{1241}. Естественно, Троцкий просил товарищей по ЦК дать соответствующие поручения ведомствам, и прежде всего – ВСНХ и Наркомату по военным делам{1242}.
Л.Д. Троцкий, видимо, рассчитывал на ленинский прагматизм и, мягко говоря, медлительность руководства ВЦИК по реорганизации административно‑территориального деления, которая развязывала ему руки в случае возможного противодействия со стороны членов Президиума ВЦИК. Парадоксально, но факт: именно тезисы Троцкого легли в основу преобразования в апреле 1920 г. Совета рабочей и крестьянской Обороны в Совет труда и обороны. Вождь взял идею Л.Д. Троцкого, добавил к ней отдельные положения первоапрельского 1918 г. прожекта Н.И. Подвойского о реорганизации центрального военного аппарата в составную часть Высшего совета народного хозяйства{1243} и сам возглавил социалистическое строительство на новых началах, т. е. занялся тем, чем в условиях сокращения военной угрозы рассчитывал заняться председатель РВСР.
Суть реорганизации исчерпывающим образом изложил в 1927 г. третий председатель Реввоенсовета СССР К.Е. Ворошилов: В.И. Ленин создал Совет рабочей и крестьянской Обороны «в период наивысшего напряжения Гражданской войны», а «с переходом» страны «на мирные рельсы» переименовал этот орган в Совет труда и обороны, который «постепенно, мало‑помалу, утерял свою третью букву. У нас был фактически не СТО, а СТ, т. е. Совет труда. Если и существовало СТО, то только в начертании и произношении»{1244}.
Несколько позднее К. Каутский, ознакомившись с тезисами Л.Д. Троцкого по вопросам хозяйственного строительства и сопоставив их с положениями направленного против себя сочинения председателя РВСР, не без издевки написал: «если бы западноевропейским рабочим сказали, что когда наступит социализм, правительство сможет всякого нужного ему рабочего оторвать от семьи, посадить в военный поезд и сослать на неопределенный срок в административную ссылку, то нет ни малейшего сомнения, что рабочие дали бы совершенно недвусмысленный ответ московским теоретикам социализма»{1245}. Приведя критический выпад Л.Д. Троцкого в адрес Л.Н. Толстого с его восхвалением Платона Каратаева как образа крестьянина, «растворенного без остатка в своей общине», К. Каутский, вполне согласившись с критикой, заметил: «Нужно только удивляться тому, что Троцкий, несмотря на свое понимание этой связи, все же приходит к трудовой повинности, и что он на русской стадности собирается строить социалистическое общество. С нашей точки зрения эта стадность не только объясняет крах большевистского социализма, но и успех большевистской диктатуры, и зарождение идеи трудовой повинности. “Мыслящие, богатые инициативой и сильные сознанием ответственности рабочие” (цитата из Троцкого. – С.В.) не дали бы себе навязать ни того, ни другого»{1246}. Естественно, «кульминационным пунктом большевистского коммунизма» явилось, по К. Каутскому, «государственное рабство»{1247} (написано задолго до сталинского террора).
10 января 1920 г. командующий 3‑й армией Восточного фронта М.С. Матиясевич и член реввоенсовета армии П.И. Гаевский телеграфировали В.И. Ленину и Л.Д. Троцкому: «Военные успехи последних дней и все усиливающаяся экономическая разруха ставят перед советской властью сейчас две задачи: добить отечественную контрреволюцию, поставить на западной границе прочный красный заслон в обеспечение себя от мелких шакалов союзнического империализма и освободившиеся армии употребить на организацию производства, восстановление транспорта, на проведение всеобщей трудовой повинности. Освободившуюся армию с указанной целью бросить прежде всего в те промышленные районы, где она легко может быть обеспечена питанием»{1248}. 3‑я армия, которая освободилась от функции «военной охраны», насчитывала «десятки тысяч вполне здоровых людей, тысячи специалистов, тысячи и сотни коммунистов и ответственных политсотрудников, крепко спаянных с боевой жизнью, искушенных в делах управления массами (здесь и далее в документе курсив наш. – С.В.)»{1249}.
Как телеграфировали Матиясевич и Гаевский, «по счастливой случайности [3‑я] армия находится в таком районе, откуда именно только и возможно начать восстановление хозяйства. Челябинская, Тобольская и Екатеринбургская губернии имеют громадные избытки продовольствия, имеют топливо, под боком Сибирь, изобилующая продовольствием, которого ни в коем случае не вывезти сейчас. Урал имеет металл, руду. Это район с неисчерпаемыми возможностями в отношении развития тяжелой индустрии – […] только отсюда, став твердо ногой, мы можем вывести из тупика наше хозяйство. Несмотря на блестящие условия, положение здесь покамест безотрадное. Жел[езные] дороги еле‑еле работают, заводы влачат жалкое существование, нет усиления, нет продовольствия, нет специалистов, нет рабочих. При таких перспективах, при такой жестокой действительности, оставлять в бездействии целую армию или раздергивать ее по частям недопустимо, имея в целях скорейше[е] восстановление] и организацию] хозяйства на всем Урале – в Екатеринбургской, Челябинской и Тобольской губерниях»{1250}. Исходя из военных и экономических соображений, РВС 3‑й армии предлагал немедленно выделить часть военных специалистов и направить их в 5‑ю советскую армию, обратить все силы и средства 3‑й армии на восстановление транспорта и организацию хозяйства на Урале; «Красную армию Восточного] фронта переименовать в 1‑ю Революционную армию труда РСФСР»{1251}. Во главе армии предлагалось поставить «Революционно‑трудовой совет» из трех членов во главе с председателем, «назначаемы[х] и руководимы[х] непосредственно Советом Обороны»{1252}. Это означало выведение трудовой армии из‑под контроля РВСР и его председателя Л.Д. Троцкого и передачу ее в непосредственное подчинение Совету Обороны и его председателю В.И. Ленину. Специально оговаривалось: «Ревтрударм–1 существует временно»{1253}. Ревтрударм предлагалось организовать на следующих основаниях: «4. Ревтрударм является верховным органом контроля и организации военных и хозяйственных организаций Уральской области и руководящим административно‑политическим органом ее. 5. Главной задачей Ревтрударм[а] является восстановление в кратчайший срок народного хозяйства путем широкого применения массового действия, путем проведения всеобщей трудовой повинности. 6. Уральский окр[ужной] военкомат] пополняется военспецами 3‑й армии и превращается в военно‑трудовой мобилизационный аппарат Ревтрудармии, одновременно выполняющий задания Всероглавштаба (это – наиболее опасное для советской власти предложение, поскольку аппарат мобилизации по сути предлагалось сформировать из социально‑чуждых элементов. – С.В.). 7. Все представители и уполномоченные центральных учреждений, посылаемые в район Урала для налаживания той или иной хозяйственной отрасли, поступают в распоряжение Ревтрудармии и берутся им без права самостоятельного изменения поставленных в центре задач. 8. Все технические и специальные комиссии и представительства центра, присланные последним для восстановления той или другой отрасли в областном масштабе, объединяются в своей работе Ревтрудармом. 9. Все местные работники, губернские и прочие органы остаются на местах, их взаимоотношения не изменяются как между собой, так и центром»{1254}.
В случае ленинского согласия Ревтрударм–1 предлагал в ближайшее время: «1) немедленно бросить все наличия сил и средств армии на заготовку топлива и восстановление железной дороги […], для чего армии выделить все технические силы [на] железной] дороге и провести частичную трудовую повинность для заготовки дров и усиления работ каменноугольных копий; 2) путем всеобщей мобилизации одного‑двух лет молодых призывов создать запасную трудармию для образования под руководством имеющихся военных, партийных и специалистов (так в тексте. – С.В.) стойкие коммунистические кадры трудоспособных, которые будут с энтузиазмом работать и увлекать для работы других; они должны проходить воинское дело, работать в порядке трудовой повинности и учиться; 3) приступить к подготовке более мощного политотдела для восстановления хозяйства [в] [Уральской] области на коммунистических началах для проведения трудовой повинности в более широких размерах для поднятия общего культурного уровня в области. При массовых действиях (мы знаем на опыте армии) эта задача легче всего исполнима. На жел[езных] дорогах ввести военный режим на манер армейского в отношении продовольствия, ввести армейскую систему снабжения и нормы питания: все равно весь хлеб не вывезти из Сибири в центр»{1255} (последнее, как известно – отечественная беда, традиционный источник голода). «Силы есть, продуктов питания в избытке, сырья и топлива масса, край населен плотно, люди есть, – оптимистично заявляли в завершение послания Матиясевич и Гаевский. – Ждем Вашего решения и указания»{1256}.
12 января вождь дал добро, отписал Матиясевичу и Гаевскому: «Приветствую ваш почин (примечательно, что вождь употребил то же слово, характеризуя первый коммунистический субботник. – С.В.), вношу вопрос в Совнарком. Начинайте действовать при условии строэюайшей согласованности с гражданскими властями (курсив наш. – С.В. ), все силы отдавая сбору всех излишков продовольствия и восстановлению транспорта»{1257}. Глава правительства плотно занялся вопросом. Во‑первых, он написал письмо всем членам Совнаркома о его «громадной важности», информировал о его постановке на заседании СНК 13 января и просил «заинтересованные ведомства приготовить к этому сроку свои заключения». По мнению Ленина, Совнарком на своем заседании должен был одобрить предложения РВС 3‑й армии «в принципе», опубликовать их «для поощрения» и «утвердить основные положения организации этого дела или, если это сразу возможно, выбрать деловую комиссию для срочной выработки этих положений»{1258}. Во‑вторых, вождь выступил на заседании Коммунистической фракции ВЦСПС с речью о коллегиальности и единоначалии в управлении хозяйственными органами, необходимости использовать армию для решения отдельных народнохозяйственных задач. Полемизируя с противниками принципа единоначалия, Ленин заявил о необходимости сочетать коллегиальность с единоначалием – только тогда коллегиальность, по мнению вождя, не превратится в болтовню бездеятельных людей{1259}. В‑третьих, вождь запросил заключение по телеграмме РВС 3‑й армии у члена РВС 5‑й армии И.Н. Смирнова{1260}. Тот ответил: «Использовать 3‑ю армию для хозяйственных работ считаю возможно и желательно при условии разрешения нам [5‑й армии. – С. В.] двинуть на восток 27‑ю дивизию; кроме того, сообщаю Вам, что мы формируем рабочие бригады из пленных, которых у нас 70 тыс., их вместе с инженерными войсками бросаем на заготовку дров, инструмент (пилы и топоры) имеется в Ново‑Николаевске (совр. – Новосибирск. – С.В .] в большом количестве»{1261}. В общем, все было логично и вполне соответствовало общемировой практике. Однако для решения масштабных хозяйственных задач в 1920 г. военнопленных было явно недостаточно, требовалась широкая мобилизация людских ресурсов, а ресурсы эти в условиях войны находились прежде всего в Красной армии.
Судя по повестке дня заседания СНК от 13 января 1920 г., по вопросу «О предложении Реввоенсовета 3‑й армии преобразовать Красную армию Восточного] фронта в 1‑ю Революционную армию труда» планировался доклад одного В.И. Ленина{1262}, однако Л.Д. Троцкий, осознавая политический подтекст, лично почтил своим присутствием правительство{1263}, которое он этим присутствием не баловал, и в результате докладчиков было двое – председатель Совета Обороны и председатель Реввоенсовета Республики. СНК, «приветствуя предложение РВС 3‑й армии использовать ее силы для [решения] хозяйственных задач», постановил «избрать комиссию для выработки предложений о тех способах и методах, какими мо[жет] быть целесообразно использование 3‑й армии». Состав комиссии был определен следующий – по порядку перечисления в протоколе: В.И. Ленин, А.И. Рыков, Л.Б. Красин, Л.Д. Троцкий и М.П. Томский (с учетом своенравного характера последнего В.И. Ленин добавил в протокол при его оформлении: «без права замены»{1264}). В связи с крайне тяжелым экономическим положением страны комиссии предписывалось закончить работу уже к 16 января{1265}. Л.Д. Троцкий даже выступил в нехарактерной для себя роли собирателя правительственной комиссии: он, с ленинского благословения, написал на заседании Совнаркома записку с предложением собраться уже следующим вечером. А.Д. Цюрупа, Л.Б. Красин и В.П. Милютин засвидетельствовали на записке свое согласие автографами{1266}.
Постановление Совета Обороны было утверждено уже 15 января. Третья армия преобразовывалась в 1‑ю Революционную армию труда «как цельную организацию, без разрушения и дробления ее аппарата»{1267}, используемую «для трудовых целей в районном масштабе». Уточнялось, что «трудовое применение» 3‑й армии носило временный характер, сроки которого определялись «постановлениями Совета Обороны в зависимости как от военной обстановки, так и от характера тех работ, какие армия сможет выполнять, а также в особенности от обнаруженной на опыте производительности труда армии»{1268}. Иными словами, речь шла об эксперименте в рамках конкретной местности РСФСР. Уральская область стала полигоном для использования армии на хозяйственном «фронте».
Основными видами работ для трудовой армии определялись: «в первую очередь – заготовка продовольствия и фуража на основе выполнения всех разверсток, установленных Наркомпродом, и сосредоточение заготовленного в известных пунктах, б) заготовка дров и подвоз их к заводам и ж.‑д. станциям, в) организация для этих целей гужевого транспорта, в частности, путем подводной повинности, г) мобилизация необходимой дополнительной рабочей силы для массовых работ, д) строитель [ные] работы как в пределах указанных выше задач, так и в более широком масштабе для дальнейших постоянных работ; во вторую очередь – е) ремонт с.‑х. орудий, ж) с.‑х. работы и проч.»{1269}
Революционный совет 1‑й трудовой армии составлялся из членов Реввоенсовета 3‑й армии и представителей наркоматов продовольствия, земледелия, путей сообщения, труда и ВСНХ во главе с «особоуполномоченным Совета Обороны на правах председателя Совета трудовой армии»{1270}. Решающее слово в Революционном совете трудовой армии в плане конкретного применения армии принадлежало представителю соответствующего ведомства (в случае коренных разногласий вопрос переносился в Совет Обороны). Армия, как и ее революционный совет, ставилась под контроль Совета Обороны, который, в т. ч., утверждал «особо точное определение» района трудового применения армии, и без того ограниченного «районом размещения основных частей [3‑й] армии»{1271}. Особо оговаривалось, что «в отношении таких работ, для которых отдельные части армии могут быть использованы эпизодически, а также в отношении частей, расположенных вне основного района армии или могущих быть переданными за пределы этого района, [революционному] совету армии надлежит каждый раз вступать в соглашение с местными постоянными учреждениями, выполняющими соответственную работу, и, поскольку к этому не встретится препятствий, передавать в их временное хозяйственное распоряжение отдельные воинские части»{1272}.
РВСР фактически утратил свои права в отношении армии, хотя формально за ним оставалось «решающее» слово «во всех вопросах, касающихся внутренней воинской организации и определяемых уставами внутренней службы и другими воинскими уставами»{1273}. Реввоенсовету Республики предоставлялось право вносить в распорядок внутренней жизни армии некие «необходимые изменения в той мере, в какой эти последние требуются хозяйственным применением армии»{1274}.
Революционный совет трудовой армии не мог по собственному произволу вмешиваться в организацию местного советско‑хозяйственного аппарата. Четко прописывалось: «И. Все местные учреждения (совнархозы, продовольственные] ком[итет]ы, зем[ельные] отделы и пр.) подчиняются особыми приказами и инструкциями Совету трудовой армии через соответственных его членов либо целиком, либо в той области их работы, которая требует применения массовой рабочей силы. 12. Все местные учреждения (совнархозы, продкомы и пр.) остаются на своих местах и через свои нормальные аппараты выполняют ложащуюся на них часть работы по выполнению хозяйственных планов Совтрударма. Местные учреждения не могут быть изменяемы в своих структуре и функциях иначе, как с согласия соответственных ведомственных представителей в составе Совтрударма или соответственного ведомственного центра в случае изменений коренного характера. […]. 15. Совтрудармии обязан через соответственных своих членов по ведомствам принимать необходимые меры к тому, чтобы местные учреждения данного ведомства наблюдали на местах» за соблюдением «соответственных законов, положений и инструкций Советской республики» воинскими частями и учреждениями армии «при выполнении ложащейся на них общей части работы»{1275}.
17 и 18 января вопрос об использовании воинских частей на хозяйственном фронте обсуждался в Политбюро ЦК РКП(б). Политбюро одобрило постановление Совета Обороны о преобразовании 3‑й армии в 1‑ю трудовую армию и приняло решение о подготовке проектов создания Кубано‑Грозненской, Украинской, Казанской и Петроградской трудовых армий{1276}. 20 или 21 января В.И. Ленин в дополнение дал указание заместителю наркома внутренних дел М.Ф. Владимирскому согласовать с РВСР проект постановления о введении в Совет 1‑й Революционной армии труда представителя НКВД РСФСР{1277}. Совет Обороны принялся активно использовать 1‑ю трудовую армию, революционный совет которой уже 23 января получил конкретные указания «с предписанием сообщить о принятых мерах»{1278}. Урал стал в годы Гражданской войны и межвоенный период настоящим полигоном для социальных экспериментов: именно там ранее, чем в Советской России в целом, были созданы в 1918 г. комитеты бедноты, именно в Уральской области была опробирована в 1923 г. реформа административно‑территориального деления{1279}.
В 1920 г. В.И. Ленин проникся идеей милитаризации труда, тем более что она отвечала обстоятельствам тяжелого хозяйственного положения, и активно взялся за ее проведение через Совет Обороны. Так, 21 января он подписал и датировал проект постановления Совета Обороны от 16 января о милитаризации рабочих и служащих Центральной автомобильной секции ВСНХ со всеми подведомственными учреждениями и предприятиями{1280}, 24 января подписал постановление Совета Обороны от 23 января о милитаризации рабочих и служащих всех топливных учреждении{1281}.
21 января СНК РСФСР, по согласованию со Всеукраинским революционным комитетом, принял решение о создании в районе Юго‑Западного фронта Украинской трудовой армии{1282}. Правда, как выясняется из разработанного под сталинским руководством проекта «Положения о Военно‑трудовом совете Украины», ставшего после ленинской правки проектом «Положения об Укрсовтрударме»{1283}, первоначально согласование вопроса с Украинским ревкомом не предполагалось, на необходимость этой формальности указал председатель правительства{1284}. В соответствии с документом Укрсовтрударм объединял деятельность органов наркоматов земледелия, путей сообщения, труда и ВСНХ в районе Юго‑Западного фронта; Военно‑трудовой совет Украины составлялся под председательством «особоуполномоченного Совета Обороны на правах председателя» (им стал член Политбюро ЦК РКП И.В. Сталин) из представителей всех этих четырех ведомств, а также Реввоенсовета Юго‑Западного фронта; в его распоряжение передавались «воинские части, резервные или из запасных частей фронта (смотря по условиям)». В целом перед украинским советом ставились те же задачи, что и перед Революционным советом 1‑й трудовой армии. Единственное различие с учетом статуса председателя украинского органа заключалось в том, что «район деятельности Военно‑трудового совета Украины совпадает с районом Юго‑Западного фронта плюс Александро‑Грушевский угольный район бывшей Донской области»{1285}. В Москве прекрасно знали: при необходимости Сталин без малейших стеснений район расширит, а с аппаратом гражданского управления (в условиях отнюдь не уральских) церемониться не станет, поэтому четкий механизм взаимодействия с советско‑хозяйственным аппаратом в этом проекте прописан не был.
Вождь мировой революции в общем и целом был доволен сталинскими действиями на «хозяйственном фронте». 18 февраля 1920 г. он телеграфировал в «Харьков, Укрсовтрударм, Сталину», а в копии «Укрревкому»: «Очень рад, что взяли умеренную развертку – 158 [млн. пудов] и 10% оставляете бедноте (это к вопросу о повороте советской власти в марте 1919 г. “лицом” к середняку. – С.В.) и что уже выделили 3 полка и 4 эскадрона Укрсовтрударму. Советую: 1) охранить готовый уголь и протащить спешно подкрепления Кавказскому фронту. Это самое‑самое главное; 2) охранить соль и, занимая по одной волости вокруг Донбасса полками и эскадронами, осуществлять развертку полностью, награждая бедноту хлебом и солью; 3) мобилизовать тотчас часть харьковских и донецких рабочих для работы как продовольственной] армии вместе с полками и эскадронами; 4) измерять работу Укрсовтрударма ежедневно количеством подвезенного хлеба, угля, ремонтом паровозов»{1286}.
23 января 1920 г. Совет Обороны утвердил проект Положения о Кавказской трудовой армии, а на следующий день В.И. Ленин уже подписал мандат назначенного председателем Совета Кавказской трудовой армии И.Т. Смилги{1287}. Впрочем, последнему вскоре стало не до восстановления разрушенного хозяйства: появились важные дела на фронте{1288}, а И.В. Сталин, уставший от «чистки конюшен» военного ведомства, посоветовал в телеграмме В.И. Ленину 12 февраля И.Т. Смилгу «ни в коем случае не […] отзывать»{1289}.
В конце января – в начале февраля к хозяйственному строительству были привлечены Запасная армия Республики и части 2‑й армии, 10 февраля Совет Обороны постановил переименовать 7‑ю армию в Петроградскую революционную армию труда, в марте в хозяйственное строительство были втянуты войска 8‑й армии, а несколько позднее и другие воинские соединения[1]. Отдельные неудачи не разубедили вождя в целесообразности отказа от идеи трудовых армий: слишком сильна была разруха. Все созданные в январе – начале февраля Советы трудовых армий получили к 12 февраля «уже готовые резервные части с аппаратами управления»{1290}.
17 февраля Л.Д. Троцкий телеграфировал в Совет Обороны: «Необходимо сегодня же заставить Наркомпрод отменить запрещение передвигать продфуражгрузы из губернии в губернию в пределах 1‑й армии. Продовольствие и фуражгрузы, которые не вывозятся, могут быть в то же время использованы для уральских нужд. Нужно отказаться от чудовищного бюрократизма. Совтрударм состоит из достаточно ответственных работников, чтобы не пускаться на эксперименты. Полагаю, что сюда нужно направить двух‑трех крупных продовольственников – [таких], как [А.Л.] Ш[ейн]ман, [В.Н.] Яковлева и др.»{1291}.
18 февраля с явным протестом против ленинских решений о переводе армий на хозяйственные рельсы выступили Главнокомандующий всеми вооруженными силами Республики С.С. Каменев, член РВСР Д.И. Курский и начальник Полевого штаба РВСР П.П. Лебедев, телеграфировавшие председателю Революционного совета Украинской трудовой армии И.В. Сталину и в копии В.И. Ленину и Э.М. Склянскому: «Обстановка на юге продолжает оставаться очень серьезной и требует особого напряжения для доведения Кавказского фронта до надлежащей силы для успешного окончания борьбы с Деникиным, и потому главнокомандование не может предписать ни Юго‑Зап[адному] фронту, откуда приходится оттягивать силы на Кавказ, ни тем более Кавказскому фронту выделить дивизию в труд[овую] армию, также оно не в состоянии направить таковую дивизию с других фронтов, т. к. по состоянию транспорта приходится весь его использовать для усиления Кавказского фронта целыми частями и пополнениями, причем эта задача выполняется крайне медленно и неудовлетворительно, несмотря на огромное напряжение. Вместе с тем, главнокомандование считает необходимым отметить, что оно предвидит возможность того, что при существующей в настоящее время скудости людских пополнений в республике, военная обстановка может повелительно потребовать влития в боевые войска в качестве пополнений и тех ограниченных формирований, которые ныне производятся Юго‑Зап[адным] фронтом для его труд[овой] армии за счет полевых и запасных войск фронта»{1292}. Вождь, получив копию этого пророческого послания, ограничился стандартными засекречиванием документа и отправкой его в архив{1293}.
На правах интермедии следует отметить, что 20 февраля идею о перенесении центра тяжести работы из Красной армии на трудовой фронт с энтузиазмом взялся реализовывать «член Реввоенсовета» Республики Н.И. Подвойский, телеграфировавший по прямому проводу председателю Совета Обороны В.И. Ленину: «Продвигаюсь […] медленно. Остановки в [ж.‑д.] узлах – [по] два‑четыре дня. Могу проделать большую работу по борьбе с эпидемиями [и] разрухой. Пришлите полномочия прямым проводом – Грязи и вслед. [В] Липецком уезде дровам, [в] Усманском продовольствию угрожает весенний разлив»{1294}. Вождь, получив на следующий день телеграмму и в очередной раз подивившись молодости духа неугомонного Н.И. Подвойского, переслал ее наркомам Н.А. Семашко и Л.Б. Красину «на отзыв». Очевидно, первый, насмотревшийся на заседаниях Совета народных комиссаров в первые месяцы после прихода большевиков к власти на и. д. наркома по военным делам, не без юмора указал: «Ввиду запоздалой передачи телеграммы едва ли есть смысл давать т. Щодвойскому] (странное сокращение. – С.В.) полномочия: они его все равно уже не догонят»{1295}. И действительно – не догнали!
26 февраля Л.Д. Троцкий из Екатеринбурга телеграфировал Э.М. Склянскому для В.И. Ленина: «Дальнейшее сохранение всего аппарата 3‑й армии представляется нецелесообразным. В распоряжении армии – одна стрелковая и одна кав[алерийская] дивизии. Все остальное – армейские управления и учреждения. При этих условиях армия может выбрасывать на работу только 23%. Армейский аппарат нам не понадобится. Воинские части мы сохраним и усилим. Из состава штабных учреждений и управлений мы выделим ударные трудовые отряды специалистов, техников, коммунистов и прочее. Полевой штаб [РВСР] с расформированием армейских аппаратов согласен. Мною отданы соответственные подготовительные распоряжения, полагаю, что со стороны Сов[ета] Обороны не встретится возражений»{1296}. Возражений не нашлось – реконструкция народного хозяйства в тот момент казалась нужнее.
Идеи, связанные с возвращением мобилизованных партийцев к мирному труду, распространились повсеместно. Секретарь Московского губернского комитета РКП(б) И.И. Минков заявил 26 февраля 1920 г. на съезде секретарей районных комитетов Московской губернской партийной организации: «Мобилизация на трудовую повинность на улучшение нашего хозяйственного и экономического положения требует еще и еще от нас работников. Из нашего губсовдепа снято четыре товарища с самых ответственных постов, ожидаются еще мобилизации, и никакие переговоры об оставлении ни к чему не привели. В ЦК мы послали целый список товарищей, отправленных нами на фронт, с ходатайством об их возвращении – ЦК в этом отношении, вероятно, пойдет нам навстречу и некоторых товарищей демобилизует, и мы думаем эту группу товарищей послать в первую очередь в те районы, где ощущается в них крайний недостаток. Но это количество далеко не достаточно для заполнения тех дыр, которые у нас образовались, и нам нужно искать пути к выходу из создавшегося положения»[2].
28 февраля Л.Д. Троцкий отправил по прямому проводу свои «Тезисы о переходе к милиционной системе» секретарю и члену ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинскому, последний переслал документ В.И. Ленину. Вождь оставил на проекте свои пометы:
«1. Приближение к концу гражданской войны и благоприятные изменения в международном положении Советской России ставят на очередь вопрос о коренных (сверху ленинская помета‑предложение: [слово] “долой”. – С.В.) изменениях в постановке нашего военного дела в соответствии с неотложными хозяйственными и культурными потребностями страны.
2. С другой стороны, необходимо установить […], что до тех пор, пока в важнейших мировых государствах остается у власти империалистическая буржуазия, социалистическая республика ни в каком случае не может считать себя в безопасности. Дальнейший ход событий может в известный момент снова бросить теряющих под ногами почву империалистов на путь кровавых авантюр, направленных против Советской России. Отсюда вытекает необходимость поддержания дела военной обороны революции на должной высоте.
3. Нынешнему переходному периоду, который может иметь длительный характер, должна соответствовать такая организация вооруженных сил, [при] которой трудящиеся получают необходимую военную подготовку с наименьшим отвлечением их от производительного труда. Такой системой может явиться только построенная на территориальных началах (сверху – два ленинских знака вопроса. – С.В.) Красная рабоче‑крестьянская милиция.
4. Сущность советской милиционной системы должна состоять во всемерном приближении армии к производственному процессу (далее в скобках ленинское уточнение: “а не месту”. – С.В.), так что живая человеческая сила определенных хозяйственных районов является в то же время живой человеческой силой определенных воинских частей.
5. В своем территориальном распределении милиционные части (полки, бригады, дивизии) должны быть приурочены к территориальному размещению промышленности так, чтобы промышленные очаги с окружающей их и тяготеющей к ним с.‑х. периферией образовывали основу для милиционных частей.
6. Организационно рабоче‑крестьянская милиция должна опираться на вполне подготовленные в военном, техническом и политическом отношениях кадры (слева от текста – излюбленное ленинское N[ota] В[епе]. – С.В.), которые держат на постоянном учете обучаемых ими рабочих и крестьян и способны в любой момент извлечь их из своего милиционного округа, охватить своим аппаратом, поставить под ружье и повести в бой.
7. Переход к милиционной системе должен иметь характер необходимой постепенности , в соответствии с военным и международно‑дипломатическим положением Советской республики, при непременном условии, чтобы обороноспособность последней во всякий момент оставалась на должной высоте.
8. При постепенной демобилизации Красной армии лучшие ее кадры должны получить наиболее целесообразное, т. е. наиболее приспособленное к местным (сверху ленинская помета‑предложение: [слово] “долой”. – С.В.) производственно‑бытовым условиям , размещение на территории страны и обеспечить таким образом готовый аппарат управления милиционных частей.
9. Личный состав милиционных кадров должен затем постепенно обновляться в направлении теснейшей связи с хозяйственной жизнью данного района – так, чтобы командный состав дивизии, расположенный на территории, охватывающей, например, группу горных заводов, с примыкающей к ним деревенской периферией, состоял из лучших элементов местного пролетариата.
10. В целях указанного обновления кадров курсы командного состава должны быть территориально распределены в соответствии с хозяйственно‑милиционными округами и через эти курсы должны проходить лучшие представители местных рабочих и крестьян.
11. Военная подготовка на милиционных началах, которая должна обеспечить высокую боеспособность милиционной армии, будет складываться: а) из допризывной подготовки, в области каковой военное ведомство работает рука об руку с ведомством народного просвещения, с профессиональными союзами, организациями партии, Союзом молодежи, спортивными учреждениями и проч.; б) из военного обучения граждан призывного возраста, со все более и более коротким сроком и со все большим приближением казармы к типу военно‑политической школы (! – С.В .); в) из кратковременных повторительных сборов, целью которых является поверка боеспособности милиционных частей.
12. Предназначенная для [решения] задач военной обороны страны организация милиционных кадров должна быть в необходимой мере приспособлена для дела трудовой повинности, т. е. должна быть способна формировать трудовые части и снабжать их необходимым инструкторским аппаратом.
13. Развиваясь в сторону превращения в вооруженный коммунистический народ, милиция в настоящий период должна сохранять в своей организации все черты диктатуры рабочего класса»{1297}.
В советское время документ публиковался в сборнике стенографических отчетов заседаний Девятого съезда РКП(б) 1920 г., однако авторство благоразумно опускалось. Определенные основания для этого были: В.И. Ленин поучаствовал в редактировании документа, однако к съезду изменения Л.Д. Троцкий вносить не стал.
В интересах как В.И. Ленина, так и Л.Д. Троцкого было экономическое развитие страны и поддержание ее армии в боевой готовности. Однако В.И. Ленин не мог не помнить известное высказывание Наполеона о штыках, на которых «сидеть неудобно»: в ходе русских революций данный афоризм на все лады перепели российские социал‑демократы. Как заявил под поощрительный смех делегатов Объединительного съезда РСДРП 1906 г. В.П. Акимов, «Плеханов говорил нам, что правительство сидит только на штыках и что нужно раскачать, расколыхать эти штыки, эту единственную опору самодержавия. […] Да! правительство сидит на штыках и пусть себе сидит!.. На них ведь долго сидеть нельзя…»{1298}. В 1920 г. В.И. Ленину как руководителю советского правительства важно было максимальное использование кадров для мирного социалистического строительства, а Л.Д. Троцкому – сохранение людей под штыком, поскольку от количества бойцов Красной армии, пусть и временно откомандированных на хозяйственный «фронт», зависели его позиции во власти в качестве «вождя Красной армии». В условиях прямого подчинения трудовых армий Совету Обороны аппаратные возможности Троцкого сужались, речь шла об армии как о социальном институте, своей мощностью поддерживавшем политические амбиции председателя РВСР.
Очевидно, по просьбе В.И. Ленина, к Девятому съезду РКП(б) 1920 г. обобщил накопленный трудовыми армиями опыт С.И. Гусев.
«…У нас имеются пока два типа трудовых армий, – констатировал старый большевик: – 1. Трудармии из бывших красных армий (здесь и далее в цитате курсивом выделены слова, подчеркнутые при чтении вождем. – С.В.), которые, сохраняя свою военную организацию и являясь для военных целей резервными армиями, временно обращены на производительные задачи. Эти армии употребляются на различные работы.
2. Местные трудовые армии, организуемые из местного населения с использованием на работы местных воинских частей (Саратовская] губ.). Эти трудармии не имеют строго оформленной организации, но все же милитаризованы настолько (единоличное начало, принудительность, централизация снабжения), чтобы быть признанными армиями. Эти армии употребляются на сезонные и чрезвычайные работы. Наконец, намечается еще один тип трудармий для наиболее важных производственных районов (угольные и нефтяные), которые по самому характеру производства (непрерывность) должны стать постоянными армиями. По вопросу о трудармиях из бывших красных армий я бы хотел отметить одну сторону: весьма важно установить правильную точку зрения на них – являются ли они боевыми армиями, временно обращенными на трудовую повинность, или же они являются трудовыми армиями, которые при первой необходимости обращаются на военные задачи. Переход ко второй точке зрения определяется исключительно нашим стратегическим положением. При таком переходе военная организация сменится трудовой. Конкретно это может быть кратко формулировано так: при военной организации военспец является командующим армией, а производственный специалист (инженер, архитектор) – его помощником по трудовому использованию армии. При трудовой организации – обратно. Очевидно, что для такого перехода от военной организации к трудовой и обратно необходимо отыскать достаточно гибкие организационные формы, которые дали бы возможность быстрого перехода.
Различие между существующими трудовыми армиями имеется также и в организации их центрального управления (РВС). В 1‑й Революционной армии труда мы имеем в лице РВС междуведомственную комиссию , построенную на принципе сеймового вето. Представитель ведомства может наложить запрещение на любое решение РВС, касающееся его ведомства.
В саратовских армиях труда – единоличное начало, проведенное с достаточной мягкостью в смысле прислушивания к голосам ведомств и с достаточной твердостью в смысле внесения военных методов в работу»{1299}.
С.И. Гусев, ненавидевший междуведомственность, задался вопросом, не будет ли губителен опыт с вето, которое мог наложить представитель любого центрального органа – не зря в его тексте упоминается Сейм. И действительно, в случае напряженных взаимоотношений в реввоенсовете конкретной трудовой армии могло создаться положение, при котором вето было дорогой к старым, добрым временам «Смольного и около Смольного»{1300}. С другой стороны, Гусев, зривший в корень, задался и другим, крайне важным, вопросом – о возможном обособлении областных бюро (в Сибири, Туркестане, Урале и на Кавказе) «от общегосударственных задач (подчеркнуто Лениным. – С.В .) […] хозяйственного строительства»{1301}. Видимо, Гусев лишь укрепил Ленина в его сомнениях по поводу советско‑хозяйственного эксперимента в армии.
На утреннем заседании Девятого съезда РКП(б) 31 марта 1920 г. В.И. Ленин прокомментировал выступление председателя ВСНХ А.И. Рыкова следующим образом: «Он (Рыков. – С.В.) утверждает, что Совнарком препятствует объединению экономических комиссариатов, и когда говорят, что т. Рыков желает скушать т. Цюрупу, он отвечает: “Я не прочь, чтобы т. Цюрупа меня скушал, но чтобы только были объединены экономические комиссариаты”. Я знаю, к чему это ведет […] попытка [ВСНХ] устроиться в каком‑то отдельном блоке экономических комиссариатов вне Совета Обороны и Совнаркома […] была замечена ЦК и вызывала отрицательное отношение. Теперь Совет Обороны переименован в Совет труда и обороны»{1302}. Совет рабочей и крестьянской Обороны был в первую очередь военно‑политическим центром, Совет труда и обороны должен был стать преимущественно центром военно‑экономическим. СТО РСФСР был официально признан комиссией Совнаркома – Совет утратил статус высшего чрезвычайного внеконституционного государственного органа, но не свой высокий статус в правительственной системе{1303}.
По мере постепенной утраты политического значения Совета труда и обороны росло число членов этого органа. 13 августа 1920 г. решающий голос в СТО РСФСР был предоставлен В.В. Фомину как докладчику от НКПС; инициатором соответствующего решения Политбюро ЦК РКП(б) выступил Л.Д. Троцкий{1304}. 27 апреля 1921 г. право решающего голоса в СТО РСФСР получил член коллегии Наркомата продовольствия Л.М. Хинчук – по предложению наркома продовольствия Н.П. Брюханова.
Совет рабочей и крестьянской Обороны по мере утраты своего политического значения и приближавшегося окончания Гражданской войны на территории европейской части России (мировая революция задерживалась на неопределенный срок, летняя кампания 1920 г. советско‑польской войны еще не началась) естественно эволюционировал из военно‑политического органа в орган преимущественно военно‑экономический, что и было отражено в переименовании 1920 года. Однако поскольку на повестке дня стоял вопрос о переходе к мирному социалистическому строительству, делать возглавляемый А.И. Рыковым Высший совет народного хозяйства реальным экономическим (а следовательно, и в значительной степени политическим) центром большевистские лидеры не собирались, а возглавлял СТО РСФСР, как и СНК РСФСР, В.И. Ленин, Совет труда и обороны был весомой институцией в политической системе.
Положение начало изменяться лишь в 1921 г., когда вождь активно дирижировал Политбюро ЦК – преимущественно все же записками на имя секретаря ЦК В.М. Молотова, однако не так активно, как ранее работал в Совете труда и обороны. В 1921 г. на заседаниях СТО было заслушано только восемь ленинских докладов: о взаимоотношениях между СТО и Малым СНК (4 января), об организации тройки для вывоза топлива и продовольствия с Юго‑Восточной и Владикавказской железной дороги (9 февраля), проект Положения о Государственной общеплановой комиссии (18 февраля), о 30 млн. руб. для Москоммуны для закупки хлеба (8 апреля), проект постановления о местных экономических совещаниях, их отчетности и руководстве Наказом СТО (20 мая), о посылке приветственной телеграммы Обществу технической помощи Советской России в США (3 августа), о порядке внесения изменений и дополнений в повестку СТО (11 ноября){1305}. Как видим, 3 из них – об организации деятельности правительственных органов.
1 февраля 1921 г. СНК РСФСР, во исполнение резолюций VIII Всероссийского съезда Советов, притом что съезды Советов в политике к тому времени практически ничего не определяли, предоставил право решающего голоса в Совете труда и обороны заместителям: наркома по военным делам – Э.М. Склянскому, наркома продовольствия – Н.П. Брюханову, наркома труда – А.М. Аниксту (всем трем ранее и без того, судя по протоколам заседаний Совета Оборона, имевшим решающий голос), наркома рабоче‑крестьянской инспекции – В.А. Аванесову (официально сменившему в 1919 г. И.В. Сталина в Совете Обороны), наркома путей сообщения – В.В. Фомину (наделенному правом решающего голоса, как мы помним, в августе 1920 г.), наркома земледелия – В.В. Осинскому (который, будучи видным политическим деятелем, первым председателем Высшего совета народного хозяйства, вероятно, и без того мог голосовать на заседаниях), председателя ВСНХ – В.П. Милютину (ранее и без того, судя по протоколам заседаний Совета Оборона, имевшему в этом органе решающий голос), в случае его отсутствия – Ю. Ломову или Н.Б. Эйсмонту, председателя ВЦСПС – Я.Э. Рудзутаку{1306}.
Постановление, естественно, было тщательно спланированной ленинский акцией, поскольку вождь в 1921–1922 гг. зачастую передоверял председательство в Совете народных комиссаров: А.Д. Цюрупе – 41 раз, А.И. Рыкову – 26, в одном случае А.И. Рыкову и А.Д. Цюрупе совместно, Л.Б. Каменеву (с 12 октября 1922 г.) – 13, Л.Б. Красину – дважды, Н.А. Семашко и Н.Н. Крестинскому по одному разу{1307}. В Совете труда и обороны, в основном, В.А. Аванесову – 53 раза и А.И. Рыкову – 61. Мы не случайно поставили на первое место Аванесова, поскольку он председательствовал преимущественно в 1921 г., а Рыков – в 1922‑м, когда вождь начал восстанавливать былое величие Совета труда и обороны. На заседаниях высшей совнаркомовской военно‑экономической комиссии также председательствовали: А.Д. Цюрупа – 12 раз, Л.Б. Каменев (впервые – 11 октября 1922 г.) – 11, А.А. Андреев – 4, по одному – Я.Э. Рудзутак и Г.Л. Пятаков. Кроме того, три раза председательствовали совместно Аванесов и Рыков, один раз (9 февраля 1921 г.) – Ленин и Аванесов, один раз (15 июля 1921 г.) – Ленин и Рыков, один раз (19 мая 1922 г.) – М.И. Фрумкин и А.И. Рыков, один раз (7 июля 1922 г.) – Э.М. Склянский и А.И. Рыков. Председательствующий на одном заседании не установлен{1308}.
То обстоятельство, что в 1921 г. в председательском кресле регулярно сидел В.А. Аванесов как единственный близкий соратник Я.М. Свердлова из второго эшелона партийно‑государственной верхушки, тот факт, что одно из заседаний вел склонный к экзальтации Г.Л. Пятаков, парадоксальное сопредседательство в Совете труда и обороны Эфраима Склянского, не имевшего в партии никакого веса, убедительно свидетельствуют о значительном понижении удельного веса СТО РСФСР в политической системе.
Однако, даже несмотря на периодическое пребывание В.И. Ленина на лечении в Горках, вся реальная власть с конца 1918 – начала 1919 г. сосредоточилась в руках основателя большевистской партии. Вождь мировой революции находил возможность держать руку на пульсе Совета труда и обороны, периодически руководя в 1921–1922 гг. заседаниями важной комиссии, от председательства в которой он отнюдь не собирался отказываться. И, соответственно, у Совета труда и обороны сохранялся значительный политический авторитет, поскольку его председателем, как и Совета Обороны в 1918–1920 г., оставался вождь.
К началу 1920 г. сложилась система, при которой военно‑политические вопросы преимущественно решались в Политбюро ЦК РКП(б), а военно‑экономические – в Совете труда и обороны. Однако «специализация» высших органов на данном этапе советской истории оставалась до известной степени условной.
[1] Начавшаяся интервенция Польши на территорию Советской Украины и война с Врангелем заставила перевести трудовые армии обратно – в боевое состояние (см. подр.: Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника: Т. 8. – С. 254 и далее; Ленин В.И. Полное собрание сочинений: Т. 51. – С. 402).
[2] Выход этот виделся в повышении квалификации имевшихся партийцев и втягивании новых членов в работу партийных комитетов (ЦАОПИМ. Ф. 2. Оп. 1.Д. 89. Л. 1 об.).
|